Орден "Красная звезда"

Ударный вертолет "Кобра" летел над горной грядой настолько низко, что, казалось бы, еще немного и он заденет своим брюхом грозно торчащие вершины. Это, разумеется, был обыкновенный обман зрения - опытный пилот держал дистанцию ровно в семь метров, или, как говорили обучавшие его инструкторы, в двадцать три фута. Это позволяло вертолету не опасаться встретиться с ракетой, выпущенной из ПЗРК советского производства, которых внезапно оказалось чрезмерно много у непокорных пуштунов Зоны Племен. А остаться живыми и невредимыми летчикам требовалось во что бы то ни стало - хотя бы потому, что чуть поодаль по горной дороге змеилась длинная колонна военной техники, которая все шла и шла в взбунтовавшийся регион. Лидер Пакистана генерал Уль Хак на совещании высших военных чинов твердо потребовал от командования армии навести порядок на границах, хотя бы и путем утопления Зоны Племен в крови. И теперь пакистанские военные, получив приказ, все шли и шли в Зону Племен. Сначала шли те, кто всерьез рассчитывал показать пуштунским наглецам их законное место. Ныне же шли те, кто должен был заменить их - убитых, раненых, плененных, заболевших. Неожиданно восставшие пуштуны оказались весьма крепкими орешками. Вертолеты пакистанской армии падали, сраженные меткими пусками ракет ПЗРК или же очередями из крупнокалиберных пулеметов. Горела бронетехника, подбитая из РПГ. Гибли солдаты - расстрелянные кинжальным огнем, заживо сожженные в своих машинах, подорвавшиеся на щедро разбросанных минах. Контроль над границей был потерян уже в первую неделю восстания, и, как небезосновательно полагали генералы в Исламабаде, именно с этим было связано все нарастающее сопротивление восставших - советское командование сумело молниеносно оценить обстановку и не преминуло воспользоваться появившимся шансом создать проблемы главному союзнику афганских моджахедов. Приграничные территории наводнили странные молчаливые люди, ставшие желанными гостями в пуштунских кишлаках. Они привозили с собой оружие, учили им пользоваться, обучали командиров повстанцев, зачастую не умеющих даже читать и писать, азам тактики и стратегии. Это помогало восстанию шириться, охватывая все новые и новые территории, ввергая руководство Пакистана все в большую тревогу. И все же приказ был вполне ясен и категоричен - любыми, абсолютно любыми средствами подавить восстание. По восставшим территориям били пушки, перемалывая в глиняное крошево целые дома, сверху бомбардировщики опорожняли свои чрева, разрождающиеся целыми россыпями авиабомб. В кишлаки входили армейские колонны, и горе было тем, кто не успел уйти - обозленные потерями военные расстреливали всех, кого могли заподозрить в участии в восстании, а остальных - сгоняли в лагеря временного содержания. Уцелевшие после бомбежек дома безжалостно сносились танками и бульдозерами. Мир молчал. Мир молчал, хотя действия пакистанской армии не просто выбивались за рамки норм Женевской конвенции - налицо происходил натуральный геноцид, размах которого превысил даже деяния нацистов. Нацисты так и не решились на применение химического оружия ни против войск противника, ни против мирных жителей - пакистанские власти сделали это. Беспрецедентная жестокость по отношению что к повстанцам, что к мирному населению порождала лишь еще большее ожесточение, еще большую ненависть к захватчикам. Горе было попавшим в плен солдатам - они умирали долго и мучительно! Пуштуны, не покорившиеся ни блистательному Александру Македонскому, ни татаро-монгольским ордам, ни могущественной Британской Империи, ни Советскому Союзу, не были готовы склонить головы и на этот раз. Пилот "Кобры" знал свое дело - он вел свою винтокрылую машину аккуратно, не теряя высоту и не отрываясь от земли слишком высоко, контролируя местность, чтобы в случае чего успеть сообщить идущим по дороге войскам о засаде и сразу же обрушиться на врага всей своей огневой мощью. Однако колоссальный опыт и орлиное зрение не помогло ему уберечь своих товарищей от беды. Несколько мощных взрывов по ходу движения колонны - и в радиоэфире воцарился хаос. Пилот, выругавшись, посмотрел в боковое стекло. Два грузовика горело, из них выпрыгивали горящие люди, бронетранспортер сопровождения бодро лупил куда-то, скорее рассчитывая подавить противника огнем, дать солдатам передышку. Головной джип с пулеметом также поддерживал его огнем. Противник не отвечал. Пилот повел "Кобру" вправо, намереваясь пройти над колонной и если не самостоятельно сбросить коварных повстанцев со склонов холмов, то хотя бы дать целеуказание пехоте. Двинувшись в направлении засады, пилот подставил самую уязвимую точку вертолета - хвостовой винт. Двумя секундами позже очереди сразу из двух крупнокалиберных пулеметов сошлись на хвосте "Кобры", и та, потеряв равновесие, стала заваливаться вправо, хвостовая часть вспыхнула как факел. На глазах у встревоженных военных, оставшихся без поддержки с воздуха, "Кобра", пилот которой так и не сумел сбавить обороты винта, тяжело рухнула на скалы. А спустя еще мгновение склоны холмов, между коих пролегала дорога, взорвались десятками вспышек. Это был не бой, это была бойня. Паникующие солдаты быстро становились мишенями пуштунских стрелков, бронетранспортеры, поймав сразу по два-три выстрела из РПГ, вспыхивали кострами. Мало кто из военных мог оказать достойное сопротивление - напротив, многие, потеряв голову от страха, падали на каменистую землю, сжимались в клубок и закрывали голову руками. Высокий человек, заросший бородой настолько, что в нем с трудом можно было узнать не зрелого мужчину, а совсем молодого парня, с явным удовольствием наблюдал в бинокль за развернувшимся действием. Его подопечные отработали четко, без единой ошибки. Сначала саперы с помощью радиоуправляемых мин подорвали пару машин, затем зенитчики, подождав пока вертолет подставит им незащищенный хвост, слаженным залпом из ДШК уронили его на землю. Одновременно открытый кинжальный огонь довершил начатое. Сопротивления больше не было. Пакистанские солдаты лежали на каменистой почве, разбросанные в самых живописных позах - убитые, раненые, обезумевшие от страха. Вертолет, рухнувший на каменную площадку противоположного холма, нехотя разгорался. Человек, оторвавшись от бинокля, показал трем сопровождавшим его молодым пуштунам жестом - проверить, есть ли живые. Кивнув, те аккуратно двинулись к хому, пригибаясь и озираясь по сторонам, заставив человека еще раз одобрительно кивнуть. Достав из разгрузки рацию, человек буркнул по пуштунски: - Талафат? Рация зашипела, принимая ответы. Человек удовлетворенно кивнул и продолжил: - Кха! Негахбан*! Отдав новую команду, человек придирчиво следил за действиями повстанцев. Те действовали грамотно, ни на шаг не уходя от того, чему человек их учил. Примерно четверть отряда рассыпались по окрестным скалам, заняв наблюдательные позиции. Человек снова удовлетворенно кивнул и скомандовал: - Меконам яшт**! Чабек магар майтат! Пуштуны неторопливо потянулись вниз на дорогу, к трупам врагов. Неторопливость их была вызвана не пренебрежительным отношением к человеку с рацией, а обычной осторожностью. А ну как кто-то из пакистанских военных решит перед тем как предстать перед Аллахом, решит выпустить по пуштунам очередь из автомата? Поэтому повстанцы, не торопясь и всматриваясь в каждый подозрительный объект, крайне медленно разошлись по дороге, собирая трофеи с убитых военных. Все их имущество должно было быть собрано - и винтовки, и автоматы, и магазины, и бронежилеты, и каски, и еда в ранцах. Все это может и должно послужить делу восстания. Стукнуло несколько одиночных выстрелов - повстанцы деловито, без суеты добивали раненых, и тут же начинали споро шарить по карманам трупа, по его ранцу. Ранцы пуштуны тоже забирали - захваченного добра было много. Человек смотрел на часы, на быстро тикающую секундную стрелку, отсчитывающую время, которое он дал своим людям на сбор трофеев. Потом нужно уходить - вне зависимости от того, засекут ли наблюдательные посты подход подмоги попавшему в беду конвою, или нет. Конечно, вряд ли за такое время сюда доберется пехота с бронетехникой от ближайшей базы, да и вертолеты, после потери "Кобры" уже никто не пошлет. А вот прислать бомбардировщики пакистанское командование все же может, и повстанцы, с их старыми ДШК китайского производства, против них будут бессильны. Бомбовый удар по дороге, где копошатся собирающие трофеи повстанцы, обесценит победу пуштунов в этом бою. Стрелка достигла цифры 12, минутная стрелка исправно перетекла к следующей точке. Человек вдавил тангенту рации и в полный голос, отчетливо, тоном, не терпящим неподчинения произнес: - Войсе! Саат!*** Несколько пуштунов внизу, из тех, что были снабжены рациями, продублировали команду. Повстанцы, нагруженные с ног до головы оружием, боеприпасами и прочим добром, потянулись на исходные позиции. Лишь один из них, молодой, не старше лет семнадцати, продолжал судорожно обыскивать карманы формы дородного военного с заметной сединой в висках - возможно, офицера. - Саат! - негромко, но жестко, максимально добавив стали в голос, повторил человек. К мальчишке направился Абдулла, один из младших командиров отряда. "Значит, он из его группы" - подумал человек, глядя на них в бинокль. - "Скажу ему, чтобы учил своих людей подчиняться беспрекословно". Мальчишка пытался сорвать с трупа офицерскую сумку. Та не поддавалась. Затравленно глядя на приближающегося Абдуллу, он выхватил из-за пояса нож и двумя взмахами обрезал ремни портупеи. Схватив сумку он вскочил - и тут же покатился по земле, опрокинутый мощной оплеухой Абдуллы. - Дреш! - сказал человек в рацию. - Конидэ а зу ман! В бинокль человек видел, как Абдулла зло выругался - по крайней мере с таким выражением лица люди комплименты не говорят. Мальчишка попытался что-то возразить, но Абдулла жестом указал ему следовать за ним. Спустя минуту все еще злой Абдулла и виновато шмыгающий носом, заметно нервничающий мальчишка были возле человека. - Рафтан, Абдулла****. - коротко кивнул человек старшему, и, переведя взгляд на младшего, строго спросил, посмотрев ему в глаза: - Баройе ки ту ин кон*****? - Инджа дорам урду нахше... - не выдержав его взгляда, юный повстанец опустил глаза вниз и протянул добычу человеку. - Ман михохам...****** Человек взял сумку, открыл ее, удовлетворенно хмыкнул. Взгляд человека смягчился. - Хуб асти. Африн. - Человек усмехнулся и снова сделал строгое лицо. - Нэй меконам даси лой! Саак митанам мрел!******* Подросток засопел, все также пряча взгляд, но нервничать перестал, это было заметно. Человек понимал почему - получив похвалу от старшего, он перестал бояться, что его накажут. И в то же время по пареньку было заметно, что он раскаивается он искренне, понимая, что и вправду серьезно оплошал. Не наказать его было нельзя - стоит один раз уступить, спустить кому-то нарушение дисциплины, и отряд начнет разлагаться. В то же время и наказывать рука не поднималась. Мальчишка был единственным, кто обратил внимание на офицера и его сумку, где были документы. Его более старшие товарищи разбирали более практичные и нужные с точки зрения тысячелетнего крестьянско-воинского пуштунского менталитета - такие как оружие, патроны, еду. Лишь любознательный мальчишка, неоднократно видевший в руках у человека карты и прочие бумаги, решил, что те непременно пригодятся. И не прогадал - даже мельком взглянув на них, человек понял, что это крайне ценная добыча. Человек прочистил горло и медленно, тщательно выговаривая пуштунские слова, продолжил: - За то, что ты добыл карты, я тебя награжу. Покажи свое оружие. Мальчишка снял с плеча древнюю "Ли Энфильд". - Я скажу Абдулле, чтобы дал тебе автомат. Мальчишка молчал, но его глаза буквально сияли от радости. Человек тут же добавил ложку дегтя: - Но за то, что ты не подчинился приказу сразу, ты будешь наказан. Ближайшие три дня ты будешь помогать женщинам готовить еду, выносить помои и чистить выгребные ямы. Рафтан! Мальчишка побежал к своему отряду. Человек подождал немного, взял снова рацию и сказал: - Тлел!******** Пора было уходить. Повстанцы, которых человек заранее разбил на несколько отрядов, разными тропами уйдут отсюда и встретятся уже возле самого лагеря. За сохранность групп он не волновался - все его люди были из местных и знали эти края так, что, казалось бы, могли даже с завязанными глазами пройти в любую точку, причем столь большим количеством вариантов маршрута, коего и десятой доли чужой человек здесь не знал. Горы были их домом, пуштуны защищали свой дом - а дом защищал их. Человек, окинув окрестности взглядом, достал из нагрудного кармана фотографию и, грустно улыбнувшись, пробормотал на языке для этих мест чуждом и непривычном: - Ничего, потерпи, милая. Когда-то это все закончится. Я к тебе обязательно вернусь, слышишь? Красивая рыжая девушка на фото ничего не ответила, продолжая с грустной улыбкой смотреть на человека. Тот, посмотрев еще немного, спрятал фото обратно, перехватил поудобнее автомат и двинулся вслед за своими людьми - настала пора возвращаться в лагерь. - Скоро это все закончится. - еле слышно, себе под нос, упрямо буркнул человек. - Обязательно закончится! * Потери? Хорошо! Охранение! ** Обыскивайте их! Быстро ***Все! Время! **** Стой! Пусть подойдет ко мне! Иди, Абдулла! ***** Зачем ты сделал это? ****** Там должны быть военные карты. Я хотел... *******Хорошо. Молодец. Но никогда так больше не делай! Мы могли погибнуть! ******** Уходим! Господа, спешу вас всех поздравить с радостной новостью - гвардии младший сержант запаса Одноглазый свой долг перед Родиной выполнил и больше не будет испытывать терпение своих преданных читателей. Представляю вам долгожданную главу, теперь постараюсь выкладывать почаще.