Орден "Красная звезда"

Внимание! Все события, описанные в данной главе - чистой воды вымысел и являются альтернативной историей! Впрочем, сама сцена имеет под собой реальную основу. 20** год. Зима. Гражданская война. Ожесточенный бой, раздиравший маленький городок, затихал. Наемники, сражавшиеся на стороне правительственных войск, не ожидали столь внезапного нападения. Будучи полностью уверенными, что повстанцы не решатся на штурм, они были явно удивлены, когда те внезапно буквально упали им на голову. Боя как такового и не было - была беспорядочная перестрелка, попытка наемников отбиться. Понеся существенные потери, наемники бежали. Повстанцы же, сами не ожидая такого успеха, некоторое время пребывали в замешательстве, а потому дали уцелевшим беспрепятственно отойти. Спохватившись, они тут же заняли городок и выставили блокпосты. Командование тут же прислало помощь в виде батальона пехоты и двух танковых рот - терять буквально в руки свалившийся им плацдарм для дальнейшего окружения значительной группировки противника было бы как минимум глупо. Свежее пополнение тут же сменило слегка запыхавшихся штурмовиков, а сами штурмовики тут же разбрелись по городку - на отдых. Один из отрядов разместился во дворе. Бойцы заняли несколько скамеечек, кому не хватило места - плюхнулись прямо на голую землю, заблаговременно нацепив на пятые точки седушки. Воздух тут же заполнился табачным дымом, громким смехом, лязгом ножей, вскрывающих консервные банки и шорохом откручиваемых пробок на бутылках с минералкой - за пьянство в боевых условиях если и не ждал расстрел, то как минимум светили крупные неприятности. Командир отряда - еще не пожилой, но уже и не молодой мужчина с уставшими глазами, неторопливо, наслаждаясь каждой затяжкой, курил свои неизменные "Мальборо" и время от времени прихлебывал воду из фляжки, наблюдая за возней своих бойцов во дворе. Вот двое сербов, в поношенной, но добротной форме, в неизменных шайкачах, еле-еле державшихся на бритых головах, разложили доску с нардами и замахали товарищам, приглашая присоединиться к игре. Развалившийся рядом с ними на скамейке чеченец, низенький коренастый Абу, обреченно кивнув, поднялся и присел рядом. Увязавшийся вместе с отрядом военкор тут же взял их на прицел своей камеры, которая вообще редко покидала его правую руку. Автомат, чуть ли не насильно всученный ему командиром, болтался на ремне сзади, периодически стукая журналиста по заднице. - Совсем молодой еще пацан, почти мальчишка, - лениво думал командир, делая очередную затяжку. - Чего ему тут неймется? Москвич, с хорошей работой, а туда же! Сорвался, приехал и давай снимать направо и налево, глаз от объектива не оторвет! Мне интересно, если у него камеру отобрать, он вообще правым глазом видеть сможет? Тем временем военкор уже успел оказаться возле самого старого бойца, шестидесятилетного снайпера с позывным "Дед", пообщаться с ним, вернуться к игрокам, где как раз поймал момент, когда Абу ловко запер сразу три шашки противника. Серб смешно заругался, мешая русские и сербские выражения. Абу довольно усмехнулся, цыкнул зубом, и, не обращая внимания на устроенное оппонентом представление, протянул ему кубики. - Семен Андреевич, дадите небольшое интервью? Очень надо! - военкор уже оказался рядом с командиром. - Такой материал получится - улет просто! Семен выматерился про себя. К военкорам повстанцы относились традиционно хорошо, в отличие от своих визави из регулярной армии. Если для военных журналисты были обузой, которые, к тому же, зачастую вовсю поносили армию в своих репортажах, которая была еще вынуждена и обеспечивать им безопасность в зоне боевых действий, то для повстанцев военные корреспонденты были своими в доску парнями, считай, братьями по оружию - вместо автомата с подствольником камера с микрофоном. Отказать - неудобно, разговаривать - лень. Вот и делай что хочешь. - Сядь уже, егоза, и не мельтеши! У тебя что, шило в заднице? - буркнул Семен, избрав нечто среднее. - Дам, но попозже. Посиди пока, покури. А лучше давай я у тебя интервью возьму. Согласен? Военкор коротко хохотнул. - Ну, у меня пока что нет, а вот у моего приятеля было такое. Минометный снаряд сзади него разорвался, осколков обеими булками понахватал. Месяц вытаскивали, один остался, не достали. Теперь ему позывной на "Шило" поменяли. Командир отряда хрюкнул от смеха, потом, не сдержавшись, вовсю захохотал. Отсмеявшись, он ответил: - Мда уж, потешил, потешил! Так как, будешь мне интервью давать? - Почему нет? - улыбнулся журналист и сел рядом. - Такое в моей практике впервые. Интересный опыт будет. - Во-во! Тебе сколько лет, Москвич? - командир назвал военкора позывным, не стал по имени, хотя прекрасно знал как его зовут. - Двадцать три... Будет через три месяца. - помедлив, ответил парень. - А что? - А то! Ты вот мне скажи, Москвич, ты же, прости за тавтологию, москвич, с хорошей работой в приличном издании, молодой парень. Тебе бы в клубах с девчонками обжиматься и текилу с друзьями пить. Прожигать молодость вовсю, так сказать. А ты тут. Не понимаю. Ладно мы, старые пердуны, мы уже все повидали, нам нечего терять. А ты? Журналист резко переменился в лице, скрипнул зубами. На его физиономии отразилась самая настоящая ярость. Но он, сдержавшись, ответил, шипя от негодования: - Я - не все! Ненавижу эту московскую мажорскую мразь, сборище педиков и проституток! Если бы я тебя не уважал, Пионер, я бы точно сейчас врезал тебе. - от злости военкор впервые назвал командира отряда позывным и на "ты". - Им вообще по хрену, что у нас тут творится - война, не война! Лишь бы за границу съездить, колесами закинуться, дури покурить, дорогим коктейлем запить, да шлюх потрепать! Ну да еще шмоток дорогих прикупить, что дороже моей камеры! "Оттянуться" это у нас называется, "потусить". Уж от кого, а от тебя, Пионер, я не ожидал такого вопроса. Ты же ветеран Афгана, у тебя вся грудь в наградах! Ты еще красному знамени присягал! Неужто тебе за державу не обидно? Пионер, слегка опешив от такого яростного напора молодого журналиста, даже подался назад. Впрочем, справившись с первичным ошеломлением, он, вздохнув, ответил: - Обидно, Москвич, обидно. И за державу, и за знамя красное. Не смогли мы тогда выстоять. Наши отцы выиграли Великую Отечественную, а мы проиграли Холодную, и теперь в долгу перед вашим поколением, в большом неоплатном долгу. Это мы позволили, чтобы вас лишили всего, что завоевали ваши деды и что построили мы. И теперь мы искупаем свой долг перед державой, искупаем кровью. Вот только нужна ли вам империя, Москвич, нужна ли вам держава? Мы стары, мы скоро уйдем. А твоих ровесников послушать - так лучше бы прогнуться России под цивилизованный мир, как по им. И доллар будет дешевый, и айфоны с макбуками каждому, и безвизовый режим с Европой - езди, не хочу. Вот и скажи мне, Москвич, нужна ли ТВОЕМУ поколению победа? Нужна ли ТВОЕМУ поколению великая держава? Кому она вообще нужна? Москвич, скривившись, задумался. Замолчал и Пионер. Даже словоохотливые сербы притихли. На несколько мгновений во дворике установилась тишина. Тишину прервала скрипнувшая дверь подъезда пятиэтажки, из которой выглянула и осторожно вышла молодая девушка. Вернее, не девушка - уже мать, судя по тому, что она что-то ласково выговаривала маленькой девочке лет четырех в синем, слегка запыленном комбинезоне, держа ее за руку. Девочка внимательно слушала, а потом, вырвавшись, вдруг со всей возможной для своего возраста скоростью побежала к бойцам. Замерев напротив Семена и военкора, она своими ясными синими глазами уставилась на них и по-детски наивно, но с надеждой спросила: - Дяденьки, а вы наши? Военкор расплылся в улыбке, за ним хмыкнул и заулыбался командир группы. Усмехнувшись, Семен ответил ей: - Да, мы наши. Свои. Девочка, восторженно глядя на него, заявила: - А у меня папа тоже военный. Он с фашистами воюет. И дедушка с фашистами воюет. А до него прадедушка с фашистами воевал. Только папа с дедушкой далеко, им тут нельзя быть. Дядя, а когда вы всех фашистов прогоните и войну выиграете? Семен резко помрачнел, хотел что-то проронить, но вместо него ответил Москвич: - Совсем скоро. Обещаем. - кашлянув, он добавил. - Мы сегодня их отсюда прогнали, завтра дальше прогоним, а потом и вообще до самого их логова гнать будем. И папа с дедушкой твои вернутся, и будете вы жить счастливо. Ничего не бойтесь, мы вас защитим. Корреспондент сунул руку в карман, зашелестел пакетом и извлек оттуда пару сушек, которые и сунул девочке. Погладив ее по голове, он, еще раз ободряюще улыбнувшись, сказал: - Ну все, беги. Мама уж беспокоится. Девочка тоже радостно улыбнулась, тут же сунула одну из сушек в рот и побежала к уже успевшей встревожиться матери, с радостным визгом прыгнув ей на руки. - Гражданочка! - крикнул Дед женщине, приставив руку рупором к рту. - Сообщите соседям, сейчас гуманитарная колонна подойдет! Если не будет бомбежки, выходите за едой! Магазины сейчас все равно закрыты, если вы туда - не стоит! С часу на час город начнут обстреливать! - Спасибо! - крикнула женщина в ответ, продолжая удерживать дочку на руках. - Мы тогда пойдем, я сообщу всем в доме. Дверь подъезда скрипнула снова, мать и дочь скрылись за ней. Корреспондент, хмыкнув, повернулся к командиру группы и сказал: - Вот, Семен Андреевич, кому нужна держава. Им она нужна. Этой молодой маме, этой девочке, их папе, что сейчас рубится вовсю где-то тоже на фронте. Потому что будет держава - не будет ни войны, ни голода. Потому я здесь, а не в Москве, в ночном клубе. Семен, согласно кивнув, потянул из пачки очередную сигарету.