Часть 2
15 июля 2020 г. в 13:55
Наутро Вика проснулась с головной болью. Еще бы! Ей снились какие-то драконы, пожирающие принцесс, принцы, пожирающие драконов и принцессы… Нет, принцессы вроде никого не пожирали… Хотя в этом Вика была не уверена.
Книга, с вечера оставленная на столе, так и лежала. Вика хотела было её закрыть, но потом передумала: мало ли чего ей с вечера показаться могло! Книги точно не умели разговаривать, а уж вся эта история с «меня сюда злая ведьма заточила» — вообще верх стереотипов.
В общем, книгу она всё же решила закрыть. Да не тут-то было!
— Даже не думай! — донеслось с пожелтевших страниц.
— Ух ты ж ёж! А я думала, мне причудилось! — с сожалением сказала Вика, осторожно заглядывая в книгу.
— И не надейся!
— Слушай, я тебя сейчас закрою и помрёшь ты смертью храбрых! — огрызнулась Вика, демонстративно отвернувшись, но тут же поняла, что выглядело это очень глупо — даже кот смотрел на неё, как на умалишенную. — Ладно, слушай, как тебя там… Иван Иваныч.
— Внемлю.
— Что?
— Ну, слушаю — слушаю, что ты сказать-то хотела, балда необразованная?! — голос в книге явно был недоволен.
Вика тоже не горела желанием общаться, но каким-то местом ощущала острую необходимость понять, совсем у неё крыша съехала или только немножко и еще подлежит ремонту.
— Так, Иван Иваныч, ты либо держишь язык за зубами, либо я… я… страницы тебе вырву!
— А вдруг важную вырвешь? А вдруг то нога окажется? Или рука? — с вызовом спросил голос. — Убьешь человека и глазом не моргнёшь?!
— Моргну! Прям обоими моргну! И ничегошеньки мне за это не будет! — Вика с видом победителя уселась на стул и скрестила руки на груди.
— Ну ладно, не кипятись, не… как ты его там назвала? Не кипятильник! Сказать-то чего хотела?
— Вот и вредный же ты, Иван Иваныч Иванов… — Вика взяла книжку и положила себе на колени. — Я подумала, что если тебя туда кто-то засунул, то можно же тебя оттуда как-то высунуть. Наверное…
— Можно! Конечно! А как же иначе. Оно знаешь всегда так: эти гадкие ведьмы всегда так делают — заколдуют, а ты сам расколдовывайся, да не абы как, а чтобы девица тебя всем сердцем полюбила, и только так проклятие падёт, и я снова буду свободен.
— О как! Ну это тебе значит вечно в книге сидеть!
— Чего это? — искренне удивился голос. — Я, знаешь, какой видный. И лицом хорош, и фигурой слажен.
— Ага, только всю эту красоту не видать, — хмыкнула Вика, — только характер твой противный.
— Ой ладно, ты тоже не подарок. Ты, кстати, до сих пор не сказала, как звать-величать тебя. Не воспитано это, кстати.
Вика покраснела: и правда, она сама-то своего нового знакомого по полному имени-фамилии величает, а сама даже не представилась. Не то чтобы она считала, что с галлюцинациями нужно знакомиться, но как-то с именем всё удобнее.
— Викой меня зовут. Виктория то есть.
— Ух ты ж ёшки-матрёшки, Виктория. Я то думал, ты Марфушка али Фёклушка!
— Свеклушка! — огрызнулась Вика, — Не нравится и не надо.
— Угомонись уж, шальная, я ж по-доброму. Я ж, знаешь, к таким именам привык, как у нас девиц на деревне звали. А Викториями у нас никого не звали.
— А меня и не зовут, я сама прихожу, — обижено пробурчала Вика. — И вообще, мне на работу надо. Опоздаю.
Весь день Вика была сама не своя. Надо же такому приключиться! Если с головой у неё не всё в порядке, то это само по себе плохо — надо к врачу идти. Да и родители расстроятся. Они у неё хорошие, добрые. А если и правда книга разговаривает, и правда в неё заточили расписного красавца Ивана Ивановича, то еще хуже — тут мало того, что шизофренией попахивает, так еще и ответственность такая свалилась. В общем, радости у Вики было мало.
Да тут еще аллергия началась: Вика вся пятнами покрылась, чесаться начала. Домой как вернулась, обмазалась вся мазью и только потом к себе в комнату зашла. И ахнула! Кот, пушистая бестия, на книгу улёгся, помял все страницы, да еще и уголок сгрыз.
— Кыш, Васька, злодейское животное! — Вика аж топнула в сердцах, только на Василия это мало впечатления произвело, он и усом не повел. Пришлось его поднимать и на кровать переносить. — Вот же отъелася, морда толстая!
— Не то слово! — послышалось из книги. — Я, конечно, понимаю, новые времена, новые нравы, но во времена инквизиции тебя бы на костре сожгли за то, что кота в горнице держишь, а не в сарае со скотиной всей.
— Иван Иваныч, ты бы… Ты вообще из какого века? У тебя какая-то каша, а не информационный поток.
— Ох, да почём я знаю! Уж не первый век тут сижу!
— Погоди-ка, погоди! — Вика взяла книгу и перелистнула к началу. — Год выпуска 1958. То есть ты не старше…
— Чушь! Благая чушь! — запротестовал Иван Иваныч. — Это же не первая… Ой!
— Что «ой»? А ну-ка говори!
— Не скажу! Нельзя!
— Говори, кому говорят! А то карандашом тыкать буду! — Вика для пущей верности схватила карандаш, надавила на страницу и пару раз чиркнула.
— Щекотно! Щекотно, говорю! — заливисто рассмеялся голос. — Убери, окаянная, всё расскажу.
— То-то же, — довольная сама собой улыбнулась Вика и села на стул к столу.
— Да то ж секрет, но тебе расскажу, ты первая спрашиваешь. Видать не такая уж глупая. Ой, молчу-молчу.
— Не молчи, а рассказывай, пенсионер несчастный!
— Да что рассказывать! Из книги в книгу переходить я могу, — признался Иван Иваныч. — Я без этого помер бы со скуки давно уже. А так, ежели книгу кто открытой оставит, я могу в другую — раз! — и там. И потом обратно. На ночь надо обязательно обратно, а то…
— А то что? Ведьма придёт и съест?
— Тю, дурная! Та ведьма померла уже небось лет как тысячу!
— Тысячу? Нифига себе! — удивилась Вика. — То есть тебе уже столько лет?! Да ты ж просто полезное ископаемое!
— Главное, что полезное, — хмыкнул голос.
— Так, ладно, не отвлекайся! Пользы от тебя пока, как с быка молока. Давай уже думать, что с тобой делать!
— А давай! — согласился Иван Иваныч. — Возьми для начала книжку на колени себе.
— Ага, — согласилась Вика и, не задумываясь положила книгу себе на колени. — Что дальше-то? План есть?
— План есть, — утвердительно ответил голос. И рассмеялся: — План есть — толку нету.
Вика вздохнула: — Да что ж это такое? Ты вообще серьезным бываешь?
— Да будешь тут серьезным, когда лежишь на голых девичьих коленках!
— Фу, извращенец! — буркнула Вика, столкнув книгу на пол.
— Ой, что ж ты делаешь, чумная! — снова засмеялся Иван Иваныч. — Я же пошутил. А ты сразу недозволенные приемы — на пол кидаться. Я может ударился!
— Ага, головой. По тебе заметно! — фыркнула Вика, но книгу всё же подняла. На этот раз, правда, на стол.
— Ладно, слушай, — наконец-то спокойно произнес голос из книги. — Я тут давным- давно сижу, много разного передумал - перечитал. Вот ты мне ответь, за что нонче барышни любят?
— Ну… — Вика задумалась.
Она-то сама и знать не знала, за что любят. Ей пока не доводилось любить по-настоящему. Она, конечно, влюблялась в одноклассника еще в школе — но это было давно и казалось уже неправдой. Потом уже в колледже ей нравился молодой человек, они даже пару раз на свидания ходили, только не срослось у них, да и любовью Вика это назвать не могла. Так, симпатия и не больше.
— Не знаю, за хорошие качества всякие, — Вика пыталась вспомнить, что ей девчонки рассказывали: — Ну там чтобы зарабатывал хорошо, подарки дарил, в люди выводил. Ну и на других баб чтоб не смотрел, завтрак в постель носил. Что там еще? А ну да, чтоб на диване не валялся, да по дому помогал…
— Тебе что, холоп нужен? — искренне удивился Иван Иваныч.
— Да ну тебя! Не знаю я за что любят!
— Вот так дела! Девица и не знает, за что любят! Ты что ж такая страшная, что и думать об этом не думаешь?
— Да ну тебя, сексист несчастный! — Вика в сердцах откинула книгу, отчего та стукнулась об стенку, но Иван Иваныч на этот раз даже не возмутился.
— Кто-кто? Это что за зверь еще такой — сексист?!
— Это не зверь! Это так мужиков называют, которые думают, что женщины хуже, чем они! — уже спокойней объяснила Вика.
— Тю! Да кто ж тебе такое сказал?!
— Так ты сам! Небось не я сама себя в уродины записала. А я между прочим о карьере думаю, мне некогда про всякие глупости думать, типа любви вашей.
— Да разве ж это глупости?! — удивился Иван Иваныч. — Я вот только о ней и думаю.
Конечно, Иван Иваныч не стал уточнять, почему именно о любви думает. Он может быть и думал о чём-то другом, только вот просидев в книгах уже столько лет, он уже обо всем успел передумать, а любовь была единственным ключиком из этой бумажной темницы выбраться.
— Ладно, — выдохнула Вика, — давай спать. Я завтра девчонок на работе поспрашиваю за что нынче барышни любят, может и придумаем чего…
На следующий день Вика много думала… Ей и правда было невдомёк, за что кто кого любит. Ей-то самой казалось, что за ум и сообразительность, за чувство юмора и интересные беседы, за нескучность и неординарность мышления, но общественное мнение твердило обратное. Общественный же опрос подтвердил её опасения — она категорически ошибалась.
— Значит так…
Вика поставила книгу на подставку на столе и уселась с чашкой с мороженым напротив. Со стороны это, конечно, выглядело странно, но разговаривать, даже с книгой, удобнее, когда на неё можно смотреть.
— Значит так, — повторила Вика, — общественный опрос показал следующее. Самым частым упоминалась финансовая сторона вопроса: мужчина должен хорошо зарабатывать. Ну там чтобы семью обеспечивать, в отпуск возить, подарки покупать. Особенно хорошо, если чем-то крутым занимается, ну типа, не офисный планктон.
— А честная работа на поле или в кузнице нонче совсем не в моде?
— Ну… — Вика замялась. Она даже никого не знала, кто бы в поле работал, и тем более на кузнице. Она вообще не была уверена, что сейчас этим кто-то еще занимается. Вручную.
— Ладно, дальше давай, — вздохнул Иван Иванович.
— Значится дальше упоминали про социальный статус. В общем, он, статус этот, делает мужчину привлекательней.
— А ну это понятно, наши девки тоже всё мечтали, что барин придёт да влюбится, увезёт еще к себе и будет она вся в шелках и кружевах ходить.
— Кому ж этого не хочется-то? — удивилась Вика, вспоминая свои девичьи фантазии про принца на белом коне. Она, правда, и на не-принца согласна была, и конь не обязательно белый должен быть.
— Только вот барин-то может и придёт, только дальше сеновала не поведёт. У него ж свои девицы есть, которые уже в шелках и кружевах.
— Да тьфу на тебя, — отмахнулась Вика в сердцах. — Тебе дальше рассказывать, или будешь еще брюзжать как старый дед.
— Мне уже тысяча лет, мне можно, — хмыкнул Иван Иваныч. — Ладно уж, рассказывай.
— Так… — Вика заглянула в список: она подошла к вопросу со всей серьезностью и ответы записывала на листочек. — А вот! Еще надо, чтоб красивый был. Ну там, сам знаешь, высокий, спортивный, с модной стрижкой, карие глаза котируются, чёрные волосы…
— Ага, я опять в пролёте!
— Да ладно тебе, ты всё равно книга. Какая разница, что ты косой, кривой и рыжий?!
— И не рыжий я вовсе, — буркнул Иван Иваныч.
— Ага, значит против кривого-косого ничего не имеешь? — усмехнулась Вика.
— Между прочим, это не самое главное в мужчине!
— И что же главное? — с вызовом спросила Вика.
— Чтобы мужиком был: серьезным и ответственным, не ленивым и не балагуром. Чтоб по столу кулаком стукнуть мог. И чтоб замужем оно за мужем, а не поперек ему.
Вика аж замолчала. Представила себе такого серьезного, крепкого мужика средних лет, с бородой и в вышитой рубахе, по столу кулаком бьющего, и прям дух перехватило. Вот такого ж ей и надо. Только Иван Иванычу она об этом не сказала: нечего ему знать, что она согласная с ним, а то возомнит о себе еще чего, прилипнет как банный лист к мягкому месту, а ей бы побыстрее от него отделаться и забыть, как страшный сон.
— Ну… Знаешь, Иван Иваныч, времена сейчас другие, и нам, женщинам, другое может нравиться…
— Понятно, — вздохнул Иван Иваныч, — значит сидеть мне тут до скончания лет. То есть вечно.