Моя милая Мышка

      Люди — кусочки пазла. Одни из них — крупные, с отчётливыми картинками, а другие — изодранные до полусмерти обрывки. Когда кусочки крупные, то рисунок собирается быстрее, светлые моменты наступают раньше, а тёмные отступают быстрее. Я не знаю, какая картинка я, ведь я постоянно состою из мелких деталей. Это изматывает — постоянно искать ответ, прокручивать в голове идеальные встречи, идеальные диалоги и фразы, а в реальности прятать глаза под козырьком кепки и корить себя за свою нерешительность. День ото дня становится всё сложнее просыпаться по утрам, натягивать на каменное лицо пластмассовую улыбку и идти дальше. Это выматывает до такой степени, что кажется, совсем скоро наступит та самая секунда, после которой, вероятно, я сойду с ума, и буду дёргать волосы на голове и стискивать зубы от неимоверной боли.       Бывают такие места, которые стараешься обходить стороной, но чёртова судьба постоянно сталкивает с ними и заставляет вновь обернуться в прошлое. И, знаете, как это больно, идти по белоснежным коридорам, всматриваться в пустые лица и непонимающе терзать свой разум за то, что он заставил произнести слова, приведшие меня сюда. Я просто шла по исшарканному линолеуму и с тяжёлой душой думала лишь об одной вещи — почему я здесь? Что я потеряла в этих коридорах, вместо того, чтобы быть в абсолютно другом месте, всматриваться в лица студентов, слушать лекцию пожилого профессора, рисовать на полях каракули, но мыслями возвращаться именно сюда. Именно здесь, в больнице, жило множество ответов на все мои вопросы. Именно здесь было то, что стало причиной моей бессонницы и ночных кошмаров. Именно здесь я чувствовала себя хоть на жалкую толику, спокойнее. Не знаю, откуда такое спокойствие, ведь всё должно быть в точности наоборот. Уверяю себя, что должна трястись, излучать волнение и тревогу, но, ничего нет. Я спокойна. Наверное, впервые за всю свою жизнь я действительно не лгала себе. Обычно ложь в плане своего эмоционального состояния — это дело обычное для меня, но сейчас искренность так и излучалась из моего хрупкого тела. Странно. Должно ли это настораживать? Я подхожу всё ближе и ближе к сокровенной двери, и у самого финиша, замираю. Просто останавливаюсь, не решаясь взяться за дверную ручку. Не могу позволить себе вторгнуться во владения Грэма (да, я понимаю, что-то, что будет за дверями этой комнаты, как-то связано с ним). Я трусиха, знаю. Мне нужен весомый толчок, чтобы сделать что-то, что противоречит общепринятым правилам, вроде как, «не вторгаться в чужие сердца без разрешения». Но, ведь это нужно. Мне ведь нужно это, так? Я хочу знать. Хочу увидеть. Обнаруживаю, что слишком любопытна. Что со мной? Такого ведь и не было никогда. Неужели, тайны действительно имеют огромную власть над человеком. — Она пожелала, чтобы всё, что мы удалим из её кишечника, было отдано ей. Разве человек, будучи в здравом рассудке, может выдать такое? — слышу голоса врачей, приближающихся ко мне, и…. Открываю заветную дверцу.       Жмурюсь. Сильно, крепко и больно. Настолько сильно, что сводит веки. Но внутренний страх не даёт возможности ослабить хватку. Однако, вскоре прихожу в норму и беру себя в руки. Медленно открываю глаза.       Увиденное, повергает в шок. Я надеялась увидеть здесь физически разбитого пациента, который не в состоянии даже ногой пошевелить, но вместо этого всё было иначе. На первый взгляд всё казалось вполне нормальным. Обычная палата, односпальная кровать, огромное окно, кресло и сидящая фигура на нём. Когда я вошла, она даже не потрудилась обернуться, что и вызвало взволнованных мурашек по всему телу. Я пребывала в треморе, боялась сделать шаг и быть осужденной за то, что здесь оказалась. Я вторглась в чужую палату чтобы утолить своё любопытство. Поступок из ряда вон выходящий. Так бы обязательно сказал отец, а мама, послушно кивнула головой, раскладывая ужин по тарелкам.       Но, мамы здесь нет, как нет и отца, который смог бы меня остановить. — Извините, я… — Начинаю, было, я, делая неуверенный шаг вперёд.       Но, она снова не реагирует. Молча сидит в кресле, накрытая чёрным пледом. Я слышу лишь её слабый шёпот, но не уверена, что он был ответом на мои лепетания. Она будто бы сама с собой разговаривала, что пугало не меньше. — Простите? — Вновь повторяю я, хотя понимаю, что ответа не будет.       Тогда, я беру всё в свои руки и подхожу ближе. Настолько, чтобы видеть не только, накрытую пледом, спину. Я вижу её руки, такие бледные и исхудалые, что просвечивали кости. Пальцы были длинными и постоянно тряслись, сжимая зелёный стебель цветка белой лилии. К горлу подкатил ком, стало трудно дышать, словно некто невидимый сжал горло костлявыми пальцами.       Ещё один шаг, и вот мне уже видно её лицо. Точнее, его часть. И, знаете, эта бледная, трясущаяся рука показалась ерундой, по сравнению с тем, что предстало передо мной. К счастью же, или, к сожалению, но половину лица девушки, сидящей передо мной, скрывал кусок ткани тёмно-синего цвета. Я всматривалась в её лицо, точнее туда, что возможно рассмотреть. Смотрела, и видела лишь отслаивающиеся куски кожи и глаза. Пустой взгляд, смотрящий в пустоту, сквозь стены. Она была, как кукла. Израненная с многочисленными изъянами и душевными страданиями, кукла. Она напомнила мне Глорию, вот только состояние этой бедняги, было ещё плачевнее. — Прости, что вошла сюда без разрешения, я…       Но, в ответ я получила лишь постанывание. Слабый, хриплый голос, говорящий о том, что дара речи здесь давным-давно не было. Провожу ладонью перед лицом девушки, убеждаясь в своей гипотезе.       Слепая, израненная кукла.       Сердце разрывалось на части и глухо стучало, заглушая все посторонние шумы. Я даже не услышала скрип двери, и, лишь голос, мужской голос, заставил меня содрогнуться. — Что, чёрт возьми, ты здесь забыла?!       Грэм.