Моя милая Мышка

— Так, ты и правда пришла сюда, вместо того, чтобы быть на скучной лекции в скучном универе?       Поверить не могу, но вот уже больше получаса я разговариваю с Грэмом так, словно знакомы мы были целую вечность. По его словам, его тронула моя речь о Глории. Правда, подробностей об этой девушке он так и не рассказал. Единственное, что мне удалось узнать — была катастрофа, изменившая всё. Как будто я не поняла этого по внешнему виду девушки. Ах да, помимо этого я узнала её имя. Дестини. Узнала, что оказывается, Грэм не такой уж и бука, да и общение с ним наладить хоть и сложно, но не невозможно. — Эй, ты меня слышишь? — не дождавшись ответа на свой вопрос, зовёт меня Грэм. — Ответишь на вопрос? — Оу, прости. Да, конечно. — Растерянно отвечаю я, находясь в состоянии задумчивости. — Во-первых, не универ, а Академия, а во-вторых — не так уж там и скучно. — Однако ты проигнорировала первый день учёбы, ради…. — Он недоговаривает, но хитро улыбается. — Почему ты так на меня смотришь? — Я щурюсь, делаю недопонимающий вид, надеясь, что это будет выглядеть хоть немного очаровательно. Но, увы. — Я волонтёр, помнишь? — Ага, так я тебе и поверил, — с ехидной усмешкой отвечает Грэм. — Волонтёр, который даже истории болезни пациента не знает.       Я пожимаю плечами, чувствуя вину за свой поступок. Он ведь прав абсолютно во всём. Меня не должно быть здесь. Просто не должно. Я не должна вторгаться в чужие проблемы, в чужое прошлое и чужие мысли. Не должна, потому что знаю, что не люблю этого и сама. Я не могу позволить посторонним узнать то, что терзает меня по ночам. И, я понимаю Грэма. Наверное, лучше, чем кто-либо другой. — Прости. — Кратко отвечаю я. — Я пойду.       Я уже было направляюсь к дверям, как вдруг, слышу его голос. — Постой, — говорит Грэм. — Я тебя провожу.

***

      Чуть более получаса позднее, мы оба идём по полупустым улочкам Праги. Никто из нас даже не удосужился начать беседу, так как оба были слишком погружены в свои собственные рассуждения и внутренние терзания. У каждого есть то, о чём он молчит. Это свойственно человеку, часть его природы, его ранимой натуры. Причина долгой тишины может заключаться даже в накопившихся мелочах, что терзали душу всё это время. Просто, устаёшь говорить, предпочитая умалчивать, стискивая зубы. — Спасибо, кстати. — Внезапно произносит Грэм, нарушая неловкую тишину. — Забыл поблагодарить.       Я перевожу на него недоумённый взгляд. — Меня незачем благодарить. Я без спроса вошла в палату, только ради того, чтобы утолить своё любопытство.       Он останавливается, и я повторяю за ним. Он разворачивается, я делаю также. Напоминает зеркало, мы словно играем друг с другом, что, собственно, не так далеко от правды. — Я рад, что ты была с Дестини сегодня. — Продолжает он, игнорируя моё недоумение. — Я не могу находиться с ней постоянно, а если и прихожу, то просто не нахожу нужных слов. А ты…приходи почаще, прошу.       Сердце обливается кровью из-за того, с какой интонацией были сказаны последние слова. Я подавляю в себе странное желание протянуть руку и коснуться кончиками пальцев его лёгкой щетины, запустить руку в эти тёмные волосы, да и вообще, просто прижаться к этому, пышущему жаром, телу.       Ох. Эмма, ты немного увлеклась, и вообще, прекрати на него пялиться — это не прилично! — Я ведь ничего и не сделала, — оправдываюсь я, отводя взгляд в сторону. — Сделаешь, — продолжает Грэм. — Если будешь приходить как можно чаще.       Больше я не произнесла ни слова, лишь молчаливо заламывала руки и больно, до крови, кусала губы, пытаясь найти смысл в его словах. Что же им двигало? Ещё недавно, он был готов выжить из меня все соки за то, что я без разрешения вторглась в его закоулки мыслей, а сейчас он благодарит и просит продолжения всех этих «сеансов».       Мы дошли до самого Карлового моста, не проронив ни слова с последней реплики Грэма, на которую я так и не ответила. Соблюдали расстояние, чтобы лишний раз не коснуться друг друга, не смотрела друг на друга, и вообще вели себя как можно отстранённее. Конечно, от этого нелепости в этой тишине не убавлялось. Чем больше мы молчали, тем нелепее нам обоим становилось. Время близилось к полудню, поэтому, людей на площади практически не было. Здесь были лишь художники, рисующие живописный вид Карлового моста; пожилые люди, да маленькие дети, гоняющие по мостовой на трёхколёсных велосипедах. В воздухе всё ещё стояло лето, не смотря на первый день осени. Солнце палило, как ненормальное, поджаривая асфальт, а заодно и всех гуляющих людей. Вот уже который раз я вытираю со лба струйку пота, поднимаю отросшую чёлку, желая хоть немного спасти голову от неимоверной жары. Платье, которое я надела в честь первого дня учёбы, не пропускало воздух, поэтому возникало дикое желание сорвать его с себя и пойти, как говорится, в чём мать родила. — Молодые люди, — мы оба тут же развернулись, оглядывая того, кто позвал нас.       Это была женщина средних лет, в изношенном платье до пят и цветастом платке, наброшенном на плечи. Она была чуть старше моей мамы, а её карие глаза заглядывали прямо вглубь души, выражали миллионы эмоций, в том числе и глубокое отчаяние. — Не хотите узнать, что ожидает в будущем такую прекрасную пару?       Мы оба переглянулись, а я едва не поперхнулась застрявшим в горле комом. — Вы неправильно поняли, — взволнованно произношу я. — Мы едва знакомы.       Женщина криво улыбается, словно знает то, чего не знаем мы. Хотя, возможно так и есть. — Я всё понимаю, — она продолжает улыбаться. — Так что, не хотите заглянуть в будущее?       Перевожу взгляд на Грэма. Он хмурится, поигрывает желваками, скрывая руки в карманах кожаной куртки. Злится?! — Я встречал таких, как вы, — грубо произносит он. — Заговариваете зубы, а потом люди лишаются своих вещей. Эмма, не останавливайся с этой женщиной. Идём.       Если честно, меня бы задели и глубоко обидели слова Грэма, но женщина-гадалка даже не отреагировала. Она продолжала стоять, придерживая цветастый платок на плечах. Знаете, мама однажды сказала мне, что человека не трогают обидные слова лишь в том случае, если в прошлом он пережил ещё более ужасные вещи. — Ты можешь идти. — Отвечаю я Грэму. — А я останусь. — Что? Эмма! Твою мать! — резко отвечает он, разворачиваясь в мою сторону. — Мы ведь едва знакомы, так что можешь идти. Не нужно провожать меня.       Он что-то отвечает, но я не разберу его слов. Уверена, всё это не важно. Ничто не важно. Грэм возвращается, встаёт рядом, но с опаской поглядывает на гадалку. Она садится напротив меня, и, словно игнорируя Грэма, берёт мою левую руку и разворачивает её ладонью наверх. — Я вижу ссору. Страшная ссора, за которой будут стоять последствия, которые в корень изменят твою жизнь. Ты будешь страдать по этому поводу. Очень сильное страдание надвигается на тебя, дитя. Эта ссора оставит глубокий след в твоей душе… — Хватит! — выкрикивает Грэм, а я вздрагиваю из-за его руки на своём плече. — Нет, я хочу знать. — Я даже не поворачиваюсь к нему, не хочу встречаться с ним взглядом. — … Но, я вижу, что страдания твои в скором времени закончатся. — Она переглядывается с Грэмом, затем, снова смотрит на мою ладонь. — Ты будешь счастлива дитя. Счастлива настолько, что всё то, что ты пережила, отойдёт на второй план. Радость и любовь поглотят тебя всю без остатка. Это будет скоро. Осталось немного подождать. Просто, жди.       После этих слов, она встаёт со скамейки, а я копаюсь в кармане, в поисках мелочи. Медленными шагами она отходит всё дальше и дальше, и я вскакиваю, пытаясь догнать её, чтобы отдать несколько монет, но она даже не оборачиваясь, отвечает что-то вроде: — Мне не нужны деньги. Расплатой будет твоя улыбка.