Моя милая Мышка

      Признаюсь, мне стоит огромных усилий, чтобы развернуться, и уйти прочь. Это утро явно начиналось слишком хорошо, а, как известно, судьба этого не любит. Оставалось лишь гадать, что будет на протяжении всего дня. Но, не сулило ничего хорошего. Я боюсь, реакции родителей, боюсь их осуждающего взгляда, боюсь того, что они перестанут мне доверять и вновь начнётся моя скучная жизнь. Но, больше всего, я боялась отпускать этот момент, потому что он для меня, как долгожданный подарок на рождество, как глоток кислорода утопающему. Я знала, что больше не смогу чувствовать ветер в волосах, дикий стук сердца, бьющийся об рёбра. И от этого становилось ещё паршивее.       Огромных усилий стоило идти по дорожке нашего сада, и не обернуться назад. Я знала, что нельзя. Я контролировала свои эмоции, пусть это и давалось с огромным трудом. Я предпочитала проглотить все свои слёзы, вместе с разрушенными мечтами и надеждами, вместо того, чтобы разрыдаться, как ребёнок, у которого отняли конфетку.       Чего же ждать? Как себя вести? Что сказать?       И, самое главное, как объяснить своё долгое отсутствие.       Я не могла найти ответов ни на один из своих вопросов, а если и находила, то они тут же отправлялись в корзину дурных идей. Сжимаю ладони в кулаки. Сильнее, ещё сильнее, чтобы было больно. Уж лучше снова добавить физической боли, нежели быть терзаемой эмоциональными расстройствами.       У самых дверей, останавливаюсь, выжидаю и прислушиваюсь. Тишина, лишь звук телевизора. Вероятно, отец сидит за кухонным столом, читая утреннюю газету, в надежде увидеть новости последних событий. Уверена, они уже там есть. От глаз прессы не ускользнул подобный инцидент. Это было слишком уж громко и неожиданно. Что может делать мама? Скорее всего, отбивает нервную дрожь. Она никогда не демонстрирует своих эмоций, так же, как и я, но по её внешнему виду можно без труда понять, что она на грани. Обычно, это проявляется в её пальцах, которые, начинают выстукивать по чашкам, столу и т.д. Больше всего жаль маму, а вот отец…. Нет, конечно же, я люблю его, но он слишком серьёзно относится к понятию «воспитание». Сколько себя помню, он никогда не проявлял особо тёплых чувств. Даже к маме. Они не обнимались, старались воздержаться от физического контакта, а если вдруг случайно сталкивались, то мама тут же искренне извинялась. Для него, главное — это контроль. Держать всё и всех под контролем его жизненное кредо, и неважно, что порой он может перегнуть палку.       Наконец, набираюсь храбрости для того, чтобы приоткрыть дверь. Тут же, по ушам бьёт звук включённого телевизора — утренние новости. — Вчерашний акт терроризма не остался без всеобщего внимания. Концерт всемирно известной группы Arctic Monkeys, стал трагичным для половины фанатов, которым «посчастливилось» туда попасть. Примерно в половину второго ночи и было совершенно деяние, приведшее к трагической картине большинства. Выжившие находятся под бдительным контролем врачей в центральном госпитале. К счастью, злоумышленников удалось задержать, но их личности до сих пор не установлены. Следите за новостями и последними событиями, чтобы быть в курсе. С вами была Анна Куин, с новостями шестого канала.       «Трагическая картина», «выжившие в центральном госпитале» — отголосками проносились в голове обрывки фраз, так как мозг отказывался воспринимать эту информацию. Это слишком тяжело для восприятия. Одно дело — наблюдать за подобным с экранов телевизоров, другое — быть одной из тех, кому удалось выбраться. Снова вспоминаю Грэма, его зелёные глаза, широкую спину, обтянутую кожаной курткой, и.… Нет, тут же гоню все эти мысли. Грэм — в прошлом. Мы попрощались, и больше не увидимся. Сосредоточься! — Эмма! — наконец, замечает меня мама, когда я медленно выхожу из прихожей. — Слава богу, Эмма. Я молилась всем богам, каких только знаю, лишь бы он сохранил тебе жизнь.       Вижу уставшие и заплаканные глаза мамы, и сердце разбивается на тысячи осколков. — Мам, я, — заикаюсь, было, я, но понимаю, что не могу ничего сказать. Слёзы, что я сдерживала всё это время, начинают катиться по щекам, и я просто бегу к ней. — Ничего не говори. Слышишь? Самое главное, с тобой всё хорошо. — Говорит она, увлекая в свои объятия. — С тобой ведь всё хорошо? Молча, киваю, прижимаясь к маме всем своим телом, как будто она, может исцелить все мои раны, даже самые глубокие, которые находятся слишком глубоко, что их невозможно увидеть. — Марта, прекрати! — Внезапно, произносит строго отец. — Думаю, Эмма, ты прекрасно понимаешь, что всё это по твоей вине. — Малкольм, нет. — Взгляни правде в глаза, женщина! — Он повышает голос до крика, и мама выпускает меня из объятий, но не отпускает моей руки. — Если бы она не ослушалась нас и осталась дома, а не пошла вместе со своей подругой-вертихвосткой на какой-то там жалкий концертишко, то с ней бы ничего не произошло. Ровно, так же, как и с той девицей.       Глория. Что с ней произошло? Я всё также ничего не знала, поэтому разгневанный отец был единственным, кто мог пролить свет на ситуацию. Я выхожу чуть вперёд, встречаясь с ним взглядом, после чего произношу: — Ты всегда был слишком жесток к Глории, как и к нам с мамой, но не думаю, что сейчас тот самый момент для твоей лютой ненависти. — Тон голоса абсолютно спокойный, что странно. — Просто, скажи мне, что с Глорией, а дальше я решу всё сама. Он ухмыляется, а я стараюсь не смотреть на этого деспотичного тирана. И, как только мама могла выйти за него замуж?! — Она в больнице. Но, ты туда не пойдёшь, потому что прямо сейчас поднимешься к себе в комнату и хорошенько подумаешь над тем, что же ты натворила. — Ты сможешь наказать меня в двойном размере, — отвечаю я, бросая взгляд на дверь, — но позже. Сейчас я собираюсь пойти к своей подруге, потому что она поступила бы так же.       Бросаюсь к двери, не смотря на то, что отец пытался меня остановить, но сейчас, он не имеет надо мной власти. Сейчас, у меня своя цель.