Две жизни одной души

Новый Орлеан. Сидя за длинным столом на деревянном стуле с высокой резной спинкой, Клаус действительно напоминал короля, восседающего на троне. Пугающего в своем спокойствии и отсутствии эмоций… при оттирании крови с рукава. — Зачем было убивать этого мальчишку, он же известил тебя о заговоре? — Стоя по правую руку от брата, Элайджа наблюдал за тем, как из столовой уносили безжизненное тело. — Это была дурная весть. Ты должен помнить, как поступали в таких случаях с гонцами. Так что не стоит меня винить, не я начал эту традицию и не мне ее заканчивать, — отбросив в сторону окровавленное полотенце, он с улыбкой взглянул на старшего брата. — Подумать только, они объединяются, чтобы противостоять мне. Думают напугать меня волчьей свадьбой? — Прыснув со смеху, он резко встал и оказался лицом к лицу перед братом. — Это будет весело. — Если они решат напасть, погибнет очень много… "людей", — с трудом подобрав определение к представителям двух видов, выдавил он. — Находишь это забавным? — Смерть — это освобождение, Элайджа. Освобождение от бессмертной, однообразной жизни и непостоянного, неверного самому себе тела. — Когда погибла Кэролайн, ты так не думал, — вздернув бровью, подметил старший брат, заставляя Клауса тем самым сжать от напряжения челюсти. — Не смей упоминать ее имя! — прошипел он словно угрозу. Пока братья стояли и сверлили друг друга ненавидящими взглядами, в коридоре послышались шаги, сопровождаемые стуком трости. — Ну и ну, — насмешливо прозвучавший женский голос, заставил Клауса обернуться. — Не успел Король вернуться домой… как кровь уже пролилась, — закончила худосочная африканка с темно-синим тюрбаном на голове. Она выглядела так, будто на дворе стоял восемнадцатый век. Пышное платье с кринолином, глухо застегнутое на все пуговицы, было такого же темно-синего цвета, что и платок. Из украшений массивные серьги и брошь у яремной впадинки. Только вот белая трость никак не вписывалась в совершенный образ "Королевы вуду". — Лэйти, — поприветствовав ведьму, Клаус машинально качнул головой, хоть и знал, что она не увидит. — Здравствуй, Никлаус, — назвав его имя, женщина подняла свой мертвенный взгляд из-под полуопущенных ресниц. Даже несмотря на то, что ведьма была слепа и оба ее некогда жгуче-черных глаза заволокла белая пелена, она всегда смотрела прямо на собеседника, словно бельмо было лишь вуалью, через которую она могла видеть намного больше обычного человека. — Элайджа, — слегка развернув голову, женщина ласково улыбнулась старшему из братьев. — Приветствую, Латифа. — Так же, как и Клаус, кивнув слепой ведьме, Элай обошел брата. Проходя мимо гостьи, он склонился ее уху, зная, что Клаус его тоже услышит, шепнул: — Король сегодня не в настроении, как ты уже заметила. — Хо-хо-хо, — рассмеялась она. — Не беспокойся, я не трону его, — мягко погладив вампира по рукаву, заверила ведьма, вызывая улыбку на лицах у братьев. Выходя из комнаты, Элайджа задержался, глянув на Клауса взглядом, означающим: "Не делай глупости, брат!", и получив в ответ усталый вздох с закатыванием глаз, скрылся из вида. "Кто скрутил и для чего Нервы сердца твоего? Чьею страшною рукой Ты был выкован — такой? Чей был молот, цепи чьи? Чтоб скрепить мечты твои? Кто взметнул твой быстрый взмах… Ухватил смертельный страх?" Мелодично выговаривала ведьма, надвигаясь на гибрида, который с напряжением внимал каждому ее слову. Слепая Королева вуду видела его насквозь, и, естественно, это чертовски раздражало. — Чего ты так сильно боишься, Никлаус? — гипнотизируя взглядом, спросила она, словно проникая в самую глубину его страхов. — Того, что ты опять начнешь выпрашивать Французский квартал, — холодно ответил он, пытаясь успокоиться и не думать о той, за кого так сильно боялся. Звонко рассмеявшись его шутке, ведьма склонила голову, словно кошка, рассматривающая что-то невероятно интересное. — Дерзкий мальчишка! — все так же с улыбкой произнесла она. — Мари, ты знаешь, что я не отдам его, — в сотый раз повторил он, называя ее настоящим именем. — Пророчество скоро сбудется. — О-о-о, — простонал Клаус, закидывая голову и возвращая свое внимание обратно к ведьме, — ты серьезно? — Более чем, — совсем не весело отозвалась она. — Слушай, ты твердишь мне об этом уже два столетия, но ничего не меняется. У Нового Орлеана всегда был, есть и будет только один король — я! Это мой город! Я его создал. И правила здесь устанавливаю тоже я. — Новым Орлеаном будет править королева! — снова заладила ведьма. — При которой все будут жить в мире. — О каком мире ты говоришь? Оглянись, Мари! Грядет война! Оборотни объединяют стаи, желая захватить земли, вампиры хотят жить открыто, поставив тем самым под угрозу существование человечества, что грозит им вымиранием как вида. Ну а ведьмы… ты сама знаешь. Вы себе на уме и считаете, что это именно вы должны править миром, только потому, что имеете связь между живыми и мертвыми. Закончив свою триаду, Клаус вопросительно поднял брови, желая услышать достойный ответ: — Так о каком мире ты говоришь, Мари, когда все вокруг катится в ад? — И только гибриды не при делах! — криво улыбнувшись, подметила ведьма. — Мы идеальны! — Клаус виновато развел руками, словно ничего не мог с этим поделать. — Идеальны… — вздохнула слепая. — Ты настолько уверен в своей исключительности, что порой это мешает тебе разглядеть реальную опасность. Я не могу так рисковать. Мое предназначение — защитить королеву. Очисть Сент-Луис от вампиров и отдай его мне. Потребуются немалые силы, чтобы дать пророчеству сбыться. Я должна буду провести обряды. — И с чего я должен помогать тебе? — сощурив глаза, Никлаус склонился над женщиной, стиснув зубы. Если она считала, что он будет содействовать своему свержению, то глубоко ошибалась. — Потому что ты не сможешь защитить ее в одиночку! — гордо подняв голову навстречу его переполненному яростью взору, ведьма обрушила на Клауса свои слова. Его зрачки моментально расширились, разливая холод по венам. — Вот чего ты так сильно боишься, Никлаус, — констатировала Мари, ощущая страх, проникающий в его сознание. — Я обдумаю твое предложение. — Отшатнувшись от ведьмы, Клаус сделал шаг назад, чтобы иметь возможность дышать. Стальные тиски, сковавшие сердце, заставили его задыхаться, но он не мог показать ведьме, насколько она была близка к правде. Это было слишком опасно. — Времени почти не осталось, советую думать быстрее, — добавила Мари, собираясь уйти. — Почему я должен доверять тебе? — пораздумав пару секунд, окликнул ее Никлаус. — Ты не должен, — спокойно ответила ведьма, остановившись, но так и не обернувшись. — Таков мир. Невозможно быть уверенным. Клаус не мог поверить в то, что все это было правдой. Но он знал Мари Лаво слишком хорошо. За эти две сотни лет, сколько бы имен она ни сменила, она по-прежнему оставалась самой сильной и справедливой ведьмой вуду. Ее ни разу не уличали во лжи; все, что она предсказывала, всегда сбывалось; все, что она делала — действовало безотказно. Но как такое могло быть? Если она имела в виду его королеву, то речь могла идти только о Клэри… Но Клэр не может стать правительницей Нового Орлеана. Она слаба, как физически, так и эмоционально. Не сейчас. Возможно, когда-нибудь, став вампиршей, получив жизненный опыт, она и встанет рядом с ним рука об руку, чтобы править этим сумасшедшим миром сверхъестественного, но… "Времени почти не осталось…" — вновь прозвучали слова в его голове, только усложняя и без того запутанный ход мыслей. Стоило едва уловимому запаху мускуса коснуться носа, как Никлаус тут же догадался, кому он принадлежит. Ему хотелось немедленно развернуться и, погрузив руку в грудную клетку изгнанника, вырвать его мертвое черное сердце, но смелость, присущая этому парню, всегда восхищала его Создателя. Даже будучи еще ребенком, рабом… он оставался отважным. Снося унижение и удары от своего отца, он никогда не боялся смотреть ему в глаза, он старался найти в них ответ, чем заслужил это. И сейчас он действительно заслуживал то, что хотел с ним сделать Никлаус. — Мар-се-лу-с, — мучительно медленно разворачиваясь, чтобы встретить взгляд, полный упрека, пропел гибрид. — Клаус, — словно выплюнув его имя, ответил изгнанник. — Ребекка, не оставишь нас наедине? — не глядя на сестру, нарочито вежливо произнес гибрид, вцепившись взглядом в угольно-черные глаза противника. — Откуда мне знать, что ты не убьешь его, стоит мне выйти? — взволнованно спросила сестра, выламывая от волнения пальцы. — Какая самонадеянность думать, что твое присутствие сможет остановить меня! — Позабавленный ее словами, брат улыбнулся и удостоил ее взглядом. — Если бы я хотел это сделать, он был бы уже мертв. — Бэкка. Иди, — настойчиво произнес Марсель. — Я бы прислушался! — все с той же зловещей ухмылочкой добавил Никлаус. Глянув на возлюбленного, Ребекка с неохотой заставила себя пойти прочь. Она была против того, чтобы брат и любимый встречались. Это не сулило ничего хорошего. — Итак… — вновь обращаясь к парню, Клаус сцепил руки за спиной, приближаясь к нему. Он выглядел заинтересованным, в отличие от Герара, скованного напряжением и готового отразить любой удар. — Сын мой… Сейчас должна бы последовать фраза: "Я тебя породил, я тебя и убью", но нет. — Пряча улыбку, он подошел слишком близко, нарушая личное пространство Марселя. Врываясь в его зону комфорта и практически касаясь носом его лица, Клаус уже не казался столь улыбчивым. На смену фальшивому веселью пришли истинные чувства: ярость, ненависть, злость и презрение. Вот что действительно Королю удавалось лучше всего, так это оказывать давление, внушать страх и наводить жуть одним только видом. — Не называй меня сыном! — выдерживая весь напор, возразил Марсель. — Ты мне не отец и никогда им не был. — Я твой гребанный Создатель! — сжимая его горло, прошипел Никлаус. — Не забывай этого! — Решив показать вампиру его место, он толкнул Марселя, так, что тот впечатался в стену и приземлился на пол на колено. — Считаешь, я должен благодарить тебя до конца своих дней? — подняв голову, Марсель встал, но подходить не рискнул, зная, что терпение не то, чем был наделен Создатель. — Да, именно так! — вновь надвигаясь, выкрикнул Клаус. — Я вытащил тебя из дерьма, в котором ты бы просто-напросто сгнил! Я дал тебе кров, семью, защиту… любовь! Я подарил тебе долгую жизнь, в которой не было больше места болезням и боли! И что же я получил в благодарность, Мар-сель? Предательство? — О какой любви ты говоришь? — не сдержав эмоций, Марсель горько прыснул со смеху. — Я никогда не был тебе ни сыном, ни братом! Ты не считал меня частью своей семьи и постоянно напоминал мне об этом! Так о какой любви идет речь, Клаус? Ты пожалел того безымянного ребенка не из благородства, а потому, что увидел во мне себя. Так кем я был для тебя? Домашним питомцем или терапией? — Ты был мне другом и сыном, Марселус! И мне жаль, что ты так воспринимал мою любовь. — Ты не знаешь, что такое любовь, Клаус! Потому что за нее не наказывают. Любовь — это свобода, а не подчинение. Раб никогда не полюбит хозяина, потому что любить можно только на равных. Плотно сжатые губы Никлауса и раздутые ноздри говорили о том, как непросто давалось ему это решение. — Ты свободен, Марсель Герар. Отныне ты волен жить так, как угодно. Я снимаю с тебя изгнание… но это не значит, что я простил предательство, — сухо и холодно произнес Создатель. — Ребекка! — оставляя вампира позади, крикнул он, сотрясая своим голосом стены дома. — Ребекка! С вампирской скоростью возникнув перед братом, она была явно напугана тем, что ожидало ее в столовой. Будет ли там любимый или только его сердце на блюде. — Да… — отозвалась она, пытаясь найти в суровом взгляде брата ответы. — Даю тебе право выбора! Ты либо остаешься здесь с семьей, либо… я забуду, что у меня когда-то была сестра, Бекка. — Это не честно, — дрогнувшим голосом, произнесла она, испытав секундное облегчение, сменившееся тяжестью предстоящего выбора. — Я не позволю предателю вынюхивать о своих делах! Ты либо со мной, либо с ним! — отрезал Клаус. На сегодня лимит его доброты был исчерпан, превысив отметку максимума. Желание убивать полыхнуло золотом в его глазах. — Выбор за тобой, сестренка. — Обойдя Ребекку, он направился прочь из дома; зверь внутри рвался наружу, и потребность удовлетворить животные инстинкты завладела всеми его чувствами. Не стоило будить лихо…