Май, сирень, Арнольд и Хельга!

Атмосфера стояла ледяная и напряженная, и казалось, будто со всего мира были высосаны энергия и жизнь. То ли небо становилось темнее, то ли голова шла кругом, то ли это было злое нашествие инопланетян, а впрочем, неважно: все едино. Арнольд стоял неподвижно. Он буквально врос ногами в землю, а тело его каменело от нарастающей судороги. Слегка колеблясь, он обратился к Лайле, стоящей прямо перед ним со светящейся улыбкой и розоватыми щеками: - Л-лайла? Это же шутка, да? – Арнольд смотрел на девушку глазами, в которых только что упал целый мир и образовался вакуум, не дающий дышать. И все же в них светился последний лучик горькой надежды. Слабый ветерок развевал рыже-золотистые волосы Лайлы Сойер, желтые блики солнца отливались в ее глазах и нежными переливами создавали ее взгляд, полный сожаления и раскаянья. Похоже было, что девушка готова кинуться в слезы и залить ими красную рубашку Арнольда, сотни раз прося прощения. Но она все так же непоколебимо растянула губы в широкой улыбке и снова пропела лелеянным голоском: - Все кончено, Арнольд, насовсем. Эта фраза отдавалась у Шотмена в голове громким звоном, оставляя глухое эхо, и где-то далекое, но слышимое «прости» не прекращало повторяться. Воздух пылал огнем, и с каждым вдохом Арнольд чувствовал, как он задыхается. Внутри все переворачивалось наизнанку, скручивалось зигзагом и тяжело проваливалось вглубь. Отвернувшись от Арнольда, Лайла простояла еще долю минуты и, почувствовав на спине чуть ощутимое прикосновение его ладони, она убежала. Шотмен проводил свою возлюбленную прикованным взглядом, думая, что это вернет ее обратно, но тщетно. Как только Сойер уже совсем скрылась из вида, Арнольд, ничего не говоря, тихо присел на ступеньку школьной лестницы. Он наклонил голову вниз, смотря куда-то в бесконечно глубокую даль, что заканчивалась его кроссовками. Он стал сидеть так, совсем не двигаясь. «Унылое зрелище» - прошептала Хельга. Она все еще стояла там, напротив школы, и вглядывалась с серый силуэт своей крохотной звездочки, сидевшей на ступеньке. Не думая, Хельга пошла к Арнольду. Не теми огромными и шумными шагами, какими она обычно пугала всех вокруг. Она шла тихо, так непривычно для себя. Блондинка плюхнулась рядом с Арнольдом на ту же самую ступеньку и просто молча сидела. Минуты плелись друг за другом дьявольски медленно, и каждая из них была наполнена пустотой. Проходило время: солнце начинало погружаться в темную даль горизонта, оставляя на земном рельефе Хиллвуда яркие оранжево-розовые следы света, а все ученики уже давным-давно ушли домой. Только Хельга и Арнольд маячили янтарными тенями на фоне школы, погрузившись в колкое одиночество. Хельга уже думала, что ее милый и любимый Арнольд никогда больше не скажет ни слова, и от этого ее тяготило еще больше. Нагая пустошь заполнялась новыми оттенками сырости и скорби, вскармливая былые жизненные радости всепоглощающей дыре самозабвения. Тяжко вздохнув, Арнольд начал непринужденно говорить с задирой Патаки, будто она ее давний друг: - Такое странное чувство, Хельга… будто у меня внутри оборвалось что-то важное. Я не совсем знаю, как это объяснить, но прямо сейчас я дико хочу плакать, – из глаз репоголового Шотмена прыснули крупные слезы, но парень сразу же принялся их вытирать рукавом красной рубашки. - Плачь, Арнольд, - решительно сказала Хельга, держа взгляд на чем-то впереди. Она даже не взглянула на парня, - Я не смотрю. Смутившись, Шотмен изумленно посмотрел на Хельгу, явно не ожидав такого ответа. Девушка продолжала взирать на тротуары и деревья, окружающие ее повсюду, на дома и проходящих где-то вдалеке людей – лишь бы не смотреть на Арнольда. Юноша, тем не менее, светло улыбнулся, но слезы уже не скрывал. Арнольд продолжал смотреть на Хельгу, вспомнив о том, что наконец-то знает о ее настоящих чувствах, сплошь усыпанными мученическими страданиями от безнадежно безответной любви к нему. От этих мыслей вперемешку с воспоминаниями о прошедшем дне, слезы катились только сильней, но Арнольд их уже не стеснялся. Небо окрашивалось в перламутровый красный оттенок, разбавленный сочетанием небесного синего цвета и розоватого золотого. Солнце тонуло в горизонте, все плотнее укутываясь в жидких перистых облаках. Это был воистину прекрасный весенний закат; контрастный и чарующий, на который можно было смотреть бесконечно долго, утопая в его дали и заколдованной безмятежности. - Хельга, твои волосы так красиво переливаются на закате, я никогда этого не замечал. – Арнольд говорил нежно и удивленно, будто видел хулиганку Патаки впервые в жизни. Внутри девушки ёкнуло сердце, всполохнув огоньком и закружив барабанное соло. В унисон с ним запорхали бабочки, щекотав живот изнутри. Однако от этой щекотки не хотелось ни смеяться, ни радоваться. Только плакать. И Арнольд заметил эту слезную волну, пробежавшую у Хельги в глазах. - А-ха-ха-ха-ха! – блондинка шлепнула себя ладонью по коленке и стала заливисто смеяться. Это было непередаваемое чувство. Шотмен уже сотни раз видел, как Хельга Патаки каждый раз хохочет над ним после того, как в очередной раз унизит. Но это был другой смех, который он видел у хулиганки в первый раз. Первый раз бывает лишь однажды. Но сегодня у Арнольда «первых разов» было слишком много. Хельга не переставала смеяться еще какое-то время, отнюдь не короткое, частенько к смеху добавляя что-то вроде «ну ты и скажешь, репоголовый» или «отличная шутка, Арнольдо». Резко ее звонкий хохот поменялся в кроткое мычание. Губы дрожали, а тело поверглось в тряску. Из глаз покатились слезы. Совсем как и Арнольд, Хельга тотчас принялась вытирать их рукой, попутно теребя сумку в поисках носового платка, но активное дрожание пальцев помешало ей это сделать. Это ее только больше злило, и щеки ее становились багровыми, сливаясь с закатным солнцем. Слезы их обоих, сидящих на ступеньке школьной лестницы, мерцали, точно огоньки пламени зажженных чувств. На мгновение Арнольд был обескуражен. Перед ним сидит Хельга Джи Патаки, с детского сада задиравшая его и не дававшая прохода, которая вчера призналась ему в долгих и искренних чувствах, а сейчас напористо плачет и пытается этого не делать одновременно. Но всего лишь минуту назад она казалось ему такой сильной и несокрушимой. Арнольд тронул Хельгу одной рукой за плечо, а другой взял ее за запястье так, чтобы она не смогла мешкаться между вытиранием плакучей жидкости и нахождением платка. Все стало ясно в один миг: очень больно слышать такие слова от того, кто любит другую. - Хельга, - улыбнулся Шотмен, - ты можешь плакать. Я ведь тоже плачу и не скрываю этого, как ты сама и сказала. – в этот момент он отпустил девушку из своих оков, - мы с тобой оба кинуты. И я один виноват. Так что давай плакать вместе, ладно? Мы же теперь друзья. Патаки заворожено смотрела на светлое лицо любимого и, всем сердцем веря в его искренность, расплылась в улыбке, сказав тихое, но уверенное «да». Близилась ночь. Было уже далеко за девять часов, и небо, давно потерявшее свой алый окрас, перевоплотилось в дымчато-синий простор земного небосвода. В отличие от вчерашней ночи, сегодня нельзя было видеть яркие белые звезды, и блик луны всего лишь отражался в небесных облаках. Хельга и Арнольд шли по ночному городу, все больше углубляясь в темные переулки своего подсознания. Что же сегодня произошло? А что же происходит теперь? Парень провожает девушку до дома, совсем как свою девушку. - Арнольд, - Патаки первая нарушила тишину, - ну…то, что сегодня произошло. Мы же будем друзьями после этого, да? Не надо будет делать вид, будто ничего не случилось? Арнольд улыбнулся: - Нет, Хельга! Блондинка покрылась румянцем. Сложив руки на груди, она сказала Шотмену своим надменным тоном: - Но не рассчитывай, что я буду вести себя как лапочка! От меня ты ангельского отношения к себе не дождешься! Арнольд снова улыбнулся, но в этот раз как-то менее искренно. - Знаешь, я рад, что сегодня ты была со мной. Твоя поддержка выручила меня, Хельга. Спасибо тебе за все. - Я же ничего не сделала, репоголовый, - вздохнула девушка. Пара уже приближалась к дому семьи Патаки, и Хельга тихо произнесла, подходя к двери: - Мне жаль, Арнольд, что все так вышло, - на ее лице действительно виднелось сочувствие, причем, совсем не наигранное. - Ничего, тебе было больнее, - вздохнул Шотмен, изобразив на лице корявую улыбочку. Сердце его сжималось и проваливалось куда-то в пропасть, вспомнив, как совсем недавно Хельга призналась ему в своих чувствах. - Если ты, футбольный мячик, считаешь, что я действительно волновалась из-за такой ерунды, как ты, то ты дико ошибаешься! – бросила Хельга в след уже уходящему Арнольду. Юноша только продолжил идти дальше, а девушка хлопнула дверью, будто так и должно было быть. «Конечно же, волновалась».