Золотой мальчик

Вам когда-то казалось, что вся жизнь – дешевый спектакль, а вы играете самую главную роль, в то время как вокруг сменяют декорации, освещение. А вы так зациклены на собственном зазубренном тексте, что в упор не замечали всего этого. В Четвёртом, хоть и преобладала рутина, но закаты и рассветы не казались искусно размалёванным куском полотна, а морской бриз – дуновением вентилятора. В столице же меня охватывала жуткая брезгливость ко всем окружающим вещам. Один неправильный шаг, Алекс, и весь спектакль, весь театр драмы и комедии моей жизни полетит к чертям собачьим. Часто, особенно после ужина, меня стали посещали разные мысли из разряда «А что, если…». А что, если Игр не было бы? А что, если я не был бы сыном чемпионов, а простым мальчиком? А что, если бы всё это оказалось спектаклем (спланированным до мельчайших деталей, конечно же), а после все похлопают в ладоши, и я вместе с родителями отправлюсь в небольшую квартиру в большом Нью-Йорке, в котором у меня есть друзья, девушка, увлечения? Но потом я отгоняю такие глупые мысли. Если бы моя жизнь была спектаклем – в ней нет места такому урагану спонтанности имени Терезы Донован. То, как она, подобно вихрю, врывалась в мою жизнь, не подлежало ни одному логическому объяснению. - Хэй, Одэйр. Ты здесь вообще? Или зря я пришла? На Терезе короткое чёрное платье, которое слишком сильно открывает стройные ноги, на которых, конечно же, задерживается мой взгляд. Она, почему-то, боса, но это не очень-то меня интересует. Я за считанные мгновение оказываюсь рядом и, не успеваю опомниться, как мы уже, в порыве непонятного чего, стягиваем с друг друга одежду, целуясь при этом неистово, так, словно завтра последний день, а мы должны умереть за этот гребанный мир. Где-то на периферии сознания отмечаю, что губы у неё, почему-то, вкуса спелой земляники. Но всё становится каким-то мелочным, когда я стягиваю с Донован чёрные трусики и – мгновение – слышу едва слышный стон. А когда Тереза, откинув голову назад, задыхаясь, говорит: «Сильнее, Але-е-екс» - мне и вовсе сносит крышу. Когда я просыпаюсь в своей кровати, мне кажется, что спина расцарапана коготками одной брюнетки, что должна посапывать рядом. Но комната моя, Терезы рядом нет (так же, как и царапин), но весомые последствия моего сна обнаружились. Чертыхаясь, я направился в душ, чтобы привести мысли и тело в порядок. Сегодня показательные выступления, чёрт бы их побрал! Когда я, наконец, спустился в холл, там уже было большинство трибутов, к которым я поспешил присоединиться. После того, как все были в сборе, нас проводили в тесную комнатку, где стояло ровно двадцать четыре стула. Не больше и не меньше. Я лично пересчитал раз пять. Передо мной шли трибуты Первого, Второго, Третьего и моя сотрибутка из Четвёртого. Семь человек, которые выступали, в среднем, минут пять. Тридцать пять минут я потратил на разглядывание Терезы Донован, которая в упор не замечала моего взгляда или же просто прикидывалась. Второй вариант мне кажется более достоверным, так как речь идёт о моем персональном урагане. Наверное, я в её каких-либо жестах искал подтверждение тому, что всё это был не сон (не порождение моего больного подсознания), а она действительно заявилась на мой этаж и потом мы занялись головокружительным сексом. Кто-то совсем голову потерял, да, Одэйр? Глубоко вздохнув, я толкнул дверь в зал, где мне предстояло показать все свои умения. Первым делом я, конечно же, направился к трезубцам. Не думаю, что кто-то решиться взять такой, а для меня – это дань Финнику. Что-то вроде: «Пап, я не подведу». Самому отчаянно хотелось в это верить. «Убив» парочку манекенов, я направился к ножам, что лежали на небольшом столике, прямо перед мишенями. Случайно взглянув на балкончик, на котором восседали все важные шишки, я впал в ступор. Возможно, только один из них изредка смотрел в мою сторону. Отчаянно захотелось метнуть один нож в их сторону, но я знал, что со времён Китнисс Эвердин распорядитель и спонсоры защищены силовым полем. Что-то невидимое стукнуло меня по голове, поэтому я направился к какой-то секции, где я нашел небольшую полоску чёрной ткани и, вернувшись к ножам, я завязал себе глаза. В руках у меня два ножа. Одна малейшая осечка – и мне ставят отвратительный бал за это выступление. А если так, то я не жилец. Стук сердца оглушающе раздается по всему телу, кажется, что через мгновение я услышу, как по моим венам течёт кровь. Сейчас или никогда. Два броска подряд и я, сняв повязку, выскакиваю из Зала, не желая видеть никого. Возможно, эта глупость будет стоить мне жизни.