***
- Если хоть у одного из вас была камера, или что-то ещё, способное фиксировать изображение!.. – предостерегающе прошипела женщина, прикрывая одной рукой грудь, а второй – лобок. Фраза осталась недосказанной, но трое стажёров нервно сглотнули, а один даже отвёл назад руки с какой-то коробочкой и начал с ней что-то судорожно делать. - Надеюсь, глаза мне вырывать не придётся? – вяло подколол Пофигист. - Если опоздаю – лично вытащу! – клацнула зубами Хоно, пятясь прочь от ЭССЭшников. С каждым шагом её кожа становилась всё более и более светлой, пока не начала слабо-слабо светиться изнутри. Волосы тоже менялись. Шаг, и пряди из почти коричневых, едва подёрнутых «ржавчиной», стали насыщенно красными, почти бордовыми. Шаг, и стали преобладать огненно-рыжие тона, да и длина изменилась – буквально секунду назад волосы едва доходили до плеч, а теперь уже опускались ниже лопаток. Шаг, и они доставали бы уже до поясницы, если бы не начинали широкими прядями вздёргиваться на краткий миг вверх, словно пытаясь взлететь, но почти сразу падая. Да и были они теперь светло-жёлтыми, почти как выцветшая солома. Шаг… И над головой Хоно метался факел пронзительного, почти белого цвета. На её фигуру было уже больно смотреть – глаза начинали слезиться. - Рагэ! Держись! – женщина, перестав прикрываться, резко присела, подпрыгнула… И огненным копьём улетела куда-то ввысь, оглушив ЭССЭшников хлопком от преодоления звукового барьера. Несколько секунд висела звенящая тишина. Наконец, один из стажёров робко кашлянул: - Гхэм… А то, что мы сейчас делаем… В смысле, собираемся – оно вообще, ну… Законно? Пофигист усмехнулся, но так и продолжил молча смотреть в ту сторону, куда умчался ослепительный огненный росчерк. Молчание затягивалось. Стажёры начали перешёптываться между собой, но тут их прервал всё же прозвучавший ответ: - С бюрократическо-формальной точки зрения – может, и нет. С морально-разумной – вполне себе да. - Это как? – новички были явно сбиты с толку. - Нам, конечно, запрещается вступать в «индивидуально-личностные отношения с поднадзорными», но, с другой стороны, Гончие – вполне себе «представители иных силовых и регулирующих структур внутри Гильдии», которым мы «обязаны оказывать содействие, если это не противоречит», ну и далее по Кодексу. А Курагэ, известная также как Медуза гор ГОноа, является единственной Гончей, способной совмещать обязанности Глаза и Клыка. По крайней мере, других мне не известно. Так что сотрудник (если не сказать «экземпляр») она, что называется, ценный. - А с морально-разумной? - А с морально-разумной, во-первых, мне будет как-то спокойнее, если это я буду наведываться к ней собственной тушкой и в рабочее время (забудем о ненормированном графике), а не она ко мне – призраком и в ночных кошмарах (и тут ещё вопрос, что хуже, по графику, или без него). И хорошо, если только в них. Опять же, чертей жалко – нас потом всякие там «общества защиты общества от животных» замучают. - А во-вторых? - А во-вторых, у кого там не закрыта отработка по перемещению «вещ.доков»? – слегка кровожадно усмехнулся Пофигист, оборачиваясь на стажёров и глядя на них в упор.***
- Никто не знает, куда делись все салфет… киии… И-гииих… – Конан озадаченно присвистнула, заглянув в крохотный закуток, служивший местом для перекуса (на кухню это не тянуло ну никак). – Похоже, в моём полку прибыло… Брюнет, ничего не ответив, продолжал сидеть ко входу неестественно прямой спиной и пялиться перед собою стеклянным взглядом. Руки почти механически, и словно бы без прямого сигнала от мозга, взяли очередную салфетку и начали складывать-отгибать её со скоростью промышленного станка. - И давно мы оригами увлекаемся? – синеволосая женщина задумчиво рассматривала наваленную на столе горку из миниатюрных бумажных журавликов. Вместо ответа Саске, всё также изображая слепца с остановившимся взором, резким коротким выдохом надул очередную «птичку» и, не глядя, положил её на горку. Та не выдержала и начала стремительно расползаться, осыпая пол необычным «снегом». Но, словно не замечая всего этого, руки уже мяли новую бумажку. Конан в недоумении привалилась плечом к стене и решила понаблюдать ещё немного. Безмолвное наблюдение оказалось недолгим. Но вовсе не из-за перемен в настроении Саске. - Тэкс… Сорок пять минут! Братец! Я себе уже третью бутылку проспорил! Будешь продолжать в том же духе – сопьюсь! Учиха младший продолжал бездумно штамповать журавликов. Синеволосая куноичи посмотрела на подошедшего Итачи. Тот не был хмурым. Скорее даже наоборот. Его явно забавляла реакция Саске, вернее, отсутствие таковой на внешние раздражители. - Я смотрю, в полку полуночников прибыло? – обладатель Мангёкю приветливо кивнул бывшей «коллеге» по Акатцуки. - Он тут что, все эти сорок пять минут салфетки терзает? – хмыкнула Конан. Уже вновь возникшая горка опять не выдержала, и ещё часть журавликов осыпалась на пол. Дзынь… дзынь… дз-з-з-з-з-зс-с…. - Ой! – глаза куноичи невольно расширились. Она нагнулась и подобрала упавшую птичку. – Это, гхэм, что, простите? – она протянула Итачи свой «трофей». - Это в какой-то момент у него под рукой салфетки кончились, и он на автомате за жестяной поднос под чайник взялся, – отмахнулся Итачи. – Эге-гей, братик! Фью-тю-тю-тю-тю! Тут к тебе пришли! Встал бы, что ли, в присутствии дамы. - Она меня ненавидит… – Саске неожиданно отозвался. Но как-то глухо, монотонно, слегка сипло и безжизненно. Конан вопросительно выгнула бровь. Итачи, сложив руки на груди, лишь издевательски усмехнулся и дёрнул подбородком, мол, «сама посмотри». Помощница Нагато отлепилась от стены, вытянула шею и разглядела лежавший перед Саске на столе огрызок сосиски. - Эм… ну… я, конечно, предполагала, что вы, мужики, на еде зациклены, но чтоб настолько… - Да не! – усмехнулся бывший член Акатцуки. – У глупого маленького братика резко начался период полового созревания в депрессивной стадии. Его, видите ли, девушка отшила. Ну как, отшила? Сам, можно сказать, нарвался. Конан на несколько секунд нахмурила брови, анализируя. - Это которая, как её… Сакура, что ли? – от прозвучавшего имени Саске дёрнулся. - Ну, типа того… – хохотнул Итачи. - Странные вы, парни! – покачала головой Конан. – Если верить слухам, когда ты вырезал всех Учих, Саске и то в меньшем депресняке находился. Как вас понять можно?... - Ну! – невесело хекнул мастер по «художественному вырезанию». – Понять-то, как раз, очень даже можно! Тогда было всё проще. Укокошили всех родственников? Найди того, кто это сделал, и поступи с ним примерно аналогичным способом. Так сказать, конкретная проблема – конкретное решение. А тут… Проблема-то есть – девушка бросила. Но, решением-то – и не пахнет! – он цыкнул зубом. – Почему бросила? Это её собственная инициатива, или её что-то вынудило? Наконец, банальное «Именно бросила, или даже и не «подбирала» вовсе?» Даже задача-то толком не поставлена! – Итачи привалился к стене. – Опять же, самый простой способ «зеркального» ответа не работает. Ты ж её уже не бросишь, если она тебя бросила. (Может, тут у нас вообще дело в комплексе неполноценности, типа, как же так?! Девушка меня бросила, а не я её! Это же Я должен быть лидером по жизни! Это Я должен принимать решения о судьбе других, а не другие – о моей!) С каждым новым предложением глаза Конан всё увеличивались и увеличивались, и, когда Учиха закончил, уже больше напоминали два блюдца. На пару секунд повисло молчание. - И это вы называете «понять-то, как раз, можно»?! – наконец, выдавила она из себя. - Ну, по крайней мере, это понять реально, в отличии от ситуации «Я в этом платье смотрюсь, как чучелоо… Оно меня полнит, не подходит по стилю и цветууу… – Итачи весьма правдоподобно, хотя и утрированно, изобразил «душевные метаний» гламурной девочки, и тут же зачастил. – Но я его обязательно одену, ведь оно хоть как-то сочетается с сумочкой, подаренной Тору, которого недавно бросила моя «подруга» Ихвэ, и которая теперь безуспешно флиртует с Дэзом, который мне подарил когда-то ожерелье – оно, конечно, совершенно не идёт ни к сумке, ни к платью, но я его тоже обязательно одену! А вот от шпилек Фонта придётся отказаться – он вроде теперь с Атно дружит, которая спелась с Мацурой – сестрой Ихвэ»! – Итачи победоносно глянул на Конан. – Ну и как такое понимать? - Пфф! Тоже мне, «задачка»! – закатила глазки синеволосая. – Девушка просто хочет показать Ихвэ, что та – неудачница, а все обожатели этой самой Ихвэ потом увлекаются девушкой, но вот движения поклонников в «обратную сторону» – нет совершенно. Проще говоря, что Ихвэ всё лучшее только теряет, и это лучшее потом само попадает к девушке-героине, а от неё уже не отворачивается, а если отворачивается, то только недостойное её! Теперь элементы чайного сервиза корчили из себя глаза Итачи. Но долго в ступоре ему побыть не дали. - Она меня не поняла… – прозвучал всё тот же монотонно-унылый голос. – Я её теряю… Она… исчезает… - О! – закатил глаза Учиха. – Жизнь – говно, все люди – твари, солнце – долбанный фонарик! - У меня, кажется, есть идея… – в глазах Конан неожиданно зажглись нехорошие огоньки. Бывший Акатцуки приподнял бровь. В жесте гармонично сочетались удивление, заинтересованность и настороженность. А обладательница уникальных бумажных техник уже шагнула вперёд. - Хочешь помочь ей? – она уверенно положила руку на плечо брюнета. - Да! – в голосе появилось хотя бы какое-то подобие жизни, руки замерли, оставив журавлик готовым лишь на половину, голова едва заметно повернулась на чужой голос. - Раздевайся! - Э? – Итачи понял, что опасался не зря.***
- Хи-хи! Ходячая доска-напоминалка… – хихикнула Конан, изучая своё творение. - Так! Поближе-поближе, а то не влезете вместе! – Итачи подкрепил свои слова выразительным жестом обеих рук. – Ну, чего вы, как не родные? - Так мы, как бы, и в самом деле не родные… – хмыкнула синеволосая, однако встала рядом с Саске, параллельно роясь в своём кармане. - А мне вообще объяснят, на кой ляд вы меня обклеили этими стикерами? Ну, ладно, на одежду. Но на тело-то зачем, да ещё и под рубашкой?! Они ж чешутся, заразы! – краем глаза он заметил, как помощница Нагато достала какую-то небольшую книжицу. - Сейчас узнаешь! – кровожадно усмехнулся Итачи. – Цикуёми! - Э-э-э! – занервничал Саске, стремительно погружаясь в иллюзорный мир. – Что за идиотские шуточки?! – фигура брата исчезла из поля зрения, а вот Конан почему-то осталась и, похоже, никуда не торопилась. Более того, она вполне спокойно отошла на шаг в сторону и стала спокойно листать книжку. Саске бросил на чтиво короткий взгляд. Обложки почти не было видно под рукой женщины, но и того, что Учихе удалось разглядеть, вполне хватило, чтобы парня прошиб холодный пот. Подтверждая худшие опасения, словно бы со всех сторон раздался голос Итачи: - Следующие семьдесят два часа (а понадобится – так и подольше!) ты будешь… танцевать! Аматерацу! center>***</center> Уверенность и решительность. Их так часто путают! А ведь разница всё же есть. Уверенность – это отрицание всех вариантов, отличных от выбранного, или хотя бы отношение к ним, как к недостаточно точными. И не важно, в какие буераки тебя занесло сейчас, (даже если рядом вроде есть проторённая дорога). Важно, что там, впереди, долгожданная цель, а значит, раз ты её выбрал, то надо до неё дойти. Уверенность – это умение продолжить и закончить. Решительность же – это приверженность выбранному направлению. И не важно, какими будут повороты и виражи в отдалённых перспективах. Важно, что сейчас дорога – вполне по силам, а значит, раз ты её выбрал, то надо на неё вступить. Решительность – это умение выбрать и начать. Это две стороны одной медали, увы, порой почти неотличимые (и неотделимые) друг от друга. Но разница есть. Решительность – это длительные поиски врага и подбор оружия для поединка. Уверенность – это ощущение крови из его перерезанной глотки на своих руках, даже если все конечности у тебя переломаны. Но в то же время уверенность – это помилование осуждённого, раскаявшегося и желающего исправиться. Решительность же – широкий взмах топора палача, «раз уж приговор вынесен». Даже смена выбранного пути происходит по-разному. Путь для уверенности меняется изнутри, а путь для решительности, как правило – извне… Уверенность – это Узумаки Наруто. Решительность – это Учиха Саске. Бывший Учиха Саске. Привалившись спиной к дереву и повернувшись лицом на запад, юная девушка провожала мрак. Да, мрак. Ибо именно это состояние гнетущего отсутствия света лучше всего описывало её душевное состояние. Свет вносит ясность. Мрак же путает все карты. Мрак – это пустота. Как ей быть?! Нет, она любит его, но любит его прошлого. Да, у неё самой довольно взрывной характер, но перед ним она всегда робела. Да, он жестоко и больно отшил её тогда, покидая Коноху. Но она в некотором смысле понимала его. Он решил уйти один, и он так и сделал. А что происходит в последние несколько дней? Да что там дней? Часов! Саске рядом. Но это уже не-Саске. Это кто-то другой. Шут гороховый. Заноза, от которой не избавишься. Цепкий репей, начинающий колоться в самый неподходящий момент… И даже идиотский инцидент с надкушенной сосиской мог бы разрешиться иначе. Просто отправить последний кусок в рот. Молча или с высокомерным «отбери, если сможешь». Нет, конечно, он бы имел все шансы получить от Сакуры пендаль, но… Это было-бы правильнее в той обстановке. Может, и не правильнее, но в духе Саске. Нет, Сакура не хотела, чтобы ею помыкали, или чтобы её ломали через колено, но… Но ей хотелось бы, чтобы ей ставили рамки. Не обязательно всегда, но хотя бы изредка. По щеке невольно скользнула слеза. Ей мучительно больно хотелось наконец-то почувствовать себя девушкой. Беззащитной и беспомощной. Беззаботной и уступчивой. Слабой и нерешительной… Такой, которую надо оберегать. Такой, которую надо поддерживать. Такой, которую надо порой почти провокациями заставлять доказывать собственную значимость… Но при этом не унижать, а помогать обрести уверенность в себе. Но, увы и ах! Зачастую романтика дожидается нас лишь в старой книжной лавке, на полке с дешёвыми бульварными романами… Она добралась сюда, не разбирая пути. Ноги сами вынесли её из хитрой сети коридоров убежища во входную пещеру, а затем и за её пределы. У выхода она намеренно повернула в сторону, прочь от уже известной тропки. Через несколько сот метров (а, может, и всего через десяток шагов?) дорогу преградили камни. Она практически на автомате стала карабкаться вверх, случайно и не очень обдирая кожу на руках и коленях. Но ей было всё равно. Тело жило какими-то своими, почти животными инстинктами. Тело брало управление на себя, разыскивая укромную «нору», в которую можно забиться, давая отдых разуму. «Норой» стало довольно большое озеро, поросшее по берегам несколькими деревьями. Ближе и удобнее всего раскинулась – вот ведь ирония – сакура. Девушка села под свою «тёзку», привалилась к шершавой коре спиной, уставилась невидящим взглядом на запад, и стала провожать мрак…***
- Ну как, всё ещё чувствуешь себя идиотом? – ухмыльнулся Итачи, одновременно наблюдая за решительными жестами Конан, уже начавшей своё хитрое дзюцу. - С твоих слов, я им всё ещё являюсь, – дёрнул уголком рта Саске. - Нет, ну, не хочешь – не делай. Воля твоя, – старший брат явно издевался. - Нет уж, – парень передёрнул плечами. – Я решился на это, значит, надо хотя бы попробовать. И попробовать сейчас, иначе упустим время охоты! - Готовность ноль! – крикнула через плечо Конан, хмуря брови от навалившейся нагрузки. Как ни крути, а технике до автоматизма было далеко, так что требовалась повышенная концентрация. Лицо брюнета окаменело. Губы сжались в плотную линию, он уверенно шагнул на выручку синеволосой. - Не боишься, что что-нибудь пойдёт не так? – решил напоследок подковырнуть Итачи. - Что-то мне кажется, что тогда ты и напомнишь, и поправишь, – Саске бросил выразительный взгляд на связку кунаев и сюрикенов в руках брата. – Техника Ниндзюцу!***
Где-то далеко-далеко на востоке робко-робко затеплился горизонт. Это ещё даже не рассвет, а лишь предчувствие оного. Мрак начал едва заметно отступать на небосводе, но не в душе. Она прикрыла глаза, и из-под опускающихся век вновь скользнули две слезинки. По ту сторону закрытых век с почти неразличимым потрескиванием возник и тут же погас холодный свет. «Может, в глазах от недосыпа рябит?» Сакура потёрла глаза, слегка надавила на них. Новых вспышек не возникло. Она притянула колени к груди, обхватила их и уткнулась лбом в ноги. Несколько секунд единению с собой мешали только сверчки… Но потом послышалось лёгкое чирканье и шипенье, словно зажигали спичку. Где-то перед девушкой снова возник и потух огонёк. На этот раз тёплый. Красно-рыжий. «Странно. Рассвет же вроде бы только-только забрезжил… Это ещё даже не солнце – так, лёгкая полоса на горизонте... Да и то, с другой стороны…» Она отмахнулась от короткой вспышки, вновь погружаясь в пучину уныния. Однако настырный огонёк вернулся и начал перемещаться из стороны в сторону, словно бы вальсируя. Девушка нехотя оторвала голову от колен, разлепила глаза, и… Ахнула. Прямо перед нею порхала настоящая огненная бабочка. Крохотные крылышки трепетали в воздухе и казалось, что это маленький уголёк из костра парит прямо в воздухе. От ещё не скатившихся слёз изображение плыло и дробилось, будто чудесных огоньков здесь гораздо больше. Она нехотя протёрла глаза, и… застыла, боясь выдохнуть! Казалось, прямо из ниоткуда на берегу озера то тут, то там возникали крохотные живые язычки пламени. Россыпь угольков внезапно возникала на камне у воды, тут же исчезала, а через секунду мерцали уже ветви сосны, миг – и не обжигающим пламенем объята ива, склонившаяся над зеркалом озера… «Я… Сплю, наверное!» Огненные цветы мигнули, сжались в комки и снялись со своих мест уже бабочками, стремительно соединившимися в мерцающие стайки, которые закружились над водной гладью. «Если это сон, то я не хочу просыпаться…» – Сакура вновь откинулась спиной на ствол дерева. Стайки соединялись и разлетались. В этом вроде бы хаотичном движении всё мерещился некий тонкий, почти незаметный расчёт. Словно каждая бабочка знает своё место и стремится его занять. Вот только общий рисунок пока никак не разглядеть… Наконец, когда уже почти начала проглядываться вязь хитрого узора, все бабочки резко, почти рывком, сорвались в общий штопор – мерцающая мозаика соединилась в огненное торнадо, словно бы стягивающееся к собственному основанию – там уже образовалось светящееся утолщение. Странная конструкция взмыла в небо, всё сильнее и сильнее сжимаясь в сверкающий золотом шар, и направляясь в сторону Сакуры. Но страха у девушки не было. Словно заворожённая, она следила за невиданным зрелищем. Наконец, шар завис прямо над сакурой, под которым сидела Харуно. Прямо в движении он плавным переливом сменил цвет с золотого на серебристо-перламутровый, на краткий миг словно бы слился с уже бледнеющим диском луны, и… Взорвался изнутри, осыпая всё вокруг мерцающим… снегом. Да-да! Это были уже не бабочки, а огромные пушистые хлопья снега. Не веря собственным глазах, девушка подняла руки и уставилась на них, словно видя впервые в жизни. Но небывалые хлопья никуда не делись, по-прежнему укутывая девушку толстым уютным пледом и украшая дерево волшебными мерцающими гирляндами. Сказка продолжалась… Легчайшее дуновение ветра, и перламутровое сиянье с готовностью сорвалось с места, налету вновь меняя цвет – теперь на кроваво-алый и рассыпаясь… ворохом осенних листьев! Они опять закружились в своём причудливом танце, сплетаясь гирляндами, и вновь рассыпаясь на тонкие нити. Вереницы листьев всё разлетались и разлетались. Но в тот самый момент, когда казалось, что они окончательно исчезнут, оставшись лишь сладким наваждением в памяти… Поклон. Да. Это был именно поклон… Прямо на глазах гирлянды осенних листьев обратились тонкими алыми нитями, очертившими прямо на небе пятиметровый мужской силуэт. В нём было что-то знакомое, но, увы, лица не было видно из-за учтивого наклона головы. Знакомый незнакомец замер в не лишённом элегантности низком поклоне, словно прося у дамы разрешения на танец. Его рука тянулась словно бы к самой Сакуре. Казалось, ещё миг, и его палец коснётся её груди. Сердце девушки неожиданно затрепетало. Она потянулась навстречу силуэту… Но в тот самый момент, когда они почти дотронулись друг до друга, его кисть, чуть развёрнутая в приглашающем жесте, коснулась воды, и алые нити стали волною блекнуть, становясь иссиня белыми. Фигура отшатнулась, словно испугавшись не то близости девушки, не то касания воды, а в следующее мгновение перламутровые нити словно бы взорвались изнутри, наполнив силуэт ветвистыми молниями электрических разрядов, только совершенно бесшумных. Но, увы, лица вновь было не разобрать – с востока неторопливо, но и совершенно неотвратимо накатывала волна предрассветного марева, медленно, но верно убивая сказку огня и света. Фигура, словно чувствуя это, крутанулась на месте – слишком медленно для боевого разворота, и слишком быстро для вальсового кружения. Парень обхватил себя за плечи, ладони заскользили вниз, к локтям и ещё ниже, к кистям, а руки в то же время начали подниматься вверх. Ноги уже сами собой замерли в атакующей позиции, и тут же расцепившиеся над головой и по дуге опустившиеся руки завершили открытую стойку. Дальняя, левая рука на миг переместилась вверх и вперёд, к правому плечу, словно ставя блок, и тут же дёрнулась назад… срывая рукав с правой руки! Кусок «ткани» отлетел прочь, на глазах обращаясь клочьями утреннего тумана. И было непонятно, чего в движении больше – лаконичного боевого движения, словно фигура избавлялась от загоревшейся части одежды, – или неудержимой, яростной страсти. Но танец (или сражение?) с невидимым противником продолжался – фигура резко переместилась вбок и присела, складывая руки над головой в крестообразном защитном жесте. Рывок. И левая рука оголена ниже локтя. Контратака прямым ударом в пах, круговая подсечка, шаг вперёд, удар согнутой ногой и руками одновременно – словно голову противника схватили и разбили её о колено – и одна штанина укорачивается до шорт. Уход назад резким отскоком, переходящим в низкую стойку с выставленной вперёд правой ногой. Руки на секунду метнулись назад, словно к невидимому подсумку за спиной, и тут же широкий взмах, словно посылающий смертоносные сюрикены. Мощный рывок вперёд и вверх, переходящий в сокрушительный удар левой ногой… А правая штанина уже почти целиком сползает на щиколотку – сквозь рваные края ещё оставшейся на месте ткани уже почти видно нижнее бельё. Шаг назад, словно короткое отступление, и высокий сдерживающий мах ног – для полноценного удара слишком мало направленной силы, но обрывок штанины улетает прочь, исчезая во всё светлеющем и светлеющем небе. Стойка уже оборонительная. Правая рука не то отбивает кунаем летящие сюрикены, не то просто блокирует чужие удары. Враг метит всё ниже и ниже, и с каждым новым блоком рывком отлетает прочь очередная пуговица. Под напором ветра и азарта сражения ткань трепещет, короткими вспышками обнажая полосу сильного тела. В какой-то момент Сакура поймала себя на мысли, что уже не столько наблюдает за боем, анализируя его, сколько просто наслаждается зрелищем. По-своему красивым и уже почти возбуждающим зрелищем. А незнакомец отступает всё дальше – невидимый враг слишком силён. Или это всё – просто ловушка?! Обе руки молниеносно скрываются за головой и резко вырываются вверх и вперёд – словно из небытия выхватывая короткий, пронзительно белый клинок и выставляя его перед собой… А две половины рубашки уже болтаются клочьями поверх пояса. Сильные мышцы груди, торса и рук грациозно играют под кожей при каждом движении. Но утренний свет всё более и более безжалостен – теперь уже и плечи скорее угадываются, чем видны. И снова серия блоков и моментальных контратак, но, увы, силы всё ещё не равны – в очередной раз меч замирает клинком вниз, и неведомая сила буквально вдавливает его тыльной, тупой стороной в тело незнакомца. И кровь стынет в жилах, а сердце забывает сделать удар – невыносимо хочется помочь бойцу, но страшно даже пошелохнуться, чтобы не разрушить наваждение. А свет нарастает всё стремительнее и стремительнее – теперь уже и локти едва различимы. Но белый клинок продолжает сопротивляться – и напору нового дня, и напору неведомого противника, хотя дела, увы, уже совсем плохи – самый кончик практически упирается в тело бойца. Он, кажется, напрягает все силы, но этого мало. Будто объединяя свою мощь со всё наступающим и наступающим рассветом, невидимый противник буквально стирает линии выше пупка и вдавливает клинок в тело собственного хозяина – но в последний миг всё же удаётся смягчить удар, и лезвие вгрызается в кожу ремня, а не человека. Словно бы слышится яростный, почти отчаянный крик…. И клинок смертоносной змеёю срывается вперёд, рассекая несчастный пояс… И вся картинка пропадает – быть может, боец погиб, а, может, это просто восходящее светило окончательно стирает образ? Лишь две половины истрёпанной рубашки чуть замедленно, словно исполняя трагический вальс смерти, кружась, опадают на водную гладь белым покровом. Или это всего лишь утренний туман? Но вдруг на этом ровном зеркале вспыхивают крохотные жаркие огоньки. Они стремительно, словно бы из последних сил, несутся друг к другу, и складываются в два символа, от которых больно и в то же время сладко колет сердце. Символ Учих и символ Харуно. Веер и цветок. Они несутся друг к другу, словно пытаясь слиться и образовать новый символ, но утреннее солнце, набирающее силы с каждым мгновением, безжалостно затмевает их своим сия… - ААААААААААААТЬ! – огненная комета на полном ходу врезалась в озеро, подняв тучу брызг и накрыв всё вокруг густым паром. Вместе с почти непроглядно белёсой мутью на озеро накатила… тьма – словно солнце решило вновь скрыться за горизонтом. Громкий хлопок… И сквозь зловещее шипение стремительно испаряющейся воды откуда-то слышится невнятное «какого чёрта», произнесённое вроде бы и мужским и женским голосами. - Ка-а-а-айф! – а это уже звучит явно с озера. Отойдя от шока, Харуно вскочила на ноги и метнулась к водоёму. Бывшему. Каменная чаша была практически пуста – лишь в глубоких ложбинках, да у самого края ещё парили несколько больших луж, а откуда-то из центра доносились стоны. Девушка не раздумывая шагнула на гальку – долг медика звал вперёд. Идти было неудобно из-за густого пара, но душераздирающее, почти умирающее дыхание давало более чем чёткое направление. Наконец, на отшлифованной водой и расколотой уже сошедшим жаром гальке распласталась… - Хоноохи-сама? – вырвалось у Сакуры, хотя ей с трудом удалось увязать новую знакомую и тело, покрытое жуткими ожогами. В воздухе начинал витать мерзкий запах горелой плоти. - Мы ЭС… Ать! – хозяин голоса, прозвучавшего почти над самым ухом Харуно, был отправлен в непродолжительный полёт одним коротким ударом, совершённым, правда, в слепую. - Я ж тебе говорила, это традиция! – прозвучал ещё один голос, правда, шёпотом. – А всегда именно его надо би… - Бить надо того, кто забывает включать мозг! – оборвал голос постарше. – Эх! Спалились, идиоты, а мне теперь расхлёбывай! - Пофигии-хиист-х! – умирающим голосом прозвучала Хоно. – Вещи где, скот-хина? Сакура не понимала, что происходит. Густой пар от испарившейся воды начинал потихоньку таять, но что-либо различить сквозь него было ещё слишком сложно. - На мне были «ярлык» и рация, как наиболее ценное, – вновь прозвучал голос «Пофигиста». – А остальные – ну-ка отчитались! - Эм…Уу меня была одежда… – прозвучал голос девушки. – Немного ткань перекосило… - Ладно, четвёрочка, – великодушно решил «Пофигист». – Дальше! - У-у меня личные вещи… Несколько кунаев покорёжило до состояния сюрикенов… - Ну ладно, на троечку сгодится. И… - Эм… – послышался голос «Мы ЭС…» и тихий-тихий свист. – А у меня – «батаре…» - Идиот! Кол! Швыряй вверх! Остальные – ложись! – гаркнул Старший, и Сакура почему-то предпочла выполнить команду. Громыхнуло. Остатки клубов пара разметало во все стороны. На гальке обнаружились четыре фигуры в зеркальных плащах и зеркальных же масках. - Мало вас в школе лупили! – самая высокая фигура встала, отряхивая колени и вполне осмысленно глянула на Сакура. - Девочка! Мой совет – считай, что мы тебе привиделись… – и, глянув по сторонам, гаркнул уже в приказном тоне. – Молодёжь – за мной! – и растаял в воздухе. Остальные три зеркальные фигуры растворились несколькими секундами позже. - Ур-хо-о-о-од! Сш-ашш! – простонала Хоно, поворачивая обгоревшую голову в ту сторону, где только что находились ЭССЭшники. – «Батарею» – не прощу! - Лучше «ярлык» и рацию проверь! – раздалось из ниоткуда. - Хоноохи-сама! Как вы?! – Сакура, оправившись от шока, метнулась к женщине. Та выглядела всё ещё жутко, но запах горелого мяса и кожи почему-то стал слабее. - Скотиииина! – простонала пострадавшая. – Испепелю и по ветру РАЗВЕЮЮ!!! – на последних словах она оказалась вся объята пламенем, и Харуно в ужасе отступила на шаг назад. Как на зло, под руками не было даже банальной ткани, а сбивать пламя катанием по расколотым камням не рекомендуется и людям в куда как более хорошем состоянии. Но только-только девушка стащила с себя футболку, собираясь сбить огонь хотя бы ею, как пламя опало само, и… - К-как такое возможно?! – опешившая девушка так и замерла с одеждой в руке. Да, на Хоно всё ещё были множественные ожоги, особенно почему-то в районе тенкецу, но в остальном кожа была почти целой. Да что там кожа! На голове красовались волосы! - Зара-ай! – она, всё ещё лёжа на спине, приподняла руку и дотронулась до края ожога. – ЭССЭшники, мать вашу! Если уж всё равно вмешались, то почему не сразу?! Ну или хотя бы раньше! – женщина рывком села, и со злобным шипением встала. - Э-это… Неправильно! Т-так не бывает! – всё ещё отказывалась верить своим глазам Харуно. – Вам срочно нужна помощь! Не вставайте! - Унгх! – Хоно перевела на куноичи тяжёлый взгляд жёлтых гляз. – Детка, помощь нужна сейчас не мне, а Рагэ. Причём срочно! Так что лучше не мешайся под ногами! Если настолько сильно приспичит – дам тебе потом утыкать меня датчиками-градусниками и притирками-горчичниками по самое не балуйся! А сейчас – Только Рагэ! – она решительно шагнула вперёд к горке одежды. - Какого тут происходит?! – на краю озера появились три фигуры. Синеволосая и два брюнета. - О-ля-ля! – присвистнул тот, что повыше. – Это чем это вы тут вдвоём такие полуодетые зани… Эй! – огненный шар лопнул буквально у него перед носом. Скорее предупреждение, чем реальная попытка навредить. - Тебе не светит! – Хоно быстро натянула на себя только нижнее бельё. Одевать остальное было некогда, да и лишний раз тревожить ожоги не хотелось. – Ни то, что было, ни то, что тебе привиделось! – она наклонилась и подхватила маленькую коробочку рации и какую-то исписанную символами бумажку. – Сакура! Хотела помочь? Держи! – второй рукой она метнула девушке узел из одежды и личной мелочёвки и зашагала вперёд, явно не заботясь о дальнейшей судьбе своих вещей. Не подхвати Харуно «подачу» – наверное, и не заметила бы. А вот раскуроченный баллон «батареи» женщина подхватила сама и отдавать кому-либо явно не намеревалась. - Нет, я не поняла! – набросилась на желтоглазую синеволосая. – Это что сейчас такое бы… Э-э-э! – Хоно резко остановилась на месте. На голове вместо причёски вновь плясали языки пламени. Глаза светились изнутри демоническим светом, а вместо чёрного зрачка полыхали два алых уголька. - Ещё. Один. Вопрос. Не по делу. И ты сгоришь, – пламя дёрнулось вниз, опадая не плечи уже рыжими волосами. Женщина пошла вперёд тяжёлой поступью, заметно прихрамывая. - Да что вообще происходит-то?! – раздался уже у неё за спиной тихий шёпот синеволосой. - Кажется, Рагэ плохо… – это уже приглушённый голос Харуно. - Правильнее сказать «при смерти», – бросила через плечо желтоглазая. Сдерживать эмоции внутри было слишком трудно. Кажется, встрепенулись все четверо… Впрочем, какая ей сейчас разница?! Успеть бы спасти подругу!