брешь в доспехах твоей души

      Стояла глубокая ночь. Холодная, осенняя, одинокая. На небе мерцали звезды, показывая поздним наблюдателям свою обнаженную, не прикрытую суетностью дня, красоту. Ночью всегда все стает откровенней, ближе, честнее. Одинокий путник в дешевом баре может запросто рассказать свою историю первому встречному, кем бы он ни был. Барменом, продавцом, строителем, официантом, банкиром или девушкой легкого поведения. Можно говорить о чем угодно. Ночь хранит множество секретов.       Хитерфилд был одним из множества городов, которые живут своей жизнью, имеют свою стопку легенд и шкаф со скелетами. Стражницы были именно такой легендой и скелетом одновременно.       Время уже давно перевалило за полночь, а хранительница сердца Кондракара все еще сидела за столом, грызя ручку и решая примеры по математике. Алые локоны поблескивали в неярком свете настольной лампы. Посидев за столом еще немного, девушка закрыла тетради, выключила лампу и села на подоконник, подложив под себя небольшую подушку.       Последний год в школе выдался особенно напряженным: учителя не давали спуску перед экзаменами, работа стражниц не предполагала отпуска ближайшие 30 лет, а недавно еще появилась Нерисса со своими планами по захвату Вселенной. Сначала Мстители, теперь Рыцари Гибели с Шегоном во главе. Первые их стычки стражницы с позором проиграли. Еще не знали, что Рыцари питаются эмоциями. Отрицательными эмоциями и чувствами, которые поглотили тогда девчонок с головой. Боль, страх, отчаяние, гнев, ненависть. Со временем они разобрались в своих чувствах и эти проблемы исчезли. Почти у всех. Кроме нее, Вилл. Она ненавидела Шегона всей своей душой. Ненавидела за то, что вселился в Метта. Ненавидела себя за то, что ненавидит его и позволяет ему питаться ее чувством. Ненависть жила в ней отдельным чувством. Отдельно от всего: разума, сердца. И стоило где-то промелькнуть лишь упоминанию о Шегоне, она овладевала Вилл, словно куклой.       Девушка сидела на подоконнике и думала обо всем, что происходило сейчас в ее жизни. Когда стражницам немалыми усилиями удалось освободить Метта от влияния Шегона, Вилл отправила его подальше от этой войны. Она смогла убедить его, что беззаботная жизнь на другом конце страны сейчас лучше того, что могло бы у него быть. Вечная погоня, схватки, боль, переживания и ненависть. Ненависть, которую Он так любит. Он, для которого ее ненависть – сила. Он, кого ненавидеть так же просто, как и дышать. Он, кого ненавидеть – привычка. И нечто большее. Она не могла думать о нем без ненависти, за все, что он сделал. За то, что сделал с Меттом. Меттом, который ушел на второй план. За то, что заставлял себя ненавидеть. За то, что заставлял ускользать от него с позором после очередного боя. За то, что так неожиданно вторгся в ее жизнь ураганом, сметающим и путающим все на своем пути: мысли, чувства, поступки, эмоции.       Вилл уже давно забыла, что помимо ее ненависти к нему в мире есть что-то еще. Иногда ей казалось, что эта ненависть дает силы не только ему, но и ей самой. В очередной раз встречаясь в бою против Рыцарей Гибели, она брала на себя Эмбер и Гора или Тридарта , спихивая Шегона на девчонок. Она знала, что против него у нее не было шансов. Она могла сражаться сразу с троими. Но только не с ним. Ненависть ее поглотила.

Я ненавижу в тебе абсолютно все, Так почему я...

      Сейчас, сидя на подоконнике, она молча сжимала кулаки, ногтями впиваясь в бледную кожу и колотила ими стенку. Такое было уже не в первый раз. И не в последний. Она колотила стенку, разбивая костяшки в кровь, потому что в очередной раз замечала, что слишком много думает о нем. Потому что не могла выкинуть его из головы. Потому что…       Только боль помогала ей прийти в себя.       Еще незажившие ранки на руках снова открылись и начали кровоточить. Она прошла на кухню, открыла кран и подставила руки под струи холодной воды. Не включая света. Как будто так было тише. Незаметнее. Спокойнее. Кожу немного жгло, но это отрезвляло. Пальцы немели. За окном слышалась полицейская сирена. Она выключила кран. Стало тихо. Так тихо, что слышался стук ее сердца.       Взгляд скользнул по стене, освещенной уличными фонарями, свет от которых нашел себе лазейку в небольшом кухонном окне. На стене висел перекидной календарь. Взгляд остановился на пометке «Пицца с Дином». Уже завтра. Вернее, сегодня. Она устало усмехнулась, искренне надеясь, что мать не потащит ее на этот ужин, и пошла спать.       Она так устала, что без сил завалилась в кровать, даже не потрудившись натянуть на себя одеяло. Но сон не шел. Она думала. Она мечтала. Она засыпала. И ей казалось, что ее ненависть обращена не к Шегону, а только к себе самой, потому что она не могла признаться в своих чувствах к нему. Но это, конечно же, бред. Через пару часов она проснется и все снова встанет на свои места. Обязательно.