Attack on drablles

***

      Ночную тишину нарушали лишь монотонный стук колёс и мирное сопение подруги на соседней койке в обнимку со скрипкой. Кто бы мог подумать, что такая громкая, весёлая и неусидчивая особа, как Ханджи Зое, будет играть на таком утончённом инструменте. Да и как играть! Её партия в трио для фортепиано, скрипки и виолончели 1821 года Шопена была невероятна! Как она её исполняла! Думаю, у нас в оркестре много талантливых людей, которые могут дать фору любому напыщенному «звездному» коллективу. Возможно, это прозвучит достаточно эгоистично, но у нас есть все шансы победить в международном конкурсе, ради которого мы уже вечность едем на этом проклятом поезде… Ладно, не вечность, а второй день. Но уже к концу первого дня романтика поезда для меня рассеялась, уступив место боли в прищемлённом пальце. Хорошо, что я играю на флейте, а не на каком-нибудь струнном инструменте, иначе это была бы настоящая катастрофа.       …Что ж, это было не столько больно, сколько неожиданно. И как я только умудрилась прищемить себе палец дверью купе? Тонкая алая струйка крови стекала по руке и начала капать на пол, пока я словно в прострации разглядывала руку.       — Кора, чего ты встала посреди прохода? — недовольно хмыкнул мой коллега, с которым нас объединяли любовь к музыке и флейте, бессонные ночи и литры выпитого кофе. И детская влюблённость с моей стороны. Ну это так, к слову.       — Прости, Леви… — пробормотала я, тут же освобождая проход.       — Это еще что за чертовщина? — мужчина тут же осторожно схватил меня за запястье, так и не поняв, что это всего лишь маленькая царапина.       У Леви ухоженные и аккуратные длинные пальцы, которые так нежно касаются кожи намятыми подушечками пальцев. Помимо флейты мужчина прекрасно играл и на фортепьяно, и на контрабасе, и, вероятно, ещё на каких-нибудь инструментах — он был одарённый. Впрочем, с появлением его то ли дальней родственницы, то ли однофамилицы (или оба Аккермана были ещё и прекрасными актёрами, делая вид, что друг друга не знают) Микасы Аккерман я поняла, что музыка у них в крови. В то время как мне с моим новоявленным коллегой Жаном оставалось лишь печально вздыхать: кто о Леви, кто о Микасе, и оба об их невероятном таланте.       — Э… Я просто случайно прищемила палец дверью. Ничего страшного, — виновато пролепетала я.       — Так могла только ты, Кора… — вздохнул Леви, устало потерев переносицу. — Пойдём, нужно обработать рану и заклеить её. Нечего тут разводить антисанитарию. И возражения не принимаются! Не подводи коллектив!       Но я и не думала оказываться… Жаль только, занудные нотации идут бонусом к приятным моментам, проведённым вдвоём.

***

      Я посмотрела на аккуратно заклеенный пластырем палец и чуть улыбнулась. Никогда бы не подумала, что Аккерман может быть таким… заботливым? Вредным, грубоватым, занудным, требовательным… Да каким угодно! Но только не приторно-ванильным. Хотя с какой нежностью он держал меня за руки… Так, хватит фантазировать, Кора. Твоя влюблённость до добра не доведёт. Хотя именно моя влюблённость дарит мне вдохновение и повод встретиться с Леви.       …К ночи первого дня, когда все уснули, я испытала острое желание сыграть что-нибудь. Звучит смешно и невероятно, но такие ночи, наполненные свежей прохладой и монотонным стуком колёс, дарят вдохновение.       Достав из футляра флейту, я удалилась в тамбур, где моя игра никого бы не разбудила.       Поначалу мелодия дрожала и была сбивчивой, неуверенной, но потом плавно полилась, растекаясь по воздуху невидимой сетью высоких и осторожных звуков, которые разбивались о двери, ведущие в вагон.       — Тебе совсем нечего делать, кроме как торчать в тамбуре с флейтой?       Мелодия оборвалась на самом кульминационном моменте, а я испуганно уставилась на Леви. Кажется, слишком увлёкшись игрой, я не заметила его появления. Он выглядел помятым и заспанным, но оставался всё таким же симпатичным. А что? Нужно быть честной хотя бы с собой!       — Я тебя разбудила? — Сейчас нужно виновато разглядывать носки балеток, как нашкодивший школьник. Вдруг буря минует.       — Нет, конечно. Ко мне во сне пришёл призрак Гектора Берлиоза и приказал спешить в тамбур, — язвительно фыркнул мужчина.       — Извини… Я не думала, что разбужу кого-нибудь своей игрой. Мне очень жаль.       — Ладно, теперь уже поздно извиняться, — вздохнул Леви. — Какого чёрта тебе приспичило поздней ночью поиграть на флейте?       — Ну… я не могла уснуть, мне было скучно и очень хотелось сыграть что-нибудь, — виновато призналась я.       — Кора… Ладно, пойдём со мной, нечего торчать в этом омерзительном месте.       Ну, пойдём так пойдём… Только вот куда? Я молча следовала за Леви из вагона в вагон, нервно сжимая блокнот с ручкой, которые на всякий случай захватила из купе.       Мы пришли в пустеющий вагон-ресторан, где заказали две чашки чая с пирожными, чтобы наверняка не уснуть до утра. Над нашим столиком витала тягучая тишина, которую никто не решался нарушить. Мне было боязно и отчего-то стеснительно, темы для разговора всё никак не находилось, любые попытки завязать беседу с треском проваливались. Так мы просидели некоторое время, пока Леви, взяв блокнот, не вырвал листок и не начал чертить себе поля для морского боя. Заметив мой удивлённый взгляд, Аккерман поставил между нами салфетницу и вернулся к своему занятию. Что он вообще творит? Вернее, не что, а зачем? Потом мужчина молча протянул мне блокнот с ручкой.       — Ты действительно хочешь сыграть в морской бой?       — Да. На желание.

***

      Тогда мы проиграли всю ночь, лишь под утро дело решилось безоговорочной победой Леви. Хотя мне как воздух нужно было это желание, которое было бы использовано в корыстных целях безответно влюблённой женщины. Но ничего не поделаешь, придётся смириться с проигрышем, может, Аккерман со временем забудет о желании, а то вдруг ему захочется пожелать уборки всего небольшого на первый взгляд, но вечно грязного театрального зала, где мы всегда собираемся репетировать. Что за глупые мысли, Кора? А вот ни черта они не глупые. Было ведь уже такое!       Холодало. Я поёжилась и обняла себя за плечи, пытаясь удержать стремительно исчезающее тепло. Уф, и почему мне опять не спится? Нет бы лежать в купе, вслушиваясь в оркестровое сопение своих соседей и милое бормотание Браус на верхней полке. Вместо этого я стояла в холодном тёмном коридоре и наблюдала за стремительно мелькающим пейзажем в лунном свете за окном.       Неожиданно на мои плечи опустилась тёплая кофта с едва уловимым родным ароматом книг, чая и одеколона.       — Спасибо, — коротко кивнула я Леви.       — Ты совсем, что ли, ночами не спишь? — нахмурился в ответ он.       — Но ты вообще-то тоже.       — А я слежу за одной очень неусидчивой особой, чтобы та не убилась где-нибудь в тамбуре или не пришибла себя дверью купе.       На это я ничего не ответила, лишь состроила обиженную рожицу, на что Аккерман привычно цокнул языком. Кофта, к сожалению, очень быстро перестала греть, и вскоре мои зубы застучали в такт поезду.       Мужчина как-то слишком удручённо вздохнул и… обнял меня со спины. Так, стоп, нужно время, чтобы осмыслить и принять происходящее. Кажется, я сплю. Точно! Я сплю! Если сейчас Ханджи случайно разбудит меня, не буду разговаривать с ней до конца поездки.       Кожа покрылась мурашками, а я невольно затаила дыхание, когда Леви уткнулся носом в мою шею. Ещё чуть-чуть, и кому-то придётся тащить моё бренное тело, превратившееся в желе и издающее звуки счастливого йети, обратно в купе, а потом ещё и объяснять всему оркестру, что произошло.       Я осторожно повернулась к Аккерману лицом и обвила руками его шею. Он был так близко…       — Что ты делаешь? — тихо спросила я, неосознанно прижимаясь к Леви. Ну как неосознанно…       — А ты? — так же тихо проговорил он.       — Я? Люблю тебя.       Наверное, это не тот ответ на вопрос, который мне стоило бы дать, но… Столько времени приходилось молчать, что сил уже просто нет. Признаться. Нужно было просто признаться. И сразу стало легче и радостнее, уже было даже плевать на то, что ответит мужчина. Было плевать, пока этот самый ответ не прозвучал, погрузив меня в состояние полной дезориентации и лишив контроля над телом и мыслями.       — Вот так? Это, стоит признаться, даже неожиданно, — улыбнулся уголками губ он. — Только я сильнее.       Это был бы самый прекрасный момент в моей жизни, когда Леви едва накрыл мои губы своими, но… С другого конца вагона в нам подлетела Ханджи, которая каким-то чудом не заметила меня.       — Леви, мы тут с Эрвином Кору потеряли, не поможе-е-е… Ой ты ж ё-моё!       Я отскочила от Аккермана, как от огня, и неловко уставилась в пол. Мне так стыдно, будто мы школьники, которых директор спалил с сигаретами. Хочется провалиться сквозь землю. Почему из всех людей именно Зое? И почему именно сейчас?!       — Очкастая… — угрожающе прорычал Леви, явно разделявший мою точку зрения.       — Поняла, мне пора бежать.       — И очень быстро.       Когда эта парочка скрылась в тамбуре, я бросила на Эрвина недовольно-обиженный взгляд и скрестила руки на груди.       — Ты хоть знаешь, что вы сейчас испортили?       — Да. Но зато я выиграл десять баксов у Майка, — гордо заявил Смит под мой печальный вздох.