Faraway

Лео медленно повернулся к ней. Вот она: стоит совсем рядом, такая красивая, живая, родная... Но зачем она здесь? Он всматривался в ее лицо, он хотел уловить, запомнить каждую черту заново, освежить ее в памяти. Неужели он уже начал забывать? Нет, ни в коем случае. Такое невозможно забыть, только не для него. Наконец, Лео вспомнил, что она пришла не без причины и тихо стояла, смотря на него в ожидании отклика. Пришлось снова собраться с силами. Казалось, прошла целая вечность, прежде, чем он вынудил себя заговорить. - Да? Ты что-то хотела? И снова глупая, фальшивая улыбка. Как она могла не замечать? В том-то и дело, что не могла! Она молчала, игнорировала это, делала вид, что совсем не знает его, почему? "Потому что не хочет подавать тебе ложных надежд, успокойся уже, Вальдес, и отпусти ее." - Я хотела извиниться...за Джона. У вас, видимо, уже давно не заладилось...а он немного вспыльчивый, не обращай внимания... - она по-доброму улыбнулась. Лео давно уже заметил: даже когда Калипсо улыбалась, уголки ее губ были слегка опущены, как будто даже за улыбкой у нее скрывалась глубокая, никому не изведанная печаль. Очень редко у него получалось вытащить из нее настоящую, абсолютно счастливую улыбку, но, когда ему в конечном итоге удавалось, он и сам начинал улыбаться, радоваться, любить не только ее, но и всех вокруг. "Как я мог...после всего этого засомневаться?" - Как же я могу злиться, когда ты за него извиняешься? Я же не зверь, - Лео усмехнулся. - Не могу же я вынуждать тебя извиняться каждые пять минут. Калипсо вдруг стерла улыбку с лица и нахмурилась. Какой же у нее был взгляд...он даже почувствовал, что вот-вот над его головой соберутся тучи и по лицу хлынет ледяной дождь. - Что? - ее губки превратились в узкую полоску. Как ни странно, Лео совсем не чувствовал себя виноватым и не собирался брать своих слов назад. - Не нужно делать из него монстра. Ты ведь его почти не знаешь. - Лео фыркнул. - Лучше, чем ты думаешь. - Ну знаешь! - перебила его Калипсо. - В том-то и дело, что знаю, - напирал он на своем. - И он мне не нравится, но его грубость я переживу, тебе не стоит об этом беспокоиться, - как можно более спокойно произнес парень. - Но спасибо, что заботишься обо мне. Калипсо ведь далеко не дура , он это знал. Она ни за что не попадется на его уловки (даже если вдруг у нее и остались к нему какие-то чувства, но это исключено). - Я просто не хочу, чтобы он ссорился с кем-то из моих знакомых или друзей, - отрезала она, приняв вдруг самый безразличный вид и смотря на него в упор. "Знакомых или друзей, - все сильнее звучал голос у него в голове. - Все ясно, она дает мне понять, что ей всё равно. Ну вот, видимо, сейчас она и прокололась." Лео внезапно воспрял духом: уж слишком большой упор она сделала на слове "друзей". По его лицу растеклась почти натуральная улыбка. - Хорошо, я понял, больше никаких плохих слов о Джоне - мир, дружба, жвачка, - Калипсо не изменилась в лице, никак не отреагировала на его игривый тон, что Лео даже снова засомневался. - Спасибо. Через два часа ужин, не опаздывай. - И Калипсо ушла, плотно прикрыв за собой дверь. "Прекрасно, считай, мы поссорились, это уже хоть что-то, хоть какая-то встряска." Он вдруг ударился в воспоминания... Да уж, раздражать ее он умел, пожалуй, это венец всей его натуры - умение раздражать. Но...когда злилась Калипсо, он чувствовал, что она делала это любя, и почти никогда всерьёз, и это было даже приятно - злить ее. Он вспоминал, как выглядело ее лицо в такие моменты: губы плотно сжаты, брови нахмурены, глаза сверкают - настоящий ураган. Но он умел ее успокаивать, усмирять бурю, которую он сам же и создавал, точнее нет, не так. Они оба ее усмиряли. Всегда вместе...все самые счастливые моменты его жизни - только с ней. О Боги, как он ее любил. *** Ужин, как и следовало ожидать, был чересчур. Блюда слишком дорогие, причем в невероятном избытке, слуги все время вертятся под ногами, предлагая то одно, то другое; так и подмывало подойти к Уоррену и зачитать ему лекцию по поводу вреда эгоцентризма! "Только вряд ли он хоть слово поймет." После кучи предложенных закусок и выпивки есть уже не то, что не хотелось, уже тошнило. Причем не только от еды, но и от вылизанной и неестественной обстановки. Все то и дело спотыкались о всевозможные бюсты известных личностей (о подавляющем большинстве которых Лео слышал впервые), все они были разбросаны, где попало, казалось, не было строгого порядка расстановки. Один раз он еле сдержался, чтобы не заорать благим матом, ударившись ступней о статую Афродиты. "Черт, серьезно? Что она вообще здесь делает? Следит за мной?" Следующей проблемой был стол, по виду так родом из Средневековья: огромный и нелепый. На нем гордо возвышались горы еды (о существование некоторой Лео так же слышал впервые). Да и зачем она нужна? Она выглядела странно и никто ее не брал. Но самое интересное было не это, а фонтан в виде статуи Нептуна в углу комнаты! Увидев его, Лео уже был на грани истерики: как можно здесь жить?! Каждый день обед, как в музее! Решив, что с него довольно, парень взял бокал вина и двинулся в гостиную, где людей практически не было, разве что пара незнакомых лиц. Только он успел спокойно развалиться на диване, как из-за двери показалась довольная голова Перси. - Все рассиживаемся - сейчас Калипсо будет петь! Слабое подобие спокойствия как рукой сняло. "Петь! Пожалуйста, только не сейчас!" Лео прекрасно знал, какие песни предпочитала Калипсо: чувственные, эмоциональные и грустные, а с ее голосом эффект увеличивался раз в десять. Он во всех красках помнил один из вечеров, когда она решила спеть для него. Песня была замечательная, ее голос был великолепен, она была прекрасна... Лео обожал наблюдать за ней во время пения. Она как будто выворачивала душу наизнанку, теряла всякий страх быть разоблаченной в своих тайных переживаниях и чувствах, показывалась всем настоящей, незащищенной, как фарфоровая куколка в одной комнате с кучей маленьких детей-шалунов. Иногда успевали пройти часы прежде, чем он понимал, что заслушался и пора бы идти и заниматься делами, а она только снисходительно улыбалась. *** - Если бы я запела о самоубийстве, ты бы не заметил, как спрыгнул со скалы, да? - солнечные лучи играли на ее карамельных волосах, в глазах горел игривый огонек, губы хитро улыбались. - А ты бы хотела, чтобы я умер? Она слегла подтолкнула его локтем, но не сдерживая искренней улыбки. - Нет, но если ты будешь продолжать сутками засиживаться в своем бункере, то мне придется принять меры! День был чудесный, как в сказке: пели птицы, дул слабый прохладный ветерок, вокруг ни души, только аккуратно подстриженная трава и ухоженные цветы (спасибо лесным нимфам). Лео и правда часто сидел за станком и не замечал жизни вокруг, только Калипсо и удавалось его иногда растормошить. Сейчас она сидела перед ним на камне в своем любимом белом платье и улыбалась, как ни в чем не бывало. Как будто ей было всё равно, что теперь она смертная, как будто ей даже лучше от этого, и она счастлива. - О... И о каких мерах идет речь? - он и сам улыбался, как ненормальный, по-другому вести себя было просто нереально. - Ммм... - Калипсо ненадолго задумалась, прикладывая палец к подбородку. - Я еще придумаю, а пока...раз уж мне удалось тебе вытащить... - она резко соскочила с камня, придавив Лео к земле, при этом громко рассмеявшись и ложась рядом с ним. Он не мог отвести от нее восхищенного взгляда. Казалось бы, вот: недавно только была бессмертной богиней, а теперь она - сама живой человек из всех, которых ему только удавалось встретить. Наверное, правду говорят боги: они, смертные, такие счастливые... Калипсо улеглась на бок, практически прикасаясь к его лицу носом. Лео обнял ее за талию, пододвинул к себе еще немного поближе, не переставая смотреть в ее красивые глаза. - Мне кажется, это похоже на Огигию, - тихо пробормотал он. В ответ - отрицательное мотание головой. - Почему? Калипсо нежно водила пальцами ему по скулам, приняв при этом самое серьезное выражение лица. - Потому что...здесь я чувствую, что не потеряю тебя. *** Зачем он вспомнил это сейчас? "Ах, Калипсо, как же я предал тебя. Ты верила, а я оказался сволочью." Иногда его посещала мысль, что лучше бы им было совсем не встречаться. Даже на Огигии вряд ли бы она перенесла столько боли и предательства, как сейчас. Он даже не помнил наверняка, откуда у него появились те мысли, сомнения, сейчас все кажется безумно глупым и очевидным. Но тогда он был младше, без опыта, он мало что понимал, не знал, что ему нужно от жизни. Давно он мечтал о своем собственном цехе, блестящей карьере инженера, хорошем доме и машине, но никогда он не видел всего этого в совокупности с семьей, лишь по отдельности. Почему? Тогда он рассуждал так: слишком много работы, труда и сил нужно вложить в дело, чтобы добиться успеха. Успех, уважение, да - вот, чего он хотел тогда. Не получилось у его матери, на его глазах ее осмеивали, никогда не воспринимали всерьез, даже унижали, а он, ее сын, Лео Вальдес, он хотел доказать всем, что сможет, пробьется и все своими силами. Получилось ли у него? Да, несомненно: теперь он инженер с большой буквы, великий изобретатель, гений, кем его только не называли! Но прошло время, а вместе с ним и переоценка ценностей. Пришло осознание, что он жил все это время только для себя, но так же не должно быть! И как он прожил несколько лет? Коря себя, мучаясь и мечтая о том, чтобы вернуть Калипсо, вернуть те счастливые дни в Лагере Полукровок, до того, как он решил сбежать в мир смертных и обустроить там свою жизнь. "А теперь ты еще и собираешься читать Уоррену лекцию об эгоцентризме." Он снова и снова перебирал отрывки своей жизни, идя вместе с толпой людей к месту, где собиралась петь Калипсо. В уголке комнаты, в которой они очутились, стояло довольно крупное пианино, а на табуреточке рядом сидела крохотная девушка. Лео всегда удивлялся, как это она умудрялась управляться с инструментом своими маленькими, худенькими ручками. Для него до сих пор это оставалось загадкой. Многие вещи, связанные с этой девушкой были похожи на тайну, и открыться они могли только избранным. Видимо, Лео им не являлся. Все нетерпеливо рассаживались, стараясь занять место поближе к певице. "Без разницы, - подумал Лео. - Ее пение услышат даже боги." Сам он скромно примостился чуть ли ни дальше всех. Мысли его до сих пор блуждали, он не мог ни на чем сконцентрироваться и просто ждал чего-то. Может, с ее голосом придет облегчение, хоть на миг. Смотря, в каком настроении сейчас Калипсо. Обычно, если она грустила, то и песня получалась такая же, передавала те же эмоции, так, что сам ты начинаешь погружаться в какую-то непробудную печаль, но потом песня резко оборвется, ты моргнешь и уже не вспомнишь своих чувств. А если она радовалась, то это так же передавалось всем окружающим, и на какие-то мгновения можно было забыть обо всем, обо всех проблемах и просто наслаждаться... Она опустила руки на клавиши, проиграла несколько аккордов и запела. Внутри у Лео все заныло. Он не различал слов, но едва ли это было необходимо. Грусть и отчаяние накрыли его с головой, он снова начал вспоминать все те лживые слова, которые говорил ей когда-то, все ситуации, поцелуи, пустые обещания: всё так быстро и стремительно... Неужели их было так много? Он правда успел кое-что подзабыть, а что-то помнил урывками, но теперь все медленно, по кусочкам восстанавливалось. "Почему же тебе до сих пор так больно? Ты же забыла меня." "Или нет?" Она так тщательно пыталась скрыть свое душевное состояние, чтобы теперь так просто показать его всем? Нет, не всем -ему. Только ему. Никто другой не знал и не мог знать, какой смысл несли в себе ее песни. А он знал. И она знала. Только они вдвоем. Когда песня оборвалась, у него в глазах стояли слезы. Именно в этот момент он понял, насколько сильно виноват, если только все это можно выразить одним "виноват". "Я должен поговорить с ней...сейчас, немедленно! Она должна знать!" Но едва ли ему удалось что-либо предпринять. Как только все понемногу пришли в себя, около Калипсо материализовался Джон Уоррен. Он был явно доволен, обнял ее и...о боги, чтоб его, он точно не выйдет отсюда с несломанной челюстью...поцеловал ее. От вида всей этой сцены Лео захотелось уничтожить что-нибудь. "Неужели ты счастлива с ним?"