Все темное в ней

- Нет, это просто невозможно! - пылала от негодования Мариза, расхаживая из стороны в сторону по кабинету. На щеках женщины пылали малиновые пятна, крылья носа яростно трепетали. Того и гляди, вот-вот пар из ушей пойдет. Эта мысль заставила Изабель хихикнуть, за что моментально получила уничтожающий взгляд матери. Девушка прикусила внутреннюю сторону щеки, чтобы больше не выводить старшую Охотницу из себя. - Ты можешь спокойно посидеть? - тоже раздраженно спросил Алек. Все это время, пока Лайтвуд-старшая разорялась по поводу беспечности и глупости собственной дочери, юноша аккуратно обрабатывал йодом три длинные и глубокие царапины на скуле сестры. Защипало, и девушка, не удержавшись, поморщилась. Все могло быть гораздо лучше, если бы та расфуфыренная блондинка не влезла, куда не надо. Несмотря на кукольность, стоило признать, что ногти у нее острые. А так Охотница отделалась парой ушибов и сладкой усталостью во всем теле. - Изабель, - женщина приблизилась и опустилась перед ней на колени, чтобы лица были на одном уровне. - Ради Ангела, скажи, зачем ты устроила драку в человеческом клубе? Я бы еще поняла, будь там демон, но с людьми? Зачем? Охотница неопределенно дернула плечом - не рассказывать же о пыльце и этой идее, как можно унять гнев, чтобы потом не поругаться опять с друзьями. Вопрос тогда, что сказать? - Понятно, - Мариза печально вздохнула и поднялась. - Ты изменилась, милая. Очень изменилась. И это мне не нравится. - Ничего не попишешь, - бросила Изабель, оттолкнув руку брата. - Я такая. Не дожидаясь ответа, девушка выскочила из кабинета. Сейчас в ней не было злости. Только досада. Ей отчаянно хотелось с кем-нибудь поделится всем, что накопилось на душе, хотелось разделить это с кем-то. Однако теперь, даже реши Охотница открыться, к добру это не приведет. Возникнет закономерный вопрос: почему раньше не сказала? А там всплывут подробности. Про желание Моргенштерна переманить ее на свою сторону. Про то, как он свободно может появляться в Институте, а она не сообщила. Про то, как она дала фейри власть над собой. Нет, теперь признаваться определенно поздно. Чья-то рука сомкнулась вокруг запястья Лайтвуд. Она дернулась, готовая ударить. В последнее время девушка все время была начеку. - Что с тобой творится? - хмурясь, спросил Алек, а это был он. - Ничего особенного, - буркнула Изабель, вырвав руку из цепких пальцев юноши. - После столкновения с Себастьяном ты стала другой. Она закатила глаза. - Ты повторяешь мамины слова. Свое мнение можешь иметь? - уперев руки в бока, поинтересовалась девушка. - Раз за разом, чтобы ни происходило, ты всегда повторяешь за старшими. Делаешь как они, говоришь как они, думаешь как они. Ты полностью зависишь от них! - Зато ты никогда не прислушиваешься к другим! - вспылил парень. - Ты поступаешь так, как хочется тебе и ничего не объясняешь. С тобой твориться что-то неладное, но ничего не говоришь. Я чувствую, как ты что-то скрываешь. - У вас всех паранойя, - с этими словами Охотница повернулась на сто восемьдесят градусов и быстрым шагом покинула собеседника. Оранжерея пустовала. Лайтвуд остановилась и глубоко вдохнула запах влажной после полива почвы и листьев. Здесь было тихо. Она прошлась среди цветов и кустарников, легко касаясь их. На кончиках пальцев остались капельки воды. Здесь царила умиротворяющая атмосфера. Изабель зашла в самую глубину оранжереи и опустилась прямо на землю, скрестив ноги. Выпрямилась, положив ладони на колени. Закрыла глаза и, набрав в легкие побольше воздуха, медленно выдохнула. Вообще-то она раньше не увлекалась медитацией, считая, что достаточно себя контролирует. Однако сейчас это было, наверное, единственным выходом. Пока. - Ты думаешь. Это не способствует расслаблению, - произнес голос Себастьяна совсем рядом, за спиной. Девушка даже не вздрогнула и не удивилась. Как-то привыкла к его внезапным появлениям. - Как и ты, - ответила Охотница, не открывая глаз и продолжая глубоко дышать. - Ты теперь еще и телепат? Обидно. Зачем опять пришел? Эти появления, мягко говоря, надоели. Кроме того, они не имеют результата. Я останусь верна себе и своим друзьям. Молодой человек отвечал последовательно на каждый вопрос: - К сожалению, телепатия не входит в число моих талантов. То, что ты думаешь, видно по тебе. Спина и плечи напряжены. Говорить о результате по двум встречам весьма недальновидно, тебе так не кажется? Рано или поздно мои доводы подействуют. А пока не стоит столь уверенно говорить, что все бесполезно. Она слышала шаги собеседника. Слышала, как он сел на землю позади нее. Вдоль позвоночника пробежал мороз, дыхание сбилось и стало чаще, а во рту пересохло. Слишком близко. Холодные пальцы Себастьяна коснулись плеч, аккуратно разминая. Потом перешли на шею. - Убери руки, - прошептала Изабель, все еще сидя с закрытыми глазами. Это было... Странно как минимум. - Творю злодейства - недовольна, пытаюсь помочь - тоже. Определись уже, - хмыкнул Моргенштерн, не переставая. - Вижу, ты больше не пытаешься меня атаковать. Вняла голосу разума? - Скорее, не хочу больше ощущать дикое желание врезать тебе, но чувствовать сопротивление своего тела, - она буквально физически почувствовала, как молодой человек ухмыльнулся. - Вот только не понимаю твоих мотивов. Для чего помогаешь? В доверие втираешься? - И в мыслях не было, - ответил он, после чего добавил: - Дыши ровнее, - кончиками пальцев коснулся трепещущей жилки на шее Охотницы. - Успокойся. У тебя сердце бьется, как у кролика. - Ну спасибо за такое сравнение! - это перешло все границы и терпение юной Лайтвуд лопнуло. Открыв глаза, она резко встала и повернулась к собеседнику. Было необычно разговаривать с ним, но не видеть. И все же не увидела. Полудемона и след простыл. Девушка покинула оранжерею. Коридоры Института пусты и наполнены тишиной. Вновь. Сумеречные Охотники разошлись по своим комнатам, спят. А Изабель предоставлена самой себе. Еще одно вновь. Не отвлекаясь на свои мысли и смешанные эмоции, она спешит в свою комнату, чтобы там, на ходу стягивая с себя одежду, броситься в душ. Чтобы горячие струи воды обожгли кожу. Чтобы яростно тереть плечи и шею, смывая его прикосновения. Чтобы потом долго стоять и рассматривать себя в зеркале, силясь понять, насколько изменилась. Внешне Охотница вроде бы осталась такой же - черные волосы, темные глаза и аристократично-бледная кожа. Лишь безобразные царапины бросались взгляду. Однако и они не меняли. Меняло все внутреннее состояние Лайтвуд. Потому что внутри нее словно пожар полыхал. Пожар, пробуждающей в что-то нехорошее.