***
Старые фотографии был сметены в урну, стоявшую рядом со столом. Эрик с протяжным стоном опустился на стул и обхватил голову руками. На душе у мужчины было паршиво, как никогда. Ему даже хотелось бросить все на полпути, остановиться, внять голосу разума. Зачем он в это ввязался спустя столько лет?! Что ему даст эта безумная авантюра? То, что ему было действительно когда-то дорого, он потерял уже очень давно. Тогда, струсив и испугавшись ответственности, он позорно сбежал, даже толком не подумав, куда ему идти. Может, следовало не ворошить прошлое, а пытаться все забыть, как страшный сон? Но что-то не позволяло ему сделать это. Он знал, что уже потерял путь к отступлению. Потерял его с тот самый момент, когда он так неосторожно протянул руку рыжеволосой девушке, сидевшей в зале. Ему не следовало смотреть на нее. Ему не следовало касаться ее. Ему не следовало говорить с ней. Он не имел на это права с того самого момента, когда много лет назад он подписал то согласие. Согласие на свою свободу. Согласие на освобождение от ответственности. Он подписал свой смертный приговор. Тогда он был раздавлен, уничтожен, разбит. Он был никем. Он был предателем, трусом, ничтожеством. Он боялся оставаться в этом городе. Ему казалось, что каждый ребенок в парке, каждая тень на стене, все осуждающе смотрели на него. Словно ему не было места тут. Тогда он ушел, думая, что со временем все это пройдет. Но он жестоко ошибся. С того самого момента ему нигде не было места. Везде он был чужим. Ему негде было найти приют. Его домом были шоссе и автострады, небольшой фургон, расписанный ярким граффити, небольшие проселки. Его домом была вечная дорога. Дома у него не было. Иногда с горечью он вспоминал свои юношеские мечты, разделяемые, как ему тогда казалось, самыми близкими его друзьями. Тогда они были молоды. Они считали, что мир открыт для них. Они желали объехать весь мир. Это пьянящее чувство мнимой свободы пьянило ему голову, заставляло забыть об осторожности, решаться на безумные поступки. И не его одного. Как сейчас, он помнил тот момент, когда они, сидя над огромной картой, смеялись и безжалостно резали географические журналы, маркером исписывали поверхность карты, мечтая когда-нибудь сделать свои собственные фотографии и наклеить их на место жалких вырезок. Тогда они не думали, что этим мечтам никогда не суждено было сбыться. Почему он вдруг решил вернуться, хотя знал, что только сделает еще хуже? Почему не забыл, как всегда он поступал? Или же ему о «той» жизни напоминали беспрестанные сны о Ней. Ее нежная улыбка, теплые карие глаза и эти вечные две косы, в которые были убраны ее волосы. Когда-то он считал, что все эти богатства принадлежат ему одному. Когда-то. Он сломал Ее, словно дорогую фарфоровую куклу. Ему тогда мерещилось, что люди всегда тверже, сильнее кукол. Но Она оказалась куклой. Красивой, нежной, нарядной и… хрупкой. Он не видел своими глазами, как она сломалась. Но он чувствовал, пусть и издалека. Ему ночами мерещилась ее горькая улыбка, ее некогда теплые глаза, теперь наполненные горечью и даже некой ненавистью к нему самому. Пусть. Он не отрицал, что заслужил это мучительное наказание. Знать, что он разрушил чью-то жизнь. Знать, что ненависть к нему бывших друзей более чем оправдана. Знал, что те, кто предал его, были в некой степени правы. Да, тот, кого он считал лучшим другом, после того дня даже не смотрел ему в глаза, а хладнокровно заявил, что он не имеет права появляться в жизни тех, кто уже пострадал от него. Он и не появлялся. Не считал нужным. Все эти годы ему было достаточно дома на колесах, единственной вещи, действительно принадлежащей ему. А что может принадлежать человеку, который добровольно согласился на моральную лоботомию? Ему запретили появляться на пороге того трижды проклятого дома, запретили искать тех, кто жил там. Но кто мог запретить думать о нем, мечтать и любить? Кто запретил ему верить в Фортуну? Он решил попытаться повернуть колесо, повести его на новый оборот, снова не думая о последствиях. Кто знает, на чью сторону в этот раз встанет богиня удачи?***
— Мила, аккуратней! — Извини, я случайно! — воскликнула Мила, убрав с ноги Бледо туфельку с небольшим, но острым каблуком. Бледо лишь вздохнул. — Если ты знала, что не очень хорошо ходишь в туфлях на каблуке, то зачем надела? Ведь, насколько я понимаю, прийти на вечер можно было и в чем-нибудь более удобном. — Я бы так и сделала, но дядя сказал, что девушке моего уровня негоже появляться на мероприятиях подобного рода в неподобающей обуви, — пробурчала Мила. — Узнаю господина Игнатия, — ответил ее собеседник. — Он старается сделать из тебя леди. И мне кажется, что определенных успехов он достиг. Мила в ответ на это лишь меланхолично пожала плечами. — Ты случаем не знаешь, когда закончится официальная часть, после которой я смогу с чистой совестью уйти? — спросила она. — Не останешься на танцы? Жаль. Мне хотелось посмотреть, как ты танцуешь за пределами класса. — И не дождешься. Ты знаешь, что у меня после последнего занятия все еще гудят ноги? Боюсь, что после одного самого простого вальса они у меня просто отвалятся, — фыркнула девушка. Ее внимание привлек мэр, взошедший на небольшой пьедестал. -Дамы и господа, — начал он свою неторопливую, размеренную речь, — я рад приветствовать сегодня вас на этом скромном вечере. Надеюсь, что в конце никто не будет чувствовать себя неудовлетворенным… Мила перестала его слушать в тот самый момент, когда заметила недалеко от себя того самого синеглазого молодого человека, при виде которого она недавно чуть было не потеряла дар речи. Он, одетый в отглаженный костюм, стоял около стены и с вниманием слушал мэра. Мила невольно задержала свой взгляд на сосредоточенном, но отнюдь не хмуром лице юноши. Невольно она подумала, что людям, так же, как и он, красивым до неприличия, не стоит появляться в обществе.Поймав себя на этой мысли, девушка слегка покраснела и поспешила отвернуться. — Я хотел бы поблагодарить за помощь в организации сегодняшнего вечера, — тем временем продолжал мэр, — всех тех, кто даже немного приложил к этому руку. Сейчас начинаешь понимать, что даже малейшая помощь других людей является очень ценной. И для этих людей сегодня я говорю эти слова благодарности. Но, тем не менее, я считаю, что всем приглашенным, даже самым внимательным, не следует стоять и ждать окончания официальной части долго. Так что, дамы и господа, я делаю именно то объявление, которое вы с самого начала с нетерпением ждете: Оркестр, музыку! Первый вальс! В тот же момент откуда-то со стороны грянул невидимый гостям оркестр. В небыстром темпе они заиграли вступление к вальсу. Мила молча стояла и смотрела, как к другим девушкам одни за другими подходят кавалеры и приглашают их на танец. Сама она намеренно держалась в стороне, чтобы не быть завлеченной в шумный и пестрый круг танцующих. Может, она бы и потанцевала, но злосчастные туфли, по ее мнению, не были для этого предназначены. Мила расправила свое голубое платье и слегка прислонилась к стене, наблюдая за кружащимися парами и невольно подмечая то, как они иногда оступаются или сбиваются с ритма. Наверное, она сильно привыкла, что на те же недостатки Массимо с сильным негодованием указывает своим ученикам. Наблюдая за танцем, Мила невольно начала искать в круге танцующих того незнакомца. С его-то внешними данными, его непременно утянула танцевать какая-нибудь глянцевая блондинка или брюнетка. Хотя тут цвет волос не важен. Такой парень просто обязан был быть популярным у девушек. Но, как ни странно, он не танцевал. Мила еще раз обвела взглядом пары, но тот, казалось, исчез. В голове девушки промелькнула мысль, что, должно быть, он уже с кем-нибудь уединился, но она тут же отбросила ее. При первой встрече он не показался ей тем, кто будет таким неприличным образом сбегать с приемов. Но, может, его внешность и вежливая улыбка все-таки — обман? Задумавшись, Мила прикрыла глаза, так как пестрота платьев нещадно резала взгляд. Как бы глупо это ни звучало, на миг ей показалось, что перед нею кружатся не люди, а яркие кляксы. Вот розовая, а вот бордовая и золотая. Словно она вблизи смотрит новогодний фейерверк! Тут кто-то тронул ее за плечо. Вздрогнув, она открыла глаза и обернулась. Слева от нее стоял тот самый синеглазый парень, слегка улыбавшийся. — Здравствуйте, — слегка помедлив, кивнула Мила. — И вам того же, — ответил он, кивнув в ответ. — Мы встречались пару дней назад, помните? Мила смутилась. — Кажется, да. Вы подняли мой рюкзак. — А вы — убежали… И я так и не спросил вашего имени, — притворно возмутился парень. — Мила. И можно на «ты», я не против. — Красивое имя. — Спасибо, — казалось, этот человек делает все для того, чтобы смутить ее. — А какое у тебя имя? — Гарик, — просто ответил он. Гарик? Где-то она недавно слышала это имя. Она слегка нахмурилась, пытаясь вспомнить, где именно. А когда вспомнила, ее глаза от удивления округлились. — Гарик Смелый? Я не ошиблась? — Увы, но нет, — улыбнулся Гарик. — А что такого? Не имею права поинтересоваться? — осмелела Мила. Постоянные улыбки Гарика располагали к тому, чтобы отбросить некоторые условности. На секунду Миле показалось, что в глазах Гарика промелькнул легкий намек на интерес. — Почему же нет? Чтобы вести более-менее неформальную беседу, мы должны быть осведомлены об именах друг друга, Мила. А ты, если я не ошибаюсь, дочь Игнатия Воранта? — Очень даже ошибаешься, — фыркнула Мила. — Я — его племянница. А как ты догадался? — До смешного просто. Я знал, что у Воранта есть родственница, которая или моя ровесница, или чуть младше. Это раз. А еще то, что у нее рыжие волосы и на редкость противный характер. — Противный? — возмутилась девушка, но, увидев смеющееся выражение лица Гарика, отвернулась. Тот слегка дотронулся до ее руки. — Ну, насчет характера — это мои наблюдения. Но, как оказалось, ошибочные. Мила недоверчиво изогнула брови. Но возмущаться перестала. — В честь нашего знакомства осмелюсь пригласить тебя на танец, — Гарик склонился перед ней в поклоне. Тем временем музыка сменилась на другую, более плавную и нежную. Мила, даже не думая, протянула своему новому знакомому руку, забыв даже о неудобных туфлях. Когда они оказались в кругу танцующих, Гарик взял ее ладонь в свою руку и плавно, но твердо повел ее по мысленно прочерченной линии. Казалось, что в тот момент время замерло. На задний план отошел вальс, исполняемый оркестром, стали незаметны другие люди. Когда был сделан первый шаг, Миле показалось, что она вмиг забыла все то, чему ее учили несколько лет, все шаги и повороты. Тело, казалось, делало все само. Мила кружилась в миг ставшим стремительным вальсе, даже не думая о том, в правильную ли сторону шагнула и не наступила ли на ногу партнеру. Для нее не существовало в те минуты ничего и никого, кроме Гарика, его рук, направлявших ее и глаз, смотревших на нее. Не задумываясь о том, прилично ли она себя ведет, девушка не отрывала взгляда от лица своего кавалера и, когда он случайно коснулся ее плеча, мурашки пробежали по ее коже. Когда вальс закончился, с сожалением отпустила руку Гарика и, извинившись, поспешила уйти в сторону, надеясь, что он не заметил румянца на ее щеках. Выпив стакан воды, Мила решила на несколько минут выйти из зала, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Когда она оказалась в небольшой оранжерее, ведущей к одному из выходов, ее внимание привлекли яркие цветы, изящно высаженные вдоль клумбы. Наклонившись, Мила с наслаждением вдохнула опьяняющий аромат цветов. Казалось, что воздух вдруг стал пропитан дурманящим запахом тропических джунглей и свежестью гор одновременно. Внезапно на девушку кто-то налетел. Обернувшись, она увидела молодого человека в костюме. Тот, впопыхах извинившись, поднял глаза, и Мила оцепенела. На нее смотрели внимательные серые глаза… Ее глаза. — А… — парень, казалось, был удивлен не меньше. Он удивленно попятился назад, попав под свет небольшого декоративного фонаря. Цвет его волос, в полутьме казавшихся каштановыми, оказался ярким рыжим. Казалось, что его внешность была точной копией внешности Милы. Но… таких совпадений не бывает. Как не бывает настолько похожих друг на друга людей. Так. Не. Бывает. Пока Мила была в ступоре, ее зеркальный двойник опомнился и быстрым шагом, чуть ли не бегом, направился к небольшой дверце в другом конце оранжереи. Мила, не думая о своих действиях, побежала следом за ним. Этот человек был похож на мираж, тень, призрак… Но… разве призрак может в тебя врезаться? Девушке казалось, что все проянится, если она догонит его и поговорит. — Пожалуйста, стой! — негромко окликнула парня Мила, но тот, казалось, абсолютно не слышал ее. Он открыл дверцу и шустро выскочил наружу. Последовав за ним, Мила оказалась под проливным дождем, вмиг обрушившимся на нее со всей своей мощью. След незнакомца простыл, но Мила тщетно пыталась разглядеть хоть где-нибудь мелькнувшие яркие рыжие волосы.