Моя милая Мышка

      Бегу по больничному коридору с одной лишь мыслью. Мыслью, связанной с Глорией. Наверное, я ужасная подруга, раз смогла так запросто забыть о своей подруге, которая всё это время провалялась в госпитале, пока я сидела на песчаном пляже, рядом с привлекательным парнем, поедая самые вкусные в мире блинчики. Это было верхом моего эгоизма. Эгоистичность не черта моего характера, но это по-другому назвать нельзя.       В мыслях я уже прокручивала слова-извинения, которые, по моему мнению, должны были загладить вину перед Лори. Но, я прекрасно понимала, что простых слов будет недостаточно. — Девушка, вы, кажется, находитесь в больнице, а не на пробежке, — услышала я от одной из пожилых медсестёр.       Останавливаюсь, смотря на ту, что сделала мне замечание. Полная женщина, с седыми, редкими волосами, зачесанными назад так, что казалось, что волос нет совсем. Серые глаза явно лучились добротой, не смотря на усталый вид. — Извините, я…моя подруга… — Пыталась оправдаться я. — Глория Филиппс. В какой она палате?       Мой жалкий вид, вероятно, сработал, так как женщина тут же вздохнула, и, раскрыв толстую тетрадь, принялась водить по страницам, своими толстыми, как сардельки, пальцами. — Глория Филиппс на втором этаже, палата 31. — Отчеканила женщина, громко закрывая тетрадь. — Пожалуйста, не слишком долго. Она ещё не восстановила силы.       Одна только фраза медсестры разбивает сердце на миллион осколков. Хочется спрятаться в дальний угол, и реветь, реветь, реветь. Реветь до тех пор, пока не наступит, та самая критическая точка, до тех пор, пока даже жидкости в организме не останется. Это тяжело. Тяжело узнавать о том, что люди, которых ты любишь, попадают в ужасные ситуации. Мне наплевать на свои раны, потому что они не привели меня к госпиталю, как Глорию.       Я не могла её потерять. Не могла представить мир, без её смеха, глупых выходок, бредовых идей. Не могла даже представить, что мы вместе не сможем начать учёбу в колледже, как всегда мечтали. Нет, это не произойдёт. Не произойдёт… Запыхавшись от бега, я вхожу в палату, при этом сдерживая в себе приступы паники. Нет, Эмма, нет. Всё ведь нормально? — Привет, Эм. — Услышала я слабый голос подруги.       К Глории было подключено множества аппаратов, поддерживающих жизнедеятельность. Волосы разметались по белоснежной подушке, слипшимися каштановыми патлами, глаза больше не блестели, как раньше, а иссохшие губы были искусаны до кровоподтёков. Глория была слишком бледной, а под глазами проступили огромные тёмные круги. Признаться, узнать её было проблематично. — Лори…. — Тихо произношу я, подходя чуть ближе. — Как ты?       Подруга нажала на кнопку аппарата, прикреплённого к её пальцу. Я знала, что это для того, чтобы обезболить. — Отлично, — отозвалась она. — Не смей лгать мне! — повысив тон, ответила ей я. — Прости меня.       Глория, недоумевая, взглянула на меня болезненным взглядом, и в этот момент внутри что-то оборвалось. Чёрт, как же хотелось обнять её, но из-за этих аппаратов, это было невозможно. Поэтому, я просто взяла её за свободную руку и нежно провела по избитым костяшкам пальцев. — Мне не за что прощать тебя, Эмма. Это я, тот человек, который должен вымаливать твоего прощения. Если бы я не настояла…. — Лори, перестань. Я только что услышала очередную лекцию от своего отца, поэтому не намерена больше слышать ничего подобного. — Он снова назвал меня вертихвосткой? — Лори попыталась улыбнуться, но получилось слишком болезненно. — Он называет так тебя постоянно. — Я так рада, что ничего не изменилось.       Она пытается шутить, и это выдаёт в ней сильную личность, которая смотрит своим страхам в лицо. Чего не скажешь обо мне. Я трясусь всякий раз, как только вижу что-то, что противоречит моим идеалам. — И, всё-таки, я действительно виновата, что не была с тобой с самого начала. — Произношу я. — Эм, ты была там, как и я. – Ага, как же. Ты ведь даже и половины не знаешь. — Поэтому, единственное, что ты должна — прекратить корить себя за то, в чём нет твоей вины.       Я пытаюсь улыбнуться. Сдерживаю в себе тысячи эмоций, и натягиваю на лицо улыбку. Всё хорошо, всё хорошо, всё хорошо. — Тебе чего-нибудь принести? — спрашиваю я, желая, чтобы она ответила «да». Хочу выйти из палаты, чтобы никто не видел, как я морально сломаюсь. — Если не затруднит. Жуть, как хочется skittles.       Снова улыбаюсь, после чего разворачиваюсь и иду к двери.       Истерика давит всё сильнее и сильнее, поэтому, как только закрывается я дверь, я просто скатываюсь по гладкой стене и, закрыв лицо руками, начинаю всхлипывать. Слёзы градом катятся по щекам. Дышать становится всё тяжелее, грудь сковала тяжесть. Неимоверная тяжесть сдавливала всё внутри. Ещё чуть-чуть, и я сломаюсь. Я чувствую это.       Мои беспомощные рыдания были прерваны шагами на другом конце коридора. Поднимаю голову и ладонью стираю с глаз слёзы.       Что? Нет, этого не может быть.       Грэм.       Что он здесь делает?       Быстро встаю с пола, и бегу к автомату, чтобы спрятаться. К счастью, меня он не увидел, так как вошёл в одну из палат.       В его руках были цветы. Белые лилии.