Гром и молнии

      Тиба написала в субботу утором, сказав, что она не сможет поехать в клуб, так как появилась срочная работа в агентстве. Я и не в обиде. Конечно, я была бы не прочь развеяться после всей это заварушки с Маруямой, но и то, что я имею сейчас, тоже не плохо. Зато, Акаши выразил желание подготовить меня к сдачи экзаменов для перехода в 11 класс и я, даже не думая, ответила «Да». А потом, поняв, что именно я ляпнула, хотела самолично себя закопать. Кто же тянул такую редкостную дуру, как я, за язык? И вот сейчас я стою перед огромным особняком, с таким же огромным кованным забором. Куда я попала? У меня трясутся колени. Я впервые в таком большом доме. Я даже не знаю как сюда войти. А вот, видимо, вот эта странная штука, похожа на домофон и есть звонок. Я нажимаю на кнопку, и после весьма грубого «Вы к кому?», отвечаю:       — Я к Акаши Сейджуро.       Калитка, если огромные ворота можно так назвать, открываются. Мне страшно, но выбора у меня нет. Ни кто меня за язык не тянул. Ухоженный газон, помпезный фонтан, выложенная из камня дорога к главному входу. Даже снаружи мне кажется что дом вычурный. А каково там, внутри? Наверное ещё богаче чем снаружи. Около входа меня встречает седенький дворецкий со взглядом, наученного жизненным опытом, стервятника и сам Акаши-младший. На нём чёрные домашние брюки и такая же чёрная рубашка с расстёгнутыми верхними пуговицами. На шеи болтается кольцо на цепочки. Да ко всему прочему, рукава у рубашки закатаны до локтей. Он выглядел великолепно!       — Добро пожаловать в особняк семьи Акаши, — голос старичка не чем не хуже его взгляда. Жуть!       — Ты свободен, — голос Акаши пугает меня, едва ли, не сильнее, чем голос дворецкого. Как только мужчина исчезает я вздыхаю с облегчением. Акаши осматривает меня с головы до ног- оценивает. На мне чёрная рубашка и тёмно-синяя юбка клёш. Так меня заставил одеться брат, когда узнал куда я намылилась. Хозяин дома наконец-то выносит вердикт, — Хорошо выглядишь.       — Спасибо, — откуда это чёртова дрожь в голосе и приливающая к щекам кровь? Я разуваюсь и иду вслед за парнем. Мы поднимаемся на верх по лестнице, и не долго идём по коридору. Комната у него большая, почти как две с половиной моих. В шоколадных тонах. Кровать около стены, тумбочка, письменный стол с ноутбуком, огромный стеллаж с книгами и не менее большой шкаф, видимо, для одежды. А ещё огромный мягкий ковёр, мой маленький личный фетиш. И да, я была права, роскоши тут, хоть вагон грузи.       — С какими предметами у тебя проблемы? — ха, хороший вопрос, ничего не скажешь. Ответ «Со всеми» его устроит? Или всё-таки надо что-то конкретное. Хм, просто я пропустила тогда много, когда 2 месяца пролежала дома и в больницах. А потом перескок программ и всё стало куда хуже. Новая система образования, язык, который я хоть и знала, но не так хорошо, как хотелось бы.       — Ну пожалуй… Японский и Японская история. Немного с математикой. — а остальное было мелочи, ну ещё, пожалуй, английский. Но с этим я его напрягать не буду, сама как-нибудь справлюсь. Акаши коротко кивает и достаёт из нижнего ящичка письменного стола несколько учебников и тетрадок. И тогда начинается мой персональный Ад. Через полчаса голова просто гудела от моей не любимой японской грамматики и этих чёртовых кандзи! Ещё через час, в моей голове уже что-то начало появляться. Голова после полутора часа японского гудела, потому что если на первых двух японских я могла поиграть в телефон или послушать музыку, то тут пришлось вникать в суть этого ужасного языка. Акаши был настоящим тираном и демоном, ещё час, и я могла бы уснуть прямо на каком-то учебники не из школьной программы или даже мирно перекочевать на самого парня. Два с половиной часа, рехнутся можно. Наконец-то этот красноглазый садист говорит что на сегодня хватит. Предлагает пообедать у него, и я соглашаюсь- невероятно хочется кушать. Он зовёт того самого дворецкого и просит подать обед. Всё вокруг меня слишком дорогое, слишком… Всё слишком. И тот факт, что я сейчас нахожусь в комнате с парнем, у которого, по сути, есть девушка, меня напрягает. Девушка которая наверное в сотни раз лучше меня во всём. И я. Я не могла так поступить, хотя бы с собой. Я не хотела, чтобы была так же больно, когда я потеряла Олега. Ведь, если я влюблюсь в него, то когда придёт время делить его с той девушкой, я боюсь, что будет всё снова так же. Спасибо, но мне такое счастье не нужно.       — Как Ямагучи-сенсей узнал о Маруяме? — меня давно волновал этот вопрос и сейчас я решила всё выяснить. А сколько ему вообще? Ему явно меньше двадцати пяти. Лет двадцать, наверное. Но чтобы быть такой хорошей ищейкой, в таком то возрасте?! Немыслимо!       — Я тебе уже говорил, это его работа.       — Спасать жизни людей? — звучит как-то наивно, но Акаши только ухмыляется и кивает. Где же он работает? Ведь, не у всех полицейских будет такое оружие, какое было у него, — А сколько ему? Он выглядит молодо.       — Двадцать два, если мне не изменяет память, — он перебирает пальцами кольцо на шеи и звенья цепочки. Оно не выглядело мужским, серебряное с геометрическими узорами. Красивое. Тот, кто подарил ему это, знает толк в украшениях. А этот парень действительно молодой. Видимо, он работает в какой-то престижной фирме, судя по тому, что я успела заметить, ему платят очень хорошие деньги. Конечно, меня мало волнуют чужие деньги, меня больше волнует вопрос: кто он вообще такой? — Не стоит заморачиваться с этим.       Он что, мои мысли читает? Хотя скорее у меня всё было написано на лице. Эх, ноги затекли. Мы вообще последние минут 15 находились в весьма забавных положениях. Он сидел на стуле закину ногу на ногу, одной рукой он обнимая себя за талию, другой мучил кольцо на шеи, а я сидела напротив него, но уже на полу, утопая в мягком ворсе ковра. Такие ковры всегда были моей слабостью, а после прочтения некоторых книг, они стали ещё и полем фантазий не очень приличного и цензурного содержания. Я начинаю подниматься на ноги и в глазах резко темнеет, со мной часто такое было, но это так не вовремя. Я начинаю падать спиной назад, и слышу как стул ударяется спинкой о стол, и как меня подхватывают сильные руки в нескольких сантиметрах от поверхности ковра. Это было неожиданно и даже, немного, смущает. Такое странное положение, да ещё на моём фетишистском ковре. Ещё бы мгновение и наши бы губы соприкоснулись, но в комнату постучал дворецкий, объявив, что обед подан.       — Чёрт, — слышать нечто такое от Акаши, большая редкость. Я ещё не слышала чтобы он хоть как-то выражался. Неужели ты можешь быть и таким? Акаши Сейджуро, ты полон загадок, и я не против разгадать их все.       — Ничего страшного, — полу-шепчу я, наши губы всего в нескольких сантиметрах друг от друга. И мне кажется, что ещё чуть-чуть и они сольются воедино. Ох, маленькая извращенка! Но я так и не поняла кто из нас первый двинулся с места, но через несколько секунд, его губы касались моих, как тогда в машине. Нежно и бережно. Это так странно. Так приятно. И одновременно ужасно страшно. Я боялась не Акаши. Не его чувств. Боялась саму себя, боялась, что всё может повториться. Олег.       Через несколько долгих минут мы встаём. Обедаем, я собираюсь идти домой, как Акаши вызывается проводить. Я соглашаюсь, и пока я жду его в гостиной, ко мне подходит тот самый злой дворецкий, он меня пугает. Словно над тобой кружит хищник. Да, именно так.       — Тебе не место рядом с молодым Господином, — в пол тона шипит он, подобно змеи. Как говорил Рио, в самых херовых ситуациях коси под дурочку.       — О чём это Вы? — я стараюсь смотреть на него как на равного. Но кажется, это выглядит несколько жалко. Да плевать.       — Тебе не место рядом с молодым Господином, — вновь потеряет он. У него что, заело это? — Его место рядом с Госпожой Аоки. — меня это не задевает, я и без того это знаю. Я и не претендую на место рядом с ним, если его это конечно вообще волнует.       — Себастьян! — зло восклицает Акаши, когда видит этого зло дедка около меня. Он кланяется и извинившись уходит. — Что он тебе сказал?       — Сказал, что ты скоро придёшь, — я не собираюсь говорить ему правду. Видимо, он это видит и не выпытывает у меня ничего. Нас довозит машина, мы прощаемся и я иду домой, а он едет обратно. Эх, как же всё сложно.       Дом встречает меня радушной тишиной. Тишиной, которую так любил Олег. Я никогда его не понимала и не понимаю до сих пор. Что такого привлекательного в одиночестве и тишине? Мы часто ссорились именно из-за этого- я не понимала, почему ему так нравится сидеть дома, а он не понимал, почему я не могу посидеть дома вместо того, чтобы гулять. Мы были до одури разные и одновременно, такие похожие. Часто не понимали друг друга, но часто мыслили как один человек. Олег был упрямым, был тираном. Но всё это блекло на фоне того, как и на сколько сильно я его любила. В последнее время я стала слишком часто вспоминать его, не знаю с чего всё это началось. Может после того, как я познакомилась с Маруямой. Может, как только начал приближаться февраль. Я не знаю почему. Но, я больше чем уверенна, что это из-за того, что я безумно скучаю по нему. Моя затяжная депрессия длилась с февраля по май. Что было для меня несколько в новинку, для меня были характерны короткодневные депрессии, 1-2 дня, не более. Тогда я была словно живой скелет- огромные мешки под глазами от недосыпа или припадков истерики, синяки на сгибе локтя, из-за препаратов которые мне кололи. При своих 153 сантиметрах, я весила всего 30 килограмм. У меня был недовес на 13 килограмм, но это только по самым скромным подсчётам, потому что, как говорила мама, у меня были тяжелые кости, и к этим 13 килограммам стоило приписать ещё пару тройку килограмм веса костей. С моим сколиозом мой торчащий и кривой позвоночник выглядел ужасно, а два шрама на торчащих лопатках, пугали всех в женской раздевалки. Хотя, меня всё ровно не допускали до занятий, так как моё состояние оставляло желать лучшего. Именно тогда, я вспомнила слова Олега. которые он сказал когда его отправляли в реанимацию. «Живи и борись. Ради меня.»       Именно тогда я начала заниматься спортом, пить протеины. И к началу второго семестра меня было не узнать. Тощий скелет превратился в накаченную девушку с красивой фигурой, которая у меня была изначально, до смерти Олега. Многочисленные синяки исчезли. Я наконец-то начала следить за собой. И тогда появились завистницы, не каждый день в школе появляется полукровка, которая больше похожа на иностранку. Такие всегда привлекали парней в Японии. А я отшивала всех подряд, продолжая качаться, тренируя себя, как тренируют бодибилдеров перед соревнованиями. Так всё пришло в норму. Кроме одного пункта. Болезнь прогрессировала. Родители не знали, что со мной делать, в итоге отдали дорогому психологу, заплатив ещё и за молчание. К переезду в Киото всё нормализовалось. До тех пор, пока на меня не начались нападки. Даже сейчас, когда нападки почти прекратились при малейшем подозрении того, что будет припадок ярости, я начинаю пить нейролептики*. Теперь, это моя новая жизнь. В которую так беспардонно ворвался Акаши. Поступи я в другую школу, всё было бы иначе. Но это же я, Александра Щербатюк, которая вечно ищет неприятности на филейную часть.       Я беру баскетбольный мяч, иду на площадку, где впервые проиграла Акаши. Не знаю почему она мне так понравилась, но я решила пойти именно туда. Там было тихо и пусто. Не знаю почему, но я очень не любила играть сама с собой, когда кто-то ещё был на площадке. Возможно, это из-за моей боязни выступать на публике. Откуда взялся этот страх- я не знаю. Но я боялась сцены или просто маленькой компании до дрожи, в прямом смысле этого слова. И как не пародоксально -я играла и выступала, где только можно. Как так странно получалось, я не знаю. Я набиваю мяч стоя на месте, музыка из наушников совпадает с ритмом ударов мяча об покрытие. Я закрываю глаза. Удар. Наша игра с Ирой. Кроссовер под ногой. Знакомство с Олегом. Перевод обратно. Наш первый поцелуй. Переводы перед собой. Шрамы на лопатках. Я открываю глаза и сделав два шага кидаю мяч в кольцо. На удивление попадаю, подбираю мяч и начинаю набивать уже правой рукой. Я была правша, но набивать всегда начинала с левой руки. Смотрю на тонкие еле заметные полосы на запястье. Снова закрываю глаза. И почему-то вспоминаю машину Акаши и наш поцелуй, а потом его комнату сегодня. Так странно. Я снова кидаю мяч в кольцо, но на этот раз промахиваюсь.       — Не думал что встречу тебя здесь.       — Я тоже, — помяни чёрта, он явится. Я нагло улыбаюсь, быстро убирая руку за спину, — Уже соскучился?       — Всё может быть, — он подбирает мяч и кидает в кольцо. Как всегда идеален. Честно, я не понимала, как можно быть во всём идеальным. Учёба, спорт, манеры, уверена он наверное умеет играть на фортепьяно.       — Акаши, ты умеешь играть на фортепьяно?       — Да, — отвечает он как-то отрешенно, как будто это глупый вопрос, и это просто очевидно. Хотя, наверное и правда глупо, он ведь Акаши. Он из тех самых, кого принято называть «Голубая кровь». И Олег тоже играл. Мне нравилось как он играл. Он играл, а я смотрела, как его пальцы нажимают на клавиши. Завораживало и успокаивало.       — Может, сыграешь мне как-нибудь? — неожиданно для самой себя спрашиваю я, когда он стоит на против меня. Почему я так отчаянно пытаюсь спрятать руку. Но его руки почти что бережно берут меня выше локтя, заставляя убрать конечность из-за спины.       — Можешь не прятать, я видел, — сухо говорит он, но его рука плавно опускается на запястье, проводя, уж слишком нежно, по тонким линиям шрамов. Они не исчезнут никогда. У меня всегда были очень хрупкие запястья. После баскетбола болели невыносимо. И кожа была невероятно чувствительной и тонкой. Узелок вен проступал слишком явно, как и сухожилия, как у человека больного ВСД**.       — Осуждаешь меня? — но руки не одёргиваю, лишь стараюсь бороться с, почти забытым, тянущим чувством где-то внутри. Голову сносит напрочь, когда его губы мягко касаются запястья. Словно оголённый нерв, кожу в местах где он касался губами невыносимо жгло. Жгло не только кожу, горела изнутри я. И самое противное было осознавать, из-за чего. Я смаргиваю слезу. И ловлю губы Акаши своими. Он высокий, такой же как и Олег. Между нами больше 20 сантиметров. Акаши подхватывает меня под бёдра и вжимает спиной в холодные ограждения. В Японии не принято так вести себя в людных местах. Ему ли не знать. Почему я позволяю ему это? Ответ ведь так прост. Так невыносимо противен, и очевиден. Я сжимаю его волосы на затылке, притягивая его к себе, рука проводит по его рельефному телу сквозь тонкую ткань чёрной футболки. И он целует как никогда прежде. Рвано, напористо, словно оголодавший зверь. Такое забытое чувство, тянет там, изнутри.       Давай Акаши, сожги меня. Дотла.