Непрощённый

Нет, Сэм определенно не злился. Точно не по поводу ангела. А если и по поводу него, то это личное, до чего Дину не должно быть ровным счетом никакого дела. Но он снова слишком поздно понял, что спросил абсолютно лишнюю для себя информацию, совершенно не подходящим тоном, да еще и с сарказмом, на который Джессика вовсе не обязана была давать ему скидку. - Извини, я не то хотел… - начал Дин, но Джесс меньше всего ждала извинений, поэтому перебила его на полуслове. - Я не знаю, где Сэм, - в ее голосе теперь безошибочно звучала тревога, с минуты на минуту грозящая перерасти в панику, если Дин не перестанет попусту трепаться обо всяких глупостях и не начнет соображать головой. – Я проснулась вчера утром, его уже не было. За день он звонил два раза, но толком ничего не объяснил, не сказал, где он, и ночевать не пришел. Вчера с вечера, всю ночь и сегодня телефон недоступен. - Таак… - оперативно впитав вылитую на него информацию, озадачено протянул Дин. – Веселое начало. Вариант такого развития событий он почему-то не предвидел и теперь откровенно опасался спрашивать, что еще он не учёл и пропустил. Как вскоре выяснилось, опасался не напрасно. Он не просил ее объяснять, просто не успел, Джессика сама начала говорить. По мере ее рассказа Дин удивлялся и натурально офигевал, отрицал и не верил, он злился, мысленно перебирая в голове этажи матов и все возможные проклятья. Но вслух, за исключением редких комментариев для уточнения, молчал, предпочитая слушать и вникать. И… смотреть на нее волком, не доверяя, потому что это казалось лучшим способом защититься от ужасной правды, которая лилась бесконечным информационным потоком и которой, казалось, не было конца ни края. Сэм охотился в одиночку. Его младший брат, которого они на пару с отцом всегда прикрывали и берегли, ходил один на тварей. Без прикрытия, без поддержки, даже без возможности спросить совета, которые Бобби, имевший в распоряжении целую библиотеку по сверхъестественному, щедро раздавал гораздо более опытным охотникам. Сэм все это делал в одиночку. Находил информацию, выслеживал и убивал, избавлялся от трупов и проворачивал аферы, защищал себя и других, держась при этом на плаву и ведя… социальный образ жизни, оставаясь тем, кем быть ему всегда хотелось - нормальным. И он все время был один. Глаза в глаза, лицом к лицу с судьбой, которая однажды пришла к нему, как судебный пристав, требовать задолженную плату за купленную в кредит нормальность, ту самую жизнь, о которой он мечтал и которую, Дин верил, что дал ему, даже не подозревая, какой заоблачной ценой. Ведь Дин не знал ни о том, что делал Азазель у колыбели Сэма в далеком восемьдесят третьем, ни тем более о том, чему это – события той роковой ночи – в итоге положили начало. Ради всего святого, он понятия не имел, что его младшему брату, без права на отказ, уготован адский трон! - Нет, - на его предложение Джессика категорично покачала головой и под пристальным взглядом зеленых глаз неосознанно сильнее вжалась в спинку стула. – Я уже всё передумала… Все возможные варианты. «Пережить ломку» не сработает. Именно это он сам сейчас пытается делать. Он пытается держаться, но это не работает. Не так, как надо. Он избегает меня, веря, что так защищает от самого себя. Он пропадает часами и… даже сутками неизвестно где, лишь бы быть от меня на расстоянии. Пока ему хватает силы воли, но вечно это не продлится. Дин,.. рано или поздно оно… сломает его. А если не сможет сломать,.. то убьет. У Дина дрожь побежала вниз по позвоночнику от красочной ассоциации, которую слепил его мозг из этих слов Джессики. Все верно. Сколько бы ни боролся, какой бы титанической не была сила воли, все равно сломает. Все равно прогнет и вынудит пресмыкаться. Рано… или поздно. С ним в аду случилось точно также, потому что он оказался слишком самонадеян, слишком уверен в собственных силах. Если не сможет сломать, то убьет… В истинный смысл этих слов Дину совершенно не хотелось вникать, хотя вариантов было всего ничего. Заставит убивать или убьет. Это тот принцип, который Дин ненавидел всеми фибрами, вынужденный по нему существовать. Тот самый принцип, от которого шесть лет назад отказался Сэм. Убей или будь убитым. Дин глубоко прерывисто вдохнул через нос и запрокинул голову, пытаясь справиться с эмоциями. - Ладно, Падме, - наконец озвучил он негромко и вернул взгляд к лицу Джессики. Какое-то время молча смотрел на нее, внутри борясь с острой необходимостью отвести взгляд и снова вперить его в изученные вдоль и поперек до последней джинсовой нитки колени. – Предлагаю для начала найти твоего Скайуокера, пока он окончательно не подался на Темную сторону и не превратился в Дарта Вейдера. А дальше… будем действовать по обстоятельствам. Ответом его словам стал ответный взгляд, полный недоверия, настороженный, и Дин тут же вернулся мыслями назад, досконально перепроверяя сказанное на предмет скрытого подтекста. Ну… кроме самопроизвольно напросившейся на язык параллели со Звездными войнами. Раскинув немного мозгами, он получил ощутимый удар под дых от совести, услужливо напомнившей ему, когда, где и в чем он накосячил сильнее всего. - Слушай… - неуверенно заговорил Дин, снова настойчиво избегая прямого пересечения взглядов. – Я знаю, первое впечатление обо мне по обыкновению не самое лучшее. Да и обстоятельства нашего знакомства были далеко не айс. Сэм был под кайфом и в неадеквате. В тебе… ангел сидел. И я дров наломал почище Сэма, так что кому-кому, а мне махать пушкой, агитируя за борьбу с нечестью, теперь точно не с руки, - скривив губы в усмешке пренебрежения к самому себе, Дин наклонил голову и спрятал лицо. Все это он готовился сказать Сэму, а вышло… вышло, как всегда совсем не так, как он планировал. - Ладно. Меньше слов, больше дела. Я – искать Сэма, - небрежно, косым и размашистым почерком Дин черканул свой номер телефона на первой попавшейся под руку салфетке, - а ты будь на связи. По части медицинских тонкостей может понадобиться срочная консультация, - стоя у двери и дожидаясь входящего звонка с контактом Джессики, Дин метко швырнул в мусорку давно опустошенную пивную бутылку. – И насыпь свежей соли под порог. Закрыв за Дином дверь на все замки, Джессика прислонилась спиной к двери и устало прикрыла глаза, безмолвно умоляя только что ушедшего мужчину вернуть ей мужа целым и невредимым до того, как случится непоправимое. Все же кто-то где-то распорядился так, что, кроме нее Дин сейчас был единственным, кто мог на Сэма повлиять. В какой-то степени мог даже больше, чем она. Он мог сдержать Сэма физически, мог дать ему то, в чем Сэм нуждался, что при всем отчаянном желании не смогла дать ему она за все годы их знакомства. И если Господу слышны ее молитвы, если он ее видит, то пусть сделает так, как быть должно. Пусть эти двое снова будут вместе. Пусть неправильно и противоестественно, дико, иррационально и взаимозависимо на всех возможных уровнях, но… вместе. Она мешать не станет. Она уйдет в сторону, если будет нужно, но не встанет между ними двумя. Никогда. Потому что стоять между ними было равносильно тому, что быть между двумя магнитами, быть атомом на пути двух галактик, готовых к столкновению. Между ними даже… Небеса не устояли. Даже Ад оказался бессилен. И если существовал в этом мире кто-то, способный уберечь Сэма от самого себя и не дать ему совершить судьбоносную ошибку, то это Дин. Джессика навечно останется благодарна ему за то, что он вернулся, что нашел их и захотел помочь. Неважно, почему он это сделал, как и зачем. Важно, что он здесь. Важно, что выслушал ее и все знает. Важно,.. что Сэм послушает его. Что… захочет его послушать. Потому что… Просто потому что это тот самый Дин. Тот самый человек, чье имя ее муж шептал в бреду галлюцинаций и ранений. Тот самый… Дин, который в их аномальной маленькой семье был так отчаянно ненавидим и одновременно не менее отчаянно любим. Зябко поежившись от резкого контраста температур и до костей пробирающего ветра, Дин поднял воротник куртки, на пути к машине набрасывая в голове примерный маршрут дальнейших действий. Со слов Джессики, которая вряд ли могла ошибаться, Сэм ушел без оружия. Более того, в спортивном костюме и с наушниками в ушах. Ничего экстраординарного, вполне обычная экипировка для того, кто собирался на утреннюю пробежку. Да. Если бы она не затянулась больше чем на сутки. - И где ж тебя носит, Скайуокер ты наш? – сам себе под нос озадачено пробурчал Дин и завел мотор, перебирая в голове все встретившиеся ему на пути к мотелю немногочисленные забегаловки. Сам не зная почему, Дин решил начать поиски именно с них. А откуда еще? Если только в планах Сэма не было смотаться в разгар промозглой осени в болотистую глушь. Ведь не было же?.. По крайней мере, Дин смел на это надеяться. И в кое-то веки удача не показала ему средний палец, красноречиво повернувшись к нему задницей. После этого Дину почему-то стало навязчиво казаться, что ноги этой удачи росли примерно из того же места, что и загадочное появление в его кармане записки с точным местонахождением Сэма. Едва заприметив знакомую фигуру, Дин ретировался из бара, не дав о себе знать и решив дожидаться в машине. Один черт знал, что мог себе надумать Сэм, учитывая сомнительные обстоятельства их расставания. Как шестилетней, так и двухнедельной давности. Однако решимость Дина ждать, позволяя совести выгрызать внутри него зияющие дыры, медленно, но верно сходила на нет по мере того, как из забегаловки один за другим повалили люди. Ничего особенного, если мыслить посредственно, но Дин никогда так не умел, поэтому насторожился уже на четвертом сбежавшем кадре. Маловероятно, что у всех внезапно закончился обеденный перерыв, а значит там, внутри, происходило что-то, в чем добропорядочный народ принципиально не горел желанием участвовать. Дин бросил сомнительный взгляд на пистолет, несколько долгих мгновений сражаясь с неискоренимой привычкой за то, чтобы не взять его с собой. Не взять из принципа, потому что после прошлого раза ему претила сама мысль наставлять его на Сэма вне зависимости от причины. В конце концов, грош ему цена, если он вдруг не справится с братом в рукопашную. Решив так, он оставил оружие лежать на сиденье. В дверях столкнувшись с дамочкой, которая даже вперед не удосужилась смотреть, пока не влепилась в него, Дин пропустил мимо ушей извинение, будучи, похоже, единственным, кто стремился внутрь, а не наружу. Причина тому не заставила себя долго ждать, обрушившись на его слух знакомыми звуками борьбы: сдавленными угрозами сквозь зубы, матами, рычанием, тяжелыми ударами чего-то… обо что-то. Во всяком случае, Дин не терял надежды, что пока именно чего-то, а до кого-то при удачном развитии событий дело дойти не успеет. Буквально перепрыгнув перегородивший кратчайший путь перевернутый барный стул, опасно торчащий ножками кверху, Дин налетел на Сэма сзади и обхватил его руками поперек груди, удерживая и оттаскивая назад. - Мужики, брейк! – прокричал он в голос, сильнее стиснув руки и тем самым препятствуя попыткам Сэма освободиться. Быстрым взглядом на остальных участников драки Дин оперативно оценил происходящее, по возможности глазами Сэма, хотя наличие бильярдного стола оставляло его фантазии крайне мало вариантов, особенно с небрежно сваленным в одну кучу внушительным призовым фондом. – Тише, Халк, тише… - стал нашептывать Дин уже конкретно Сэму, переместившись с его спины вперед, чтобы с более выгодной позиции толкать его в грудь напором собственного тела и ограничивать в движениях, заставляя смотреть на себя. – Что бы между вами не стряслось, угомонись! – он сказал с нажимом, настойчиво ища пересечения взглядов и продолжая шепотом взывать к рассудку брата. – Посмотри на них! – смяв в кулаки мастерку у Сэма на груди, Дин в очередной раз толкнул его назад. - Ты насадишь их на кий и не заметишь! Остынь. Сэм еще пару раз ощутимо рванулся, словно испытывая сдерживающую силу Дина и убеждаясь в ее надежности, а потом все-таки умерил пыл и вырываться перестал, теперь лишь тяжело дыша и угрожающе порыкивая сквозь плотно стиснутые зубы. - Дин?! – вырвалось у Сэма на выдохе, и Дин не смог точно определить, чего в этом единственном слове было больше: злости или удивления. Впрочем, не принципиально важно, потому что, уловив во взгляде брата долгожданный просвет, Дин с новой силой навалился на него, заслоняя собой и для большей безопасности отстраняя еще дальше. Пользуясь возможностью столь близкого контакта, он на миг прильнуть к уху Сэма и на грани слышимости выдохнул предупреждение: – Тсс! Не пали контору. Мы незнакомы. В тот же момент до слуха Дина долетело знакомое малоприятное слово «Полиция» озабоченным голосом откуда-то со стороны барной стойки, и он резко обернулся, предупредительно вскинув кверху ладонь. - Погоди, приятель! Не надо полицию… - продолжая давить собой на Сэма, Дин скользнул взглядом по его лицу и не столько от желания, сколько по необходимости обернулся к стоящим за спиной. – Уже все. Пошумели и забыли… – сделав над собой усилие, Дин растянул губы в улыбке. – Да, мужики? - Ничего личного, - ближайший к ним парень, стоящий в боевой стойке с кулаками наготове, неуверено поднял руки ладонями кверху, так, что первые пару секунд Дин и впрямь верил, что перед ним всего лишь невинная жертва обстоятельств. Но вся его шаткая вера благополучно полетела к чертям, когда парень внезапно и совершенно некстати дернул уголком губы в насмешке. – Надо уметь проигрывать, только и всего. Сэм рванулся с новой силой, неожиданным ударом оттолкнув Дина в сторону так, что он почти уступил, лишь в последний момент успев снова вклиниться между телами. - Да уймись же ты! – прокричал Дин в лицо брату и весь напрягся от усилия, которого стоили ему попытки одновременно и удерживать, и говорить. – Я серьезно, громила! Хорош буянить, иначе в каталажку загремишь! Что у вас за терки вообще?! Задавая этот вопрос, Дин обращался ко всем, но продолжал смотреть только на Сэма, ни на секунду не позволяя себе прервать зрительный контакт. Глаза брата метали молнии. Черные, расширенные на всю радужку зрачки, хоть и не покинули пока рамки человечности, на каком-то примитивно-зверином уровне уже внушали страх. Его грудь под руками Дина тяжело вздымалась от клокочущей ярости, ноздри раздувались с каждым частым вдохом. Кто-то другой уже наверняка бы спасовал и физически (Дину самому едва хватало сил), и морально, потому что такой сокрушающий взгляд свысока смог бы выдержать далеко не каждый. Дин смог. По жизни, ровно как и по смерти, он слишком усердно и долго тренировался смотреть в бездну, чтобы, в конце концов, суметь заставить ее… посмотреть на него. В этом было его преимущество. Угомонись! Уймись! Остынь, Сэмми… Дай мне шанс все решить! За все время их обмена взглядами Дин вслух не произнес ни слова, надеясь, что остальным присутствующим достанет ума сделать то же самое. Он молчал. Он молча пристально смотрел брату в глаза, дожидаясь, пока тот уступит. Перестанет напирать и хотя бы немного расслабит каменные мышцы, дав Дину негласное позволение убрать руки. Ну… или врежет ему и выпустит пар на нем, что, чисто теоретически могло быть менее травматично и повлечь за собой куда меньше последствий. Ну же, братишка! Наконец Сэм моргнул, громко выдохнул и на мгновение прикрыл глаза. И тогда Дин понял, что выиграл. Он только что выиграл свой шанс! Пусть это было совершенно глупо и по-детски, пусть несопоставимо и не покрывало даже сотой доли всех его долгов и грехов, но, тем не менее, это был его шанс. Мизерная возможность начать все заново, которую Дин теперь ни за что не собирался упускать. Уж точно не по собственной глупости. Пусть это была всего лишь чертова игра. Обычная, до нельзя простая человеческая игра по заученным, всем известным правилам, которые Дин знал достаточно хорошо, чтобы безбоязненно нарушать. Пусть это был пока всего лишь чертов бильярд, в котором Дину выпал неожиданный шанс постоять за младшего брата. Почему бы и нет? Шесть лет к ряду он не мог себе позволить и такой банальщины. А сейчас внезапно смог. И это был… самый лучший подарок, самое большое счастье, которого он не заслуживал – шанс вспомнить, каково быть… старшим братом. Отворачиваясь от Сэма, Дин, как ни пытался, радостной улыбки сдержать не смог. - Итак, парни… Раз уж мне повезло сюда заглянуть. Рассказывайте, за что сцепились? – задавая вопрос, Дин старался выглядеть как можно менее заинтересованным, но при этом не равнодушным, этаким простаком, оказавшимся в удачное время в удачном месте. – Уууу… - протянул он, когда получше рассмотрел злополучный кон. – Смотрю, вы его обобрали, как липку! Не повезло тебе, чувак… - выдав мимикой сразу тройной обман, должный, по мере медленного поворота головы означать последовательно: «Респект, опустили верзилу!», «Вот это куш! Похоже, я удачно заглянул!», «М-да,.. Сэмми, отымели тебя по полной!» То, что проблема была не в деньгах, Дин сообразил быстро. Не могла она быть в деньгах, потому что их обоих с детства научили легко с ними расставаться. И уж это точно вряд ли могло в Сэме измениться, вне зависимости от образа жизни, который он вел, и личины добропорядочного налогоплательщика, которую он исправно поддерживал. К черту все это! Есть вещи, привитые с младенчества, которые не меняются. Деньги приходят и уходят, сегодня они есть, завтра их нет. Не стал бы Сэм из-за них такое устраивать. Вот точно не стал бы. Но из-за чего-то же все-таки устроил? Из-за побрякушек? Дин едва не прыснул смехом в ответ на собственное глупое предположение. Да,.. часы явно не дешевка, Дин себе таких не мог позволить, если только не стащить с трупа богатенькой нечисти. Цепочка, браслет – все серебрилось в тускловатом свете, и Дин мог со стопроцентной уверенностью предположить, что не дешевым напылением, а самым настоящим серебром, которое сам он уважал только в составе оружия. На него же тратился. А Сэм, похоже, нет. Впрямь из-за побрякушек что ли его брат почти устроил бой без правил? В это Дину верилось с трудом, и он продолжал искать причину более весомую. Когда, наконец, нашел, затерявшуюся и едва заметную в общей куче из денег и остальной бутафории, понял, что не окажись он вовремя рядом, Сэм бы глотки перегрыз и не заметил. Просто потому, что даже в понимании Дина, который сам не раз обирал в ноль нерадивых игроков, покушаться на… это было слишком. Просто потому, что даже для Дина, который сам никогда не был женат или к кому-то сильно привязан, это было… низко. Только зачем вообще Сэм делал такую ставку? Зачем его вообще сюда понесло? Насколько Дин помнил, его брат никогда не был пленником азарта. А уж такого… Такого, чтобы в ноль проиграться – и подавно! Да и в бильярде он не блистал. На уровне любителя – возможно, но не больше. В конце концов, Сэм всегда был слишком разборчив в людях, чтобы затевать партию с кем-то вроде тех, на кого Дин сейчас смотрел. Не в духе это Сэма, совершенно. Впрочем,.. на титул Мистер АбсолютноВсеПонимаю Дин не претендовал, со смутной дрожью представляя, какие еще подробности изменений в характере и поведении Сэма его ждут. Точно не самые лучшие, учитывая кондицию, до которой довело брата баловство с дрянной кровушкой. О каком бильярде вообще могла идти речь, если у него в руках даже пивная бутылка выплясывала ламбаду, не попадая горлышком в рот? Вопросов без ответа у Дина было хоть отбавляй, но если он их и задаст когда-нибудь, то точно не сейчас и не здесь. Под бурный водоворот его мыслей остальные участники событий, довольные собой и своей… на лицо не совсем чистой удачей, решили ретироваться. Все снова слишком быстро понеслось во взрывоопасном направлении, и Дину снова пришлось схватить Сэма за плечо, удерживая. - Игра есть игра, приятель, - пристально глядя на Сэма, Дин наиграно равнодушно пожал плечами. – Умей проигрывать. «И подыгрывать!» – навязчиво хотел добавить он, но сдержался, и снова обернулся к компании кутил, один из которых в отвлеченных фантазиях Дина уже давно получил по морде. За ухмылку – раз, лично от Дина за то, что бесил одним своим видом – два, и три… Третий удар принадлежал Сэму, и Дин честно старался не представлять, каким он мог бы быть. – Хотя, парни,.. чисто по-мужски... могли бы вернуть бедолаге обручалку. В качестве утешительного приза. - И откуда ж ты такой правильный нарисовался, э-э-э… - Дин, - стараясь не сильно фонить раздражением и неприязнью, Дин подсказал свое имя и привычным жестом с дружелюбной улыбкой протянул ладонь для рукопожатия. – Я здесь проездом. Вот… решил на дорожку пивка пропустить, а застал мордобой. Часто практикуете? Впрочем, все это с якобы интересом он спрашивал для понта. Импровизировал на тему, которая, Дин очень надеялся, дотянет до конца их случайного знакомства в каком-никаком логичном содержании. «Спокойно, Сэмми… Сейчас тихо-мирно сиди и наслаждайся зрелищем», - Дин бросил на брата контрольный предупреждающий взгляд и незаметно для остальных подмигнул в ответ на его нервные метания. - Полтинник? – ставку Дина прокомментировали дружной насмешкой. – Ты головой соображаешь, парень? – широким жестом ему указали на уже имеющийся кон. - Здесь только одних цацек штуки на три! - Похоже, еще один фраер сыскался! - У нас с залетными разговор короткий, приятель. Выиграл – добро, проиграл – ушел голым. И без вариантов. Хмыкнув, Дин вытащил из джинсов еще один помятый полтинник и три сложенные пополам сотки и повернулся лицом к говорящему. Принимая вызов, небрежно кинул деньги на стол в его сторону. - Предлагаю первую сыграть чистой. На притирку. А там решите сами… На самом деле свою жертву Дин приметил с того самого момента, как зашел в бар. И не важно, что тогда львиная доля его внимания была занята попытками не дать брату совершить глупость. Дин умел играть, Дин любил играть, но при всем при этом он всегда четко определял ту черту, достигнув которой, пора остановиться. Потому что любая игра в первую очередь была для него способом, едва ли не единственным условно легальным, которым он мог заработать денег. А с работой Дин не халтурил. Никогда. Никогда не ставил личное удовольствие на первое место. И конечно же, он все еще достаточно знал людей, достаточно чувствовал таких… людей, чем-то похожих на него самого, азартных, но, в отличие от него, не умеющих вовремя остановиться. Таких он, как рыбак рыбака, видел издалека. Он знал, как себя повести, как посмотреть, что сделать и… сказать, чтобы ответная реакция пошла. И самое главное, он точно знал свою цель: сыграть на слабости к азарту, на неспособности остановиться, точно также, как они сыграли на слабости Сэма. Дин умел играть. Умел достаточно профессионально, чтобы сыграть… на уровне удачливого новичка, более-менее уверенно держащего кий и с переменным успехом загоняющего в лузы шары среднего достоинства. Он не строил из себя соперника, не выпендривался и не набивал себе цену. Не с первой партии точно. Пока он только присматривался и просчитывал дальнейшее развитие событий. И ждал заветного: «Ещё одну!» А затем еще, и еще,.. и еще. Дин поддавался и уступал, проигрывал и делал вид, что учится на прежних промахах, он затягивал партии, в процессе постепенно вырастая из новичка в игрока на равных. Он изначально знал, чем все закончится. Потому что один раз случайно проиграв удачливому новичку, его соперник уже не мог остановиться. И то, что началось с партии за кольцо, закончилось тем, что, пригребая ближе к себе бесформенную разъезжающуюся во все стороны кучу, Дин сделал в воздухе манящий жест, удовлетворенной ухмылкой призывая отдать ему выигрыш с последней партии – коричневую кожанку, которая так удачно покрывала триста с хвостом задолженных ему баксов. - Похоже, удача сегодня на моей стороне! – Дин поднял бутылку в жесте «за вас, ребята» и приложился к горлышку, с наслаждением отхлебнув холодного пива. – Да ладно вам, мужики! Я не жадный. С такого куша грех не отвалить стольник вам на поляну, - не глядя отсчитав из пухлой скрутки целых две купюры вместо обещанной одной, Дин кинул их на стол. – Утешительный приз и спасибо за игру! Бывайте! Побрякивая выигрышем в карманах нежданно-негаданно обретенной кожанки, победно улыбаясь, Дин вышел под мелкую морось дождя, все еще считая странным, что его так легко отпустили и даже не полезли с кулаками. Неужели наивно рассчитывали, что за них это сделает неадекватный громила с трясущимися как у алкаша руками? - Дин! – донеслось ему в спину, но он не обернулся и, ускорив шаг, продолжил прежний путь к машине. – Дин, подожди! С трудом подавив в себе инстинктивную необходимость развернуться и поставить блок, Дин лишь слегка вздрогнул от ожидаемого толчка в плечо. - Сэм, у тебя хоть капля выдержки есть? – он спросил, не оборачиваясь. – Вовсе не обязательно всем и каждому знать, что мы знакомы. У Сэма чуть было не вырвался тот самый вопрос, который он с трудом подавлял в себе последние час-полтора: «Ты что здесь делаешь?» Но слова Дина словно отрезвили, помогли ему сдержаться и вовсе забыть о вопросе, который еще секунду назад казался таким важным. И впрямь, разве они знакомы? Разве тот факт, что они знают имена друг друга, делает их знакомыми? Или что-то кардинально меняет? Едва ли… Глупо было на что-то надеяться. Самое интересное, на что? Вот на что конкретно он надеялся? Ведь на что-то же точно надеялся, учитывая мерзкое чувство резкого падения куда-то глубоко-глубоко вниз после слов Дина. Безмозглый идиот! Еще две недели назад, когда Дин нацелил на него пистолет, требуя объяснений, он должен был врезать себе в подкорку, что надеяться смысла нет. Что для Дина он ровно такая же тварь, как и сотни других, не убитая лишь потому… неизвестно, почему. Может потому, что от демонов Дин успел узнать что-то большее, чем Сэм успел ему сказать сам, может потому, что пожалел, а может… Дину просто не хватило сил. Сэм не знал точной причины и не был уверен, что хотел знать. Отныне он ни в чем не был уверен, потому что вся его прежняя уверенность была разрушена до основания и втоптана в грязь. Было разрушено все, что у него было: дом, в котором оставаться было небезопасно, планы на будущее, которое еще совсем недавно казалось таким радужным, почти безоблачным, даже несмотря на тайные для всех его знакомых ночные вылазки, сама его жизнь, которая теперь просто… просто превратилось в сплошной хаос неопределенности, в котором невозможно было найти никаких ориентиров. Какие к черту ориентиры, если он сам был бомбой замедленного действия, грозящей рвануть в любой момент и уничтожить тех, кого он должен… кого клялся беречь, как самое дорогое, самое бесценное и неприкосновенное… Только как теперь он мог ее беречь, когда в собственном поведении не был уверен? Он не контролировал себя, свой язык, свои эмоции, свою… кажется, совершенно беспричинную ярость. Он сам себя до этого довел! Он и только он виноват в том, в каком ужасном они оказались положении, и Джессика здесь совершенно не причем. Он знал все это, но именно на ней срывался: за оправданное беспокойство, за заботу, за то, как хорошо она его знает, чтобы видеть насквозь, за то, что она права и за то, что именно она нашла и спустила в унитаз последнюю дозу, которую он хранил на крайний случай. Именно на тот случай, когда станет совсем невмоготу, и вдобавок ко всем остальным проявлениям ломки добавится еще и невозможность контролировать собственные действия. Именно этого он боялся больше всего. А что если он ее толкнет? Или ударит? Сделает больно физически, когда в ней больше нет ангела, способного дать ему достойный отпор. Сэма бросало в дрожь от мысли, сколько раз ему уже приходилось делать это в прошлом. Сколько раз эта… эта крылатая скотина ради собственной выгоды спасала Джессику от монстра, существование которого внутри себя Сэм так долго и бессмысленно отрицал? Сколько раз он этого монстра выпускал? Сэм не знал. Теперь он вообще ничего не знал, кроме того, что у них больше не было дома, не было работы, деньги, из которых теперь каждый доллар был на счету, он проиграл, а в комнате мотеля в этом незнакомом захолустье его ждала жена. Беременная жена! А его трясло, у него безжалостно раскалывалась голова, изнутри выкручивало все кости от нехватки демонической крови, и он не имел ни малейшего понятия о том, что делать дальше. Медленно отпуская педаль газа, чтобы сравнять скорость машины со скоростью пешего хода, Дин бросил очередной взгляд в зеркало заднего вида и тяжело вздохнул. Да… шесть лет определенно не пошли на пользу их взаимопониманию и даже более того – их нынешняя способность понимать друг друга пребывала на уровне двух абсолютно чужих людей, единожды пересекшихся при весьма скверных обстоятельствах. Говоря, что всем и каждому не обязательно знать, что они братья, Дин не имел в виду ничего… ну абсолютно ничего, кроме самого прямого смысла, никакого подтекста, намека, игры слов или вероятности истолковать его слова как-то иначе. Да, этим распальцованным идиотам в баре, которым Дин был рад устроить мастер-класс игры в пул, действительно ни к чему было знать, что они не чужие друг другу, но на этом решительно все. Хотя Сэм, похоже, услышал несколько иное. Не больше, не меньше, а именно то, что ожидал услышать. После чего Дину осталось лишь досадно поджать губы и обреченно наблюдать из прогретого салона машины, как исчерченная косыми полосами дождя, лохматая фигура его брата стремительно исчезает в глубине переулка. Пропетляв немного между домами, Дин свернул на одиноком, неясно для кого работающем светофоре, чтобы в итоге подобрать Сэма в другом конце переулка. Правда, он не был уверен, что брат захочет сесть в машину, притом, что Дину совершенно не улыбалась перспектива запихивать его в салон насильно. За прошедшие минуты три дождь заметно усилился и теперь остервенело лупасил по лобовому стеклу, соревнуясь с дворниками за видимость. Сэм, за которым Дин наблюдал через зеркало заднего вида, промок сильнее, шел сутулясь, с руками в карманах, а его длинные волосы успели обвиснуть мокрыми патлами. Он шел так, что Дин был почти уверен: обвались перед ним земля или рухни с неба метеор – не заметит. Не заметил он и Импалу, благополучно пройдя по тротуару мимо, и Дин снова слегка нажал на газ, осторожно следуя по дороге с правой стороны от брата за ним шаг в шаг. В конечном итоге насиловать машину и себя ему решительно надоело, и он прибавил скорости, обогнал и передним колесом заехал на бордюр, резко выкрутив руль влево и поставив Импалу перпендикулярно. Заглушив двигатель, открыл водительскую дверь. Но даже тогда он не имел ни малейшего понятия о том, что говорить. Так говорить, чтобы Сэм, сквозь революцию всех своих мыслей, его услышал. Услышал то, что нужно, а не то, что могло бы ему показаться. Сэм прекратил свой марш-бросок и даже оторвал взгляд от асфальта и посмотрел на перегородившее путь препятствие. Посмотрел отрешенно, пустыми глазами и как будто сквозь. У Дина от такого стеклянного взгляда темных глаз, с фиолетово-черными кругами, от бледного, как будто даже осунувшегося после последней их встречи лица, по которому с мокрых волос ручьями стекала дождевая вода, защемило в груди, а рука до белых костяшек сжалась на руле. Его волной накрыло забытыми, запретными воспоминаниями из далекого детства, когда он – старший брат – кутал младшего в полотенца после их незапланированных прогулок под проливным дождем. Тогда он это мог, будучи старшим, имел на это полное право, имел это своей обязанностью – заботиться о Сэмми. По сей день у него в голове звучал отцовский голос, словно набат: «Присматривай за Сэмми, береги братика». И черт его подери, если он не пытался это делать! Еще как пытался! Да он из кожи вон лез в самом прямом смысле! О себе забывал. А тут вдруг… вот такое! Такой вот результат всех его попыток: брат, который знать его не желал, мокрый и трясущийся, как бездомная, безродная дворняга. Хотя… Почему как? Он ведь действительно теперь бездомный. И действительно безродный, учитывая отсутствие между ними всякой связи. - Зачем ты приехал, Дин? Вздрогнув от самого смысла вопроса, Дин едва ли обратил внимание на дрожь в голосе брата, хотя, чтобы заметить, как тряслись у Сэма челюсти, ни присматриваться, ни прислушиваться особо не пришлось. - Сэмми, пожалуйста… - Дин произнес имя брата, как ему самому показалось, с мольбой, потому что он уже не представлял, как иначе преодолеть бетонную стену, что между ними возвышалась, не давая Сэму сделать ни одного лишнего шага навстречу. – Сядь в машину. Но Сэм не сдвинулся с места, и Дину ничего не осталось, кроме как самому выйти под проливной дождь, в кармане куртки гоняя между пальцами кольцо, которое хотелось быстрее вернуть, но не находилось ни подходящего предлога, ни даже способа подступиться к брату. Зачем приехал? Затем, что идиот! Затем, что именно он шесть лет назад все это заварил! Затем, что это он все испортил, и кому как не ему теперь расхлебывать последствия! Затем, что он не имел никакого права, вломившись в чужую размеренную жизнь, в считанные дни разгромить ее в тартарары, а потом уехать так, как он уехал, с обещанием застрелить родного брата при следующей встрече. Затем, что… Затем, что все не может дальше так продолжаться! Почти крича все это в мыслях, Дин не мог сказать ни слова слух. Он просто стоял напротив Сэма и смотрел на него, отчаянно пытаясь понять по лицу брата, не опоздал ли он? Был ли хоть малейший шанс, что еще не поздно все вернуть назад? Что те слова… те самые слова, которые снились Дину в кошмарах все эти бесконечные годы, еще возможно обессмыслить, еще возможно… взять назад? Невозможно, Дин прекрасно знал, но, по крайней мере, он очень хотел дать Сэму знать, что все это неправда. Никогда не было и никогда не будет в тех ужасных словах и йоты правды. Ведь на самом деле он никогда, ни одного мгновения так не думал, и то, чему он стал свидетелем, то, что Сэм с собою сотворил, чем бы оно на самом деле ни было, чем угодно, абсолютно ничего не меняет! Сквозь шум дождя и наслаивающийся на него грохот в ушах Сэм почти не слышал брата, он не был уверен, говорил ли Дин с ним. Он даже не был на сто процентов уверен, что брат реальный, потому… да потому что на его долю уже выпало слишком много галлюцинаций, опознавать которые он откровенно устал. Смертельно устал. У него до тошноты сильно болела голова, хотя он не помнил, когда последний раз что-то ел, с условием, что оно задерживалось внутри него дольше десяти минут; у него болело все тело, словно по нему методично прокатывали асфальто-укладчиком. Он устал терпеть. Он погряз во всем том, что немилосердно тянуло его вниз, и уже не пытался сопротивляться. Он даже угрозу жизни был готов принять, как нечто неизбежное и естественное, потому что уже не было сил и способов защищаться. Точно не от Дина. Он даже не пытался разобраться, с добрыми брат намерениями или с пистолетом наготове. Единственным, готовым вот-вот рухнуть барьером, который держал Сэма на расстоянии, был голос-воспоминание, далекий во времени, забытый и пресный, без проблеска эмоций: «Хватит тискать меня. Пора взрослеть, мелкий, и отвыкать от телячьих нежностей». Если Дин в шестнадцать лет так ему сказал, то ожидать чего-то другого сейчас, когда ему почти тридцать, после всего, что случилось за эти годы, было просто смешно. Сэм и не ожидал. А Дин смотрел на брата и все меньше понимал, что с ним происходит. То, что Сэму плохо, Дин заметил еще в баре, и лучше ему с тех пор, похоже, не стало. Настораживало Дина как раз не это. Ему со стороны казалось, будто Сэм никак не может решить, что делать с собственным телом, которое словно окончательно вышло из-под сознательного контроля. Дин видел эмоции на лице у брата: чистые, искренние, которые прорвали плотину и разрушительным потоком хлынули наружу. Дин видел эти… едва заметные, неосознанные движения: рукой чуть-чуть ближе, словно в попытке ухватиться, дрожь в ногах в попытке сделать шаг, корпусом едва-едва, но все-таки навстречу. В них было все: неуверенность, сомнение, даже какой-то внутренний запрет от страха быть отвергнутым в то самое мгновение, когда до пропасти последний шаг. Дин так до конца и не разобрался, происходило ли все это самом деле: было ли это взаправду реакцией Сэма, которую он в точности копировал, или он всего лишь проецировал на него свои собственные действия и ощущения. Дин с неописуемым облегчением понял, что все было взаимно и синхронно, лишь когда уткнулся Сэму в плечо и ощутил его живой, реально осязаемой, той самой жизненно важной частью себя, существовать без которой было невыносимо. Тяжесть веса и сила отчаянных объятий, дождевая вода и неуемная дрожь то ли холода, то ли ломки, которая передавалась Дину через плотное соприкосновение тел… За пару мгновений Дин забыл все на свете: был только брат в его руках и отчаянный крик души о прощении, который грозил разорвать Дину грудь изнутри, но в итоге так и не ставший словами. Потому что ни одни слова, ни одно «прости» не раскрыло бы нужный смысл. В этих объятиях, в этом забытом вечность назад чувстве опоры Сэм, казалось, живьем себя похоронил. Теперь ему ничего не было нужно, ничего не хотелось, кроме брата рядом, кроме этой силы, кроме этих слов, которые, даже не будучи сказанными, звучали в голове у Сэма громче любого крика, громче даже, чем сумасшедший грохот пульса о виски: «Не бойся, Сэмми, я рядом, я все решу». И неважно теперь, что раньше он только и делал, что рвался к независимости. Неважно, что из малыша Сэмми он давно вырос, обрел вожделенную независимость, отрастил бороду и даже умудрился жениться. Результат из этого, так или иначе, вышел плачевный, потому что собственными силами он не добился ничего лучше, чем втянуть в их семейное безумие Джессику и, прости господи, их еще даже не родившегося ребенка, не пораскинув ни одной из извилин, прежде чем щедро наградить его той же адской дрянью, что разъедала сейчас его вены и сотрясала его тело крупной дрожью. - Я не хотел, Дин… - клацая подбородком брату куда-то в плечо, выговорил Сэм срывающимся от звука к звуку голосом. – Я знаю,.. я адский выродок. Но это был единственный способ тебя вытащить… Единственный способ защитить вас. Дину внезапно захотелось треснуть брату пощечину с размаху, а после устроить разборку с переходом на личности, наорать на него, в пылу спора доказывая, что сам он ничуть не лучше, а скорее даже хуже, потому что в аду творил вещи, в сравнении с которыми демоническая кровь – невинное баловство. Но это желание пропало также внезапно, как и возникло, потому что в своем нынешнем положении Дин не хотел менять ровным счетом ничего. Потому что так, как сейчас, ему было идеально, настолько, что даже думать над ответом, даже губы размыкать не хотелось. Все, что нужно, он уже высказал через силу объятий, а остальное – маловажные детали, которые найдут свой контекст и скажутся сами как-нибудь потом, в подходящей обстановке теплого и сухого номера за бутылочкой пивка. Сейчас, пусть со стороны это выглядело совершенно по-идиотски, два взрослых мужика, до нитки вымокшие, застыли в объятиях друг друга под проливным дождем, как безнадежные голубки. Обоим было плевать, как это выглядело, обоим было бы плевать, если бы кто-то что-то сказал, обоим было бы совершенно безразлично, даже если бы небо вдруг рухнуло, а земля провалилась бы в ад. Здесь и сейчас им обоим нужно было почувствовать друг друга. Физически ощутить реальность происходящего и заново врезать в память этот момент. Это чувство целостности, когда везде всего хватает, когда душа цела и тело не разваливается на части. Потому не разваливается, что есть опора, и желание бороться дальше,.. и надежда, что еще не все потеряно, что все еще можно решить, и если не хватит на это собственных жалких силенок, брат всегда предложит свои силы. И наоборот. И прерванная цепь, наконец, замкнется. Никто из них не был ранен. Дин был более чем в состоянии идти сам, да и Сэм вполне мог преодолеть жалкие двадцать футов до Импалы без поддержки, но ни один, ни другой даже не подумал разомкнуть объятий, точно не полностью, лишь настолько, чтобы удобно было идти, держась и опираясь друг на друга. У самой машины, где Дину предстояло сесть за руль, а Сэму – на переднее пассажирское, оторваться, нехотя, но пришлось. На долю секунды Сэм сцепил руку на скользкой от дождя куртке брата, давая себе обещание сразу же отпустить. Но не тут-то было: его ледяные пальцы, словно припаявшись, отказались разжиматься, и Дин вынужден был силой высвобождаться из мертвой хватки, про себя гадая, в чем все-таки причина: то ли в том, что Сэм просто зверзки замерз и оттого окаменел, то ли это ломка набирала обороты, судорогой выкручивая его тело. Захлопнув пассажирскую дверь, Дин бегом обогнул капот и сходу запрыгнул на место водителя. Почти сразу перегнулся через просвет между сидениями, пошарил на задних в небольшой дорожной сумке в поисках полотенца или еще чего-нибудь сухого, чем можно было промокнуть воду, ручьем льющуюся за шиворот куртки даже с его стриженного «ежика». На Сэма вообще смотреть было больно, потому что он вымок насквозь, и одно полотенце уже ничем помочь не могло. В конце концов, Дину пришлось выписывать акробатические кренделя, стараясь усидеть задницей на сиденье, когда как корпусом шариться по всей задней части Импалы в попытке найти и вытащить из сумки сухую одежду. В чужой машине, машине брата, в качестве пассажира Сэм чувствовал себя, мягко говоря, некомфортно. Если в его состоянии вообще был смысл говорить о комфорте. А потом Дин вдруг куда-то полез, затем вылез-вынырнул обратно, потряс головой, разбрызгивая во все стороны воду, сунул голову в полотенце и стал вытираться. В конце недолгой процедуры, с торчащими кверху, все еще слипшимися от воды волосами Дин напомнил Сэму мокрого кота, на что он почти… почти рассмеялся. И рассмеялся бы, будучи уверенным, что ситуация действительно та самая. Закончив с собой, Дин протянул полотенце ему, и в первое мгновение Сэм, словно умственно отсталый, искренне не понял, что с ним делать, уставившись совершенно бессмысленным взглядом на махровую ткань. В конце концов, Дину это, видимо, надоело, потому что, не слова не говоря, он расправил полотенце и просто накинул его Сэму на голову и плечи. И снова нырнул всем корпусом куда-то назад и вниз. Он чем-то шелестел, что-то передвигал и расстегивал, и что-то бубнил в процессе, но слишком неразборчиво, поэтому Сэм не прислушивался, занявшись заведомо бессмысленными попытками выжать влагу из своих волос. Он закончил, а Дин, скрипя мокрой одеждой о кожаную обивку, все еще юлозил по сидению и почти полностью развернулся к Сэму оголенной поясницей, продолжая с чем-то возиться и что-то ворчать. Сэму не хватило духу спросить, что брат так усердно ищет, поэтому он продолжил молча наблюдать, позволяя себе лишь короткие смешки, которые сдерживать было все сложнее. Наконец, Дин целиком вернулся в салон, триумфально зажимая в руках нечто вроде… толстовки, кажется. Сэм рассмотреть не успел, потому что Дин совершенно внезапно и как будто с ничего зашелся смехом. Запустил заразу в массы, потому что не прошло и секунды, как они оба синхронно согнулись пополам в беспричинной истерике, сотрясая машину двойным лошадиным хохотом. Дина накрыло от вида всклокоченной гривы Сэма, на которую он никогда не мог смотреть спокойно, а Сэма… Сэма накрыло просто потому, что засмеялся брат, потому что… да, это была та самая ситуация и та самая обстановка, где можно было, забыв обо всем, вволю дурачиться, беспричинно смеяться и в истерике кататься по сидениям. В пять, в десять, в пятнадцать, в двадцать шесть. И это не было приделом… Пытаясь выровнять хриплое, методично сбиваемое остаточным смехом дыхание, Сэм медленно перекатил голову по подголовнику кресла в сторону Дина. Тот все еще трясся, зажмурив глаза, и причудливой формы божок цвета состаренной бронзы подпрыгивал в такт спазмам его груди, то заскакивая на куртку, то вновь теряясь где-то в складках одежды. - А что? Промежду прочим, классная футболка! - совершенно невпопад озвучил Дин спустя какое-то время, и Сэму пришлось основательно напрячься, чтобы понять, что брат имел в виду. Ах да! Он уже и сам заметил на Дине знакомую футболку, когда первый раз задралась... его куртка, и Сэм взялся придирчиво изучать поясницу брата на предмет того, что должно было быть и чего, слава богу, не на ней было – ни ран, ни ссадин с синяками, ни даже остаточных шрамов. - Дин?.. - позвал Сэм, мутным взглядом глядя в мутное от воды боковое стекло. Заметил, что произнес вслух лишь тогда, когда уникальное сочетание ударило по слуху звуком собственного охрипшего голоса, заставляя вздрогнуть с непривычки. - Ммм? - почти мгновенно отозвался Дин, до той степени удовлетворенно, что даже лениво, и Сэм прикрыл глаза, изнутри укусив себя за щеку. Потому что брат, очевидно, ждал продолжения, а у Сэма его не было. Ведь, в самом деле, не признаваться же брату, что «Дин» - это напоминание мозгу, что «Дин» - это как якорь, что «Дин» - это как… как самое лучшее и самое страшное для него слово, в котором все и ничто одновременно. Сэм молчал, отвернувшись к окну, и Дин поначалу терпеливо ждал ответа, а потом просто потянулся рукой к приборной панели и включил на максимум печку. И хотел уже предложить Сэму переодеться в сухую толстовку, как тот внезапно сам повернул голову… и посмотрел на Дина тем самым взглядом, каким мог только он и на котором по обыкновению сходился для Дина клином весь мир. - Я облажался, да, Дин? - Сэмми… - Дин тяжело вздохнул и помолчал, собираясь с мыслями. – Поверь, у меня самого рыльце порядочно в пушку, так что, я бы сказал, мы облажались оба. Эх… и отца нет, чтобы взбучку устроить! Сэм медленно покачал головой. - Я облажался, Дин. Я позволил им добраться до нее. Я позволил… всему этому добраться до них, понимаешь? Я сейчас должен быть там, с ними, но вместо этого я здесь, и я неуверен, что в состоянии позаботиться даже о себе самом, о том, что со мной творится, хотя должен думать о них. В первые пару секунд Дин подумал, что брат оговорился. Один раз… И, вероятно, второй. Но на третьем что-то в голове Дина щелкнуло и встало на место, запустив причинно-следственную цепь, дойдя до конца которой мужчина глубоко вздохнул, молча приняв новую истину. Ничего иного ему не оставалось, потому что это не было чем-то посредственным, что можно было бы проигнорировать и легко списать со счетов. Нет, это было важно, крайне важно, в качестве доказательства, что все эти многолетние мучения имели смысл, что, даже несмотря на все неисчисляемые минусы, был плюс, единственный, но громадный и покрывающий собой всё остальное – у Сэма была нормальная жизнь. Та самая, в которую Дин его отпускал, вместе с собственным сердцем мучительно болезненно вырывая из глотки роковые слова о том, что, возможно, их мать была бы жива, если бы… если бы ее младший сын не обречен был стать мясным костюмом Сатаны. Может да, а может нет… В любом случае, она умерла, чтобы жил её сын. Жил той жизнью, которую Мэри для него хотела, в которой обязательно должны были быть и Джессика и... и наверняка кто-то еще, потому что именно такая она – чужая и незнакомая Дину, чудная нормальная жизнь. - Значит так, женатик, - Дин вдохнул поглубже и сел ровно на сиденье, чтобы вытащить, наконец, из карманов коллекцию золото-бриллиантов. – Для начала… возвращаю, - стукнув кольцом о приборную панель, Дин занялся разбором всего остального, потому что где-то в этом металлическом комке он очень удачно приметил цепочку. – Я, конечно, не настаиваю,.. но в качестве проверенной знакомыми парнями приметы советую перстаками не светить, обручальными особенно. У тварей на них ну просто зверзкий аппетит пробуждается, а у охотников – не в меру нескромное любопытство. Повесьте на цепочку и носите на здоровье вдали от любопытных глаз где-нибудь под одеждой. Зажав в дрожащей руке кольцо, Сэм не снизошел ни до чего более содержательного, чем спотыкающееся о беспорядочно стучащие зубы: «Спасибо!» Опустив голову, Дин не удержался, чтобы улыбнуться краешком губ, потому что на языке у него навязчиво крутилось: «Вот видишь, братишка… Вместе оно, вроде как, полегче. Вместе мы сможем. И пошло все остальное на!..» - Весь этот ангельско-демонический срач нам, походу, придется теперь разгребать, Сэмми, так что минимум каникул – и с головой в работу, - Дин снова поднял на Сэма взгляд. - Только сперва мы Джессику отвезем к Бобби и… - Бобби? – Сэм переспросил с сомнением, перебирая в голове всех знакомых с похожим именем. – Бобби… Сингер? - В точку! Кстати да, старик обещал надрать тебе задницу. И вообще… ты перебил меня на первом по важности пункте. Да, штанишки и… юбочки мы упакуем, и рванем с ветерком подальше от этой промозглой сырости, в которой комфортно разве что кровососам, да упырям. Но точно не прямо сейчас, – голосом, не терпящим возражений, объявил Дин и завел двигатель, который отозвался его чуткому слуху приятным урчанием. – Потому что прямо сейчас мы смотаемся на перекресток и найдем тебе, наркоша, свежую дозу, пока тебя совсем не прижало. Сэм, который до этого почти позволил себе расслабиться и почти утонул в давно забытой, но по-прежнему такой знакомой мягкости сидения, весь напрягся и подскочил, выпрямляясь, чтобы посмотреть на Дина ошарашено, даже испугано, словно на черта, который, притворяясь ангелом, нашептывал ему на ухо то, что было столь болезненно желанно и… запретно. Запретно и до безумия желанно, так, что, казалось, будто на сказанное в первую очередь с готовностью отозвалось разворошенное, изнуренное нутро Сэма, и только во вторую – его мозг, продолжающий слабо сопротивляться. Столь мгновенный отклик от Сэма не остался Дином незамеченный, и про себя он чертыхнулся в сердцах, проклиная собственный острый язык. - Полегче, тигр, - сказал Дин как можно мягче. – Ничего преступного я не имел в виду. Кроме, похоже, единственного решения твоей проблемы с минимальными вытекающими. И не спеши нападать на меня, ладно? - Дин выставил перед лицом ладонь, картинно защищаясь. – Идея не моя. В конце концов, не я твой персональный нарколог. Сэм окончательно потерял нить событий, будучи не в состоянии даже нормально сформулировать вопрос. - Дин, ты что?.. - Да успокойся ты, Сэм, - Дин попытался звучать как можно более мягко, но при этом уверенно, потому что ясно видел, что собственной уверенности у брата острый дефицит. – Свой инструктаж я уже получил. Найдем демона, причем, не где-нибудь, а прямо на его рабочем месте, аккуратно, чтобы не испортить, разольем его кровянку по пакетикам и свежезамороженной (благо, мини-холодильник работает) привезем Джессике. А дальше… я пас, пусть она сама химичит. - И что?.. - Сэм скривился в недоверчивой гримасе. – Ты что, согласился на это… извращение? Дин сперва конкретно не понял, а потом посмотрел на брата, окаменев лицом. - Да. Да, Сэм, я согласился. Потому что мой вариант «переждать ломку» твоя доктор раскритиковала в пух и прах, и в конечном итоге выяснилось, что мы с ней одинаково заинтересованы решить твою проблему так, чтобы в процессе ты остался жив. Поэтому срочно заканчивай топить мою Детку, переодевайся в сухие шмотки и устраивайся поудобнее. Нам ехать далеко. На полдороги, закутанный в толстенную байку, сморенный теплом работающей печки и в прямом смысле слова убаюканный звуками медленного рока, Сэм задремал. - Спит твой ковбой, - тихо сказал Дин в телефонную трубку и улыбнулся, косясь на спящего брата. – Доставлю в лучшем виде, не бойся. На том конце зашелестели слова благодарности, но Дин не слишком прислушивался, по-прежнему наблюдая за Сэмом, который во сне так походил на того самого мальчугана, его младшего братишку, что у Дина едва слезы на глаза не навернулись. Не дрейфь, Сэмми, старший брат вернулся. Старший брат все разрулит. Шеви Импала в свете фар встречных машин сверкала дерзкой чернотой и неслась вперед, рассекая ливень. На месте водителя, не сводя внимательного взгляда с дорожного полотна, сидел коротко-стриженный парень. Время от времени отблески фар попадали ему на лицо и зажигали в его глазах озорную зелень. С левой от него стороны под шелест шин о мокрый асфальт беспокойно спал пассажир. Машина разрезала дождь и воздух, со скоростью изголодавшегося зверя пожирая мили. Ее яркие фары изучали впереди лежащее пространство, цепко выхватывая повороты и дорожные знаки, на одном из которых мелькнула цифра 369 и… тень, едва заметная и исчезнувшая прежде, чем водитель мог бы обратить на нее внимание. На обочине полупустой в непогоду трассы, под покровом стены дождя и вечернего полумрака стоял человек в бежевом плаще и все еще провожал поразительно голубыми глазами давно проехавшую мимо машину с номерными знаками штата Канзас. Казалось, природная стихия вовсе его не тревожила: ни одна капля не оставила след на его абсолютно сухом плаще, ни один волос на его голове не намок и не стал темнее. Он стоял, спрятав руки в карманы плаща, и спокойно смотрел вдаль с выражением абсолютного равнодушия на лице и с чувством триумфального ликования за свою правоту на душе. Он не ошибся. Он с самого начала был прав насчет этих двоих, и теперь его Отец мог в этом убедиться лично. Во всяком случае, Кастиил молился Ему и не оставлял надежду быть услышанным, пусть даже Небеса давно отвергли его за отступничество. Из затеи его братьев все равно бы ничего путного не вышло. Потому что нельзя… Нельзя такие души разлучать! Ангел перед Богом готов был ответ держать, что нельзя! Ни адом, ни раем, ни ложью, ни смертью – ничем! Пустая трата сил и времени. Нельзя одну душу надвое разорвать. Нельзя и все! Не по природе это! Не по законам Божьим! Нельзя убить одну половину, пока жива другая. Нельзя проклясть одну половину, пока чиста другая. - Бессмертны родственные души, Отец мой, воистину бессмертны! В такт громовому раскату прошелестели ангельские крылья, и странный человек в плаще бесследно исчез. По пустой трассе, набирая скорость, ехала черная Шевроле Импала, колесами высекая грязевые брызги прямо в лицо Судьбе. Потому что они еще живы. Потому что никогда не сдадутся. Потому что никогда не станет по Ее. Потому что они никогда не простят сами себя, но всегда и безоговорочно простят друг другу все грехи, все сотворенные ужасы и все самые горькие обиды. Потому что они братья. Телами. Душами. Даже Свыше… братья. Михаил и Люцифер. Дин и Сэм. Свободные и отвергнувшие свои роли. Виновные на самом Верху, Верховным приговором нареченные непрощёнными. Никем. Кроме друг друга.