Зеркало

      К ночи все посетители разошлись по домам, так как колдомедик, занимавшийся лечением близнецов, не позволил никому остаться. Им всем нужен был отдых после полного эмоциональных томлений дня, потому ни друзья, ни домочадцы возражать не стали, будучи уверенными, что оставляют старшего близнеца в надёжных руках. К тому же, Гарри должен был вернуться к своим должностным обязанностям после того, как пропустил большую часть дня, а Рон вызвался помочь ему быстрее закончить с делами. Успевший примчаться в последний момент Невилл отправился навестить чету Грейнджер, ничего им пока не рассказывая, а Джинни и Чарли приняли решение направиться в Нору с родителями, поскольку мистер и миссис Уизли всё ещё пребывали в некоей прострации и оставлять их одних никому не хотелось. Билл же вернулся домой к семье, предварительно зайдя в магазин близнецов, чтобы закрыть его на пару ближайших дней. Куда и когда испарился Перси никто так и не узнал. Самим же основателям Всевозможных волшебных вредилок было велено отдыхать и связаться со всеми, как только станет известно о состоянии Гермионы. Братья сидели на кровати, разговаривая и обсуждая всё, что произошло с ними порознь. Впервые в жизни они оказались настолько оторванными друг от друга. Это было непривычно и странно, а ещё Фред видел, что стоит ему оказаться вне поля зрения близнеца, как тот начинает искать его взглядом, словно всё ещё опасаясь, что его возвращение неправда и стоит отвернуться и потерять бдительность, как брат снова исчезнет. Подобно одному из тех пугающе реалистичных кошмаров, что терзали его по ночам, заставляя просыпаться в холодном поту и избивать подушку от отчаяния, потому что соседняя кровать пуста, как и прежде. Джордж признался, что большинство подушек в их квартире уже смотрели на него с укоризной, на что его старший брат понадеялся, что его собственная сумела избежать столь незавидной участи. После вечернего обхода и тщательного осмотра Фреда, колдомедик заявил, что его состояние стабильно и никаких следов пребывания по ту сторону реальности нет. Было очевидно, что вся эта ситуация была чем-то из ряда вон выходящим для всех, потому как время от времени к ним в палату заглядывали смущённо оглядывающиеся группы студентов в сопровождении обучающих их специалистов, чтобы ознакомиться со столь любопытным случаем. По прогнозам его лечащего врача, утром Фредерик Уизли мог быть выписан вместе с младшим близнецом, который, несмотря на перенесённое потрясение, быстро пришёл в себя. Вот и сейчас он бодро рассказывал обо всём, что с ним произошло за время отсутствия брата, параллельно задавая вопросы о жизни старшего юноши в зеркале и о его буднях в компании мисс Грейнджер. Фред со смехом поведал о первой реакции Гермионы, когда она обнаружила его в отражении собственной гостиной и была уверена, что Джордж её чем-то отравил, и о забавной пижамке, и о том, как она заставляла его часами сидеть за книгами в поисках решения. Младший близнец чувствовал, что его братец что-то недоговаривает, но возникший в его голове зачаток не успел сформироваться в полноценную догадку, когда к ним в палату постучались. - Мисс Грейнджер только что перенесли в открытую палату, - застенчиво произнёс юный колдомедик, судя по возрасту, являвшийся ординатором. - Вы можете сходить к ней. Братья, не сговариваясь, бросились к подруге, широкими шагами преодолевая участок коридора, разделявший их комнаты, и поспешно забегая внутрь. Джорджу всегда казалось, что подолгу находящиеся в больнице люди, даже медики, всегда слишком бледные. Словно сами стены и отсутствие солнца оказывают на них влияние, делая кожу бесцветной. Девушка, мирно покоящаяся на белоснежных больничных простынях, была до ужаса бледной. Практически белой. Только каштановые волосы выделялись на фоне подушек, оттого делая открывшуюся глазам близнецов картину ещё более пугающей. Даже её губы потеряли цвет, сравнявшись с бескровным лицом. Ресницы время от времени подрагивали, словно готовы были распахнуться, как только им хватит сил. Дыхание её было размеренным, словно она лишь вздремнула за книжкой, как любила делать ещё со школы. Гарри и Рон часто дразнили её по этому поводу, утверждая, что книги она вовсе не читает, лишь засыпает с ними в обнимку, а наутро все знания волшебным образом оказываются в её голове. Иначе объяснить ту скорость, с которой она проглатывала страницы, было просто невозможно. Фред замер в дверях, прислонившись спиной к косяку и не в состоянии сделать и шага. Ему почему-то казалось, что если отрицать произошедшее, всё это будет неправдой. А Гермиона встанет, как ни в чём не бывало, тряхнув копной каштановых волос и залившись смехом, потому что ей в кои-то веки удалось провести непобедимых доселе близнецов Уизли. Джордж же прошёл ближе, опускаясь на стоявший сбоку от кровати стул и беря её руку в свою. Она была холодной, словно сделанная из воска статуя. Поднеся её ладошку к дрожащим губам, Джордж поцеловал тонкие пальцы, позволяя паре капель из глаз упасть на её запястье. Он одновременно благодарил и просил прощения за то, что ей пришлось ради них вынести. С тех пор, как мисс Грейнджер однажды заглянула к ним в квартиру над магазином, она более не покидала его жизни, став неотъемлемой её частью. Джордж не мог представить своего мира без Гермионы в нём. Она была больше, чем просто другом или соседкой по квартире. Они жили вместе подобно семье, делились мыслями и переживаниями. И помогали пережить то, что пережить невозможно, если только не тронуться рассудком. Он, не задумываясь, назвал бы её своей сестрой и часто признавал, что без неё просто не вынес бы жизни без Фреда. Гермиона, сама того не осознавая, стала воплощением его эмоциональной безопасности, укромным уголком, которому можно всё доверить, не боясь показаться слабым. Они были настолько близки, что в первое время о них судачили все, кому не лень. А гриффиндорка игнорировала все слухи, не считая нужным разъяснять свои действия кому-либо. Единственное, что имело для неё значение, было возвращение Джорджа к более или менее живому существованию. Желательно за пределами их с Фредом квартиры. Он наклонился к её лицу, откинув выбившуюся прядь волос, и, погладив по голове, поцеловал её лоб, словно мантру повторяя в мыслях просьбы выкарабкаться. Справиться. Выжить. Вернуться к ним. Она точно также просила впустить её, сидя на полу у запертой двери и жмурясь каждый раз, когда до слуха доходили его болезненные стоны и глухие удары кулаков, обрушивающиеся, в лучшем случае, на подушку. В худшем - на всё, что попадёт под руку, включая зеркала, стены и собственную голову обезумевшего близнеца. А потом, дождавшись, когда он выйдет, брала клятвенное обещание больше так не делать, сидя на кухне и залечивая разбитые костяшки друга, иногда забывая вовремя смахнуть слёзы, которые падали на его ладонь. Джорджу понадобилось много ночей, чтобы перестать запирать дверь. Чтобы позволять Гермионе обнимать его голову, мягко поглаживать волосы и дышать с ним в унисон, постепенно выравнивая пульс, пока он не забудется в пустом сне. Ему понадобилось много дней, чтобы позволить себе улыбаться в ответ на её неестественно уверенную улыбку. И перестать убегать, стоило ей заговорить о Фреде. Джордж лишь после понял, как сильно ему не хватало человека, с которым можно было бы говорить о Фреде, не заходясь в рыданиях, а вспоминая всё то, что делало жизнь Хогвартса столь яркой и насыщенной, а самих Фреда и Джорджа - общеизвестным тандемом Уизли. Он вспомнил, как они однажды решились разобрать вещи юноши и случайно наткнулись на драчливый телескоп, когда-то поставивший гриффиндорской отличнице синяк под глазом. Увидев подпись "Смертник", оставленную корявым почерком Фреда на помятой упаковке, младший близнец впервые за несколько месяцев позволил себе рассмеяться. Его братец тогда заявил, что эта вещица достойна стать музейным экспонатом за то, что решилась напасть на саму Гермиону Грейнджер. Всегда осторожная с ним девушка не сумела сдержаться и прыснула, хоть у обоих глаза и были на мокром месте. Отстранившись, Джордж заметил продолжавшего стоять у входа брата. Фред смотрел застывшим стеклянным взглядом, будто не осознавая того, что это реальность. Почему-то сейчас хотелось забиться обратно в своё зеркало и бесцельно перелистывать исписанные вдоль и поперёк страницы блокнота, пока обложившаяся книгами Гермиона морщит нос, потому что чай остыл, а идти заваривать новый нет никакого желания. Наверное, нужно было прикинуться Джорджем, когда она его заметила. Или сказать, что это очередная шутка, на которую она попалась по наивности своей. Возможно, тогда она не лежала бы здесь без сознания и не заставляла бы его нервно сжимать и разжимать пальцы от ощущения собственной бесполезности, в зеркале или вне его. Джордж поднялся, напоследок посмотрев на девушку, будто моля её проснуться, и, подойдя к старшему близнецу, едва слышно проговорил: - Думаю, вам нужно побыть наедине, - проигнорировав вопросительный взгляд брата, он вышел за дверь, затворив её за собой и вернувшись в свою палату. Он попросил всё ещё ожидающего их юного колдомедика не беспокоить его брата и гриффиндорку, заверив, что с ними обоими всё в полном порядке. Тот лишь кивнул, понимающе улыбнувшись и покидая палату. Из рассказа Фреда, да и его поведения напрашивался вывод, что между его близнецом и лучшей подругой что-то гораздо большее, нежели дружба, хоть сами они этого ещё не осознавали. Или просто боялись признать. Не зря ведь именно она из всех людей в их жизни оказалась способной его видеть даже сквозь смерть. Фред не мог не разглядеть, что его школьная влюблённость переросла в более глубокие чувства. Не после того, как на неё напали, оставив умирать на его коленях. В школе младший близнец часто дразнил брата по поводу его не получившей решения привязанности. Тот почему-то дико смущался, считая своё отношение к ней неуместным, а Джордж всё думал, насколько хватит его упрямства. Но старший близнец умер прежде, чем успел бы понять, что чувства к этой безрассудной девчонке гораздо важнее всех его внутренних запретов и ограничений. Что же касается Гермионы, она была девушкой умной и в определённых обстоятельствах даже сообразительной, но когда дело доходило до чувств, она становилась похуже Рона. В упор не видеть того, что один из близнецов Уизли намеренно ввязывается с тобой в перепалки и пользуется всеми способами, чтобы добиться твоего внимания? Для этого талант нужен. И именно им гриффиндорка обладала в избытке. Но всё же, даже её непрошибаемость должна была дрогнуть после истории с уменьшенным зеркалом и утонувшим в алкоголе Фредом. Джордж был уверен, что она прорыдала полночи, решив, что окончательно убила его. Он слишком хорошо знал свою подругу, чтобы ошибаться. Улыбнувшись собственным мыслям, юноша прилёг, вытягивая ноющие от усталости ноги и принимая окончательное и бесповоротное решение вмешаться, если его бестолковый брат и не менее бестолковая подруга не сумеют разобраться в собственных чувствах даже после стольких лет. Довольный своим выводом, он перевернулся на другой бок, мысленно пожелав проснуться от счастливых криков брата по поводу пробуждения мисс Грейнджер, и провалился в сон, утомлённый всеми событиями дня. Тем временем, Фред, медленно ступая, прошёл к кровати Гермионы, опускаясь на стул и осторожно касаясь её запястья. Она была слишком холодной, а видневшиеся из-под мертвенно-бледной кожи синеватые вены делали её похожей на мраморную статую. Жутко натуральную статую, которой не терпится вырваться из каменного плена. Её ключицы выделялись, словно крылья птицы в ожидании вдоха, который позволит им разрезать воздух мощным взмахом и воспарить. Он обхватил её ладонь двумя руками, поднося к губам и мягко целуя костяшки пальцев. Кажется, ему ещё никогда не было так страшно, как сегодня. Ни при жизни, ни после неё. Сам собой в мыслях возник момент, когда он впервые очнулся за зеркалом. Вернее, он очнулся в небытие. Вокруг была лишь тьма. Кромешная тьма, в которой не видно было ровным счётом ничего. Фред не мог разглядеть даже собственных пальцев. Он не знал, где находится, но чувство одиночества и покинутости прочно засело в груди. Его фактически не было, потому что, если никому неизвестно твоё существование, тебя нет. И смысла в твоём существовании нет. Он будто висел в вакууме, не ощущая ничего. Не видя ничего. Не слыша. Он сам просто обратился в никому не нужное ничто. Близнец не знал, сколько времени прошло до того, как Луна Лавгуд нашла его зеркало среди какого-то хлама в полуразрушенном магазине на Косой Аллее, но он никогда так не радовался её появлению. Он не видел света целую вечность, потому когда она предстала перед глазами со своими сияющими в солнечном свете белокурыми волосами, Фреду на миг показалось, что это ангел. Тогда-то он и обнаружил стекло, разделявшее его от мира снаружи. Он был готов умолять забрать его из этой тьмы, но просить не пришлось, потому как когтевранка с восторгом оглядела находку, аппарировав их, к изумлению юноши, в их с Джорджем квартиру. Ему тогда показалось, что она видит его, именно потому и перенесла их туда. Но ни она, ни появившийся позже Джордж не видели в зеркале Фреда. Близнец пытался докричаться до них, привлечь внимание, отчаянно размахивая руками, прыгая, стуча по поверхности зеркала изнутри, но всё было тщетно. Каково же было удивление юноши, когда он оказался упакован в какую-то дурацкую бумагу, а позже обнаружил себя в гостях у мисс Грейнджер. Привыкший к игнорированию своего существования, он сперва даже не явился девушке, из-за грани рамы наблюдая за тем, как она читает. Но даже не удивился тому, что она увидела его. У этой девчонки ведь всё не как у людей! Если честно, Фред был рад тому, что это была она. В первую очередь потому, что она была единственным человеком, кто мог дать ему вразумительный ответ о том, где он и почему там оказался. А ещё потому, что она была тем человеком, с которым он так и не сумел получить завершения. Почему-то, только увидев её после смерти, юноша осознал, как незначительны были выдуманные им самим преграды. Фред не предполагал, что когда-нибудь с такой лёгкостью признается себе, что Джордж был прав. Привязываться снова не было нужды, она и раньше ему нравилась, даже если он видел в этом лишь юношескую влюблённость, которая должна была сойти на нет, стоило им перестать видеться (и спорить) каждый день. Они практически не встречали друг друга на протяжении года, но стоило ему заметить кудрявую макушку возле дверей Большого зала аккурат перед началом битвы, как что-то внутри порвалось. Уже после своей смерти, сидя в кромешной темноте, Фред всё думал, что же это было. Осознание, что пока он жив, она будет важна для него, независимо от того, где они находятся? Предчувствие, что больше он её не увидит? Парень не знал, но теория со школьным увлечением, очевидно, провалилась. Он был влюблён в эту неуклюжую, иногда жутко раздражающую, но тем не менее невероятную девчонку, и был готов признать это не только ей, но и всей магической Британии, лишь бы она очнулась. Чёрт, да он будет кричать об этом на каждом углу, пока один из братьев или сама Гермиона не заткнёт ему рот каким-нибудь малоприятным заклинанием. Фред вдруг выпрямился, потирая красные от усталости глаза. Он чуть отодвинул свой стул, локтями упираясь в край кровати и опуская голову на руки, что продолжали удерживать её запястье. Надо же, ему понадобилось не видеть её год, умереть, стать отражением в зеркале, провести с ней несколько дней, а затем ещё и увидеть её на волосок от смерти, чтобы осознать то, что его брат-близнец пытался донести до него столько лет назад. Кажется, Грейнджер была права, когда вопила на него по поводу его непрошибаемости из-за очередного прогула. А Фреду, наверное, стоило понять, что делает она это не потому, что особенно недолюбливает их с близнецом, а потому, что не может не заботиться и не волноваться даже о самых несносных Уизли из всех, что знала. Она любила называть их так, а Фред всегда парировал, что не так уж много Уизли ей удалось повидать, раз она такого нелестного мнения о самых очаровательных представителях их семейства. Смотреть на неё сейчас было физически больно. Словно рука, сжимавшая прежде её горло, теперь замкнулась вокруг его шеи, сдавливая всё сильнее. В глазах темнело, но юноша помотал головой, концентрируя взгляд на сомкнутых в прямую линию губах. Её крик стоял в ушах до сих пор, а до краёв полные слёз глаза то и дело всплывали перед мысленным взором, грозя обернуться ночным кошмаром, как только он позволит себе уснуть. Те несколько дней, что юноша провёл в её гостиной, мисс Грейнджер была единственным источником света в его богом забытой темнице, избавив от могильного холода, сковавшего его душу и тело. Подарив надежду в тот момент, когда он уже сдался, перестав пытаться привлечь внимание кого-либо снаружи, просто смирившись со своим положением между мирами. А теперь она стала его самой большой раной, которая всё не желала стягиваться, медленно кровоточа и осушая его изнутри. - Я буду рядом, что бы ни случилось, слышишь меня? - Фред вдруг подумал, что она находится сейчас в месте, подобном его зазеркалью. Ему хотелось верить, что Гермиона его слышит, потому что ей нужен будет ориентир, чтобы найти дорогу в абсолютной темноте. Он ведь её слышал. - Ты должна вернуться ко мне, Грейнджер. Просто иди на мой голос. Наверно, это было глупо, но он не знал другого способа ей помочь. Вновь коснувшись губами её безвольных пальцев, близнец подался вперёд, упираясь грудью в боковую перекладину её кровати и поглаживая разметавшиеся по подушке волосы широкой ладонью. Они вечно ей мешали, но Фред всегда полагал, что они - неотъемлемая и очаровательная её часть. Сложно было представить себе Гермиону Грейнджер без копны волос, словно живущих собственной жизнью. И без хитро поблескивающего взгляда, когда она задумывала нарушить столь яро охраняемые раньше правила. В ней было много всего, за что её дразнили и что она сама в себе не любила, но близнец считал, что именно эти недостатки хранили что-то завораживающе особенное. - Я не смогу без тебя, - прошептал парень, касаясь пальцами её лба, а затем виска, словно она спит и простые касания способны пробудить её. Фред едва чувствовал её пульс, настолько слабо, что на мгновение в нём взыграла тревога, но медики предупреждали, что это ожидаемое последствие потери такого количества крови. - Малыш, пожалуйста. Если Гермиона действительно его слышит, близнец, вероятно, отправится прямиком на Тауэрский мост топиться, потому что смотреть ей в глаза после такого он точно не сможет. Но даже эта перспектива не столь пугает, чем вероятность того, что она может не проснуться. Тогда обычным мостом дело не закончится, потому что он первым делом наведается в Азкабан, чтобы уничтожить парочку пожирателей. Вообще, откровенная кровожадность пробудилась не только в нём. Фред мог бы собрать целый отряд, готовый крушить всё и вся. Даже обыкновенно уравновешенный Невилл был в ярости, когда до него дошли новости о нападении на мисс Грейнджер и покинул Хогвартс в ту же минуту, не дождавшись разрешения директора. Близнец всё думал, знала ли Гермиона, скольким людям она дорога. Учитывая её слова прежде, едва ли. Ему хотелось как-то донести до неё, что она не имеет права уйти, так и не узнав. - Зачем ты меня вытащила, если теперь вот так оставляешь? - в сердцах воскликнул юноша, обхватывая её лицо, словно призывая посмотреть на себя. Глаза девушки оставались сомкнутыми, и он, судорожно выдохнув от охватившего его гнева, рухнул на стул, игнорируя жалобный скрип и зло прошептав: - Хочешь уйти, тогда верни и меня назад. Я всё равно не смогу быть собой без тебя. Мерлин, ты с ней уже прощаешься. Мысль мелькнула неожиданно, но заставила его замереть с распахнутыми глазами и чуть приоткрытым ртом. Он ведь сам запрещал ей плакать, пока не умер окончательно, приговаривая, что лучше делать что-нибудь вместо скорбных причитаний. Вот только помочь ей было нечем, и эта беспомощность рвала его в клочья. Дело спасения Гермионы Грейнджер было возложено на её же собственные плечи, а Фреду лишь оставалось надеяться, что она не растеряла гриффиндорского упрямства и грейнджеровской целеустремлённости за то время, пока его не было в этой жизни. Закрыв лицо руками, юноша изнурённо опустил голову на край её кровати, стараясь выровнять отдающее в горло сердцебиение. Сбитое дыхание всё отказывалось прийти в норму, но вскоре усталость стала одолевать его, замедляя ритм вдохов и выдохов и увлекая в царство Морфея.