With great respect

Голова Тревельян уже начинала гудеть — все же ситуация была не из приятных, но она сама была настойчивым инициатором этого разговора и не намеревалась так скоро его заканчивать. — Один безумный отступник, обосновавшийся в Денериме, похищал женщин и шил из их кожи одежду. Как вы можете поддерживать этих чудовищ, Инквизитор? Голос говорившего звучал неприятно, истерично и чересчур по-орлесиански. Не смеяться над ним было невероятно трудно, но Тревельян держалась. — Вы что-то путаете, милорд, ведь всем известно, что тот убийца был гномом. И шил он из кожи женщин вовсе не одежду, а абажуры! Посредственного качества, как мне довелось слышать. Тревельян изобразила на лице мудрость веков и со знанием дела закивала. Вопросительно взглянув на собеседника и увидев его одобрение, она продолжила: — Я ответственно заявляю, что Инквизиция не поддерживает никаких похитителей женщин с пристрастиями к подобного рода кройке и шитью, милорд, не верьте слухам, — вновь дождавшись реакции, она на мгновение задумалась и озвучила новый ответ, быстро облизав губы. — Антиванские ученые считают, что причиной этой ужасной трагедии был не магический дар «безумного отступника», а, собственно, его безумие. Это нашумевшие исследования, и милорд как ученый муж несомненно знаком с ними. — Неплохо! — акцент говорившего вдруг улетучился, и на смену ему пришел насмешливый голос Железного Быка, с ногами сидящего на ее кровати. Кровать эта была грандиозна по своей вычурности и масштабам и являла собой одну из немногих вещей, на которых Инквизитор не пыталась сэкономить. — Про абажуры мне особенно понравилось. Продолжим? — Угу, — проворчала женщина и повела затекшими плечами, хоть сделать это и было непросто: ленты и веревки прилегали крепко, затейливой паутиной опутывая ее тело и фиксируя ее в одном положении. В положении вниз головой. — В глазах не темнеет? Не тошнит? — Терпимо. — На балу будет хуже. — Знаю, — вздохнула Тревельян, морща лицо и не слишком культурно шевеля ноздрями. — Почеши мне нос. Бык с ухмылкой выполнил ее просьбу и проговорил: — В Халамширале так не делай. — Спасибо, Жозефина, — Тревельян закатила глаза и снова вздохнула. — Давай уже, спрашивай еще. И подтолкни сильнее, что ли. Железный Бык улыбнулся, нежно дотронулся до голой кожи ее бедра и качнул Тревельян вправо. Скрипнули промасленные веревки, закрепленные на потолке. — Таак, — Бык потер подбородок, прочистил горло и заговорил — с тем же ужасным акцентом, но еще более пискляво и картаво. Тревельян с трудом проглотила смешок — одним из правил сегодня было не позволять идиотскому акценту Быка, имитирующего орлесианцев, рассмешить себя. — Кто подбирал ваш наряд? Негодяя необходимо предать суду за эти безвкусные обноски, в которые он вырядил вас, бедняжка. Порекомендовать вам модистку? — Благодарю за ваше великодушие, — почти сразу отозвалась та, ловя взгляд Быка в те моменты, когда она пролетала перед его лицом, — но тенденции авварской моды, которыми, должно быть, вдохновлялась ваша портниха, немного чересчур экстравагантны для меня. — Еще, — скомандовал он, раскачивая ее сильнее. — Губы не облизывай. — Э-э, — она на миг растерялась, явно намереваясь сделать именно это, но быстро сориентировалась. — Назовите же имя этой кудесницы, ведь платье на вас — просто шедевр! Ваше декольте в нем просто захватывает дух — глядя в него, практически забываешь о трех подбородках, что покоятся выше. — Тоньше, — с озорным упреком попросил Бык. Женщина ворчливо вздохнула и исправилась: — Ваша участливость мне льстит, но на прошедшем показе мод, организованном для узкого круга избранных гостей, Ее Величество лично выделила этот наряд из множества представленных, а я была первой, кому посчастливилось приобрести его. Уверена, вы не почтили это мероприятие своим присутствием из-за чрезвычайной занятости, а не из-за того, что вас не пригласили. Бык хмыкнул, подтолкнул ее снова и продолжил елейным голоском с этим невыносимо комичным, нарочитым акцентом: — Инквизитор… Тревельян хрюкнула, не в состоянии сохранять невозмутимость, и с опаской зыркнула на Быка. Он, конечно, заметил ее прокол, поглядел на нее красноречиво, но из роли не вышел: — Инквизитор, ходят слухи, что вы и это рогатое… животное, — последнее слово он произнес пылким шепотом и многозначительно скривился, выдержав театральную паузу. — Такое даже вслух сказать стыдно! Какой скандал! Женщина изогнула бровь и скептически посмотрела на Быка. — Серьезно? Считаешь, и об этом в Орлее знают? — Им и не нужно ничего знать — в этом смысл слухов. — Ты, пожалуй, прав, — согласилась Инквизитор и поинтересовалась с хитрым прищуром: — Как думаешь, если на подобный вопрос я отвечу что-то вроде: «Ага, и он андрастит меня, как Создателю и не снилось», Лелиана ограничится вырыванием моего языка или прихватит и голосовые связки? — Определенно второе, — ухмыльнулся он, опираясь на выставленную назад руку. — Придумывай ответ и на сегодня хватит. Тревельян кивнула и задумалась. — Хмм… Ходят слухи, что вы давно предпочитаете своей супруге любовные утехи с диваном в гостиной. Об этом даже говорить стыдно, но смотрите-ка, я совладала со своей стыдливостью! Нужно закрепить результат и повторить погромче! Ха! — А теперь представь, что за твоей спиной стоит Рыжик и, например, дышит, и попробуй еще раз. — Стоит и дышит? Страсти-то какие. — Знаю. Давай. — Ну, я же правда стараниями Лелианы и Жози знаю компромат едва ли не на всю орлейскую знать, — возразила Тревельян, покачиваясь на веревках. — И там правда есть одна интересная личность — двинутый аристократишка, который при живой жене… — Верю, — прервал ее Бык терпеливо. — Но не каждого можно без последствий поднять на смех. Так что придумай что-нибудь универсальное, чтобы быть готовой к любой ситуации. — Ох, уж эта твоя Бен-Хазратщина, — она неодобрительно сузила глаза, но спорить не стала и ответила, нацепив на лицо безмятежное выражение. — Этот кунари — мой телохранитель, и он прекрасно справляется со своей задачей. Признаюсь, это большая честь, что кто-то столь высокого положения, как ваша милость, интересуется моей личной жизнью до такой степени, что придает значение даже самым нелепым слухам обо мне. Так сойдет? Дышащая за спиной Лелиана не пырнула бы меня за это шпилькой в почку? — Сойдет, но над подачей надо поработать. — Что, прости? — Не позволяй им задеть тебя, не показывай раздражение, — объяснил Бык. — Это Игра, так играй. Контролировать тон и мимику у тебя не получится… — Обнадеживающе. — …пока ты сама не поверишь в свою игру, — продолжил он терпеливо. — Поверь в нее — и остальное выйдет само собой. — И как ты предлагаешь мне это сделать? — изогнула бровь Тревельян. — Представить, что я Вивьенн? — Почему нет, — ухмыльнулся Бык, поднимаясь с кровати. — На следующей тренировке разовьем эту идею. — Вивьенн, значит, м? Шапку-то ее рогатую мне добудешь? — с надеждой вопросила она. — Без нее я не смогу вжиться в роль! — Я обговорю это… с Сэрой. — У-ра. А «мэм» называть меня будешь? — Нет, — хохотнул он и потянулся к одному из узлов, держащему сложную конструкцию из веревок, крепежей и обнаженного Инквизитора в воздухе, и аккуратно развязал его, поддерживая Тревельян поперек живота и придавая ей нормальное положение. — «Кадан» подходит тебе больше. Глаза Тревельян вдруг защипало, и она, не найдя, что сказать, благодарно ему улыбнулась. Бык продолжил колдовать над веревками и, пока он был занят, женщина вздохнула и вдруг притихорилась. — Что не так? — заметив смену ее настроения, поинтересовался Бык. — Я не уверена, что смогу, — не сразу призналась она, вновь вздыхая. — Знаю. Но ты сможешь. Для этого мы тренируемся, — ответил Бык, продолжая отцеплять ее. — Думаешь, эти «тренировки» мне помогут? — хмыкнула она. — Не то, чтобы мне не нравились твои методы, но… — Помогут, вот увидишь. — Напомни-ка, зачем для этих разговоров я каждый раз болтаюсь креветкой над кроватью? — иронично поинтересовалась Инквизитор, оглядываясь на Быка, колдующего над узлами. — Объяснение займет слишком много времени и в нем будет слишком много непонятных тебе слов. Практика продуктивней. Тревельян закатила глаза, явно не впервые получая такой ответ. — К тому же, — продолжил он, с завидной невозмутимостью игнорируя ее гримасы, — ты сама сказала. Тебе нравятся мои методы. И он улыбнулся — по мнению Тревельян, самодовольно на грани невыносимости, и отсоединил последнее крепление. — Действительно. — Мне тоже нравятся мои методы, — добавил Бык, уже держа одетую лишь в ленты и веревки Тревельян на руках и плутовато на нее поглядывая. Он ловко ослабил держащие ее запястья ленты, обнажая оставленные ими розоватые полосы, чем Тревельян воспользовалась, чтобы размять их. Бык осторожно опустил ее на подушки и развел ее руки в стороны, жестом попросив не шевелиться, достал из прикроватной тумбочки флакончик и откупорил его. По спальне разнесся приятный, едва уловимый аромат жасмина. Тревельян закрыла глаза и ощутила, как шершавые, намасленные руки массируют ее ладони, медленно поднимаясь к плечам, и ослабляют сдерживающие их веревки. Каждой оставленной ими бороздки, каждого следа он касался губами, и она выгибалась навстречу его дыханию. Он не спешил — как всегда — и она нетерпеливо открыла глаза, чтобы осмотреть себя. Он, почувствовав ее движение, плавно поднялся на локтях, склонился над ее ухом и прошептал: — Двадцать три. Тревельян улыбнулась, ощутив, как он прикусил мочку ее уха, и шумно выдохнула, когда он потянул за веревку, проходящую вдоль ее ребер. Оставалось двадцать два узла. *** Неделями Тревельян с Быком разыгрывали возможные варианты бесед, которые дворяне на Балу могли бы завести, чтобы скомпрометировать, спровоцировать и поставить Инквизитора в неловкое положение. Тренировки действительно помогли, и сейчас, в Халамширале, Тревельян была непробиваема: в ее арсенале был такой богатый набор завуалированных колкостей, причудливых оскорблений и неудобных вопросов, что она чувствовала себя готовой ко всему. И эта уверенность в себе, как ни банально, была именно тем, чего ей не хватало. Инквизитор поддерживала приятную беседу с группкой дворян, как ей казалось, целую вечность — ровно на вечность больше, чем ей хотелось бы, и она решила, что пришло время грациозно ретироваться. Пригубив бокал с игристым вином, она осветила окружающие ее маски выштрудированной, располагающе-искренней улыбкой и, извинившись, поспешила покинуть их. Рогатая голова, возвышающаяся над гостями, как дуб среди пней, уже некоторое время манила Тревельян своей неуместностью на этом празднике ханжества и фальши, и она, посчитав, что терпела орлесианцев и их претенциозные манеры достаточно долго, чтобы позволить себе чуточку отдохнуть, направилась к Железному Быку. Когда она просочилась сквозь толпу, перед ней предстала озадачившая ее картина: кунари был взят в кольцо двумя вычурно размалеванными девицами и одним пареньком в клювастой маске. Ее передернуло: она еще толком не избавилась от прилипшего к ней приторного парфюма, которыми были облиты поклонницы Каллена, которого она позорно бросила им на растерзание, когда ощутила, что ее желудок может не справиться с внезапно обрушившейся на него химической атакой. К еще одному такому испытанию ее измученный нос готов не был. И почему все находящиеся в поиске пассии орлесианцы так щедро душатся? Чтоб заглушить пропитавший их аромат отчаянья? Тревельян посмотрела на Быка: в отличие от командора, который выглядел измученным, раздраженным и донельзя несчастным, он недовольства своим положением не выказывал — напротив, с кажущейся охотой поддерживал беседу, ухмылялся этой своей ухмылочкой и то и дело поглядывал на прелестниц этим своим взглядом. Еще она впервые за весь вечер с тревогой заметила, что на ноге у него не было скобы. Увидев, как он над чем-то веселится, Тревельян цокнула языком, подумав, что засранец наверняка получает удовольствие от такого внимания к себе, и решила, что побеспокоится за его здоровье чуть позже. Инквизитор уже собралась было причалить к одухотворенной компашке дамочек с веерами и вновь погрузиться в пучину зубоскальства, как неожиданно поймала тот самый взгляд уже на себе. Бык задержал его на ней на пару мгновений и, прежде чем вновь перевести внимание на своих собеседниц, быстро подмигнул ей. Со стороны в силу очевидных причин это выглядело, будто он всего лишь моргнул, и Тревельян не смогла сдержать улыбки: ну что за показушник! Стоять посреди залы Зимнего дворца, в окружении дворян разной степени высокородности, трезвости и длинноязыкости, и с довольной рожей подмигивать Инквизитору, который ужом извивается, чтобы к Инквизиции комар носа не подточил — поведение настолько возмутительное, что трудно было им не восхититься. И Тревельян, конечно же, восхитилась, но без фанатизма: все-таки двор сам себя не очарует и в объятия Инквизиции не бросится, и, высмотрев в толпе детально описанные ей Лелианой туфельки, ножки, втиснутые в которые принадлежали одной влиятельной баронессе, продолжила Играть. Это выматывало, и когда пришло время злоупотребить гостеприимством хозяйки и проникнуть в закрытые для гостей палаты, Тревельян вздохнула с облегчением. Ее спутники, как оказалось, тоже. Все шло неплохо до тех пор, пока на них не напали. Спрятав посох за спину, Инквизитор осмотрела место побоища и перевела взгляд на с ног до головы облитого кровью Железного Быка. — Скажи мне, это какой-то кунарийский ритуал — обязательно поотрубать врагам руки-ноги и искупаться в их крови? — со вздохом поинтересовалась она у него. — Допустим? — миролюбиво отозвался он, почесывая рог. — Ну нельзя же так-то! Ты погляди на себя: рукав на соплях болтается, а сам китель выжимать можно! — всплеснула она руками, хмурясь. Бык пожал плечами и как ни в чем не бывало обтер лезвие топора о штанину. Инквизитор изменилась в лице. — Да ты издеваешься?! — прошипела она, зверея. — Как ты в таком виде перед двором появишься? Просила же осторожнее быть, не лезть под фонтаны кровищи, одежду не рвать, и ты мне что обещал? Что постараешься!!! — Я постарался. Тревельян остолбенело застыла, наморщив лоб. — Он правда старался, я видел, — вдруг встал на его сторону Дориан, как раз закончивший брезгливо оттирать платком носок сапога от попавших на него брызг крови. — Одному даже голову не отрубил, а всего лишь проломил. — Какая наблюдательность, — процедила Инквизитор, покачав головой. — Она хлещет и хлюпает, рвется из оторванного, шипит, как змеи Сегерона… Вкрадчивый голос Коула, как всегда зазвучал неожиданно: он стоял, наклонив голову к плечу и сверля взглядом ему одному известную точку перед собой. Тревельян и Дориан с любопытством навострили уши, Бык проворчал что-то на кунлате. — И на вкус — как Сегерон, но чище, здесь — можно смотреть через свои глаза, не ища тех, кто починит то, что не сломано. Но в глазах подчас должно быть красно, чтобы их не заволокло слишком надолго. Кровь — нужна, чтобы не потеряться в тумане. — Хорошо, что ты не появлялся при дворе, Коул, — добродушно озвучил мысли всего отряда Дориан после недолгого молчания. — Да уж, — с усмешкой согласилась Тревельян, как и товарищи, давно привыкшая к странноватой манере странноватого паренька делиться своими странноватыми наблюдениями. — Ладно, хрен с ним, с кителем, никто наверно не удивится, если дикарь-кунари объявится на балу с голой грудью, — она красноречиво посмотрела на Быка, который уже начал стаскивать пришедший в негодность мундир, и вспомнила про отсутствие на его ноге скобы. — Возвращаемся, обрадуем Императрицу. Тревельян, идя рядом с уже голым по пояс Быком, чуть понизила голос, кивая на его ногу: — Где твоя скоба? — А, она у меня, оказывается, неуставной формы, пришлось на сегодня снять, — отмахнулся он. — «Неуставной»? — изогнула бровь Тревельян. — У нас есть устав? Бык выразительно поглядел на нее и поскреб рог ногтями. — Тебе по настоянию Лелианы ее снять пришлось, как я понимаю? — Ага. — И ты думаешь, она не будет возражать против того, что ты похерил китель и явишься на бал вот так? — Не, — оскалился он, а затем поморщился и, процедив что-то нечленораздельное, с жаром потер рог. — Рога чешутся, — ответил он на ее озадаченный взгляд. — Ага, — она кивнула и с тревогой спросила: — Нога-то сильно болит? Он снисходительно улыбнулся и хитровато сощурил глаз. — Ты потом меня полечишь. — Угу, своими марчанскими методами, — зловредно хмыкнула Тревельян, — которые я не буду объяснять. — Не терпится ощутить на себе… действие марчанской медицины, — от тембра его голоса у Тревельян по спине пробежали мурашки. — Ах, какие милые занавески! — возопил Дориан, растолкав обоих, и втиснулся между ними. Когда их недоуменные взгляды обратились к нему, он сладко улыбнулся. — Мне просто вдруг показалось, что обо мне забыли. Какая нелепость, правда? — Смехотворная, — согласилась Тревельян, вздыхая. — Но, честно говоря, — поведал тевинтерец, косясь на плетущегося следом Коула, — парнишку снова прихватило, и я не был морально готов слушать про плач из зеркал, стонущие стены и прочие прелести. — Вот сейчас Селину спасем и вина откушаем, — подбодрила его Инквизитор. — Я бутылочку припрятала на балконе. — А я орешки и те маленькие пирожные, — сказал Бык, на что Тревельян удивленно вздернула брови. Дориан окинул их одобрительным взглядом. — Воробьи любят заварной крем, — радостно поделился Коул и растянул бледные губы в жутковато милой улыбке, когда товарищи одновременно на него оглянулись. — А вино? Вино воробьи не любят? — с надеждой спросила Тревельян. — Я… не проверял, — растерянно ответил тот. Его реакция вызвала коллективное веселье, и, хоть Коул и не до конца понял его причину, тоже обнажил зубы в немного нелепой, но искренней улыбке. *** — Знаешь, когда ты говорил, что я буду тебя лечить, я не совсем так это себе представляла, — пробубнила Тревельян, сидя на краю кровати и втирая в лодыжку Быка вонючую желтовато-коричневую мазь, которую она купила у подмастерья придворного лекаря императрицы. Бык промолчал. Он уже не единожды пытался убедить ее в том, что никакие лекарства ему не нужны и приглашал присоединиться к нему в постели, но это было бесполезно. После Зимнего дворца он начал едва заметно прихрамывать, Тревельян обратила на это внимание, и, пока они оставались в постоялом дворе Вал Руайо, она хлопотала над ним, как тамассран. Сейчас же ей просто нужно было побрюзжать, и он не возражал, из-под ресниц любуясь ей, одетой в одну слабо зашнурованную рубашку, доходящую до середины бедер. — И Лелиана куда-то улетучилась, — ворчала она, разминая его ногу. — Я с ней еще обсужу этот наш мифический устав и поотменяю там все нахрен. Инквизитор я или нет в конце-то концов?! Бык улыбнулся. Нога его действительно болела, а мазь и манипуляции Тревельян действительно помогали. Она не была целителем, но от рук ее в его тело проникало тепло, которое, казалось, прогревало и обволакивало его много лет назад сломанные и так толком и не сросшиеся кости. И ощущения эти были по-настоящему исцеляющими. А еще, даже несмотря на все эти причитания, одна ее компания была ему в радость. Еще бы рога не чесались… Тревельян закончила массировать его ногу, подложила под нее подушку и вымыла руки в стоящей на столе бадейке. — Спасибо. Она улыбнулась ему, вытирая руки, и проговорила: — У меня еще кое-что есть. Прихватила вместе с твоей мазью. Догадка мелькнула у него в голове, и он с надеждой следил за Тревельян, запустившей руку в свою сумку. Когда она достала из нее заветную баночку с бальзамом для рогов, Бык почти застонал. — Пациент к оказанию помощи готов? — смешливо осведомилась она, подходя к кровати. — Так точно… мэм, — иронично усмехнулся Бык в ответ. Тревельян по-девчачьи рассмеялась, запрокинув голову. — Мэм, значит. И даже атур Вивьен не понадобился, только это, — покачала она головой, откупоривая банку с бальзамом. — Ларчик-то просто открывался. Она обмакнула пальцы в маслянистую массу и щедрым слоем нанесла ее на левый рог Быка, осторожно втирая. Сидела она, прижавшись бедром к его плечу и, когда она протягивалась, чтобы нанести бальзам, шнуровка ее рубашки оказывалась прямо у него перед носом. — Чего это ты так напрягся-то? — невинно поинтересовалась она, делая вид, что совсем не догадывается, что с ним. — Марчанская медицина, кажется, начинает действовать, — отозвался он, стреляя глазом в ее вырез. — Годы практики, — Тревельян сверкнула зубами, ловко пробегая по рогам пальцами. — И ты еще ничего толком не видел. Бык, явно согласный с ее наблюдением, молча стянул с нее рубашку. — После моего лечения… — она бросила банку с бальзамом в сторону и жарко прошептала ему на ухо, — будешь здоров, как бык. Железный Бык посмотрел на нее с укоризной и хмыкнул. — И знаешь, ты снова был прав, — вдруг проговорила Тревельян, склонившись над его лицом. — «Кадан» нравится мне больше. Бык на мгновение замер, улыбнулся и притянул ее к себе.