Водка, чипсы, две страны.

Но у Людвига дела шли ничуть не лучше. Начать стоило с того, что уже на подходе к двору России он понял всю тяжесть ситуации, потому что вокруг дома витала аура жаждущего свежей крови зверя. Германия почему-то вспомнил, что так и не составил завещание, хотя хотел это сделать ещё в конце Второй Мировой, но возвращаться домой не стал. Мужчина прекрасно понимал, что стоит ему развернуться, и более он сюда не вернётся. Открывая калитку, которая в тишине двора скрипела особенным предсмертным стоном, Людвиг чувствовал, что вероятность вернуться домой хотя бы живым, стремительно приближается к отметке «ноль», хотя ничего страшного он не видел. Заросли ромашки, огромные подсолнухи, виднеющиеся за домом грядки картошки и теплицы должны были создавать уют и приятную атмосферу, но страшное предчувствие, что откуда-нибудь сейчас выпрыгнет Нечто и разорвёт незваного гостя на части, не давало ему покоя. Всё с тем же предсмертным стоном заскрипели ступеньки, заставив задёргаться левый глаз Германии. «Никогда. Больше никогда не приду сюда, когда Иван зол. Никогда. Ни в жизни. Нет-нет-нет. Пусть кто-нибудь другой огребает, а только ноги моей здесь больше не будет! Ни-ког-да!!! — зарекался Людвиг. Дин-дон. Обычный звонок гулко раздался с той стороны двери, к которой через пару минут приблизились шаги, и Россия открыл дверь.  — Привет. Какими это ветрами ко мне занесло самого Германию? — улыбаясь, поинтересовался Иван таким тоном, словно обнаружил гостя не на пороге, а за выкорчёвыванием подсолнухов.  — Д-да так, — стараясь унять дрожь в коленях, отвечал тот заготовленной фразой, — мимо проходил да и подумал, а почему бы и не зайти поболтать? В конце концов, мы видимся только на собраниях, а там пообщаться по душам нет никакой возможности.  — Ну да, ты прав, — кивнул Россия. — Тогда проходи, поговорим. Пропустив гостя вперёд, Иван закрыл дверь, а Людвигу показалось, что его только что заперли в смертельной ловушке. Нетвёрдой походкой он шёл по тёмному коридору, и в неясных силуэтах ему чудились то части военных машин, то пушки и винтовки, то ящики со снарядами, а в особенно тёмном углу, Германия мог поклясться, разглядел артиллерийскую установку «Катюша». Тряхнув головой, мужчина перевёл взгляд на свет в конце туннеля коридора и постарался абстрагироваться от этих видений. Чистота. Девственная, ничем незапятнанная чистота царила в гостиной. Все предметы мебели, несмотря на то, что большая её часть была советских времён, выглядели как новые. Ни соринки, ни пылинки, ничего.  — Я тут слегка прибрался, — извиняющимся тоном сказал Россия, глядя на отвисшую челюсть Германии.  — Даже Япония не смог бы лучше, — хрипло ответил гость. Медленно проследовав к столу и аккуратно сев на стул, он стёр пот с лица и взглянул на хозяина дома.  — Так о чём ты хотел поговорить? Немного поколебавшись, Людвиг не смог выдержать жуткого взгляда фиолетовых глаз и решил не ходить вокруг да около:  — О твоей с Америкой ссоре.  — А-а-а, — протянул Иван и плавно переместился к дубовому шкафу с амбарным замком.  — Я не то чтобы настаивал, — Германия сразу дал задний ход, но было поздно. Дверь открылась, даже не скрипнув, и открыла взгляду гостя стройные ряды бутылок.  — Мы же просто поговорим, — подмигнул Россия и стал скоро и скромно накрывать на стол. Людвиг лишь неровно озирался и поглядывал то на окно, то на коридор. Первая — за встречу. Вторая — за мир во всём мире. Третья — за любовь. Хмель быстро ударил в голову и развязал языки, так что вскоре Россия и Германия трепались обо всём словно бабки-соседки.  — Они просто упёртые бар-р-раны, — говорил Иван об Англии и Франции, а Людвиг с энтузиазмом поддакивал…  — Он ведь опасен сам по себе, — жаловался Германия на Италию. — Ладно, если он случайно помрёт, вывалившись из окна. А если ввяжется в войну? Да он сведёт всех своих союзников в могилу быстрее, чем скажет слово «паста».  — Ты не, ик, прав, — покачал головой Россия. — Он хороший парень и вкусно готовит. Потом в комнату ввалился запыхавшийся Пруссия, который, оказывается, всё это время ждал, когда Иван придёт с ним окучивать картошку. Его попытки наорать на хмельного Россию ни к чему не привели, поэтому он плюнул на это дело, сбегал за третьей рюмкой и налил себе. Он ещё долго бубнил про то, что его не только разделили между странами, так ещё и столицу отдали «этому русскому», который «помыкает бедным-несчастным Гилбертом как хочет», но на него никто не обращал внимания. И вот, только через час, они заговорили на тему, ради которой Германия и пришёл. - Я, знаешь ли, многое могу стерпеть, — доверительным тоном начал Иван и вместе с Людвигом глянул на Гилберта, который залез на стол и распевал песни о величии самого себя, — но это уже перебор. Вот ты замечал, как он захватывает наши народы? - Неа, — помотал головой Германия.  — А я заметил. Мода, еда, фильмы и музыка, да вообще американский образ жизни всё более популярны в мировом обществе и вытесняют коренные традиции. Ты меня понимаешь?  — Понимаю, — кивнул гость.  — А теперь он и к Украине лезет, — продолжал убиваться хозяин дома, — а подобное недопустимо! Если он не будет лезть в мою семью, я сделаю вид, что ничего не было. А иначе, — он сделал страшное лицо, и Людвиг икнул. — Ты же мне поможешь, если что?  — Конечно! — без раздумий согласился Германия.

***

Домой Людвиг вернулся поздно. Точнее, рано утром. Ввалившись в дом, он попутно повалил вешалку и, не разуваясь, поплёлся к кровати. Бухнувшись на неё, он лениво натянул одеяло. И лишь за несколько мгновений до того, как провалиться в тёплые объятия сна, Германия подумал, что сделал что-то не так. Но что? ..