ЕХО И ОКРЕСТНОСТИ: (иллюстрации, нарисованные словами)

Ветер, летящий в цветной пустоте, прозрачен и невесом. Ветер смеется и играет, колышет гроздья сверкающих миров, перебирает звонкие шары вселенных, касаясь бесплотным пальцем то одного, то другого и заставляя звенеть. Ветер смеется и играет. Ему хорошо.       …Хорошо… когда-то и где-то, наверное, ему было хорошо, но он не может вспомнить – слишком болит голова. Нудно, изнурительно, тягуче… липкая и какая-то горячая эта боль лениво ползает от виска к виску, мешая думать.       Стены давят, давит воздух, мутная темнота за окном, тени на стенах… Кожа горит и душит, словно он заперт в ней, словно она чужая ему, словно весь этот мир чужой ему…       Нет, лучше спать. Спать и видеть сны.       Во сне не больно.       Во сне – ветер… …ветер играет нитями, нанизанными шарами, играет мирами – горстями цветных леденцов, сладко-горько-соленых, с привкусом меда, моря, пряностей и слез. Ветер играет именами, отзвуки которых мерцают в оглушительной тишине сияющего ничто, отзвуки шепчут, кричат, хохочут, насмехаются, ухмыляются, улыбаются, плачут и зовут…       … зовут?..       Кого?       Кого-то, кем он был?..       Или кого-то, кем не был?.. Имена, имена, имена, веселые и грустные, звонкие, как бубенцы, шипящие как волны, певучие, как ветер в траве, хохочущие, как рыжее утреннее солнце, яростно-хищные, как поступь горного зверя, далекие, как звезды, и близкие, как огни фонарей, имена тревожащие, имена зовущие, имена спрашивающие…       … Их не было?..       … Их… тоже не было?.. Ветер обжигается тревогой, как плетью, бьющей с размаха, ветер швыряет блики-имена в пустоту, и те разлетаются на брызжущим сверкающим многоцветьем, осколки впиваются в память пестрой россыпью рваных стеклянных конфетти… осыпаются, укладываясь в пеструю мозаику из неровных камней… цветных камней на мостовой…       … откуда это?.. … цветные камни на мостовой, свежий ветер, запахи бумаги и пряностей, смех мотыльками пляшет в оранжевых кругах фонарей, небо, как темная бархатная накидка, шелест листвы, шаги рядом… чьи?..       … Откуда это?..       Этого не было. … а солнце там золотистое, как карамель, и мягкое, как свежая сдоба, и лучи его не обжигающи, а сладки, они прозрачным теплом стекают в ладони, невесомо целуют зрачки, подмигивая сердцу…       Откуда?.. … а море там прозрачно-зеленое, как леденец, и солнце купается в нем, роняя рыжие зыбкие слезы, и те дорожкой из бликов ложатся прямо под ноги до самого песка, а волны пахнут сладостью и солью… Этого не было. Этого не было. Этого не было никогда.…       …никогда…       Голова мечется по подушке туда-сюда, воздух в комнате полон липкой, душной болью, агонией и тревогой, воздух тяжел, горек и солон, воздух пахнет лихорадкой, болезнью и тоской, воздух затянут затхлой, душной паутиной, воздух бьется в стекло тяжкой, мутной волной, в которой невозможно, невозможно, невозможно…       …       …дышать… …а воздух там сладок, так радостен и свеж, как первый глоток утреннего света, как краюха только что выпеченного хлеба – хрустящая, с золотым румянцем на корочке. Воздух так горек и прян, так ароматен, как свежесваренный кофе, солон и свеж, как зеленое, прозрачное море. Воздух там пахнет солнцем, каплями лилового дождя, летней листвой, смехом друзей и искрящимися, многоцветными ветрами Истинной Магии. Воздух там пахнет – жизнью. Жизнью, которой… не было?.. Ветер хохочет, ветер бьется о пустоту – наотмашь, с размаха, разлетаясь на миллионы осколков и собираясь вновь, горстями отшвыривая то, что было, свою память, свою личность, свою жизнь. Жизнь – это больно. Ветер не помнит, откуда он знает это, но – он знает. Жить – это больно. Помнить тоже больно. Ветер не хочет помнить. Память. Память манит музыкой и цветами, память переливается красочными огнями, память пахнет рекой и сдобными булочками, терпкой пылью городских улиц, влажной ночной листвой, старыми страницами добытых из другого мира книг, горькими духами смеющейся сероглазой девушки с золотым искрящимся гневом в зрачках. Память пахнет оранжевыми фонарями, разноцветным мороженым. Память пахнет словом «никогда». Ветер не хочет помнить. Помнить – это больно, больно, больно! Имена. Имена звучат и поют эхом недосбывшегося, бьющегося о тишину, имена гаснут, переливаются, звенят и сталкиваются друг с другом, как цветные стеклянные шары, идут трещинами и осыпаются пестрым колким дождем, впиваются в бесплотную воздушную кожу, ветер беззвучно кричит, ветер не хочет помнить. Ветер не хочет быть. Быть – это больно, он помнит.       … больно, голова раскалывается, гул машин, кажется, разрывает стены крохотной комнатушки, кровь вязкими, липкими толчками бьет в виски, лоб горит, жар опаляет вены изнутри, холодно, клетчатый плед совсем не греет, холодно… … а речной ветер там прохладен и зелен, как скошенная трава, он пахнет свежестью и утром, он мягок, как шелковый шарф, как перышко из-под крыла птицы, ветер игрив, как котенок, ветер смеется, ластится к ногам, щекочет щеки, смывая с них случайную соль… Помнить – больно. Не помнить – еще больнее. Забудь. Забудь, говорит пустота, забудь, быть – это больно, помнить – это больно, дышать – это больно. А больнее всего – любить.       …любить… любить?.. Любить!..       …между склеенных испариной ресниц мелькает бурое, болотно-зеленое, проколотое безысходной чернотой. Болотная зелень, болото, душная трясина, тянущая все ниже и ниже, и нет никого, кто бы подал руку, удержал бы…       Воздух густ и вязок, как болото, воздух затягивает – не выбраться. ... Болото… Трясина… Паника, холодно… Шелест крыльев, звонкий голос. «Тебя надо спасать? Или сам выберешься?..» … Спасать, его? … зачем?.. …Кто ты?.. Имя. Имя острой спицей вбивается в сердце, тянет вниз, в горячее, бьющееся, живое. …золото, веселый, холодный смех, мягкие перья, мягкие, короткие волосы, темные, как ночной шелк. Серое и синее, золотое и певучее… Имя… Имя, звонкое, переливчатое, поющее... струна, на которую нанизана горсть солнечных бубенцов, имя смешливое и неосязаемо-ласковое, как ворох птичьих перьев в ладони – невесомо-легкое, песня в цветной пустоте. Золотые глаза, черно-серые кольца зрачков, грозная, смеющаяся, нежная…       … кто?..       … Кто ты?..       ... Ты – есть?..       … а я… – есть?.. Ветер мечется и кричит. «Кто я?» «И что такое Я?» Почему это так важно вспомнить? И почему это так страшно знать? Имена. Имена звенят цветными шарами, переливаются, смеются, сердятся, зовут. Имена подмигивают ему цветными огнями, десятками живых глаз, осколками памяти, отголосками жизни… жизней…       … чьих?.. … а степь там огромна и серебриста, как сухое шелковое море, и ветер плетет травяные узоры, как волны, и небо, как море склоняется над ней, и травы поют и шепчут зовуще и ласково, шепчут имя… имя… … не вспомнить… … и, может, не надо?.. Имя… Горечь тумана на губах, горечь и ласка последнего поцелуя, серебряное облако, темные провалы глаз, теплота улыбки, родная, чужая, неуловимая, свободная, ничья… Больно, больно, больно!..       … ее тоже не было никогда…       …хриплое дыхание, запекшаяся липкая соль на губах, пальцы комкают колючую шерстяную ткань, плетение волокон наждаком царапает кожу, они грубые, прочные, но за них не удержаться, не удержаться… … а зачем?.. … кому ты нужен в этом мире?.. … зачем ты нужен в этом мире?.. … зачем тебе нужен этот мир?.. … может, не надо?..       Нет, неправда, неправда, я нужен, и мне нужно… было нужно, я не могу вспомнить… Имена – окна в миры, и ветер шутя пролетает сквозь них, звеня невидимыми бубенцами в проемах, ветер играет, перебирая настроения и блики, ветер уже почти прозрачен, его не удержать, не поймать, не позвать… Невозможно позвать того, у кого имени – больше – нет. …нет?..       …Нет!.. Ветер свивается в жгут, бьется и мечется, кричит почти что по-человечески…       …бьется и мечется о влажную от испарины простыню, комкает колючую клетчатую шерсть… …шерсть… серебряная шерсть лиса, серебряные глаза, хищная, умная улыбка, жесткие складки рта, молодые, яростные и любопытные глаза на покрытом морщинами лице… Имя… причудливое, серебряно-серое, холодно-улыбчивое, гибкое и опасное, как тонкая сталь. За ним – бездна и сверкающая сила, лед и белый огонь, мудрость, жестокость и великодушие. Серебряная шерсть, серебряные глаза… друг? Враг? Серебро… а за ним лиловое, мягкое, вкрадчивое, коварное, засасывающее… Нельзя! Больше никогда нельзя!! Желтый ковер, желтые доски пола, лиловое марево за окном, глухое, плотное, как пыльный бархат… нет! Нельзя!!       Нельзя! Нельзя прикасаться!! Нельзя помнить!!! Нельзя, нельзя, нельзя… Забудь, иначе не выдержишь, вкрадчиво шепчет сердце, а ведь ты так хочешь жить, ты так любишь жить, тебе нельзя помнить, это только сны, забудь. Зачем, если их нет, если их не было никогда? Если ничего этого не было никогда? Это только сны. Этого не было. Ты привыкнешь. Ты успокоишься. Забудь.       …Их не было.       …Их не было.       …Их не было никогда.       …никогда?.. Имя… Уютное, мягкое и сильное, как вселенная, свитая в моток пуховой пряжи, тепло и смех, магия и воля, жуткое всемогущество и теплые руки, и мягкие ямочки на щеках, запах выпечки и цветов, времени и неизбежности.

***

… Где-то там маленькая женщина, одетая в бело-голубой вышитый плащ, медленно прогуливается среди цветов, грустно улыбается чему-то, ясному только ей одной – маленькая, мудрая, бессмертная женщина, одетая в старость, как в карнавальный костюм, с волосами седыми, как теплый нетающий снег, и глазами зелеными, как холодная бездождливая весна. Женщина смотрит в небо, печально улыбается ветреному эху, теребящему белые прядки на висках. Женщина – знает. Все. Но не поможет.

***

      … не поможет, никто не поможет, некому, некому помогать. Белый жар сжигает изнутри, так хочется пить, но некого позвать, их нет… Никого из них нет…       … нет?..       … А ведь должны, должны быть!.. Откуда эта уверенность? Откуда это чувство, что есть в мире рука, на которую всегда можно опереться, которая удержит над любой пропастью, берег, на котором всегда ждут…       Берег.       На котором.       Всегда.       Ждут. Имя… Имя, похожее на шелест волны, на шепот дождя, на мерный шаг ноги, ступающей по песку. Твердая рука, спокойные глаза, негромкий голос, улыбка, едва заметная в углах плотно сомкнутых губ… теплая. Ровное, легкое дыхание.       ... Я знаю тебя?..       Я знаю тебя!       … кто ты?..       … Тебя тоже не было?..

***

... Где-то на другом краю сияющей черной бездны высокий человек с уставшими серыми глазами и белыми нитями в темных волосах подходит к окну и, распахнув раму, жадно вдыхает влажный речной воздух – но не чувствует свежести. Ему кажется, что он задыхается. Ему кажется, что он опаздывает. Вот только он никак не может понять, куда.

***

…Серо-синие глаза… море. Мягкий, ровный голос… теплый серый песок. Белые складки плаща… прохладный ветер. Сдержанная незаметная улыбка… луч солнца сквозь серые облака. Имя. Имя, шелестящее на ветру, теплое и прохладное одновременно. Имя… шаги на сухом песке, мерное дыхание волны. Имя друга.

***

Где-то в просторной пусто-светлой комнате человек поднимает глаза к потолку, невидяще смотря на пляшущие тени от гаснущих поутру фонарей. Новый день несет с собой пустоту, никто не пришлет безмолвный зов в самое (не)подходящее время, никто не заявится с сотней вопросов и веселых нелепиц… Никто. Человек часто видит тревожные сны. После каждого такого сна он позволяет себе несколько жадных, рваных, долгих вздохов – прежде чем начинает дышать привычно-ровно, на неизменный счет. И эти длинно-короткие глотки воздуха кажутся ему горькими, как табачный дым из другого мира. Эти глотки – единственное, что хоть как-то напоминает жизнь. Сны не дают ответа. Снова и снова в ответ на его зов откликается только пустота.

***

      …пустота…       …сухой кашель, тяжелое дыхание, ослепшая память разрывает вены, выступает холодной болезненной солью на лбу, пальцы комкают клетчатый плед.       …быть – это больно… Все закончится скоро. Один шаг до грани – а за ней – восхитительно сладкое сияющее ничто, безграничная свобода не-бытия, не-памяти, не-времени. И, как шелуха, слетают остатки жизней, воспоминаний, миров и имен – как сухая короста с давно зажившей раны… так давно, что уже нет нужды об этом помнить… … уже скоро… Цветные камни впиваются в память, тянут обратно в бытие, и ветер стряхивает их – досадливо, гневно, отчаянно, сражаясь за свое вечное, выстраданное право – не быть.       …быть – это больно… Мир – пустой хаос, кипящее огнями ничто – но где-то там, в безумной круговерти, есть, есть окно… Что за ним?.. Кто за ним?.. Стекло бликует, не рассмотреть лица, видно только руку у края рамы… Ветер бьется в окно: открой. Открой! … Или… лучше – не открывай?!

***

Человек в пустой светлой комнате зовет раз за разом. Он с трудом удерживается от гнева и отчаяния – и зовет раз за разом, почти точно зная, что услышит лишь тишину – и все же надеясь снова и снова. Как много раз до этого. «Где же ты, Макс?..»

***

… шелест дождя…       …хриплое, тяжелое дыхание, голова мечется на подушке туда-сюда, ткань горячая, влажная, царапает кожу, жжет кипятком, яд гуляет по венам – хмельной, тяжкий, едко-густой, пузырящийся и шипящий. Яд выступает на губах соленым и горьким, болью и памятью. Дождь бьется в намертво запертое окно, зовет настойчиво, плачуще и тонко, рассохшаяся рама дребезжит от града прозрачных капель – но не поддается. Дождь звенит – и в звоне его – тревога.       … уже совсем скоро…

***

Где-то в светлой просторной комнате высокий человек стоит, вцепившись пальцами в подоконник, сгибаясь под тяжестью невидимой ноши, и ровно, механически дышит на двенадцать. Человек знает, что будет ждать. Если нужно – будет ждать вечно. Но тот, кто уже почти не может отозваться с другого конца призрачной нити – ждать не может. Уже почти не может. Человек чувствует, как (не)его время последними каплями утекает сквозь пальцы.

***

      …больно, слишком больно дышать, слишком горячо в груди, слишком режет глаза. Слишком горько сердцу.       Он устал, слишком, слишком устал. Он хочет, чтобы все это прекратилось, неважно как, только бы прекратилось поскорее, но…       …только вот дождь… Дождь звенит – и в звоне его – отчаяние. Дождь звенит – и в звоне его – надежда.

***

Человек шагает в давно подаренные ожившие сны, туда, где между морем и небом лишь тонкая нить песка, а между невозможным и возможным – лишь тонкая грань надежды. «Где ты?..» Человек на берегу моря давно забыл, что такое страх. Но каждое дрожание невидимой струны отзывается холодом у него под ребрами, пульс звенит в висках, перемежаясь невыносимо долгими мгновениями пустоты. Серые глаза смотрят в небо. Его губы сомкнуты в нитку, зрачки черны и тверды, как наконечники стрел. Человек на берегу моря давно перестал придавать значение боли. Но струна натянута так сильно, что он дышит на пол-вдоха, чтобы она не порвалась. И при каждом невидимом рывке прикрывает глаза, из которых рвется наружу буря. «Где ты?!..»

***

… Голос. В нем – теплота и спокойствие, шелест волн и шорох шагов на песке, шелест книжных страниц и шелест вздохов, ровных, как волны. В нем – опасность и сила, голубой огонь и лед, белизна и безмятежность. В нем – забота и ирония, тщательно спрятанные за невозмутимостью. Голос. Единственная нить, что держит у края пустоты. Там – смеющийся холод ничто, влекущее, манящее небытие, там нет страха, боли, там нечего терять, некого звать, боясь, что не дозовешься, там нет душераздирающей тоски, там все и ничто, там – свобода. Здесь – кричащая какофония воспоминаний, тоски по несбывшемуся, невозвратимому. Здесь приходится снова и снова биться о невозможное, разрывать себя в клочья и собирать вновь, сходить с ума, хохоча от отчаяния, истекать ужасом и счастьем, снова и снова насаживать сердце на иглу надежды, рассыпаться на галактики и сгорать миллионами звезд, и вспыхивать вновь, днями, ночами, запахами, звуками, ударами пульса – жить. Жить – это больно.       … жить – это… чудесно!..

***

- МАКС?!..

***

Имя… Имя!!! Имя дергает за душу, огненной нитью выворачивает ее наизнанку, острыми краями памяти – внутрь, в самое сердце, тянет… Нить… Тонкая, тонкая нить, тоньше волоса, тоньше луча, тоньше паутины, тоньше дыхания – неразрываемая, огненная, нить режет сердце, режет память, режет ладони, больно, отпусти!.. Не отпускает. Лишь крепче держит, лишь глубже врезается в душу. «Прости. Сейчас так надо». Голос. Негромкий и ясный, спокойный, теплый голос. Хорошо знакомый, знакомый всегда, с самого начала, где бы это начало ни было. Голос. Он как стержень, как нить в пустоте. Теплая, светящаяся нить. Нить, что не порвется.       … кто ты?.. Память – прозрачное озеро – исходит трещинами, пустота колышется, как воздух, опадает дождем, застывает зеркальной гладью, рассыпается на тысячи отражений, ослепляет, сияет, взрывается голосами, запахами и звуками, трещины расходятся стремительно и жадно, взвиваются огнями, смехом и холодом, перехватывают горло, испепеляют – и с размаха швыряют в сверкающе-жутко-прекрасную пропасть жизни – и он падает, падает ввысь, исчезая, растворяясь, беззвучно крича, истекая цветной кровью неприснившихся миров, он падает и падает и падает, и падению нет конца и… Рывок. Нить. Держит. Он рвется, кричит, слепнет от многоцветья, рассыпается в клочья – но держит. Он кричит, мечется, рвется в обморочную пустоту – но держит.       Быть – это больно…       И – упоительно сладко. Чудесно, тепло, ветрено-звездно, опьяняюще, головокружительно, жутко и невозможно прекрасно.       Быть – это единственно верно.       Быть – это восхитительно неизбежно. И нить – не нить уже, а рука, крепкая, теплая, несокрушимо твердая, с длинными пальцами, исписанными тонкими черными рунами. Очень знакомая рука. Теплая. Рука, которая не отпустит никогда. Рука друга.

***

…Море шумит немного похоже на дождь. Он со всего размаха падает лицом на мокрый берег, кашляет, мотает головой, вытряхивая из волос песчинки. Они незлые, не колючие, но надоедливые, словно этот пляж – большая любопытная собака, любящая обниматься. Нет, он совсем не против собак и, в общем-то, не против с ними пообниматься, но не так же бесцеремонно! Он фыркает, протирает глаза и оглядывается. Замирает, глядя на море. На фигуру человека в длинном белом плаще, неподвижно стоящего у самой кромки волн спиной к нему. Он резко выдыхает, делает шаг назад, спотыкается, не замечая этого. Губы его беззвучно шепчут какое-то слово. Имя. Человек на берегу не шевелится. И тогда он бросается бежать. До моря совсем недалеко, всего дюжину шагов, но ноги, как назло, вязнут в песке, волосы лезут в глаза, а в самих глазах почему-то расплываются мокрые цветные пятна. Но он все равно бежит, бежит так быстро, как может, запинаясь, падая и отряхивая с колен приставучие песчинки. Он бежит, захлебываясь воздухом, потому что легких вдруг становится слишком мало, а сердца наоборот – слишком много, и потому что очень боится проснуться, прежде чем успеет сделать… …последний… …шаг. … Человек на берегу моря стоит, глядя прямо на солнце, и не видит ничего. Его брови сведены дугой – то ли страдания, то ли радости, настолько сильной, что она равна боли. Его ладони стиснуты так, словно он держится ими за воздух, чтобы не рухнуть в пустоту. Пропуская вдохи, человек молча считает шаги за спиной. Двенадцать… десять… шесть… и дышит ведь опять неравномерно, придется учить с самого начала… четыре… споткнулся, никогда под ноги не смотрел, и как только жив еще … три… жив, Темная Сторона, жив!.. два… ... один. … – Шурф?!. Человек беззвучно выдыхает и закрывает глаза – на одну, бесконечно долгую, секунду. Потом открывает их. Потом оборачивается.