Само собой разумеется

- Куда ты ушел? - крик Иви заполнял мертвый воздух коридора. Отлично, Иви. Он выжил после медицинских экспериментов, пожара, града пуль, и огромной кровопотери, только чтобы быть униженным твоей нетерпеливостью. Отлично сработано, чертова идиотка. Она должна просто ждать, когда он вернется, и довольствоваться слепой верой. Теперь она знала, с кем живет, и с чем он справляется. Плодородная земля её воображения рождала образы, как он разрывается от чувств и эмоций, которые он не мог понять, и с которыми не мог справиться. Иви никогда не осмеливалась ходить дальше сердца Галереи. Он сказал, что для неё здесь больше нет запертых дверей, но всякий раз, когда она думала изучить это место, она чувствовала, будто она вторгается в личное пространство V. Но в данный момент она начала пробовать все двери. Она открывала их, проверяя комнату за комнатой. Это место было лабиринтом, и заходя все дальше, она понимала, как далеко от неё он может быть. Когда она открыла очередную дверь, и перед ней виднелся еще один коридор с очередными комнатами, Иви наконец приняла поражение. Она не могла вспомнить, сколько комнат она уже проверила, и сколько коридоров прошла. Она знала, что датчики движения были везде, и, куда бы она не зашла, везде зажжется свет, и она будет замечена. Это было жутко. Если бы она задержалась на месте чуть дольше, они бы сработали. Она должна перемещаться осторожно, в тени. Её начала охватывать паранойя, и её ответы на шум, исходящий из теней, были довольно нелепыми. "Кажется, я посмотрела слишком много фильмов ужасов". Начиная паниковать, она посмотрела вниз и нашла, что чистый подол её халата теперь был испачкан пылью. Она быстро вспомнила дорогу обратно и направилась в основную Галерею. -------------------------------- На следующее утро Иви проснулась в постели одна. Зная, что это было бессмысленно, она провела рукой по другой стороне матраса. Холодно. Он не возвращался. - Вернись домой, V, пожалуйста. - сказала она в пустоту. Шагнув в холодный воздух, она приступила к утренним процедурам. В прошлом V часто пропадал целыми днями. И она пыталась убедить себя, что этот день не отличался от любого другого. Это почти сработало, пока она не приняла душ и не заметила синяки на своих бедрах. Отлично. Это несомненно поможет. Кажется, в последнее время его большим страхом было случайно ранить её. Он не должен видеть это. Это опустошит его. И не важно, если она скажет ему, что такие вещи иногда случаются в порыве страсти. Он может рассмотреть это, как то, что он больше никогда не должен касаться её снова. Хорошо, Иви. Ты должна просто прятать их до тех пор, пока они не пройдут. "Он же по твоим глазам все увидит. Он всегда это делает", напоминала она себе. V замечал все. "Не правда. Он не обратил внимание на то, какое здесь ужасное освещение. Я выгляжу как покойник. Если это единственное место, где он видит свою собственную кожу, неудивительно, почему он думает, что все так плохо. Секция была абсолютно белой, будто в больнице, а свет был пурпурно-коричневым и выделял каждый недостаток. Иви могла видеть веснушки на своих ногах, шрам на бедре и маленькую щетину на её голенях, которая видимо казалась грубой против чувствительной кожи V. Я должна быть его зеркалом. Он должен видеть себя в моих действиях, а значит, сейчас ты должна идти. ---------------------------------- V сидел в темноте, оживленной лишь монотонным "кап, кап, кап" воды, и иногда шорохом крыс, мчащихся по тоннелям. Прежде он слышал это много раз. Как всегда этот звук тянул его назад, к моменту, когда он начал понимать эту мелодию, и что произошло дальше... Первые повреждения от Сэнт Мэри он видел уже после Ларкхилла, на руках у медсестры, дежурившей ночью в больнице. Это было огромной, ослепительной эмблемой неудачи. Он лежал в постели, с ног до головы обмотанный бинтами, корчась от боли, накачанный лошадиной дозой морфина, и знал, что все это ничего не значит. Абсолютно ничего. Разбитый и убежденный в том, что это он убивает её, он хотел найти какую-нибудь нору, заползти и умереть там, но этому не дано было произойти. Они поймали его и тащили его обратно в его палату, отбивающегося и кричащего. Одна инъекция - и мир поплыл перед глазами. Все вертелось вокруг него, но он был не там, он мог видеть их, слышать их, чувствовать их, но не мог достичь их. Его тело было тюрьмой, напичканной лекарствами и ограничивающими движения ремнями. Время не имело значения, когда он погрузился в бессознательное состояние. Через несколько дней он проснулся, в полу-ясном состоянии, охваченный дурным предчувствием и воплем тишины. Ремней, как он представлял себе, не было, и он спокойно встал и направился в коридор, будто плывя во сне. Лучше не стало, когда он шагал по навязчивым, фамильярным улицам, которые он не мог вспомнить. Некоторые люди, идущие по тротуарам, умирали на месте. Он чувствовал себя так, будто он идет, сея за собой смерть. Он пытался избегать обвиняющих взглядов, но они были повсюду. С последними силами, пытаясь спрятаться от них и от осеннего холода, он ворвался в чей-то дом, чтобы в очередной раз подтвердить то, что вина никогда не могла опередить грехи. В гостиной он столкнулся с семьей, которая жила в этом доме. Все они были мертвы. Пристально глядя на ангельское лицо пятилетней девочки, изуродованной этим чертовым вирусом, горе и вина боролись в нем со слепой яростью. Она так мало жила на этом свете, его стойкость не могла вынести этого. Вина, будто пелена, окутала его, и ярость уступила отчаянию. В этот момент, совершить ритуальное харакири казалось единственным честным выбором, и, когда он стоял на коленях, держа лезвие напротив своего живота, что-то остановило его руку. Раскаяние во всем мире не имело различий, но он не был самураем, способным восстановить свою честь, прибегнув к ритуальному самоубийству. Здесь нет мира, нет свободы, нет удовлетворения, и нет вины больше, чем страдать той же судьбой, что и их жертвы. И если ему суждено жить в аду, он должен взять всех тех, кто должен отправиться туда вместе с ним. ------------------------------------ Сутки спустя Иви сидела в Галерее Теней ни с чем, но гнев составлял ей компанию. Он был плохим соседом, приходящие и уходящие волны, тянувшие её вниз и выбрасывающие обратно всякий раз, когда она становилась более слабой и неспособной побороть отчаяние, которое пыталось утопить её. Большая часть её ярости скапливалась внутри. Это её вина. Если бы она подождала, дала ему время, и поверила, когда он был бы готов к этому, тогда, возможно, все было бы в порядке. Любовь умеет ждать, она терпеливая и понимающая. Она не спешит, не подталкивает и не настаивает. Она не эгоистична и не требовательна. Она не груба и не непостоянна. Она не похожа на то, как Иви обратилась с V. Было негде искать комфорт негде спрятаться от её вины, но она продолжала бродить, чувствуя себя бурлящей водой в грозовом море. Её путешествие продолжало вести её назад в обитую комнату V. Наконец она заставила себя войти, уверенная и готовая столкнуться со своей виной. Стоя перед боксерской грушей, она пристально смотрела на тусклую черную поверхность и чувствовала нужду ударить её. Смущенная, в порядке эксперимента, она ударила по ней. Был удовлетворительный шлепок, когда её рука ударила грушу, но она даже не двинулась с места. Она ударила снова, в этот раз сильнее, и груша немного покачнулась. Лучше. Она ударила в третий раз, приложив еще больше усилий. Груша снова качнулась, и она продолжила наносить удар за ударом, не позволяя предмету вернуться в свое обычное положение. Она била по ней все чаще, немного отпрыгивая из-за силы своего удара. Почувствовав себя лучше, она продолжила колотить боксерскую грушу, выкрикивая на неё всю свою ярость. ----------------------------------- V всегда думал, что Галерея Теней нашла его, и не было другого пути. В момент, когда он открыл тяжелую деревянную дверь, он узнал, что находится там, где хочет быть. Это была лишь дыра в земле, и там, где сейчас стояло фортепиано, сперва он слышал лишь крыс. Он жил вместе с ними неделями и научился игнорировать их, но когда это место стало его домом, он почувствовал мелодию их музыки и красоту, которая могла скрываться под уродством. Там, в чреве Лондона, он изменил себя. Там было много неудач, буйства и темных депрессий, которые прерывали его работу и останавливали его прогресс. Галерея была молчаливой жертвой его внутренней борьбы. Она чувствовала его гнев и поглощала каждую слезу, которую он когда-либо ронял. Она была его якорем, его матерью, его любовницей, и его другом. Она была его гидом. Она напоминала ему о музыке, сначала своими крысами, а позже - акустикой. Она просила фортепиано, и он достал его. Стены просили красоты - он дал им это. Коридоры и комнаты требовали пищи, и он дал им это с помощью знаний, заполнив их книгами и журналами, делая это место похожим на большую Александрийскую библиотеку. Галерея Теней была не просто хранилищем прошлого, у неё была сила изменить будущее. Его дом имел мозг, военную комнату, в которой он планировал уничтожение своего врага. Он дал ей глаза и уши, прокладывая себе путь к системам Норсфайер и используя их наблюдение против них. Он дал ей рот, через который заполнял её грузами Норсфайер, накапливая их для дальнейшего использования. Путь туда длился километры, и иногда он забывал правильную дорогу, но оказавшись внутри, не важно, как он боялся, он знал, что он был в безопасности, и в один день все, что было ужасной ошибкой, было исправлено. --------------------------------- Иви ритмично колотила по боксерской груше до тех пор, пока была не в состоянии поднять свои руки. Упав на пол, она знала, что еще не закончила. Внутри неё было еще что-то, что надо было выпустить наружу, и она начала понимать, почему V использовал эту комнату. Она почувствовала себя лучше, почувствовала больше контроля. Она не была спокойна, но и не была ужасно сердитой. Её гнев не исчез, но опустился достаточно, чтобы она снова могла думать. V был прав насчет эмоциональных и менее рациональных вещей. Она не была готова и плохо ответила. Она всегда говорила себе, что V не такой, как все, и это было правдой, но она все еще продолжала обращаться с ним, как со всеми. Она не могла продолжать делать это. Для него не составляло труда понять, о чем она думает, и что она делает. Иви долго сидела на полу, пытаясь вычислить, как исправить эту ситуацию, и как избежать подобных казусов в будущем, но попытка сделать это лишь опечалила её. Её попытка любить его сделала ему больно, и это был фундаментальный недостаток понимания, из-за которого это может произойти снова, если она не узнает, как лучше вести себя с ним. Удивляясь, как она вообще смогла подумать об этом, она открыла дверь в коридор из спальни V. Это была другая галерея, картины здесь были более современными, чем в основной Галерее. В конце этой комнаты была другая дверь, и когда она открыла её, она нашла его студию. Освещение было ярким, было несколько мольбертов, накрытых хлопковой тканью, чтобы защитить холсты от пыли. В маленьком холодильнике она нашла несколько палитр с краской и пару бутылок воды. А на рабочем столе она нашла стопку эскизов. Пересматривая её, она нашла, что все эскизы были о ней. Он рисовал её смех, как она смотрела телевизор, ела свой завтрак, читала книгу. Он также изображал её гнев, изведенность, усмешку, шутку, и игру. Когда она продолжила рассматривать эти рисунки, в стопке осталось лишь несколько листов. В этих эскизах она так же была использована. Улыбающееся детское лицо и нежные прикосновения сменились на пожилую женщину и её мужа, они были образами того, с чем он боролся. Глядя на его работы, она будто почувствовала пик его души, и поспешно сложила стопку обратно и повернулась, чтобы уйти, но с толкнулась с очень знакомым рисунком. Это был постер Климта "Поцелуй". В жизни он был значительно больше, и цвета были более ярче, чем она думала. Она всегда любила эту картину, наблюдая, с какой нежностью мужчина держит свою любовницу. Его поцелуй против её щеки казался таким деликатным. Её глаза были закрыты, выражение её лица было таким, будто она была охвачена экстазом от его прикосновений. Все, чего она хотела, было описано здесь. Осмотревшись вокруг, она поняла, что это была единственная картина в этой комнате, которая была создана не его руками. Это было то, чем он дорожил, некий идеал, которого он ждал с нетерпением. Эта картина была самой близкой к тому, что V чувствует в своем сердце. Чувствуя вину, она выбежала из комнаты, рада тому, что увидела картину, но определенная, что зашла слишком далеко. --------------------------------- Галерея Теней спасла Англию. Как только мир стал тесным и люди, которых он ненавидел, обрели силу, V заполнил свой дом тем, что они отвергли. Со свирепой скоростью они поглощали самовыражение, запрещали книги, искусство, музыку - все, что могло приносить радость людям. Он собрал столько всего, сколько мог, но ворота остались открыты, и этого было много для одного человека. Бесценные частицы истории, будто кровь, вытекали из его родины и становились усыпальницами богатства в домах нечестивых и продажных. Норсфайер убивали собственный народ и перекрывали их пути, запрещая историю. Они держали их в клетке из страха, и те, кто противился их воле, начинали исчезать, и для такого обширного количества людей их смерть была незаметна. V все делал математически. Родители Иви были упакованы в черные мешки почти через год после того, как он сбежал из больницы. Если бы он начал раньше, если бы был храбрее, пошел на риск, возможно сейчас они были бы живы. Иви. Он представлял, как она сидит на диване, укутанная в одеяло. Он пытался представить, что она чем-то занята, смотрит телевизор или читает книгу, но он знал, что она просто пристально смотрит в стену, беспокоясь и чувствуя вину. "Сколько же способов, которыми ты мог ранить её", думал он, "Боже, о чем она могла подумать." Он поднялся на ноги и сконцентрировался. Решившись, он начал свое путешествие в направлении дома. ---------------------------------- Иви проснулась на диване от странного жужжания, исходящего из-под телевизора. Её тело болело, но она встала, следуя за звуком, и нашла свой телефон, застрявший между стеной и ножкой стола. Было больно, когда она потянулась за ним, её пальцы отказывались сгибаться от боли, но она была счастлива иметь контакт с внешним миром, это не важно. Ответив на звонок, её приветствовали слова "Где, черт возьми, ты была?" Ушло пять минут на выслушивания гнева Финча. Когда он говорил, докладывал ей обновленную информацию о двадцать восьмом декабря и остальных событиях на поверхности, которые она игнорировала с момента возвращения в Галерею, Иви схватила тряпку и вернулась в обитую комнату. Она устроила там беспорядок, как обычно это делал V, было немного крови на боксерской груше и на полу от её разбитых кулаков. V и я - две горошины в одном стручке сумасшествия. Не могу поверить, что я чувствую себя лучше после этого. - Иви, ты меня слушаешь? - голос Финча прервал её мысли. - Конечно слушаю. - ответила Иви, гадая, о чем он ей говорил. - Что ты делаешь? - спросил он, когда она поднялась на ноги, удовлетворенная наведенной чистотой в комнате, и приступила к следующей. - Занимаюсь уборкой. - ответила она, войдя в основной зал Галереи. - Ты уверена, что ты в порядке? - Да. Она лгала, гадая который час, и когда V наконец вернется домой. Она знала, что он был в пути, она могла чувствовать это. И чем ближе она представляла его, тем больше начинали летать бабочки в её животе. - Почему бы тебе не выйти сегодня вечером? Ненавижу ту мысль, что ты будешь одна там внизу на Рождество. "Чертово Рождество", подумала она. Это был не легкий праздник для всех, о ком она заботилась, но она решила, что в этом году она проведет его явно не с Финчем. - Спасибо, но я предпочту остаться здесь, внизу. - Иви... - С каких пор ты намерен таскать меня за собой повсюду, Эрик? Он что-то ворчал некоторое время, но наконец оставил её в покое после того, как она пообещала позвонить ему утром. Чувствуя себя немного лучше, она поставила телефон заряжаться и попыталась успокоить свои бушующие нервы. Надеясь, что телевизор поможет ей отвлечься, она включила новости BTN, но вся эта пропаганда не смогла удержать её внимание. Взамен она вспоминала, как жадно слушала сообщения о местоположении Санты в канун Рождества и готовила печенье со своей мамой. Воспоминания согревали, и Иви направилась на кухню, чтобы в память о своей матери, продолжить её традицию. Когда она листала кулинарную книгу, наполненную знакомыми рецептами, она почувствовала, что слезы снова начинают медленно стекать по её щекам. Вытерев их рукавом, она пыталась думать о хорошем, и о том, что у неё появился шанс приготовить для V то, что готовили для неё её родители. Она пыталась представить себе, на что это будет похоже, когда он войдет в дверь. В её прекрасном мире он должен прити уверенным, счастливым, и готовым изнасиловать её. Но в действительности это будет ужасно неловко, и он будет обращать внимание на каждый нюанс. С этими мыслями Иви решила отложить выпечку, принять душ, и заняться стиркой. После того, как она выстирала всю одежду, ей было нечего надеть, кроме пижамы. Её роскошь говорила о том, что Иви хотела выглядеть прекрасно для него, и при этом она казалась очень комфортной. Она была сделана из темно-красного шелка, который был его любимым цветом и его любимым материалом. Брюки были немного длинными, ведь она носила их исключительно на бедрах, но ушибов не было видно, и она хотела оставить живот немного приоткрытым. Камзол был очень маленьким и слишком наводил на размышления, так что она накинула толстовку, оставив её расстегнутой. Влюбленные люди должны предаваться любви, и она хотела его, будучи осведомленной о возможности, но не такой осведомленной о том, что он чувствует давление. Отсюда все будет зависеть от его скорости, не её. Чувствуя, что она одета подобающе, чтобы передать свои намерения, она нанесла легкий макияж и приступила к следующему этапу подготовки своей сцены. Вернувшись в основную комнату, она включила Рождественские песенки в произвольном порядке и убедилась, что праздничное освещение было в порядке. Она поставила на стол свечи с ароматом яблока и корицы, и зажгла их. V доставил её сумки к ней в комнату в тот день, когда она вернулась, так что она просто вынесла их в основной зал, извлекла оттуда подарки и перемешала их с теми, которые уже лежали под деревом. Сцена была создана. Осталось лишь дождаться её партнера. Она сделала уже два пакета печенья, когда энергия в Галерее изменилась, и она знала, что он был дома. Прошел час, сопровождающийся болью в животе и самообвинениями прежде, чем она осознала, что он не собирается приходить к ней. Что ж, если гора не идет к Магомеду, то Магомед идет к горе... Или что-то в этом роде. -------------------------------- V знал, что если Иви окажется с ним в темноте, он увидит её. Он всегда гадал, обязан ли он поблагодарить Делию за его способность прекрасно видеть в темноте. Но это не важно. Действительно не важно. Внезапный яркий свет из-под двери напугал его. Иви. Конечно она знает, что ты здесь. Она всегда узнает. Ты должен выйти к ней, чертов трус. Знание того, что он не должен делать этого, двигало им. Все же у него были наилучшие намерения, когда он вернулся, но когда это снизошло, он понял, что не может заставить себя столкнуться с ней. Он все еще утопал в прошлом, не в состоянии освободить себя, и не желал снова тянуть её за собой. Ему нужно больше времени. Если он пошевелится, зажжется свет, и она узнает, где он. Он мог слышать, как она зовет его. В этом не было никакой паники, но он мог чувствовать её беспокойство, которым веяло из-под двери. Она пришла, несдающийся охотник, вооруженный надеждой и колчаном чувств, которые для обоих оставались отчужденными, но в то же время знакомыми. Вернись назад, Иви. Я думал, что достаточно силен, но нет. Я не могу сделать это с тобой сейчас. Она не прислушалась к его молчаливой просьбе. Он мог слышать её шаги по каменному полу, как они приближаются все ближе и ближе, и наблюдал, как свет в коридоре становится все ярче с каждым её шагом. Он не мог двигаться, пойманный своей собственной системой освещения. Он должен надеяться, что она пройдет мимо. Но она не прошла. Дверь открылась, яркий свет заполнил комнату, и она стояла на входе, глядя на него как облегченно, так и нервно. - Вот ты где. Можно присоединиться к тебе? "Уйди, оставь меня", пытался сказать он, но слова не захотели покидать его уст. - V, я должна кое-что сказать тебе. - она вошла в комнату, закрыла дверь, и присела рядом с ним на полу, близко, но не касаясь, - Мне жаль. - А кому не жаль. - пробормотал он. Она отрицательно кивнула и обвила руками свои колени. - Нет. Я имею в виду именно все это. Я не хотела причинить тебе боль. Я хотела любить тебя и... Он почувствовал, как уходит в воспоминания, и попытался удержать себя в настоящем, но прошлое прорвалось сквозь крепость из черного шелка и белого фарфора затопив её стены. - Я помню, как впервые увидел повреждения от Сэнт Мэри. Они были на руке у медсестры в больнице. Она выглядела напуганной днем ранее, но когда она наклонилась надо мной, я увидел её руку... Я знал. - Я больше не хочу говорить о Сэнт Мэри. Я хочу... - Кто-то дал мне книгу Виктора Франкла "Человек в поисках смысла". Это замечательная книга о силе отношений и поиске смысла в маленьких вещах. Он был в Аушвице. Его жизнь была очень похожа на мою, и мне нужен был шаблон, по которому я бы мог снова воссоздать себя. Прочитав его книгу, Иви, я подумал, что возможно я могу делать что-то остальную часть моей жизни. Я подумал, что возможно я мог бы заполнить эту пустоту во мне. Но затем я увидел её руку. И потерпел неудачу, как в этот раз... - он потряс головой, не позволяя этому снова разрушить себя, - Дыра стала бездонной пропастью, и, что бы я не делал, я не могу заполнить её. Она попыталась снова. - Это не твоя ви... V перебил её. - Были лишь два варианта. Я не остановил их исследования, когда разрушил Ларкхилл, или же я был ходячей чумой. С чем бы ты предпочла жить, если бы встретилась с таким выбором? - V... Я не... Я не могу... - она вздохнула, прижав колени крепче к своей груди. - Они умирали, сначала пациенты, затем персонал. Маски не защищали от вируса. Я не мог больше там оставаться, но снаружи было плохо. Нереально. Я не мог отличить действительность от заблуждения. Я знал улицы, по которым ходил, все, что я видел прежде, казалось мне знакомым. Я знал, что вот там был паб на углу, я знал, где находится доска объявлений, но я не понимал, откуда я все это знаю. Он на мгновение остановился, мысленно шагая по тем улицам, и пытался не видеть людей на них. - Жизнь при смерти была блестящей. Жить искусством чумы, Богом, созданным Бошем. Ад на земле. Темзу переименовали, как река Стикс. Кошмар, от которого ты не можешь проснуться. - Я помню. - шепнула Иви. Он не мог смотреть на неё, не мог выразить печаль, которую он чувствует, или передать глубину своего сожаления. Она осторожно взяла его руку. - Но ты не делал этого. - Моя вина не так велика по сравнению с другими, но я косвенно несу ответственность за смерть почти ста тысяч человек, и... - он остановился на мгновение ока, -... И исключительно несу ответственность за шестьдесят восемь других. - Ох. - она кивнула, медленно поглаживая его руку. - Не сотни, как ты себе представляла. - он попытался, чтобы эти слова прозвучали как можно лучше. Зачем ты сказал ей об этом? Это действительно тот путь, по которому ты хочешь пойти? Была длинная пауза, а затем она сжала его руку. - Но ведь теперь все кончено. Твоя вендетта выполнена, больше никаких убийств. Просто солги. Скажи то, что она хочет услышать. Во всяком случае ты не можешь предсказывать будущее. Это может доказать правду в конце. Он вздохнул. - Я бы хотел сказать тебе, что ты права, но, как дух истины, я не могу. Будущее непредсказуемо, и я не собираюсь преждевременно ограничивать свои возможности. Она сглотнула и убрала руку. - Значит, ты собираешься убить еще больше людей? Он прижал свои колени к груди, повторив её позу, не осознавая этого. - Надеюсь, что нет, но... Попытайся понять, для меня никогда не было удовольствия в смерти. Я делал то, что должен был делать, чтобы восстановить порядок. Я наслаждался охотой, был рад их смерти, и чувствовал облегчение, зная, что они больше никогда не тронут ни души, но в действительности их смерть ничего для меня не значила. - Ничего? - Это была задача, которую нужно было завершить как эффективно, так и по возможности быстро. Я больше ничего не чувствовал, для меня это было так же легко, как поставить чайник на плиту, или выстирать вещи. - Ох. Это было маленькое слово, но оно несло в себе отвращение и вонзилось в сердце V, будто кинжал. - И таким образом я снял с тебя розовые очки, и теперь ты видишь, кто я на самом деле. Это конец. Доволен? Тишина нависла над ними, когда он боролся, чтобы не заплакать, а она раздирала раны на своем кулаке. Она не должна была говорить ему, как это случилось. Но он уже знал. Я толкаю её к сумасшествию. - Ты ведь просто пытаешься спугнуть меня, не правда ли? Он пожал плечами. - Это были ужасные времена. Я мог предотвратить смерть своих компаньонов, но я опоздал. Это было слишком поздно для семьи, у которой я жил. Слишком поздно. - С кем ты жил? - спросила она, впервые посмотрев на него с тех пор, как вошла в его студию. - Я никогда не знал, кем они были. Я ел их пищу, носил их одежду, спал в их постелях, но я никогда не знал их. - увидев вопрос в её глазах, он добавил, - Они были мертвы. Это случилось прежде, чем группы уборщиков начали ходить по городу, и до того, как Норсфайер победили на выборах. Белый "X" на всех дверях. Я наблюдал, как они сгнили до костей прежде, чем уборщики наконец пришли. - Почему ты делал это с собой? - А куда бы направилась Тифоидная Мэри нашего века? Я хотел быть там. Я хотел жить в сердце своей неудачи и чувствовать жало своей глупости. - Господи Боже, V. Он знал, что должен остановиться, но его рот отказывался его слушать. - Наихудшим, самым страшным было то, что я не мог чувствовать это. Все, что осталось во мне - это ярость. Это была единственная вещь, которая жила в пустоте. - Даже сейчас? - Нет. Теперь осталась лишь пустота. - он остановился, - Месть не заслуживает ничего. Я уничтожил то, что они создали, но я все еще чувствую пустоту. - Я вижу. По её голосу он знал, что она вот-вот заплачет. - Не пойми неправильно, Иви. Она посмотрела на него своими карими глазами, полными надежды. - Я люблю тебя, но я гадаю, люблю ли я тебя так же, как ты меня. Ты родилась в любви и выросла в ней. Ты знаешь, что такое любовь. Я никогда не был уверен в том, что я думаю или чувствую. Я знаю, что не могу правильно выразить свои чувства. Ничто из этого для меня не легко, и в свою очередь, это становится трудным для тебя. Я сожалею. - Я знаю. - Иви выпрямила ноги, будто собиралась уходить, - В моей голове я представляла светлый, легкий день. Я должна была печь, ты должен был смеяться над моими кулинарными способностями. Я должна была рассказать тебе все о Рождестве семьи Хаммонд, и это должно было быть весело. "Позволь ей уйти", говорил он себе. - "Смешайте немного глупости со своими серьезными планами: прекрасно быть глупым в правильный момент."* Мы достаточно долго копались в моей темноте. Повеселись, иди, испеки что-нибудь. Она встала и посмотрела вниз на него. - Ты пойдешь со мной? - Прямо сейчас - нет, не пойду. - Ты в порядке? - Со мной все будет хорошо. Я присоединюсь к тебе позже. ---------------------------------- Иви сделала достаточно печенья, чтобы накормить целую армию, пока V вышел из тени. Не зная, что сказать, она предложила: - У меня есть кексы, сникердудл, ох, и сахарное печенье в печи. - Запах просто восхитителен. - сказал он, присев на стул напротив неё. - Вот. - Иви толкнула поддон с печеньем к нему, чувствуя себя сердитой и раненной. Он все еще носил маску Гая Фокса и высокий шелковый воротник. Стены и барьеры. Он использовал по истине тот же путь. Он отталкивал её от этого, представляя это безобразным, и пытался заставить её увидеть то, что он делает, и зачем. Он проигнорировал печенье, взамен бережно взяв её руку. - Что случилось с твоими руками? Судя по тону его голоса, этот вопрос был для отвода глаз, и он знал, что случилось. Она убрала руку. - Ты умен. Я уверена, что ты сможешь догадаться. - Я вижу. - он откинулся на спинку стула, будто она дала ему пощечину, - Ты имеешь право сердиться... Она швырнула ложку в тесто, разбрызгав немного по поверхности стола. - Ты прав, имею. Ты используешь правду, как оружие, ты знаешь это? Маска опустилась, и парик закрыл её, будто занавес. - "Если бы сейчас он обвинил её в своей спешке, его характер горько бы раскаялся в следующий момент, и чтобы почувствовать этот эффект больше, чем она, характер стал оружием, который мы держим, будто меч."* - Хорошо. Очень хорошо, V. Мне все равно, что сказал твой Шекспир. Я хочу узнать, что творится в твоем разуме! Остынь, Иви. Ты создала хорошее настроение, не дай ему снова опустить его. Подними его. - Это Берри, моя дорогая. - Кто? Неважно. Ты можешь разделить со мной собственные мысли по этому поводу? - Я... У меня нет слов. Было похоже, будто он рассматривает печенье. - И что с того? - Прости, Иви. - он слегка согнулся и поставил локти на стол. Его рука тянулась к ней, - Я поним... - Я люблю тебя и я не уйду. - отрезала она, убрав руку. "Ты скупа", обругала она себя. Он не получит это, и это не план. - Да, я знаю. - сказал он, опустив руку на свое колено. Его голова снова склонилась, и она знала, что ранила его своим отказом. - Действительно? - Да. - сказал он, глядя на свои колени. Еще нет, еще не знаешь. Если бы знал, ты бы не носил маску Гая Фокса. Но все еще это шаг в правильном направлении. Награди это. Прежде, чем она смогла подумать о том, что говорить дальше, он поднял взгляд. - Я знаю, на что это должно быть похоже для тебя. - Я сомневаюсь. - сказала она осторожно. - Я не хотел расстроить тебя, Иви. Я слабо выбирал свои слова. Он чувствует себя плохо, позволь ему вырваться из этой хватки. Она взяла его руку, осторожно потирая большим пальцем кожу его перчаток. - Ты самый красноречивый человек из всех, кого я знаю. Нет лучше слова, чтобы описать это. - Это не мое намерение... - Палки и камни, верно? Настало время позволить прошлому уйти и радоваться безотлагательному будущему, но её внутренний голос продолжал вещать "Ты должна сказать ему об этом". - Серьезно, я должна сказать тебе кое-что. Меня пугало то, что ты ушел, а я не могла пойти за тобой. В последний раз, когда это случилось, ты до смерти истекал кровью, помнишь? Я была заперта здесь и напугана в течение нескольких дней. И если бы с тобой что-то случилось, это была бы моя вина. Он накрыл её руку своей. - Ты ни в чем не виновата, любовь моя. Я не должен был уходить, но иногда даже это место кажется мне тюрьмой. - А я - твой охранник. - Нет, Иви, нет. - маска поднялась и встретила её, - Я больше не знаю, что мне делать. Все, что я построил, рушится... - То есть, так ты мне говоришь "отвали"? - спросила Иви, позволив ему понять, что она чувствует каждый раз, когда он предъявляет свое "понимание". В его голосе была улыбка. - Ах, да. Вижу. Нет, я никогда не оставлю тебя, Иви. - Но я все разрушаю... - Я верю, что ты единственный человек, который может так связывать меня словами. Что я должен сказать - все меняется. Мой мир был жестко-структурным, и пусть у меня появился талант менять все, я не могу адаптироваться к этому так быстро, как другие. ----------------------------------- Все, что она сказала на это, было её фирменное "ох". Он ожидал, что она скажет что-то саркастичное, но она отстранилась и взяла поддон с печеньем. - Обещаю, что они вкусные. Я не перепутала соль с сахаром, если это то, о чем ты думаешь. Было ясно, что она закончила копаться в его несчастье, и V был благодарен за отвлечение от этой темы. Он вдруг оказался ужасно голодным, но комната была яркой, и он больше не может просить её уйти. Она поднесла поддон ближе, дразня. - Я знаю, ты хочешь одно. Здесь нет ничего нового, она видела это все. Все еще страшно было снять маску, даже если под ней была черная сетка. Когда он поднял взгляд, она изучала его. Её глаза недолго были сердитыми или дразнящими, взамен он увидел в них пыл. Чувствуя себя идиотом, который боится есть перед ней, он все-таки решился и взял один сникердудл. Сделав первый укус, он поднял взгляд на её довольное лицо. Для неё было нелепым радоваться чему-то столь тривиальному. - Ну и как? - спросила она. - Очень хорошо. Это моё любимое. Я не говорил тебе? - спросил он, проглотив оставшееся печенье, и потянулся за другим. - Нет, но моему отцу они нравились. Моя мама только их и пекла на Рождество. Папа всегда заботился о своей фигуре, знаешь ли. Мы с мамой всегда пекли их в канун Рождества. Это было нашей традицией. - она потянулась за кексом. - Восхитительно. Это её рецепт? - он ел уже третье печенье. "Тебе нужно съесть что-то более существенное", говорил его разум, когда его рука потянулась за четвертым печеньем. - Нет, но этот тоже неплох. - она откусила кусочек кекса. - В самом деле. У меня было жаркое и... - Жареный зверь. - она улыбнулась, - Я достала его раньше, чтобы он растаял. - Жареный зверь? - спросил V, проглатывая четвертое, и как он убеждал себя, последнее печенье, пока он не съест что-то более соответствующее ужину. - Из "Гринч - похититель Рождества", финальный праздник. Мой брат думал, что ростбиф - это жареный зверь. - она взяла второй кекс и отломила половину, положив её в свой рот. - Так много воспоминаний. - грустно сказал V, желая чтобы он мог вернуть ей семью. Она потянулась к его руке, играясь пальцами с промежутком между перчаткой и рукавом его рубашки. - Да, но они хорошие. Эти воспоминания делают меня счастливой. Я хотела разделить традиции своей семьи с тобой, и может, добавить несколько наших собственных. - Это должно мне очень понравиться. - V улыбнулся ей в ответ, заставив её улыбнуться еще шире. Это запутало его на мгновение, пока он не осознал, что она может видеть счастье на его губах. Она обошла вокруг стола и обняла его за плечи. Голова лежит на его плече, а губы покрывают поцелуями тонкую шелковую ткань на его шее. - Хорошо. Мы закончили с выпечкой. Затем мы едим печенье, пока от сахара не закружится голова. Затем мы готовим ужин пока не пройдет сахарная кома. Мы дремлем, пока жаркое в печи. Когда мы проснемся, мы закончим готовить, распивая яично-винный коктейль или шампанское. Я ненавижу яично-винный коктейль, поэтому мой голос за пузырьки, но этот выбор я оставляю тебе. Наконец мы ужинаем, затем смотрим "Гринч - похититель Рождества", при просмотре которого употребление печенья и спиртного - обязательно. Мы откроем по одному подарку и будем наслаждаться этим до тех пор, пока наши глаза будут с трудом открываться, а затем пойдем спать. Утром мы проснемся очень рано. Я говорю о четырех часах утра. Мы пьем кофе с брэнди, расчесываем растрепавшиеся волосы, и открываем остальные подарки. После плотного завтрака, мы тратим остальную часть дня, развалившись перед телевизором, и жалуясь на то, как мы поправились за эти дни. Ну и как это звучит? V не мог сдержать смех. - Как праздник джаггернаута. Она отстранилась и посмотрела на него. - Да, но ты же хочешь делать это? - Звучит прекрасно. - Хорошо. Пойдем устраиваться поудобнее. Я жду. - она крепко обняла его, затем отпустила и толкала его руку, в попытке поторопить его. * Гораций * Джон М. Берри - Маленький священник