Приговорённые к жизни

Безнадёжное моё дело. Так о чём же душа хлопочет? Все глаза себе проглядела, Раз он слушать меня не хочет. Неподдельные мои страсти. Суп не сварен, роман не вышел. ...Он едва говорит мне «здрасьте», Он и песен моих не слышал.

Вероника Долина

      Теперь, наверное, следует воспользоваться долгой, почти пикантной паузой, чтобы внести некоторую биографическую ясность.       Его звали Сильвер, стаж волшебника не велик, но зато есть куда расти. Выяснилось, что сюда его занесло не случайным ветром.       Известие о том, что Делиору запечатали, настигло его в каком-то портовом городе, где он приземлился в надежде укрыться от ливня, терроризирующего всё побережье уже битые две недели. Надо сказать, что он до сих пор не знал, как к этому относиться. Из тех обрывочных, неохотных пояснений, которые она дозированно вытягивала из него, она узнала, что новость сия возбудила к нём столь противоречивые чувства, что даже представить страшно. С одной стороны, вроде хорошо, на одну мерзкую, злобную тварь меньше, с другой – как-то сложно было смириться с тем, что это произошло без его участия. Так или иначе, теперь он крутился здесь, выполняя какую-то свою работу, и Мириам не удивилась, что, приняв её за демона (и будучи не слишком далёким от истины), он очень легко переменил мнение. Вероятно, подумала она не без сожаления, бесстрашным парням вроде него повсюду мерещатся демоны.       Больше он ничего ей не рассказал, хотя она и требовала, а потом оценила ситуацию и поняла, что это более, чем справедливо, потому что ей вообще было нечего ему рассказать о себе. Да и вообще, страшно было даже вообразить, что бы было, узнай он всю правду о ней и о том, что она состоит в гильдии демонов. Так что можно было считать, что дальше имён и символических рукопожатий они не продвинулись.       После того, как он без происшествий довёл её до гостиницы и долго шёпотом что-то говорил хозяину (их длинные тени, порождаемые настенными свечами, колебались и дрожали), она повалилась на кровать. И тут внезапная мысль пронзила её усталое, мутное сознание. То, что она собиралась сделать, было чрезвычайно опасно. Точнее, она даже не знала, что именно её там ждёт, но выпутаться ей было нужно невзирая ни на какие сложности, потому что иначе затея теряла смысл. Нужен был кто-то, кто мог бы её подстраховать.       И, кажется, она нашла такого человека.       Осталось только его уговорить.       Взяться за него Мириам решила на следующее же утро, но на первом этаже она его не обнаружила. Растерянная, слегка поскучневшая, она подошла к стойке портье и, описав его внешность, насколько могла любезно спросила, где он, если, конечно, это известно.       – Господин ушёл где-то около получаса назад, – безмятежно сообщил ей молодой человек.       Обескураженно присев на скамейку прямо спиной к палящему утреннему солнцу, Мириам невольно начала задумываться, а правильно ли она поступает. На секунду ей показалось, что чувства, которые она к нему испытывали, давали ей право распоряжаться им, как ей угодно, а сейчас она даже не могла вспомнить, а почему она вообще так решила. Но от затеи отступать она не собиралась. Она ещё сама не знала, как, но каким-то образом это должно было его заинтересовать, потому что она искала не какой-нибудь банальный драгоценный камень или мифическое книжное вещество. Мириам потряхивало от странного, несвойственного ей, радостного возбуждение, какое находит, когда идея зарождается, и, ещё не ведая её окончательной формы, кожей чувствуешь грандиозность. Нет, она знала, что у него не найдётся причин ей отказать.       Скорее, даже наоборот, найдутся, чтобы согласиться.       Он появился только под вечер – какой-то притихший, со сведёнными бровями и тяжёлым взглядом, такое выражение лица бывает при внезапной страшной вести. Он прошёл мимо того места, где Мириам доедала хлеб, даже не взглянув на неё, и побрёл к себе в комнату. Идти к нему, такому явно не расположенному к беседе, в лоб Мириам не собиралась. Да и к тому же, признаться, она ужасно боялась. Стоило ему оказаться рядом, как с ней вдруг случилось нечто вроде припадка: она оглохла, в висках забухали молотки, колени задрожали, пальцы вспотели и похолодели, дыхание сбилось... Она лихорадочно вцепилась в штаны, ожидая, когда кровь отхлынет от лица. Ей подали салат, и она стал жевать его, ничего не чувствуя, кроме собственного идиотизма.       Воистину, этот человек стал самой большой ошибкой, которую она совершала за время своего внеурочного существования в этом теле.       Долгих четыре дня она ждала, что вот-вот произойдёт что-нибудь. Например, она вдруг внезапно подойдёт к нему и спросит что-нибудь колко и точно, как она это умела, обезоружив его внезапностью явления своей огнедышащей красоты. Или наоборот, он вдруг заметит её, восхитится ею, а она, на правах молодой, красивой женщины будет пользоваться умопомрачительным успехом, умело обращаясь тем, что она, конечно, умирала однажды, но шарм утратить не успела. Но ничего не происходило. Каждый вечер он возвращался и молча уходил к себе. Только иногда, когда ей удавалось застать Сильвера ранним утром на первом этаже, ей казалось, что он смотрит на неё и слегка улыбается, как будто она была цветком в вазе или ещё чем-нибудь. Пока Мириам собиралась с духом, он уже исчезал, и в конце концов Мириам решила, что, пожалуй, с неё хватит.       Просто она жутко заскучала. Бесцельно бродя по городу, высматривая в толпе его затылок, заведомо осознавая всю бесполезность этого занятия, она шагала по мостовой, усаживалась на прогретый солнцем гранёный камень и долго смотрела на стайку уток, плавающую по каналу. Пару раз ей казалось, что всё, что ей нужно, это просто погрузиться в эту лагуну, отдать своё тело волнам и раствориться в лабиринте случайных отблесков вод, обнять ветер, широко распахнув руки, и погружаться всё глубже и глубже. Мир её отверг, и лучшим доказательством было то, что ей опостылел этот дивный город с его утробами, музыками, лодками и песнями под сводами моста. Внезапная жажда немедленно переключить скорости заставляла её подниматься и идти снова, ей хотелось вновь вырваться в леса, в степи, вновь ночевать, укрывшись звёздным небом рядом с потрескивающим костром...       Беспокойная её натура требовала незамедлительно сняться с места, пуститься в долгий изнурительный путь. Единственным, что теперь её сдерживало, чего она ни разу ещё за собой не замечала, был панический страх одиночества. Чужеродный, таинственный и всепоглощающий, он схватил её за горло своими длинными, тонкими, липкими пальцами и медленно стекал внутрь, обжигая грудную клетку. И снова у неё перед глазами возник калейдоскоп картинок, совершенно отрывающих её от реальности, при каждом накате которых она цепенела и немела. Только на этот раз она ясно различила мужчину – светловолосого, веснушчатого, сероглазого и румяного. Он что-то сказал, а потом расхохотался сладостно, самозабвенно, и странная, внезапная волна боли полоснула её и словно развернула её ноги в противоположную сторону.       Кто этот человек? – судорожно размышляла она, пытаясь унять дрожь в ногах и подступающие слёзы. Последний раз она плакала ещё в прошлой жизни.       Дождь подстерёг её на самом краю города, прямо противоположном тому, где была её гостиница. Забавно, но она видела вдали, там, где темнел лес, что в той стороне никакого дождя и в помине не было. Более того, там пока ещё светило солнце на совершенно живописном розово-голубом небе, хоть пиши картину маслом. Она шла не торопясь, безразлично шлёпая сандалиями по лужам, копившимся в пробоинах мостков, пока не обнаружила, что заплутала. Из-за стены бесконечно падающих капель она почти ничего не могла различить и шла почти наощупь, с трудом вспоминая, как она сюда попала. Пару раз она набрела на какой-то бедный квартал, потом долго болталась вдоль улиц рабочих, топталась под тентом, которым пользовалась фруктовая лавка, про себя гадая, а вернулся ли Сильвер, а если вернулся, то промок ли он.       Наконец, с грехом пополам, она набрела на свою гостиницу и с облегчением поднялась по скользкой лестнице. Оказаться в тёплом, хорошо освещённом холле первого этажа оказалось сущим блаженством, и только сейчас Мириам обнаружила, что оставила за собой длинный широкий водяной след. Портье понимающе улыбнулся и жестом подозвал её к себе, предлагая свежую сухую одежду. Он объяснил, что обычно в это время года к ним мало кто заглядывает, поэтому одежды немного, да и то для женщины ему удалось раздобыть только что-то вроде восточного халата, но и это ей сейчас показалось царским одеянием.       Этот халат необычайно ей шёл. Мириам, хоть и была восставшей-из-мёртвых, всё-таки оставалась женщиной, поэтому не могла не восхищаться тем, как дивно он на неё сел, ненавязчиво обтекая литые полукружия груди, приоткрывая белые изящные ладони. В конце концов, она имела право нравиться себе, любить своё, пусть мёртвое, но всё-таки цветущее молодое тело, восторгаться, обожать и ласкать.       Когда она спустилась вниз, она увидела Сильвера. Он дремал всё на той же скамейке, одну руку закинув на голову, другую положив рядом с собой, и ничто не выдавало в нём человека, который мечется по миру в поисках хоть какого-нибудь смысла жизни. Мириам присела на корточки и долго и внимательно рассматривала его лицо, всё отчётливей осознавая, что он такое для неё, не понимая, как она могла просуществовать в этом теле, не зная его. Внезапное желание сжать его руку, сжать и не отпускать, свалилось на неё и стало душить нестерпимой тоской. И она, не помня себя, жадно прикоснулась к его большой тёплой руке и мягко стиснула, почти нежно...       Внезапно он проснулся и тут же уставился сначала на её парализованное лицо, затем на их бесстыдно сплетённые пальцы, но, вопреки её ожиданиям, не отодвинулся, а наоборот, сжал её ладонь в ответ.       – Я... я попала под дождь... – бестолково выдавила она пересохшими губами. Во мгновение ока до неё дошло, что она натворила.       – Ч-что?       – Нет, ничего, я просто...       Судорожно выпростав руку из его горячих ладоней, она с ужасом обнаружила, что он смерил её долгим взглядом, с головы до ног, и чуть не лишилась чувств от свалившегося на неё ужаса. Мириам быстро развернулась и бросилась к лестнице, проклиная чёртов халат, из-за которого ноги всё вязли в каких-то побочных тканях и не могли толком разогнаться. Она понадеялась, что он оскорбится и не станет её догонять, но каким-то внутренним чутьём всё же знала, что, сама того не желая, она поставила их обоих в условия, в которых непоправимое просто не может не случиться. Ведь он был здоровым мужчиной, а она – красивой женщиной. И оказалась права: убегая от него вверх по ступенькам, она услышала, как он начал взбираться, хладнокровно, легко и полётно, пока не застиг – у самой двери в её номер.       Едва ввалившись в комнату, они рухнули на кровать, где она, уже не соображая, что происходит, продолжала бессильно бороться с его торопливыми губами, которые настигали её то на губах, то на шее, то на ключицах. Правый рукав халата оказался стянутым вниз, обнажив лилию, корону и крылья, и он на мгновение задержал на них взгляд, а потом напрочь забыл про это. Своими холодными пальцами она приняла его подбородок, пока он запускал пальцы ей в волосы, туда, где она туго затягивала конский хвост.       – Ты что?! – выдохнула она хрипло.       – Уже четыре дня жуть как хочу распустить.       Огненно-рыжие змеи тут же разметались по подушке, она тяжело дышала, всё пытаясь ухватить, а стоит ли делать это, имеет ли она право втягивать безусловно смертного человека в то, с чем он априори не в состоянии справиться. Он смотрел на неё сверху, и в его взгляде было что-то странное, неестественное, как будто он что-то искал или чего-то от неё ждал, а она никак не додумается...       И всё-таки она не могла заставить себя отказаться от одного единственного всплеска, пульсирующего восторга, взрывающегося по велению прикосновений холодных пальцев к обжигающей коже, этого тесного сплетения их незнакомых, искалеченных судеб в бесконечный, истомный водоворот удовольствия.       Грудью она ощутила его вес, всё внутри завибрировало, зазвенело оглушительно, на мгновение он пропал и вновь возник тот обаятельный юноша, неуклюже обнимающий её плечи... Она чуть подалась вперёд, уперев ладони ему в грудь, натягиваясь, как струна, он зарылся пальцами ей в волосы, и Мириам закрыла глаза, стараясь не думать о том, кто она такая, и что будет, когда он узнает правду после того, что между ними произойдёт.       И вдруг он замер над самым её лицом.       Потом оттолкнулся руками и осел на кровати.       – Нет, я не могу...       С минуту Мириам тупо глядела мимо него на потолок, хлопая глазами. Он свесил с кровати ноги и тяжело смотрел на свои сапоги, затем опять повторил глухо: «Не могу...» Она приподнялась, ощутив одновременно и облегчение, и страшную досаду, и разочарование. Он избегал смотреть ей в лицо, понимая, что теперь должна думать на его счёт любая уважающая себя женщина, и она тоже потупила взор, судорожно сжав пальцами покрывало и пытаясь успокоиться. И всё-таки не выдержала и спросила:       – Почему?..       Он молчал. Упорно и беззащитно молчал.       Несколько минут они сидели, не говоря ни слова.       – У тебя есть семья? – спросила она вдруг тихо. Ей показалось, что он всхлипнул, но лицо его было то же, что и прежде.       – Была, – ответил Сильвер. И, помолчав, добавил: – И я их очень люблю.       Мириам не стала указывать ему на несогласованность времён. Вместо этого она беспомощно надула губы и произнесла голосом, в котором ясно слышалась ревнивая обида:       – Ну, а ко мне тогда зачем пришёл?       Сильвер не знал, что ему ответить этой женщине.       – Я что, похожа на твою жену?       Тут он рассмеялся и даже обернулся к ней, погладил по голове и ответил:       – Нет, совершенно нет. Ничем, кроме первого слога имени. – Она тоже несмело хихикнуло и умолкла.       – Или я просто не в твоём вкусе, не соответствую, а? Ты наконец это понял и теперь хочешь прогнать из своей жизни...       – Нет, – покачал головой Сильвер. – Прости, дорогая, ты очень милая, нравишься мне, дело вообще не в тебе. Просто я...       Просто он вспомнил, как четыре дня назад наткнулся на стайку играющих детей на какой-то из улиц, он уже не помнил, какой. Мальчишки носились по дороге, вопили, резвились, словом, веселье было в самом разгаре. Звонкие, тоненькие, возбуждённые голоса их разносились по всей улице, из окон даже пару раз высунулась гневная физиономия, им погрозили кулаком, но дети были слишком заняты друг другом, чтобы что-то заметить. Один, самый горластый, заехал своему соседу совком по голове, на что тот зачерпнул в земли горстку песка, но тут подоспела какая-то шустрая мамаша, и дело разрешилось более-менее мирно. Правда, мальчишки ещё какое-то время рычали друг на друга, однако тут из-за угла вынырнул заблудший цыплёнок, который во мгновение ока завладел вниманием детей. Раздался оглушительный визг восторга, перемежавшийся с бодрым топотом маленьких ног.       Сильвер стоял и долго смотрел на эту кутерьму, ничего не слыша. Какое ему было дело до чьих-то чужих детей, когда его собственного сына больше не существовало на свете...       Он двинулся дальше по улице, и тут один из мальчишек, весь в пыли, которая делала его смуглую кожу почти чёрной, со всего разбегу влетел ему в колени, больно ударившись лбом.       – Ой!       Сильвер флегматично опустил глаза и с минуту наблюдал, как мальчик, морщась, потирает ушибленный лоб. Сильвер терпеливо ждал, когда тот оправится достаточно, чтобы освободить ему дорогу. Чёрные мальчишеские пакли были все серые от пыли.       – Ой, – повторил он тихо и уже более осмысленно.       Сильвер раскрыл рот вопреки своему желанию.       – В следующий раз будь осторожнее, Грей, – секундой позже он задним числом понял, что улыбнулся.       Мальчик изумлённо вытаращил на него глаза и громко сказал:       – Ну что вы, дядя, я не Грей!       Он остолбенел. Застыл на парализованных ногах, переживая спазм острой исступлённой тоски, сводящей внутренности.       Ни на кого не глядя, он торопливо ушёл, пытаясь унять сердце, которое до сих пор отказывалось принимать смерть семьи. И потом, сколько бы лет ни прошло, сколько бы связей он не создавал и не обрывал, он продолжал любить их, любить как живых, не зная, что делать со своей болью.       Мириам немного подалась вперёд, заглядывая ему в лицо, и только сейчас заметила, что оно какое-то старое-молодое, в зависимости от обстоятельств. Тронула щёку, скользнула пальцами к шраму. Он слегка развернулся к ней, перехватив её пальцы своими, молча опустил рядом с собой на постель и виновато вздохнул. Мириам и не собиралась на него злится, скорее даже мысленно благодарила за то, что остановился. Она поняла, что теперь, когда он вдруг обнажил перед ней свою печаль, позволив ей испытывать к нему сострадание, не может промолчать. И решила выложить ему всё, так по-садистски всё про себя рассказать. Даже если потеряет его навсегда, что скорее всего и произойдёт. Она подалась к нему, уперев руки ему в грудь, долго и пристально смотрела в глаза. Потом проговорила:       – Сильвер, понимаешь, на самом деле я не человек. Но и не демон. Я труп.       Он мгновенно вспотел, чувствуя, как пот заструился по холодной спине, точно его окатили водой из ведра. В первый момент всё его существо потребовало убежать, бросить её здесь с её чёртовыми шутками, этаким актом женской мести, но огромным усилием воли он пригвоздил себя в кровати и не отшатнулся. Не отвернулся, не отвёл глаза. Заставил себя смотреть на её странно улыбающееся, умильное лицо, умирал от ужаса... Невероятным напряжением лицевых мышц он удержал непроницаемое выражение, ни дрогнув ни одним мускулом...       А она всё говорила... Про то, как очнулась в странном месте, тёмном и холодном, где повсюду стояли какие-то странные огромные резервуары, булькающие зловеще, эта звенящая тишина и странное ощущение нереальности. Дело в том, что она точно помнила, что умерла. Не помнила лишь, как. Дальше шло её имя. И ничего больше, пропасть, бездна, чистый лист. Рассказывала, как позади неё раздался приглушённый звон колец на посохе, походивший на шипение змей в хрустком песке, как она обернулась, обмерла, но почти не испугалась, только ужасно разволновалась. Долго и в упор она разглядывала вечно цинично усмехающуюся маску, не умея, не смея отводить взгляда...       Говорила просто и буднично – Мириам и сама удивилась, как это она может так спокойно говорить о подобных вещах, но всё же продолжала рассказывать.       Это был такой эксперимент, насмешка над природой. Таких, как она на самом деле довольно много, только они почему-то помнили свою предыдущую жизнь, а она забыла всё напрочь.       «И да будет жизнь твоя в руках моих!»       Пройдёт ещё немало сумасшедших лет, когда они будут расставаться, а он не будет искать её, она будет убегать, чтобы вновь вернуться, будет открываться людям, ещё будут те, кому она решится поведать эту жуткую правду... Но только он один не изменился в лице, когда узнал её. Не любя её никогда так, как ей того хотелось, он умудрился принять её такой и хоть немного, но всё-таки дорожил ею, – она оценила эту его мужскую деликатность,.       Наконец она замолчала... Он по-прежнему сидел с каменным лицом, не веря тому, что сейчас услышал... Она опустила глаза.       – Я ищу кое-что, – вдруг заговорила Мириам. – Слышал когда-нибудь про Кристалл Владыки Смертных?       – Признаться, нет, – хрипло ответил Сильвер.       – Если честно, я сама мало что об этом знаю, но есть легенда, будто волшебник, сумевший не поддаться его чарам и завладеть его силой, будет править миром. А кроме того он увеличивает мощь колдуна в несколько раз, лечит болезни и воскрешает мёртвых.       Она качнула головой, и огненно-рыжие змеи заходили ходуном.       – Я снова хочу жить, Сильвер.       Он как-то странно посмотрел на неё.       – Ты действительно в это веришь?       – А почему бы и нет? – с вызовом вопросила она, и глаза у неё загорелись. – Если он обладает такой силой, то...       – Ну и что ты будешь делать с этой своей жизнью, даже если допустить, что тебе удастся её вернуть? Дальше-то что?       – Стану простой свободной женщиной, – сказала Мириам после короткой паузы. – Смогу идти туда, куда я захочу, делать, что захочу, любить, ненавидеть, кого захочу, мне больше не надо будет возвращаться в это ужасное подземелье!.. – Она метнула на него истошный, умоляющий взгляд. – И когда я снова стану живой, смогу быть с тобой. Что я буду делать с жизнью – спрашиваешь? Хочешь, отдам её тебе, раз на то пошло!       – Не-ет, – усмехнулся он, вставая, – мне бы как-нибудь со своей разобраться. А две – это для меня как-то многовато.       – Ну, ну тогда... – задыхаясь, воскликнула она, тоже поднимаясь, не зная, что ей сделать, чтобы он не уходил. – Если Кристалл действительно настолько могущественен, как о нём говорят, то, после того, как я вернусь к жизни, мы сможем воскресить и... – она запнулась, сглотнула... – ...твою семью.       И слова «твою семью» обожгли ей нёбо. Сильвер хмыкнул, усмехнулся. Это звучало слишком заманчиво, чтобы в итоге оказаться реальностью. – Нет, природу обмануть невозможно, – снисходительно-примирительно ответил он.       – Ну и кому ты это рассказываешь? Неужели, неужели ты не хочешь быть с теми, кого любишь? Почему так упорно не желаешь быть счастливым?       Ему стоило слишком больших усилий, чтобы хоть немного смириться с тем, что у него отняли всё, чем он когда-либо дорожил. Чтобы все старания пошли впустую из-за одной призрачной надежды... На самом деле, это было единственное, чего он страстно и безрассудно желал.       Они помолчали. Наконец она спросила:       – Куда теперь пойдёшь?       – Не знаю, – честно ответил он. – Куда угодно. Видишь, могу идти на все четыре стороны, но ни на грамм не стал счастливее.       – И не надейся, я уже всё решила, – огрызнулась Мириам. Потом вдруг покраснела и вспомнила то, о чём хотела поговорить с ним уже битых четыре дня. Посомневавшись, она решила, что и так выложила ему слишком много и скрывать от него что-либо отныне непозволительная роскошь. – Ну, если честно, я надеялась, что ты мне поможешь. Только не надо врать про неотложные дела, о которых ты вспомнил только что.       Стыдно признаться, но именно это пришло Сильверу в голову в первый же момент. Сколько бы он не утверждал, что вовсе не счастлив о своей непомерной всеобъемлющей свободы, но обременять себя какими-либо обязанностями совершенно не входило в его планы. Больше всего ставило в тупик то, что у него не было видимых причин отказываться. Кроме того, он вдруг осознал, с какой поразительной скоростью развиваются события. Ещё полчаса назад он бы ни за что не поверил, что чуть было не вступит в связь с мёртвой женщиной и теперь будет непринуждённо вести с ней беседу на отвлечённые темы. Она просит его о помощи в деле, в котором он не заинтересован, деле, судя по всему, опасном, сопряжённом с определённого рода трудностями.       Во-первых, если верить её рассказу, даже на секунду представив, что им удастся добраться до этого Кристалла-как-его-там, добравшись, им придётся разбираться с ещё полусотней дюжих молодцов, прослышавших про легенду и вознамерившихся увенчать собой пирамиду из сильнейших волшебников... мира. Сама эта перспектива настойчиво пыталась дотянуться в душе Сильвера до той педали, которая отвечает за задний ход. Во-вторых, Сильвер был уверен, что ни один уважающий себя вор или хитроумный-хладнокровный-коварный-опасный злодей (или один из предметов его профессии) не пропустит такое сокровище мимо своего всевидящего, проницательного глаза, а, поскольку ни о чём таком ему слышать не приходилось, значит, что-то тут было определённо не так. В-третьих, исходя из того, что ему об этом ничего не известно, последствия свидания с этим Кристаллом-ну-вы-поняли-о-чём-я являются непредсказуемыми, как шторм в море. Стало быть, уровень опасности критический (хотя, с другой стороны, когда его это останавливало?)...       – Ну? – нетерпеливо прервала Мириам его размышления. Он вдруг подумал о том, как странно они спелись всего минут за десять, успев, как через две ступеньки по лестнице, перешагнуть через очень многие стадии, которым обычно подвергаются нормальные человеческие отношения. С другой стороны, это ведь не совсем человеческие, так что всё вроде бы логично.       Он тяжело вздохнул и усмехнулся.       – Ладно, буду считать, что ты просто составляешь мне компанию и скрашиваешь одиночество. Хотя, должен признаться, как-то всё это подозрительно.       – Почему?       – Никогда не слышал о твоём Кристалле.       – Это потому, что никто из тех, кто за ним охотился, уже не вернулся обратно, – пояснила Мириам с лицом человека, который вдруг вспомнил об удручающей детали дела, могущей в корне изменить состав участников. В данном случае это уже не меняло ничего.       Его уже упрекали в дурацком излишнем благородстве, и сейчас он воочию убедился, что всё это не пустой звук. Мысленно Сильвер пожалел, что отвернулся от Бога, потому что хоть немного божественного блага ему бы сейчас не помешали. Впрочем, после своего отжига он в некотором смысле был ей обязан, да и неловко оставлять женщину один на один с этой щекотливой, жуткой ситуацией.       Терять ему было уже нечего.       Утром они отправились в путь.