The Rest Of My Life.

POV Грейс: Мир полон неудачниками, которые состоят в отношениях и при этом не испытывают никаких положительных чувств к своим пассиям. И сейчас я в их числе. С Риком я так и не объяснилась, решив оставить все как есть. Воспитание и какая-то пассивность по отношению к своей собственной жизни мешали мне сделать это. Гораздо проще и удобнее оказалось просто придумать себе оправдание, например, что это моя судьба: как-то вопреки моему желанию все случилось по-другому, не так, как это планировалось. И ничего особенно плохого я в этим не находила: Рик хорош всем, от внешности до характера и жаловаться мне было вроде как и не на что. В конце концов, я так часто слышала, что любовь - это всего лишь временное чувство, а главное в отношениях это, прежде всего, уважение, взаимопонимание. А это у нас определённо было. Мама говорила, что главное - это быть любимым в отношениях и будет тебе счастье, а любить самому - это не столь важно. Мне хотелось в это верить, хотя я и совершенно чётко осознавала, что в нашем с Рикертом случае это работает только в одну сторону. Но, если честно, как-то не особо хотелось думать о его проблемах, в конце концов, в моей голове и так была каша. Куда сильнее, чем я это показывала, меня интересовало возвращение в Лос-Анджелес. Своего мнения о дальнейшем проживании в Штутгарте я не изменила, как и Рикерт не отказался от своих слов насчёт возможного переезда хоть на край света, лишь бы только со мной. Воспользовавшись подвернувшейся возможностью, не дожидаясь того, когда Рик сможет получить грин карту, я собрала свои немногочисленные вещи, купила билет на самолёт из Франкфурта-на-Майне в Лос-Анджелес и прямым рейсом добралась до места назначения, сославшись на то, что пока Рик занят формальностями, я займусь подготовкой ко "всему этому". Под этим замысловатым определением я подразумевала всего лишь найти новую съемную квартиру и забрать вещи со старой, где я жила вместе с Эммой - заметно более лёгкий и быстрый процесс, чем получение вида на жительство, но, благо, обошлось без лишних вопросов и претензий со стороны моей новоиспеченной второй половинки. Настоящий Лос-Анджелес значительно отличался от моих слепых представлений о нем. На деле в этом огромном городе оказалось куда меньше мест для пеших прогулок, чем мне думалось: людей без машин было предельно мало, из-за чего мне стало понятно, почему этот город всегда казался мне таким едким на запах и гулким на слух: это просто город автомобильных пробок. Но, к счастью, меня это никогда не напрягало, как не напрягает и сейчас - по сей день Лос-Анджелес это моя зона комфорта. Я съездила на такси к академии, где когда-то училась, погуляла по парку неподалёку от нашей с Эммой съёмной квартиры, чтобы поближе визуально познакомиться с любимым городом, а потом наконец-то набралась смелости и отправилась в то место, которое три года считала своим домом. В моей комнате царили полумрак, духота и творческий беспорядок. Вряд ли кому-то такая атмосфера могла показаться приятной, дружелюбной, но для меня это было действительно так: обстановка этой комнаты казалась самым родным, что только существовало на этой планете. Я знала каждый миллиметр этого помещения как саму себя, кончики моих пальцев касались всего, что я теперь могу видеть, того, что теперь вдохновляло меня больше всего и заставляло чувствовать себя комфортно. Здесь я наконец сняла свои очки, потому что в этой тёмной комнате ничто не угрожало моему зрению. За незаправленной кроватью, которая за несколько месяцев без меня покрылась тонким слоем пыли, стояли рамки, подготовленные для того, чтобы потом в них поместить мои картины. В углу стояли старые мольберт и этюдник. На столе валялись немытые кисти разных калибров, допотопная палитра, несколько тюбиков с краской, маленькие деревянные манекены, которыми я очень часто пользовалась, листы крафтовой бумаги со скетчами, чистые белые листы, карандаши; ещё несколько карандашей валялись под столом среди скомканных листков. Я подошла к столу, подняла один из скомканных листков и развернула его: лёгкий карандашный набросок, который должен был стать чьим-то портретом, но, очевидно, не устроил меня своим качеством исполнения. Я снова скомкала помятый лист и бросила туда, где он лежал до этого. Портреты я рисовала не часто: у меня редко создавался законченный образ людей, с которыми я была знакома и ещё реже мне хотелось перенести все свои впечатления о его внешности на бумагу или холст. Я часто рисовала маму, потому что безумно любила её, несмотря на все наши разногласия, из-за которых я и решила начать самостоятельную жизнь в другом городе. Несколько портретов я отдала ей, когда она приехала и сейчас они висели на стене в её комнате дома, один остался у меня и висел на моей выкрашенной в грифельный цвет стене. Теперь я видела все недочеты этой работы, но всё равно была безумно горда и довольна собой, ведь в целом это было на 97% похоже на мою маму. На полу у этой же стены стояли другие мои работы:пейзажи, портреты, абстрактные картины. Некоторые уже законченные и готовые к продаже, некоторые по своим причинам снятые с мольберта незаконченными: на какие-то не хватило краски, на какие-то вдохновения, а на одну из них не хватило желания сыпать себе соль на рану, вспоминая этот образ, человека и наше недолгое общение с ним, из-за чего я уже вряд ли когда-то закончу её. Ногой я задвинула этот небольшой холст за другой, чуть больше, и торжественно пообещала себе больше не вспоминать про этого человека и несколько дней, проведённые в его обществе, потому как не была большим поклонником подобных садомазохистских удовольствий. Остался всего один вопрос: почему же тогда он периодически всплывает в моей памяти вопреки моему желанию? Я решила прогуляться и заодно где-нибудь перекусить, тем более, что дома делать было особо нечего и даже Эммы не было дома. Выйдя из многоэтажного дома я побрела по узкому тротуару куда глаза глядят, рассчитывая на то, что скоро в поле зрения появится кофейня. Не так скоро, как это ожидалось, но кофейня всё же появилась на моём пути. Раньше я ездила сюда на такси, потому что пешком добраться сюда было не так просто для незрячей девушки, а теперь я впервые дошла сюда сама. Стоило мне открыть дверь и переступить порог маленького уютного заведения, я почувствовала нежный, сладкий запах ванили. Я уделила несколько секунд тому, чтобы осмотреться и, с удовлетворением заметив, что кофейня почти пустая, прошла за один из столиков и подозвала официанта, чтобы заказать себе латте и пирожное. Пока я сидела в ожидании своего заказа, рассматривая каждую деталь интерьера, за спиной хлопнула входная дверь, разом превратив мои мечты и страхи в реальность, и в кофейню вошло несколько человек, которые расселись прямо за соседним столиком, который я не могла видеть. Он спрашивал, что его так выдаёт. Понять было сложно - даже мне. Но если всё упростить, то, наверное, его энергетика и, может быть, парфюм. Сейчас я не видела его, хоть при желании могла развернуться и посмотреть (было бы даже интересно узнать, насколько Том из моего воображения отличается от Тома настоящего), но это было не нужно - я ни на секунду не сомневалась, что там сидел именно он. А когда он заговорил, начал шутить и чуть позже смеяться, глупой показалась даже мысль о том, что я могла ошибиться. Все это было так на него похоже. Если судьба, на которую я в последнее время слишком часто ссылаюсь, действительно существует, то у неё очень жестокое чувство юмора.