Две жизни одной души

Кэнал стрит, разделяющий Новый Орлеан на Французский квартал и Даун-таун, очень быстро заполнился буйством красок. Ликующая толпа не совсем трезвых сознанием людей, отмечающих праздник под названием Марди Гра, и не подозревала о том, что в любую секунду может стать живым буфером в битве между первородными и мятежниками. Вокруг играл джаз, а из цветных повозок сыпались мишура и конфетти, и никто и подумать не мог, что, возможно, каждая бесследно утекающая секунда приближает тысячную толпу к казни. Но среди обычных смертных совсем не трудно было заметить тех, кто собирался выступить в роли палачей на этом празднике, именуемом "жирный вторник", намереваясь превратить его в кровавую пятницу. Их было шестеро, символично одетых в официальные цвета фестиваля, обозначающие веру, силу и справедливость. Они держались особняком, наблюдая за праздником со стороны, словно пастухи, готовые в любой момент дать команду "Фас" своим псам и разорвать отару. С молчаливого согласия ведьм, вожак стаи переглянулся с главой вампиров, и стоило последнему поднять руку вверх, как за их спинами раздалось недовольное цоканье. — Я бы не советовал! — настоятельно порекомендовал Клаус, расслабленно восседающий за столиком уличного кафе. — До меня дошли слухи, что детишки в саду запланировали несанкционированный митинг. — Скучающе разглядывая кокос в своих руках, он наконец-то поднял взгляд на предводителей триединства и лукаво улыбнулся.  — Это не митинг, — сухо и не скрывая ненависти ответил глава стаи. Клаус лишь усмехнулся, опуская вальяжно закинутые на стол ноги. Крутя в одной руке кокосовый орех, он лениво поднялся со своего места и подошел к стайке бунтарей. — Устраивать кровавую бойню в церковный праздник? Побойтесь Бога! — нарочито претенциозно произнес он. — Неужели мы уже не в состоянии решить спор мирным путем как цивилизованные люди?  — Не смеши, Клаус! — с издевкой бросила одна из ведьм, глава клана Деверо. — Когда и что ты решал мирным путем? — Верно подмечено, — усмехнулся первородный, — насилием можно добиться намного быстрее и больше, чем разговорами за чаем и кофе! — Мы против насилия! — вмешалась Латифа, все это время молчаливо внимая словам Клауса. Ее присутствие ничуть не удивило его, ведь она была главой самого древнего и сильного клана — Лаво — и так же, как остальные, желала свободы. — Как жаль, что нам все равно! — слащавой улыбкой ответил ей предводитель вампиров. — Не мне рассказывать вам, какие последствия это повлечет за собой… — встревая в обмен любезностями, Клаус окинул толпу взглядом. — Устроите бойню — и поток туристов сюда закончится раз и навсегда! — Пройдя мимо спин мятежников, Элайджа встал по правую руку от брата, одернув рукава идеально сидящего пиджака. — Получить власть ради того, чтобы голодать и нищебродствовать? — усмехнулась Ребекка, шагнув из движущейся толпы к братьям. — Вам нужен трансцендентальный правитель, — заявил Клаус, нарушая границу, сдерживающую оппонентов. — В истории так было всегда: власть доставалась сильнейшему! Потому что миром правят войны, насилие и страх! — Браво! — аплодируя пламенной речи первородного, вожак Кеннер осмелился сделать шаг в сторону Клауса, сталкиваясь с ним грудью. — Вот только нам не нужен пастух! Мы не тупое стадо, как эти люди! — Махнув рукой в сторону шествия, он не отвел глаз от прожигающего золотом взгляда гибрида. — И Король нам тоже не нужен! Золото в глазах Никлауса сменилось уродливой сеточкой вен, после чего он вернул себе человеческий облик и рассмеялся в лицо вожака стаи. Джексон отпрянул, понимая, что имеет дело с самым настоящим психопатом. — Смело! — поддержал его Клаус, продолжая улыбаться. — Интересно будет понаблюдать, когда вы начнете убивать друг друга за престол. — Разбив вдребезги трофей Марди Гра, положенный за титул Короля, он облизал пальцы, испачканные в кокосовом молоке. — Я ставлю на Кеннера, — с иронией добавил он. — Мы не станем драться, — спокойно ответил Джексон. — Нам нечего делить, каждый получит свое. У Нового Орлеана не будет ни Короля, ни Королевы! — Клаус хотел сказать ему об обратном, но промолчал: выдавать свое дитя и любимую было бы самой большой глупостью, к тому же… все шло по плану — именно так, как он и предполагал. — То, что вы первородные, не делает вас особенными! — поддержал глава вампиров. — Вас невозможно убить, но можно заточить, высушить и закатать в асфальт. — Тристан многозначительно приподнял бровь, создавая паузу для размышления. — Я могу прямо сейчас вырвать вам глотки и… — Жгучая боль сразила первородных, вынуждая Клауса замолчать и упасть на колени, корчась в агонии. — Я бы не бросался такими словами. — Наблюдая, как те, кто стоял у власти, пали перед его ногами, вампир присел на корточки, наслаждаясь своим превосходством. — Если надумаете хоть однажды вернуться в этот город… — Тристан улыбнулся и щелкнул пальцами, давая знак ведьмам. — Время заканчивать показательное выступление и вырубить эту троицу. — Встав в полный рост, он изобразил поклон перед главами кланов, а также вожаком стаи. — Поздравляю нас с победой, дорогие друзья! Засунув большие пальцы в петлицы на брюках, он с довольным видом вошел в пляшущую красками толпу. Дело было за малым: вывезти тела, пораженные магией, за черту города и отпраздновать свержение королевской семейки. *** Всю дорогу до Дублина и потом до острова Мэн Ребекка не разговаривала с Клаусом. Она всем своим недовольным видом показывала, насколько тупым, идиотским, невыносимо унизительным считала весь его план. Отдать место, которое они называли своим домом, каким-то варварам, чтобы потом вернуться и посмотреть, кто же стоял во главе свержения, было самой безумной из его идей за тысячу лет их существования. Элайджа, как всегда, молчал: он знал, что брат никому и никогда не отдаст то, что считает своим, будь то любимая женщина или город. Семья все эти бесчисленно долгие годы была, есть и будет его приоритетом. Он никогда не нарушит клятвы, на какие бы безумства ни толкала его эта самая Семья. Практически добравшись до точки на карте, расположенной почти на равном расстоянии между Англией, Ирландией, Шотландией и Уэльсом, Клаус был готов броситься в холодные воды Ирландского моря, лишь бы не ждать больше. Катер плыл слишком медленно, и, используя свою силу, гибрид мог бы без труда добраться до заветного заброшенного островка в считанные секунды, но… тихий внутренний шепот сдерживал его стальными путами. Шестое чувство предостерегало, словно он вот-вот собирался попасть в ловушку… Это нервозное состояние заставляло сжимать челюсти и кулаки — до боли, до скрипа, до побледневших костяшек; но стоило ветру сменить направление, как Клаус в изумлении распахнул суженные глаза, он сделал глубокий вдох, наполняя грудь расслабляющим, едва уловимым сладковатым вкусом, смешанным с запахом плоти и крови той, которую так искал. Каменное сердце снова ожило. Ветер холодил оголенную шею, забираясь под пальто стайкой мурашек, но Кэролайн продолжала стоять на краю утеса, обхватив свое тело руками в попытке согреться. Живописный белый маяк, величественно возвышавшийся среди неспокойных вод, наводил на нее дикую грусть. Каждые пять секунд на вершине вспыхивал белый огонь, освещая морским странникам путь, пока она, словно ослепленная этим ярким светом, пребывала в оцепенении. Внутренности сжимались до маленького узелка в самом низу живота, когда она думала о том, что будет дальше, но тепло и приятная тяжесть там, где концентрировалась вся ее любовь, придавали сил и уверенности в том, что все будет хорошо, ведь иначе и быть не может. Легкое прикосновение к плечу вернуло Кэролайн к реальности, стирая мягкую улыбку с лица. Она убрала руки с живота и сунула их в глубокие карманы. — Тебе лучше вернуться в дом. — Неожиданно проявляя заботу, Шая пробежала рукой по ее спине и встала рядышком, устремляя взгляд вдаль. — Холодно. — Не похоже, — улыбнулась Кэр, пряча подбородок и нос в широкий ворот. — Я особенная! — Позволяя ветру играть со своей накидкой, Шейн закрыла глаза и вдохнула полной грудью морской воздух. Ее голые руки и глубокое декольте даже не покрылись мурашками, она не дрожала, как осиновый лист, одетая в свой наряд, едва спасающий от холода. Она выглядела расслабленно и умиротворенно, пока ветер вновь не сменил направление. — Быстро в дом! — Мертвой хваткой вцепившись в предплечье Кэролайн, она потащила ее в сторону замка, совершенно не обращая внимания на сопротивление девушки. Кэролайн спотыкалась, пыталась вырвать руку, но все было бесполезно: Шая беспощадно тащила ее к кованым воротам. — У нас гости! — Взмахнув в воздухе рукой, она нарисовала рунический символ и произнесла слово на странном языке, которого Кэролайн не знала. — Кто? — Дрожа от ужаса, что холодными пальцами забрался ей под одежду, Кэролайн боялась услышать ответ, так как точно знала, что не сможет скрываться вечно, просто не думала, что он найдет ее так скоро. Вместо ответа ведьма лишь вопросительно подняла бровь, тем самым подтверждая опасения беглянки. — Арон! Сюда плывет катер! — метнувшись к входу в замок, крикнула Шейн, врезаясь в широкую грудь Уэйна. — Кто? — сквозь зубы процедил он, злясь и тревожась одновременно. — Смердят, как падаль на солнце, — не скрывая неприязни, взволнованно произнесла она. Арон отвернулся и, кажется, выругался, после чего несмело взглянул на Кэролайн. — Он и близко не подойдет к тебе! — пообещал Уэйн. Кэр неуверенно кивнула в ответ. Думать о реакции Клауса ей не хотелось. Впрочем, как и объяснять, почему сбежала и за что обошлась с ним так жестоко, выбрав в союзники злейшего врага… У Клауса были сотни причин гневаться и ненавидеть ее, и только одна, чтобы оставить в живых, — их дочь. Стоило Клаусу ступить на берег, как волна нервозности снова накрыла его, и он думал лишь о том, как вырвет позвоночник своему некогда лучшему другу. Мысль о том, что он мог навредить Кэр или ребенку, наполняла его рот ядом, а глаза — расплавленным золотом. Его тело дрожало от перенапряжения, готовое в любую секунду дать бой. — Может, твоя ведьма ошиблась? — Изучив взглядом пустой островок, Ребекка взобралась на склон и обернулась к братьям. — Тут только маяки, никаких замков! — Да ладно! — Посмеиваясь над сестрой, Элйджа поднялся к Бекке и втянул носом пропитанный морем воздух. — Магией тянет за версту. — Арон не такой идиот, каким ты его запомнила. — Проходя мимо родных, Клаус подошел к обрыву утеса и взглянул на белый маяк. — Она была тут, — прошептал он себе под нос. — Я чувствую ее. Это невозможно было объяснить логически, но то, что происходило внутри, и правда было похоже на то, что он испытывал каждый раз при виде той единственной, которую избрала его душа. Волнующий трепет, тепло и теснота в груди оттого, что внутри разрастался огромный огненный шар. — Замок, скорее всего, скрыт, и если у тебя нет с собой карманной феи, которая может развеивать чары… — Элайджа сунул руки в карманы брюк, вставая плечом к плечу рядом с Клаусом. — Я могу ждать хоть целую вечность! Правда ведь, Арон? — злобным хрипом крикнул он, поворачиваясь лицом к острову. — Рано или поздно тебе придется выйти из своего укрытия, и тогда… — Он улыбнулся той самой пугающей улыбкой, которая внушала животный страх, и спешно пошел к наиболее высокой точке острова. — Что, кишка тонка встретить врага лицом к лицу? Воздух перед Клаусом подернулся будто бы маревом и, рассеиваясь, словно туман, открыл взору высокие башни, а затем и сам замок. За кружевными воротами, которые отделяли первородного от цели, стояли трое. Позиция ведьмы была вполне понятна: она стояла ближе всего к первородным, выступая в качестве щита, чтобы в любую секунду отразить удар или применить магию в качестве оружия. Вот только с другими двумя было что-то не так… На того, кто удерживал в заложниках пленницу, Арон был совсем не похож… Он стоял, почти полностью закрывая собой Кэролайн. Его напряженная поза и позиция по отношению к ней говорили о том, что он вовсе не пытался ее сдерживать… он ее защищал. Осознание этого превратило лицо Клауса в каменную маску, скрывшую все эмоции; чуть живыми остались только глаза, в которых отражалось безумство от боли. — Вот как… — единственное, что он смог выдать, потрясенный увиденным. В этот момент мир словно потерял краски, звуки и время остановились. Как легко было ненавидеть Арона, который украл у него ту единственную, за которую он готов был пойти на все; ту, за кого готов был бороться насмерть… ту, которая со своей легкой руки вычеркнула его из своей жизни, отдав свое предпочтение врагу. — Прости, — неожиданно для всех произнесла Кэролайн, несмело выглядывая из-за плеча Арона. Она ненавидела себя за то, что заставила Никлауса проходить через это публично, но другого выхода у нее не было, и от этого легче не становилось. От услышанного губы Клауса дрогнули в подобии едва заметной улыбки, прежде чем он отвернулся, пряча свое лицо. — Это я должен просить прощения. — Пьяными шагами отойдя от ворот, он замер под грузом тех чувств, что обрушились на его сильные плечи. — Позволь мне поговорить с ним, — дотрагиваясь до плеча Арона, попросила Кэролайн. Ее голос звучал мягко и уверенно, но Уэйн, не спускающий глаз с Клауса, все равно выставил руку, заставляя ее вернуться себе за спину, словно опасаясь, что тот может напасть. — Он не сделает мне больно. — Сжав крепкий бицепс Уэйна, она скользнула ладонью по его руке, сжимая большую, холодную ладонь озябшими пальцами. Попытка убедить его не удалась, и Арон лишь строго посмотрел на нее, словно не понимал этого безрассудства. — Элайджа… — В поиске дополнительного подтверждения она с надеждой посмотрела на того, кто как никто другой знал Никлауса. И эта надежда была нужна ей даже не столько для того, чтобы убедить Арона, сколько для самой себя. Первородный прищурился, пытаясь понять, когда и как Кэролайн и Арон успели стать союзниками и что на самом деле их связывало; но во всем этом он мог разобраться и потом, а пока… Он кивнул, с полной уверенностью подтверждая слова Кэролайн. Арон замешкался лишь на секунду, окинув взглядом первородную семейку, которой он совсем не доверял: — Ладно, — отступая в сторону, согласился он, позволяя Кэролайн выйти за ворота. — Можете войти, — кивком указав в сторону замка, он тяжело выдохнул и немного расслабился. — Я позову Сэма, чтобы он пригласил вас. — Даже не думайте выкинуть что-нибудь, — предупредила их Шая, пока гости проходили мимо нее. Бекка лишь насмешливо улыбнулась, польщенная тем, что ее воспринимали как угрозу, а Элайджа задержался, остановившись напротив и вглядываясь в колдовские полупрозрачные глаза незнакомки. — Я думал, что друиды давным-давно вымерли… — Не скрывая восхищения перед нимфой, он протянул руку, чтобы дотронуться до рун, нарисованных на ее теле, но она вздрогнула, останавливая его убийственным взглядом: — Только попробуй! — Звучит многообещающе, — впитывая все угрозы, что скрывались за этими серыми глазами, он улыбнулся ей так, словно имел в виду нечто непристойное. Шая скопировала его сексапильную ухмылочку, но глаза ее по-прежнему не сулили ничего хорошего. — Шагай! — грубо буркнула она, не собираясь кокетничать с первородным. Оставшись наедине с ветром и морем, Клаус и Кэролайн молча стояли под оком белого маяка. Неловкое молчание длилось слишком долго, и ни один не осмеливался начать этот неприятный разговор. Глядя на фиолетово-серое небо, грозившее разразиться бурей, Кэролайн думала о том, как ей на удивление спокойно и хорошо просто стоять рядом с Клаусом. Все это время без него она ощущала внутреннюю дрожь, страх, напряжение, но стоило ему появиться, как все тревоги испарились, образуя в душе штиль и покой. — Я не стану спрашивать, почему ты сбежала, — устало вздохнув, произнес он, опустив взгляд и пнув кочку, отчего земля разлетелась в разные стороны. Его сжатые челюсти говорили о том, что он зол, а желваки, перекатываясь на скулах, подтверждали скрытое раздражение, но голос оставался спокойным. — Я даже не хочу знать, почему ты попросила защиты именно у Арона! — зажмурившись и сжав кулаки, чтоб не взорваться от негодования, чуть громче заявил он. — Меня интересует, что ты собираешься делать дальше. Наконец-то взглянув в ее большие аквамариновые глаза на фоне сгущавшихся красок приближавшейся бури, он расслабился, словно не мог злиться, когда она вот так, открыто и беззащитно смотрела на него. — Только не проси меня оставить тебя в покое, этого не будет! — твердо, но без угрозы добавил он. Идеальные брови сошлись к переносице, а взгляд из удивленного стал озадаченным. Прекрасные губы раскрылись, но не издали ни звука, словно она хотела ответить, но в последний момент передумала. Кэролайн отвернулась и задумчиво уставилась вдаль. Что она собиралась делать дальше — вопрос, на который она не могла ответить даже себе самой. Нервно прокручивая колечко на безымянном пальце, она все же решилась заговорить: — Я думала… — Кэр сделала долгий вдох, набираясь уверенности, чтобы признаться во всем, как есть. Пусть это будет звучать глупо, правда была такова и, возможно, являлась не самым худшим из вариантов, учитывая обстоятельства, которые вынудили ее принять такое решение. — Я думала, когда она родится... — Опуская ладони на живот, Кэролайн невольно улыбнулась и виновато посмотрела на Клауса, который с благоговением наблюдал, как заботливо-нежно она укрыла руками их дитя. — Я подумывала уехать куда-то вроде Лос-Анджелеса, где нам будет легко затеряться среди большого количества людей… — Думаешь, в LA нет вампиров? — не без иронии спросил Никлаус. Она вновь улыбнулась его замечанию и подошла ближе, не прерывая зрительный контакт: — Не в такой концентрации, как в Орлеане. — На заметку: чем больше город, тем больше вампиров! — Мы на острове в два с половиной километра, — напомнила Кэролайн, ломая его теорию. — Четыре вампира, два человека и одна ведьма. Я не хочу, чтобы моя дочь даже близко знала о существовании… — она запнулась и надула щеки, пытаясь подобрать подходящие слова, — всего этого дерьма… — на выдохе произнесла Кэр. — НАША дочь! — не скрывая стальных нот в голосе, исправил ее Никлаус. — Неужели ты не понимаешь, что она тоже является частью этой уродливой стороны мира? Ее отец первородный гибрид! В ее венах течет кровь самой могущественной ведьмы. Думаешь, она будет обычным ребенком, способным жить нормальной жизнью? — Ожидая, что любимая бросится в спор, засыпая его аргументами, Клаус расправил руки и пытливо изогнул бровь, показывая, что готов к подобной атаке. — Мне показалось, или ты только что назвал нашу малышку монстром? — со злобным прищуром Кэролайн подошла к нему вплотную и схватила за край расстегнутой куртки. Никлаус улыбнулся ее реакции и тому, как она защищала их дитя, словно львица, готовая порвать любого, кто заденет ее материнские чувства. — Она — Нет, — успокаивающе бархатным голосом произнес он, касаясь ее губ теплым дыханием. — Ее отец — Да! И ты ничего не можешь с этим поделать. Его взгляд оторвался от печальных сапфировых глаз и скользнул по губам, сжатым от напряжения в тонкую линию. Как бы ему хотелось прикоснуться к ее лицу, очертить острые скулы, бледно-розовые губы, прижаться к ним, ощущая тепло и мягкость, с которой они когда-то произносили его имя. Но он не мог себе позволить такую вольность, уже нет. И от этого его руки вновь сжались в кулаки, а на лице появилась ненавистная Кэролайн маска, за которой он скрывался каждый раз, когда боль подбиралась слишком глубоко, слишком близко. — Она могла бы попробовать! — Отпуская кожу, Кэролайн убрала руку, сжимающую Клауса за грудки. — Ходить в обычную школу, иметь нормальных друзей, мечтать о собаке и влюбиться в соседского мальчика, который однажды пригласит ее на выпускной бал! Разве ты не хотел бы дать ей такой шанс? — хмуря брови, спросила она, отойдя на шаг. — Я готов дать все, что она только пожелает, исполнить любую ее прихоть, любой каприз… Но она должна быть рядом. — Этого не будет! — отрицательно качая головой, категорично отрезала Кэр, снова отдаляясь. — Вычеркнешь меня из ее жизни? — словно нечто невозможное произнес он, наступая. — Можешь навещать ее по выходным и праздникам! — как альтернативу предложила Кэролайн, вызывая смех Никлауса. Грянул гром, и от неожиданности возлюбленная вздрогнула, оступаясь на кочке и теряя равновесие, но крепкие руки успели подхватить ее прежде, чем она упала. — Услышь меня, Кэролайн! Ты правда не понимаешь? — встряхнув ее за плечи, прогремел Никлаус в унисон с очередным раскатом грома. — Пусти! — отбрыкиваясь от него, почти хныкала она. Плен сильных рук был таким сладким, манящим, будто это было единственным безопасным на земле местом, но Кэролайн упорно отказывалась признавать это, иначе ей пришлось бы принять тот факт, что у их дочери никогда не будет нормальной жизни. Когда спасительный круг разомкнулся, выпуская ее на волю, в глазах Кэр стояли слезы, окрашивая светлую радужку в цвет грозового неба. — Допустим, — устало потерев лицо обветренными руками, вздохнул Клаус. — Допустим, ты увезешь ее в LA, допустим, она пойдет в обычную школу, заведет друзей, собаку… бойфренда, — выплевывая последнее слово, он закатил глаза, словно никогда не бывать этому. — Однажды ее суть возьмет верх и розовые очки разобьются стеклами внутрь! Сможет ли она простить мать, которая скрыла от нее то, кто она есть на самом деле? Простит ли она себя, когда ее дар покалечит невинных людей? И простишь ли себя ты… за то, через что ей придется пройти, когда в один прекрасный момент все иллюзии рухнут вместе с планами, которые у нее были? Слова били больнее, чем реальные удары, с каждым шагом приближая Кэролайн к пропасти. Она знала, каков был этот мир, знала его изнанку и не хотела такой участи для своей дочери. Продолжая судорожно мотать головой, она не заметила, что плачет, пока Ник не протянул руку, стирая влагу с ее щеки. Его взгляд был полон нежности и печали: он не хотел причинять боль, но не мог иначе. — Нет… Нет! — закричала Кэролайн, выпуская весь свой гнев и отчаяние наружу. Ладонь Никлауса соскользнула с щеки на тонкую шею возлюбленной, притягивая ее голову к своей груди. Стоило его рубашке впитать горячие слезы, как руки машинально сжали в объятиях хрупкое тело, дрожащее от рыданий. Уткнувшись носом в белокурые локоны, Ник со свистом вдохнул родной запах, который делал его таким слабым, безоружным, готовым на любые уступки. — Чшшшь, — поглаживая любимую по голове, как маленькую, он поцеловал светлую макушку и ощутил, как ее тонкие руки сомкнулись вокруг его талии, вызывая волны мурашек и чувство целостности. И пусть пока она была непреклонна, он знал, что любимая нуждалась в нем точно так же, как и он в ней. Чернильное небо разрезала молния, сопровождаемая новым ударом грома и вспышкой маяка. Крупные капли ударили по земле барабанной дробью, усиливая скорость с каждой секундой. Кэролайн крепче прижалась к горячему телу, шмыгая носом. Сейчас дождь был наименьшей из бед, но, когда капли попали за ворот, обжигая кожу холодом, она вся съежилась, взвизгнув от неприятных ощущений. Неожиданно стало тепло и сухо, она подняла голову и благодарно улыбнулась тому, что Клаус держал над ней куртку, укрывая, словно черным крылом, от дождя и других невзгод. — Пошли в дом, не хватало еще простудиться. — Спрятав возлюбленную с головой у себя под мышкой, он приобнял ее чуть крепче, направляясь в сторону замка.