Раскрывшийся бутон

— А ты винишь себя?

— Когда я хочу, это чувство всегда рядом.

Дневники вампира (The Vampire Diaries)

        В течении нескольких ночей Петуния избегала снов-встреч с прабабушкой Гридой, боясь даже представить её реакцию. Она же прокляла человека!          В момент, когда Кимберли отрезала ей волосы, злость застилала глаза. Петуния считала, что Кимберли заслуживает наказания. Однако, когда она успокоилась, то поняла, что поступила неправильно — она не имела права проклинать другого человека. Наказание не соответствовало проступкам Кимберли. Да и кто Петуния такая, чтобы вершить судьбы других людей? Решать, какое воздаяние соизмеримо с их грехами? От таких мыслей стало стыдно перед прабабушкой. В голове как живая вставала сцена, где Грида, узнав обо всём, укоризненно смотрит на Петунию, разочарованно поджимает губы и отворачивается. Такое вряд ли было возможно в реальности, но страх на то и страх — он не поддаётся логике.          Петуния также прекрасно понимала, что не может долго избегать Гриду, и рано или поздно они встретятся, но не могла заставить себя появиться перед прабабушкой. Она постоянно откладывала, оттягивала этот момент встречи как могла. Вот только Петуния не учла, что терпение это не сильная сторона Гриды, и она не станет ждать вечно.          В понедельник, стоило Петунии лечь в постель, как веки потяжелели, и её потянуло в сон. Грида уже ждала её в беседке: она сидела в любимом кресле и что-то вязала.          — Ну что ты мнёшься? Садись! — сказала прабабушка, не отвлекаясь от вязания. Петуния не двигалась с места, поэтому Грида подождала немного, но очень скоро её терпение лопнуло: — Рассказывай.         Петуния несколько раз открывала рот, собираясь начать, но слова всё не шли, буквально застревая в горле. Она вцепилась пальцами в подол лёгкого платья и понуро склонила голову. Почему-то во сне она всегда появлялась одетая в летние платья, украшенные кружевами, вышивкой или цветочными узорами. Иногда в них вплетались руны; некоторые она узнавала, другие — видела впервые.          Внезапно громко клацнули металлические спицы, и Петуния вздрогнула. Прабабушка Грида отложила вязание, затем постучала по столу, и на нём появился чайный набор. Одна из исходящих паром чашек возникла перед Петунией, и она невольно сжала её в ладонях. Жар обжёг кожу, и она поморщилась, но не стала убирать руки, наслаждаясь этими ощущениями. Кто-то может сказать, что так она пытается наказать себя и хоть немного уменьшить чувство вины, которое медленно отвоевывает всё больше пространства в душе. Петуния бы сказала, что ей просто нравится ощущение опаляющего жара, который балансирует на грани боли и дискомфорта.          — Петуния, девочка моя, посмотри на меня, — неожиданно мягко попросила Грида. — Я знаю, что произошло, но хочу услышать это от тебя. Я не собираюсь тебя ругать или отчитывать.         — Ты говорила, что волосы — это важно, что никому нельзя позволять трогать их.         — Так и есть.         — Я так разозлилась... Мне показалось, что я могу взорваться от злости, — тихо произнесла Петуния, продолжая вертеть в руках чашку. — Слова просто… вырвались из меня. Я не могла остановиться! Но я честно не хотела её проклинать!          Глаза защипало, и по щекам покатились слёзы. Было ужасно жаль, но она не понимала, кого больше: проклятую ею Кимберли или же себя. Петуния с остервенением потёрла глаза в попытке остановить слёзы и украдкой взглянула на прабабушку. Грида не выглядела так, словно злится или разочарована — она с наслаждением потягивала чай и смотрела на Петунию, улыбаясь уголком губ.         — Я не хотела… — повторила Петуния, подавляя всхлип.         — Понимаю, — Грида отставила чашку и откинулась на спинку кресла. — Первым человеком, которого я прокляла, была моя подруга. Уже не помню, из-за чего мы спорили, но сказанные в сердцах слова стали для неё неснимаемым проклятьем. Моя бабушка пыталась помочь, но я не заложила в проклятие ни одного условия, поэтому это оказалось невозможно.          — И что случилось?         — Хохотушка Оля угасла за шесть месяцев у меня на глазах. И самое ужасное — она знала, что это моя вина, но никому не сказала. И даже не осуждала меня, лишь улыбалась, пока могла.          Петуния ахнула, прижимая ладони ко рту. Слёзы перестали течь, щёки неприятно стянуло, и она поспешно вытерла лицо. Она невольно пропустила рассказ прабабушки через себя и содрогнулась от представшей перед глазами картины. Она бы не вынесла, если бы подобное случилось с ней: несчастья близких она всегда принимала близко к сердцу, словно это случалось  лично с ней. А уж если бы именно она стала причиной трагедии…          Мысли об этом немного отвлекли Петунию от своих переживаний, и она поймала себя на том, что больше не переживает из-за Кимберли. Она посмотрел на Гриду и улыбнулась.         — Спасибо.         — Не за что, милая, — прабабушка нежно похлопала Петунию по тыльной стороне ладони, пододвинула поближе блюдо с домашним печеньем и подлила чаю. — Думаю, все молодые ведуньи Нави проходили через что-то подобное. С силой всегда приходит ответственность, и я хочу, чтобы ты это помнила. Но это не значит, что силы нужно бояться или избегать, ведь это важная часть тебя.          — Я понимаю.         Петуния и не собиралась отказываться от своих сил. Конечно, не будь в её жизни прабабушки Гриды, которая всегда терпеливо объясняла нюансы, успокаивала, прямо как сейчас, и помогала принять себя и свои силы, то она могла испугаться своих сил, погрязнуть в вине и запереть их глубоко-глубоко в себе. Вряд ли из этого могло получиться что-то хорошее.          — Что мне сделать, чтобы такого больше не повторилось?         — Слушай внимательно!         И Грида объяснила, что не всех сильных эмоций следует опасаться: только негативные эмоции могут спровоцировать неконтролируемые проклятия. Она снова повторила, что никогда не будет винить Петунию, если та проклянёт кого-то, ведь вряд ли она сделает это без причины. Слушая её наставления, Петуния кивала головой, а сама думала, что в будущем просто постарается избегать конфликтов. Если не будет таких ситуаций, то не будет и злости. Она передёрнула плечами и поёжилась. От одного только воспоминания о бешеной злости, которую она испытала к Кимберли, стало кисло во рту. Петуния сглотнула, и горечь, казалось, обожгла гортань, направляясь прямиком к сердцу.          Пусть она и рассказала Гриде о произошедшем, но кое о чём всё же умолчала. Она не смогла рассказать, как внутри неё что-то радостно скалилось, пока с головы Кимберли, словно с пожухлого цветка, облетали волосы. Проклятие выпило из Петунии все силы, поэтому ужас от содеянного  настиг её намного позже. Она никогда не думала, что человек может испытывать такое удовольствие от причинённых другому страданий, и сила этого тёмного чувства испугала её до дрожи в руках.          «Нет, — твёрдо решила Петуния, — я не хочу больше вредить людям, не хочу испытывать подобное! Я никогда не стану монстром, который наслаждается чужими мучениями!»         С того разговора Петуния часто гуляла в саду и нашла уединённое место, где каждый день, пока не стало слишком холодно, пыталась медитировать. К сожалению, несмотря на все наставления Гриды, успокоиться и избавиться от мыслей во время медитации никак не получалось. Петуния пробовала всё: представляла и белый лист, и море, и поляну, вслушивалась в окружающие звуки, старалась сосредоточиться на своих ощущениях. Однако, стоило закрыть глаза, как после секундного затишья страшные, пугающие мысли буквально атаковали её. Она сама не заметила, как стала избегать людей, проводя больше времени с лошадьми. Петуния боялась вновь потерять контроль и стать источником чьих-то страданий.          Неожиданно наступили рождественские каникулы — Петуния настолько погрузилась в себя, что приезд родителей застал её врасплох. Увидев их, она сперва растерялась, но затем папа стиснул её в фирменных крепких объятьях, мама, погладив по плечам, поцеловала в макушку, и Петуния расплылась в широкой улыбке.          Радость встречи немного утихла, и миссис Эванс ахнула — она заметила неаккуратно обстриженное каре дочери. Петуния тихо вздохнула. Она уже думала, как объяснить родителям внезапное изменение своего стиля так, чтобы они меньше волновались, и решила сказать, что проиграла в неком споре. Это звучало глупо и вполне в стиле подростков, однако всё лучше, чем реальная причина.          — Ничего, Петти, волосы отрастут, — миссис Эванс с сожалением провела по волосам Петунии. Ей нравилась коса Петунии и раньше она часто делала ей причёски. — Но больше так не делай, пожалуйста. Приедем домой, я подравняю кончики.         — Не буду, мама.         Всю дорогу до дома она радовалась тому, что скоро встретится с подругами. Эбби как обычно начнёт пересказывать последние сплетни и новости. Иногда казалось, что язык Эбби родился раньше неё самой и тут же начал болтать. При этом никто из подруг не сомневался, что Эбби никогда не разболтает их маленькие секреты. Мэгги была в какой-то мере противоположностью Эбигейл: тихая, иногда излишне вежливая. Многие ошибочно принимали её вежливость за слабость, но Петуния знала, что под внешней мягкостью Мэгги прятала твёрдую волю.         Кроме подруг Петуния очень скучала по Лили и Северусу. Конечно, они переписывались, но живое общение, лицом к лицу всегда казалось Петунии, как бы избито это ни звучало, более… настоящим. Ей нравилось видеть жесты собеседника, улавливать выражение лица, слышать интонации голоса. Без всего этого разговор казался ей мёртвым, и она ловила себя на том, что начинает придумывать словам свою интонацию.         Каникулы в Хогвартсе начинались на неделю позже, чем в школе Святой Вальбурги. Двадцатого декабря был понедельник, поэтому мистер Эванс заранее взял выходной, чтобы встретить младшую дочь на вокзале. Петуния же решила не ехать — подруги позвали её в кафе. У них никак не получалось встретиться на прошлой неделе, так как каникулы в их школе тоже начинались с двадцатого. Как Петуния и предсказывала, Эбби, стоило ей заметить подругу, набросилась на неё с объятиями и тут же затрещала, описывая свою школьную жизнь. Мэгги вела себя скромнее: она дождалась, когда они закончат обниматься, и только тогда обняла Петунию сама. Даже их объятия отличались: Эбигейл обнимала порывисто, что есть сил стискивая руками, и едва сдерживалась от того, чтобы не начать подпрыгивать. Мэгги же обнимала осторожно, но крепко. Однако, такие разные Мэгги и Эбигейл отлично дополняли друг друга.          — Туту, наконец-то мы встретились! — радостно воскликнула Эбби, занимая свободный столик, затем она поиграла бровями и спросила: — Решила сменить имидж? Тебе идёт. — Не давая вставить ни слова она надула губы, стрельнула глазами в сторону Мэгги и продолжила: — Она запретила мне рассказывать по телефону. Я еле сдержалась!          — Я же просила не называть меня так!          Петуния устало вздохнула. Это был старый спор, на который она давно махнула рукой, потому что знала — ничто не заставит Эбигейл перестать называть её этим смущающим детским прозвищем. Одно время Петуния пыталась смутить саму Эбби, называя её «Конфетка»*, но та только улыбалась, кивала головой и показывала на себя пальцем, как бы говоря «да, это я».  Эбигейл вообще любила давать людям различные прозвища. Мэгги она, например, называла «Крошка»**, потому что та напоминает ей шоколадный кексик.         — Ладно! Что такого случилось, что ты аж подпрыгиваешь от нетерпения?          Эбигейл подмигнула покрасневшей Мэгги, наклонилась в сторону подруги, будто собираясь рассказать секрет. Её лицо лучилось от улыбки, а глаза смотрели с хитрым прищуром. Петуния заинтересованно подалась вперёд.         — Ну, хватит интриговать меня, рассказывай!          — Джейк пригласил нашу Мэгз на Рождественскую вечеринку!          — Торнберри? — недоверчиво уточнила Петуния.         — Да!         — Эбби! — пискнула Мэгги и спрятала пылающее лицо в ладонях, когда на них обернулись другие посетители кафе. — Не нужно так громко!          Эбигейл же улыбалась так, словно это приглашение было её заслугой. Петуния отчасти понимала её чувства, ведь они с Эбби уже давно пытались свести Мэгги с Джейком. Бурная фантазия Эбби, подкреплённая романтическими фильмами, выдавала невероятные планы по сближению ребят, но Мэгги либо сбегала в последний момент, либо смущенно молчала, напрочь забывая про их план. Петуния обрадовалась, что на этот раз всё получилось. Они договорились на днях съездить в Лондон. Эбби загорелась идеей найти для Мэгги идеальное платье для школьной Рождественской вечеринки. Мэгги сначала отказывалась, но в итоге сдалась под напором подруги. После этого Эбби быстро пересказала последние школьные сплетни. Остановившись, чтобы перевести дух, она допила молочный коктейль и приступила к самому важному — начала жаловаться на красавчика Нэйта Белла, который теперь  встречался с её кузиной Генриеттой. Последняя уже во второй раз уводила у неё из-под носа понравившихся парней, и Эбби это жутко раздражало.          Обсудив парней и решив, что Эбби с ними не везёт, девочки разошлись по домам. Петуния остановилась на подъездной дорожке перед своим домом. Она потёрла замёрзшие ладони друг о друга, но это мало чем помогло. Тогда она подышала на них. Горячее дыхание вырывалось клубами пара, ненадолго согревая, но вскоре оседало противными кусачими кристалликами на шарфе. Вечерело, поэтому на улице уже зажглись фонари, освещая небольшие пятачки перед домами. Снежинки медленно кружились и планировали к земле, и Петуния завороженно уставилась в небо.    В их доме горел свет. Было слышно, как миссис Эванс возится на кухне, а в гостиной работает телевизор, который время от времени перебивает звонкий голосок Лили. Внезапно грудь сдавила тоска, но Петуния шагнула вперёд, взбежала по ступенькам и схватилась за ручку на двери.   — Я дома, — шепотом вырвалось у неё.   _____________________________________________ Конфетка* — sugar plum; домашнее ласковое прозвище для ребёнка. Крошка** — cupcake; ласковое прозвище, также переводится как «кекс».