Старая каменная табличка

— Мартин! Вставай, бездельник, — полдень на дворе! — прозвучал у него над ухом голос матери — грозный, но такой родной и привычный. Мартин радостно улыбнулся, не размыкая век, затем сладко потянулся и вскочил на ноги. — Прости, мама! Кажется, я действительно заспался, — пробормотал он, протирая глаза. — Есть будешь? Я уху сварила, — ворчливо спросила эта рано постаревшая женщина с добрым, изрезанным морщинами лицом. — Обожаю твою уху! — с чувством заявил Мартин. — Сейчас, только умоюсь, наколю дров и принесу воды. Мать с недоверием проводила взглядом своего сына — известного на весь Ардамос лентяя, наглеца и неряху. — Воды я уже принесла, — сказала она в его спину, на миг закрывшую дверной проём их бревенчатой хижины. Парень, как ни странно, действительно первым делом направился к бочке с водой и тщательно умылся. Затем взялся за топор и не слишком умело, но старательно, принялся колоть дрова. Прислушиваясь к стуку топора, женщина удивлённо покачала головой. Навалив изрядную кучку поленьев, Мартин вернулся в хижину, уселся за стол и приник к миске с ухой, поданной матерью. Завершив трапезу кружкой молока и куском свежего хлеба, он убрал и вымыл посуду, а потом чмокнул мать в щёку. — Спасибо, мамочка! Ты чудесно готовишь. — Странный ты сегодня какой-то... Опять что-то натворил? — даже отстранилась от неожиданности женщина. — Я теперь всегда такой буду. Привыкай, — пожал плечами Мартин. — Ох, рада бы поверить, да не верится что-то. Но раз уж у тебя сегодня такое благодушное настроение, то не отнесёшь ли вот этот свёрток старику Альфреду? — Да, разумеется. Я мигом! — ответил Мартин и, схватив свёрток, умчался. Жили они с матерью не в самой деревне, а за её пределами, в выстроенной на самом морском берегу небольшой хижине. Низкий утёс, на котором стояло это непритязательное сооружение, во время штормов сотрясался от ударов волн, а солёные брызги нередко доставали до крыши, отчего на потемневшей драни оставались пятна белёсого налёта. Деревня располагалась недалеко. Нужно было лишь миновать группу вдававшихся в море скал, что защищали деревушку от разгула водной стихии. Путь до ворот в невысоком тыне из вкопанных стоймя неокорённых брёвен Мартин проделал быстро. На скамейке у ворот, надвинув на лоб щеголеватого вида шляпу, дремал пастух Арчи. Вид он имел солидный, так как Дариус — староста деревни — на случай нападения хищников или какого-нибудь сброда выдал ему старые доспехи, какие во времена орочьих войн носили ополченцы и королевские пехотинцы. Пастух одним глазом присматривал за пасшимися неподалёку овцами, а второй открыл, только когда Мартин поравнялся с его скамейкой. — Привет, Арчи! — окликнул его парень. — Здорово! Эй, погоди! — Чего тебе? — Не окажешь ли мне одну услугу?.. — начал пастух. — Дай угадаю, — засмеялся Мартин. — Тебе не даёт покоя ворон, который орёт на том большом дереве? — Да... А как ты догадался? — Он тут единственный, кто не даёт тебе спать. — Так ты поможешь? Заберись на дерево и прогони проклятую тварь! — Я ещё с ума не сошёл, туда лезть. Есть способ попроще. С этими словами Мартин положив свёрток на траву, поднял с земли камень, взвесил его в руке и, примерившись, запустил в густую крону дерева. Большая чёрная птица с хриплым криком сорвалась с ветки и, тяжело взмахивая крыльями, полетела к опушке недалёкого леса. — Спасибо, приятель! — крикнул Арчи вслед Мартину, который уже подхватил свой свёрток и скрылся за воротами. Там он приветливо поклонился нанятому вскладчину стражнику — жилистому смуглому ветерану войны с орками. Миновал, с тревогой оглянувшись на потухший горн, дом кузнеца Барнса и напомнил себе, что тот болен и необходимо попросить для него лекарство у деревенского мага Териона. А затем нос к носу столкнулся с Арвином и Ирвином — двумя задиристыми братьями, не отличавшимися большим умом, но считавшими себя первыми на деревне парнями. — Эй, Мартин! — протягивая раскрытую ладонь, на которой что-то шевелилось, окликнул его Ирвин. — Видишь этих личинок? Если сожрёшь их, дам двадцать золотых. Арвин гаденько хихикал, предвкушая представление. Мартин остановился и, глядя прямо в глаза Ирвину, спокойным голосом объяснил, куда тот может засунуть своих червяков. Рожи братьев побурели от злости и они немедленно кинулись в драку. Стражник подоспел, когда уже Арвин, скорчившись, валялся на земле, а Мартин, разбрызгивая кровь из разбитого носа, теснил Ирвина и осыпал его жестокими ударами. — А ну, хватит! — закричал стражник, хватая драчунов за воротники и растаскивая в стороны. Развернув Ирвина спиной к себе, он дал ему хорошего пинка пониже поясницы. Арвин тем временем кое-как поднялся на ноги, простонал «Ох, моя голова!» и, то и дело с испугом оглядываясь и держась за отбитые рёбра, поковылял к своему дому вслед за братом. — Неплохо ты этих недоумков, — сказал стражник, с любопытством оглядывая Мартина, который прижимал порванный рукав к разбитому носу. — Думал, так и будут они тобой помыкать. А ты, оказывается, не такой уж никчёмный, каким кажешься. Если хочешь, приходи завтра вечером, покажу тебе парочку правильных ударов и объясню, как подкачать мышцы. — Спасибо! — пробормотал Мартин. — Не за что. Это ты потерял? — протянул он поднятый с земли свёрток. Мартин, благодарно кивнул и, чуть прихрамывая, направился дальше. Наблюдавшая за всем этим безобразием Шейла — девица одних с Мартином лет и обладательница выдающихся из низкого выреза платья достоинств — проводила его оценивающим взглядом. Возле каменной лестницы, которая вела к расположенным выше деревни полям, Мартин едва не столкнулся в Томом, сыном кухарки Мэрис. Парень, вместе с матерью подрабатывавший в таверне Пита, как раз выплеснул ведро с грязной водой и возвращался обратно в заведение. Сверстники считали робкого и работящего Тома дурачком. Он, в свою очередь, сторонился их, стесняясь своего дефекта речи. — Привет, Том! — сказал ему Мартин. — Пливет, Малтин, — отозвался тот. — Не окажешь мне услугу? Нужно передать этот свёрток старику Альфреду. — А сто там? — с подозрением спросил Том. — Понятия не имею. Еда, наверное. Мать просила передать, — пожал плечами Мартин. — А поцему сам не пеледашь? Опять издеваисси? — Нет, что ты. Просто у меня времени нет, нужно к Териону забежать за лекарством для Барнса. А заодно свитки с заклинаниями ему отдать. Я их в прошлый раз у него взял, а вернуть забыл. Вот, возьми это, больше у меня нет, — протянул Мартин две золотые монеты Тому. — Было три, но одну потерял где-то. — Не нузно, я и так отнесу, — сказал всё ещё не верящий в искренность Мартина парень. — Но если ты опять сказес пло свою волону, я тебя по голове стукну! Хоть ты и так побитый... — Нет-нет, я уже ухожу. Спасибо, Том! — с чувством проговорил Мартин. Меньше всего он хотел сегодня видеть злоехидного и хитрого старикашку Альфреда, который больше всего на свете любил делать пакости соседям. Сейчас парень и сам удивлялся, как мог раньше уважать этого ничтожного человека. *** Домой Мартин вернулся затемно, валясь с ног от усталости. Его руки ныли — костяшки пальцев он разбил в драке, а на ладонях натёр мозоли, когда решил помочь в поле старику Монти. Мартин поставил в угол принесённый с собой лук, положил на стол пару толстых книг и уселся сам, утомлённо опершись локтями о столешницу. — Это откуда? Украл? — с подозрением спросила мать, указав на оружие и книги. — И почему лицо всё разбито? — Ничего я не крал, — ответил парень. — Охотник Фэйн свой старый лук дал. Потренироваться. А книги я взял у Териона. Почитаю — отдам. — А синяки откуда? — Да так, пустяки. Поучил кое-кого вежливому обращению... О, чуть не забыл, — с этими словами Мартин потянулся к карману и выложил на стол несколько монет. — Пит заплатил. За то, что я разносил обед работникам на поле, — ответил он на немой вопрос матери. — Поесть нечего? — Когда это у меня ничего не было сготовлено? — ответила женщина и принялась сноровисто подавать ужин. Мартин жадно накинулся на еду, хотя изысканностью и разнообразием поданные блюда не отличались, что прежде его всегда выводило из себя. — Знаешь, мам, — говорил он, глотая едва разжёванные куски, — я завтра опять пойду помогать в поле старику Монти. Он, оказывается, потрясающий дед. Столько всего повидал! И на Хоринисе у землевладельца батрачил, и на верфи работал, и на каторге несколько лет провёл. А потом даже у пиратов побывал корабельным плотником, но всё равно домой вернулся в конце концов... «Прямо как я», — едва не прибавил Мартин, но вовремя прикусил язык. Поев, он рухнул в постель и мгновенно уснул. А женщина, убрав со стола, долго сидела возле сына и при тусклом огоньке свечи с каким-то новым чувством рассматривала его лицо. Мартин сейчас куда больше, чем обычно, напомнил ей своего отца. Она была тогда ещё совсем молодой девчонкой. Рано осталась без родителей, помогала жене тогдашнего деревенского старосты со стряпнёй — тем и жила. Однажды возле деревни бросила якорь потрёпанная каравелла. Она и теперь помнила, что судно носило хищное имя «Гарпия». Прибывшая на ней шумная разношёрстная компания, которую составляли весёлые и обветренные морские бродяги, туземцы с Южных островов, почтенный маг Воды, огромный молчаливый воин, тощий пронырливый торговец, пожилой плотник и даже говорящий орк, взбудоражила и поставила с ног на голову размеренную деревенскую жизнь. Капитаном каравеллы был добродушный молодой мужчина с пересекавшим лицо косым шрамом. А в числе пассажиров оказался парень, который сразу же потряс воображение ни разу не покидавшей родной деревни девчонки. Он был ещё очень молод, но успел повидать немало дальних стран и морей, не раз и не два участвовал в смертельных битвах, а теперь спешил на материк по какому-то очень важному и тайному делу. Быстро покинуть Ардамос команде «Гарпии» не удалось. Каравелла оказалась потрёпана после штормов, мелей, встречи с военными кораблями какого-то заморского правителя и других превратностей пути. Так что пришлось устраивать ремонт, который занял недели три. И всё это время будущая мать Мартина провела с Ардариком. Когда он уезжал, то обещал прислать за ней. Она сначала ждала, потом отчаялась, а после привыкла и забыла. Из деревни её выгнали, объявив развратницей. Хорошо ещё, нашлись добрые люди, которые помогли построить хижину, а потом время от времени подбрасывали то мешок пшеницы, то кусок холста... Теперь об Ардарике женщина вспоминала редко. Но сегодня Мартин живо напомнил ей его. Того, чьим лицом ныне была украшена каждая вновь отчеканенная монета Миртанского королевства.