Вера и неверие

      Сильный ветер играет с его волосами, раздувая их в разные стороны. Иногда ветер приносит с собой незатейливые частицы прошлой жизни: разломанные перья, клочки бумаги, сплошь расписанной его корявым почерком, и еще много чего того, что осталось там, далеко от обрыва. Но ему нельзя отвлекаться, он должен спасти брата любой ценой, даже, если потребуется, ценой собственной жизни. Брат, милый брат, продержись еще немного, и я спасу тебя, слышишь? Нет, не слышит. Бездна разверзлась у него под ногами, что он может слышать, помимо глухого рычания обитателей этой самой бездны?       Пальцы медленно, но необратимо слабеют, ему не справиться в одиночку, он знает это, но упорно оттягивает момент признания, момент, когда придется сдаться. - Нет! Я спасу, спасу, спасу его!       Его крик был подхвачен новым порывом ветра, и вскоре от него не осталось и следа. Обернувшись назад, в том направлении, куда дул ветер, он заметил женскую фигуру. Она шла к нему, неспешно, и по-особому величественно. Рыжие волосы, вопреки обыкновению, были распущены и гладкими волнами ниспадали с плеч. Мама здесь, она ему поможет! Спасибо, спасибо, Аллах! - Мама!- Изо всех сил позвал он ее, стараясь перекричать шум назойливого ветра.       Она подошла, улыбнулась, обняла его сзади, там, где был этот ужасный горб, и произнесла одно-единственное слово: - Отпусти.       Он с ужасом воззрился на нее, только и сумел выдохнуть: - Что? - Отпусти. Это для твоего же блага,- повторила женщина, продолжая держать его в своих объятиях.       Он еще крепче сжал руку брата, и попытался отдернуть от себя мать. Спину пронзило острой болью. Почему она так жестока? Почему не понимает, что если умрет брат, жизнь потеряет для него всякий смысл? А все же ему не удержать того, кто вдвое тяжелее его самого. - Мама, пожалуйста, помоги мне,- взмолился юноша, но ответом ему послужило очередное «Отпусти».       Пальцы один за другим разжимаются, и всего через секунду дорогой ему человек падает вниз. Туда, где темно и страшно, туда, откуда не возвращаются. - Нет!!!- истошный вопль, от которого по коже пробегают мурашки, но и его сметает бездушный ветер, не даруя и слабого отголоска.       Он хотел, он, правда, хотел броситься вслед за исчезнувшим братиком, но сильные женские руки не позволяли ему этого сделать. Рыжая прядь упала ему на плечо, и впервые в жизни он испытал ненависть не только к себе, но и к кому-то еще.       А потом все повернулось серой дымкой.       Он слышал чей-то голос, не здесь, нет, далеко отсюда. Голос ему незнакомый, но до того приятный, что его хотелось слушать и слушать, не переставая.       «Проснитесь, проснитесь»- шептал голос, все больше обволакивая его своим чарующим тембром. Он не желал покидать брата, но ослушаться голоса было выше его сил. И он поднялся с земли, и веденный лишь ему известным путем, пошел навстречу голосу… - Проснитесь!- крикнул кто-то у него над головой.       Поморщившись, он открыл глаза и увидел перед собой лицо девушки, абсолютно ему незнакомой. - Ты кто?- придя в себя, спросил он, и попытался подняться на кровати, но, если бы не помощь незнакомки, вряд ли ему бы это удалось. Каждое движение отслеживалось болью в спине, и он с недовольством отметил, что перекатился во время сна, придавив тем самим свой ужасный горб. - Мелиса, шехзаде. Я ваша новая служанка,- меж тем ответила девушка, отойдя от постели на более почтительное расстояние. - Новая служанка…Что ты здесь делаешь? - Вы кричали во сне, шехзаде. Наверное, вам снился кошмар… - произнесла Мелиса. - Не твое дело, можешь идти,- резче, чем хотелось бы, он выпроводил ее за дверь, и опять откинулся на подушки. Он ненавидит жалость, особенно, жалость, адресованную ему самому, ибо жалость – это единственное чувство, которое испытывают к нему окружающие. Больше ничего, ну кроме, может, отвращения. Даже самые близкие, и те смотрят на него жалостливыми глазами, так, как будто бы он не заслуживает иного обращения. И только Мустафа видит в нем брата, а не калеку, видит равного себе и этим доказывает свое благородство и любовь.       Уже два месяца ему снится один и тот же сон, и каждый раз все заканчивается одинаково – он отпускает руку брата, а рядом, сдерживая его изо всех сил, стоит Валиде. Как бы он не старался понять это сновидение, растолковать, его суждения слишком сильно противоречат тому, во что он верит в действительности. Ведь не может же его родная мать быть настолько жестокой, чтобы побуждать его отречься от брата. Нет, та мама, которую он знает, совсем не похожа на ту, что появляется в его снах. - Только Аллах знает истину,- вслух сказал Джихангир, и снова начиная ощущать ноющую боль, поспешно лег на бок.       Последнее, о чем он подумал перед тем, как заснуть, было то, что глаза цвета ясного неба – очень необыкновенны.