Жизнь и сны после Рождества

      На обходе Намикадзе внимательно рассмотрел новый снимок Шона, предупредил, что после капельницы будет перевязка и хотел было уйти, но Ямада неожиданно спросил: – Минато, когда мне можно будет навестить Нану? Я жутко по ней соскучился, к тому же при всех таких обстоятельствах мне бы хотелось просто поговорить с ней.       Минато посмотрел на пациента, мягко улыбнулся, и тихим голосом ответил: – Давайте перенесем вашу встречу на после тихого часа. Вам, майор, надо немного отлежаться. Перевязка будет процедурой неприятной. А вот после тихого часа, согласен, необходимо вам обоим поговорить, перекинутся новостями. К тому же я сегодня переговорю с Ширануи, чтобы он предупредил Вашу сестренку. Ей сейчас желательно не волноваться.       Минато улыбнулся своей привычной доброй улыбкой и вышел из палаты. Шон вздохнул поглядел на часы и аккуратно перекатился на правый бок.       День получился какой-то слишком длинный. Однако часа в три или, как все военные говорят, в пятнадцать ноль-ноль, дверь в палату открылась, и внутрь почти влетел Ширануи, заявив с порога, что они идут курить. Шон согласно кивнул и тяжело встал: – На крышу?        – Конечно, — Ширануи не торопил друга.       Они спустились на лифте, медленно шагая по двору. Ямада ждал, что скажет друг, искоса бросая настороженные взгляды. Генма настойчиво молчал. Рассматривал окрестности. Заметно нервничал. Молчание мешало Шону, но задумчивость Ширануи не помогала начать разговор. Да и то, что друг позвал его покурить, говорило о каких-то проблемах. Шон ждал, с каждой секундой ощущая нарастающее напряжение.       Поднявшись на крышу, Ширануи прикурил и только после первой затяжки заговорил слегка хрипящим голосом: – Сегодня нас собирала Сенджу. Появились новые подробности и зацепки по делу Хатаке. Я пока не говорил Нане ничего. Не хочу давать ей и призрачной надежды на возвращение Какаши, но так бы хотелось…       Шон молча кивнул, стараясь не мешать Ширануи выговориться. Генма пару раз молча затянулся, выпуская ментоловые колечки, и снова продолжил слегка хриплым голосом: – Знаешь, я предупредил Нану о госте, но забыл сказать, что ты у нас весь забинтованный. Да и тебе надолго пока отлучатся нельзя. Намикадзе отпустил тебя всего минут на сорок, так что имей в виду.       Шон кивнул: – Никогда тебя таким не видел, Ширануи. Я не вижу того позитива, который был всегда. Что все же случилось?        – Понимаешь, я не могу себе простить до сих пор, что перед отлетом не дал Нане и Какаши попрощаться. Просто запретил. Я, конечно, действовал по состоянию Наны, но теперь виню себя!        – Ясно. Ты зря себя мучаешь. Хатаке понял тебя, хотя злился наверняка. А теперь, улыбнись, да и пошли к ней.       Друзья шли по коридору гинекологического отделения. С Ширануи все здоровались и улыбались, Генма же просто кивал головой. У поста гинеколог остановился, что-то сказать медсестре. Ямада просто ждал, рассматривая коридор и обстановку, но тут открылась дверь, и из палаты, рядом с которой он стоял, вышла молодая женщина в казенном халатике, и в ней Шон узнал свою сестренку.        – Зайчонок, – тихо позвал он Нану.       Та услышала знакомый голос, повернулась, и ахнула. На ее лице появилась какая-то неуверенная улыбка, и будто стесняясь, она подошла к Шону, слегка поглаживая свой уже достаточно видный животик.        – Приветик, – Нана подала руку.       Шон взял похудевшую кисть сестренки левой рукой и сказал: – Ты прости, что в таком виде, но я честно скучал.       Нана засмеялась и, поднявшись на носочки, что-то шепнула на ухо.       Шон тихо переспросил: – Что?        – Сейчас, подожди немного, – сказала младшая Ямада и куда-то убежала.       Ширануи, наконец, закончил разговор и подошел к другу: – Пошли.        – Куда? – удивленно спросил Шон. – Нана сейчас вернется. Мы уже виделись, пока ты давал поручения.       Ширануи улыбнулся, видя, как радуется Нана, торопясь к брату, но предупредил: – Нана, пять минут можно посидеть и снова ложимся.       Та кивнула и взяла брата за руку, потянула к себе в палату.        – Шон, а что с тобой случилось? – Нана усадила брата на стул.        – Да ничего, старая травма проснулась, – улыбнувшись, сказал Шон.        – Врешь же, – сказала она, рассматривая майора такими удивлёнными глазами, будто видела в первый раз в жизни.       Старший брат удивленно посмотрел на нее и возмутился: – Нана, ты мне не веришь? Зачем мне врать? Вот кому кому, но не тебе. Еще зимой болело.        – Шон, я просто тебя проверяла. Я знаю. Видела, зимой Хатаке ходил, из домашней аптечки обезболивающее таскал. Теперь понятно для кого.       Она вздохнула и тихо сказала: – Знаешь, я по нему скучаю. Мне сказали, что есть какая-то ниточка. Я верю, что он вернется. Обязательно! Он думает обо мне и о нашем мальчике. Странно, но я верю в это. Я вижу сны, где он защищает нашего сына из разных неприятностей.        – Нана, ты только не волнуйся. Тебе это вредно, – попросил Шон, погладив её по руке.       Женщина усмехнулась: – Ой! Как страшно. Знаешь, чья бы корова мычала, а твоя бы...        – Нана, как ты разговариваешь со старшим братом? – возмутился Шон.       Шон понимал, что Нана хорохорится. Он точно знал, что так ей легче держатся, не показывая свою боль или страх за близкого. Неожиданно Нана села и замерла, погладила живот. Тихо шепотом сказала: – Не бойся, с папкой все хорошо! Не нервничай, мы его дождемся.        – Шон, приставляешь, он зашевелился, это так приятно! – обратилась она к брату.       Мужчина обрадовался, хотел что-то спросить, но в палату вошел Ширануи: – Ну, господа Ямада. Мне придется вас огорчить, но одному пациенту пора идти к себе.        – Капитан Ширануи, у меня малыш шевелится, словно маленькая рыбка хвостиком внутри бьет, – восторженно сообщила Нана, прислушиваясь к внутренним ощущениям и осторожно касаясь живота.        – Это хорошо, – сказал Ширануи, строго посмотрел на Шона. – Пора тебе уже, пора. Я провожу, а то мне еще молодежь погонять надо по физподготовке.

***

      В полутемном коридоре двигалась какая-то фигура. Человек часто останавливался, прислушиваясь, снова продолжал путь. Достигнув одной из палат, человек достал из кармана черных брюк медицинскую маску, надел ее. Потом натянул медицинские перчатки и зашел внутрь.       Палата освещалась дежурным тускло-желтоватым светом. Около больного стояла стойка капельница. Неизвестный подошел ближе, аккуратно дотронулся до бутылки с лекарством, достал из кармана одноразовый шприц и ввел в пробку какой-то препарат. Подсмеиваясь, человек покинул палату, завернул шприц в салфетку, засунул в карман, почти не таясь, прошёл в туалет, включил свет и подошел к зеркалу. Снял перчатки, сунул их в тот же карман, тщательно вымыл руки, аккуратно достал из глаз одноразовые линзы, не задумываясь, выкинул их в корзину для мусора. Ухмыльнулся, достав из внутреннего кармана очки, протер стёкла прорезиненной салфеткой с нарисованным улыбающемся черепом, надел их и снова улыбнулся хищной улыбкой.       Выйдя из туалетной комнаты, неизвестный беззвучно исчез из клиники, не зная, что пациент ещё не спал.

***

      Этот день заведующей военного госпиталя, как и любой другой, был заполнен большими и мелкими проблемами. Уже к обеду Цунаде почувствовала усталость. В кабинете стало как-то особенно душно. Она встала, подошла к кондиционеру, включила его почти на полную мощность. Прошлась по кабинету, цокая высокими каблучками, нажала на коммутатор: – Шизуне, какие-то сообщения для меня есть?        – Сегодня приходил тот паренек и принес Вам письмо, просил передать. Извините, я замоталась, сейчас принесу, – помощница быстро зашла в кабинет и подала простой белый конверт. Внутри оказались два билета на "Лебединое озеро" русского Большого театра и маленькая записка, гласившая:"Встречу в 17:00. Не опаздывай".       Сенджу улыбнулась. За каких-то два часа были просмотрены отчеты заведующих отделений, подписаны заказы и доделаны мелкие дела. Помощница удивилась, оценив кипу обработанной документации, но ничего не сказав, забрала бумаги.        – Шизуне, – остановила ее начальница, мило улыбнулась. – Вызови мне такси.       Сама же, не дожидаясь, когда Като покинет кабинет, зашла в маленькую комнатку за скрытой дверцей, и в гардеробной долго выбирала наряд. Белоснежная рубашка с болеро и шелковыми брюками цвета хаки, сидели на фигуре идеально. Посмотревшись в зеркало, Цунаде расстегнула ещё парочку перламутровых пуговок и улыбнулась. Ценителям открылась высокая пышная грудь и красивое колье с изумрудом.       Глава госпиталя, Великая и Прекрасная Сенджу аккуратно подвела ярко-зеленым карандашом янтарные глаза и улыбнулась себе в зеркало. Сейчас она точно была неотразима и готова ко всему. Из приемной Шизуне сообщила о прибывшем автомобиле.       На такси Цунаде добралась до театра, где её встретил несравненный глава разведки, по случаю торжественного похода появившемся в бежевом костюме и белой рубашке в тонкую светло-голубую полоску. Он взял ее под руку и, шепча на ухо слегка пошловатые шуточки, провел в холл. Здесь неожиданно оказалось много народа, но на счастье женщины ни одного знакомого лица. В такой толпе сложно было понять, куда же идти дальше и где проход к ложам.       Они остановились в дальнем левом углу холла. Глава разведки отвернул Цунаде от двери, сам же погладил ее по блестящим пшеничным волосам. – Не смотри на вход, – шепнул на ухо, нежно дотронулся губами до мочки, и жарко вздохнул, от чего она вздрогнула. – Мы ждем одного твоего знакомого. Точнее... нашего знакомого.       В наушник кто-то зашептал, любимый наклонился и сильнее прижал к себе ее, почти случайно коснувшись уголка губ. Блондинка кивнула, взглянув в его серьезные глаза.       Мужчина прижал к уху ладонь и произнес: – Понял. Рыжий, двигай за ним, не торопясь. Дорогая, нам пора. Мы сегодня в ложе для особых гостей.       Они быстро поднялись по лестнице с золоченными перилами и мягким ковром, вошли в боковую ложу, где были всего два ряда мягких красных бархатных кресел. Он усадил ее на самое лучшее место и опустился рядом, вытаскивая из кармана пиджака маленький театральный бинокль. Цунаде последовала его примеру, достав свой, больше похожий на драгоценную игрушку, украшенный блестящими стразами оптический прибор.       Красота зала поражала, но рассмотреть почти ничего не удалось, свет огромной люстры постепенно затухал. Музыка тихо набирала обороты, приковывая взгляд к ещё скрытой за занавесом сцене.       Мужчина аккуратно провел рукой по спине спутницы, удивленно определив, что застежка женского белья спереди. На это женщина ухмыльнулась: – Ваши наклонности, сэр, мы оставим на потом.       Музыка поглотила всё её внимание, как и превосходный русский балет, прославленный на весь мир.       Глава разведки же был занят своими делами, наблюдая через бинокль сидящих в партере людей. На сцене бала, когда принц уже танцевал с Одиллией, мужчина толкнул свою принцессу, указывая на пятый ряд левого края. Цунаде посмотрела в указанном направлении в бинокль и ахнула. Там сидел их однокурсник, хороший хирург, но очень жестокий и злой человек. Его профиль, длинные черные волосы и осанку женщина не могла спутать ни с кем другим. Когда-то давно в этого мужчину она была влюблена, за что сильно поплатилась и чуть не попала в тюрьму за распространение наркотиков.       Тогда они встречались. И этот человек попросил её отнести рюкзак своему другу. Срочно, на другой конец города, не задавая вопросов. Говорил, что это проверка на чувства. И Цунаде, как загипнотизированная согласилась, отправилась по указанному адресу и случайно встретила по пути старого приятеля, предложившего проводить, так как время уже позднее. Оказалось, что в рюкзаке почти полкило наркоты. И если бы Джирайя не заглянул внутрь, посмотреть, что там лежит, Сенджу оказалась бы в тюрьме.       Неожиданно Орочимару встал и вышел из зала в боковую дверь. Через минуту Цунаде заметила, как вышел паренек, с которым они разбирали бумаги. Она хотела встать, но глава разведки не пустил, а аккуратно вставил в её ухо второй наушник, и Цунаде услышала единственную фразу из разговора Орочимару и неизвестного: – Привязать. Я приеду и сам разберусь. Аккуратно с руками, он мне как хирург ещё нужен.