Eternity

- Твоя кровь слишком сладкая, - произнёс хрипловатым голосом Кай, слизывая алые капли с лезвия ножа, - взор дымчато-серых глаз светился желанием, которое он, пожалуй, не испытывал со времён погони за слиянием. Я не хотела с ним разговаривать, срываться на полу крики-стоны, тем самым поощрять его самодовольство, потому лишь болезненно шипела, когда кончик идеально наточенного клинка касался моего лица, оставляя багровые следы. Временами Паркер вонзал лезвие слишком глубоко, потому кровь тоненькой струйкой бежала по шее, прямиком к ключице, и Кай с животным удовольствием слизывал её, горячим, немного шершавым языком, останавливая поток жизненно необходимой жидкости. Он любил смотреть, как я извиваюсь в его руках, пытаюсь при этом не издавать лишних звуков, казаться сильной, но это только больше раззадоривало, доводя до упоения. От чрезмерных переживаний, усилий подавить стон и повышенной температуры, тело разгорячилось, став влажным и немного липким. - Согласен, стало слишком жарко, - прошипел на ухо Кай, в клочья разрывая мою белую майку, следом сняв толстовку с себя, - мне кажется, тебе неудобно, - добавил он, одним быстрым движением стащив с меня джинсы, оставив в одном нижнем белье и недоумении. Паркер разглядывал меня с похотью, что пожирала его, бесила, но и в то же время разрывала на куски, жадно впивался взглядом в каждый сантиметр давно не видавшей солнечного света кожи, которая, не смотря на пылающий жар, покрылась колким ознобом. - Что ты делаешь? – наконец выдала я, подняв на него обескураженный взгляд. – Ты достаточно наигрался, или самолюбие ещё неудовлетворенно, м? – слова звучали не сколько озлобленно, столько с вызовом, потому даже мой личный палач почувствовал это, издав нервный смешок. - Да, ты права, хватит прелюдий, - он поцеловал столь страстно и горячо, что отметка температуры в наших телах подпрыгнула ещё выше, разжигая огонь в обоих. Кай сладко касался языком моего, вырисовывая узоры на нёбе и слизывая видимую только ему пряность, его руки властно прижимали к себе изнеможённое тело, притягивая, словно магнит. Затем Паркер остановился, потому от неожиданности я потянулась за ним, едва успев открыть глаза. Еле слышные, мягкие и почти подавленные стоны разрывали грудь, а всё естество просило продолжение спектакля. Но правила здесь устанавливает Кай, а я так, лишь жалкая пешка, всего на всего играю по ним, исполняя, отнюдь не главную роль. Он уселся на краю кровати, облокотившись о мягкий плед. Даже сквозь бешеное сердцебиение, я могла расслышать его тяжёлое дыхание, что делало воздух ещё более невыносимо жарким. Облизнув большой палец, Паркер медленно провёл им по моим губам, особенно долго задержавшись на нижней, оттягивая, сдавливая, прижимая. В этот момент я ненавидела его. Впервые за три месяца, проведённые не то пленницей, не то гостем, но ненавидела скорей не за то, что он делал со мной, - а за собственное бессилие. - Проведи ладонью по шее…а теперь - по груди, ну же, - его глаза горели таким азартом, будто он выиграл пару миллионов в казино. - Не за что! – выкрикнула я, но пальцы уже касались покрытой дрожью коже. – Подонок. - Ещё какой, - улыбнулся Кай, - продолжай. Мои руки бродили по телу, проскальзывая под нижнее бельё и надавливая на мучительно приятные точки. Мягкие круговые движения, сменялись глубокими, резкими. Когда с моих губ сорвался изнеможённый стон, Кай принялся уже своими пальцами доводить меня до полного исступления. Ещё жестче, нежели я могла себе представить. - Ничего не хочешь мне сказать? – горячо выдохнул Паркер мне в лицо, убирая мокрую прядь волос за ухо. - Ублюдок! – теперь словесный плевок в его физиономию. - Мне кажется, ты хотела сказать нечто другое, - его проворные пальцы надавили на что-то до боли чувствительное, и я изогнулась, вскрикнув. – М? Не услышал? - Кай, - протяжно шепнула я, до треска сжимая мокрую от испарины простынь. – Сделай то, что хотел. Малакай хищно улыбнулся и припал своими искусанными от наблюдения губами к моим, попутно избавляя нас от одежды. Он властвовал и повелевал. Я больше не Елена Гилберт, нет. Я больше не испытываю любви и привязанности к старым знакомым, а - только пустоту с подобием ненависти. Когда мы оба обессиленно рухнули на мокрые простыни, не было нежных прикосновений, поцелуев или просто непрерывного взгляда в глаза, мы молча лежали на расстоянии друг от друга, пялясь в темноту. Кай уснул первым, а вот меня сон никак не брал, потому тихо одевшись, я выскользнула из комнаты, а затем и из дома.