Кровью едины

10 декабря 1978 года       Двери поддались легко, словно их и не защищал плотный барьер заклинаний. Взмах волшебной палочки, и крепкая древесина — всего лишь кучка щепок. Незваный гость прошёл в гостиную. Он нетороплив. Зачем суетиться, если исход сегодняшней встречи заранее предрешён?       В комнате пусто и темно. Ночной свет почти не проникает в дом сквозь плотные занавески. Чувствуется запах догорающего камина. Угли едва тлеют, значит никто не успел сбежать. Конечно, ведь нет ни единого шанса. Гость пришёл в этот дом сам. Он не послал слуг, не притащил силой в своё логово, сам посетил это место, чтобы получить желаемое, а потом убить.       Взмах палочкой. Нет, никакой магии здесь нет. Значит комната действительно пуста. Что ж, если эта мышка решила позабавиться, то выбрала не ту кошку. Он не привык, чтобы с ним играли, а значит, когда он её найдёт, её смерть будет более мучительной, чем планировалось изначально. Волдеморт не любит, когда его заставляют ждать.       Раз, два, три, четыре, пять, шесть шагов, и гость уже в кухне. Очень маленький дом. Она живёт здесь одна. Глупая, наивная девочка. На столе колбы с зельями и котлы. Вся такая серьёзная; варит свои снадобья, как будто они её спасут. Хотя, этот старик-зельевар многому её обучил. И она очень любит его, говорят, как родного отца. Что ж, посмотрим, как быстро пытки заставят её отречься от учителя.       В кухне тоже никого. Наверное, девчонка прячется на втором этаже. Гость выходит в коридор, поднимается по лестнице. Его длинная мантия шлейфом тянется следом, как хвост чёрной змеи. В незнакомце много от змея. Говорят, сам Дьявол оборачивался в этот образ, а может, незнакомец и есть он? Кто знает, лицо он скрывает под капюшоном. Не от страха, а от уродства. Этот человек, будучи некогда невероятно красивым, превратился в свою искажённую тень. Тело Волдеморта не выдержало изощрённой пытки над душой и теперь медленно отмирает. Живой мертвец, безумец, гнавшийся за бессмертием, вынужден влачить своё существование в гнилой плоти.       Поэтому он здесь. Поэтому ему нужна эта глупая девчонка, хранительница тайны местонахождения своего учителя, единственного волшебника, способного сварить эликсир жизни — лекарства, излечивающего все раны тела.       Звук скрипнувшей половицы, поворот дверной ручки, змеиная ухмылка, незамеченная в темноте. Попалась.       Шаг, и остриё палочки указывает прямо в грудь вошедшему волшебнику. Руки девчонки дрожат, глаза блестят от слёз, а колени, кажется, сейчас начнут подкашиваться. Она боится до смерти, но всё равно угрожающе выставила палочку вперёд. Идиотка. Ещё шаг, и девчонка пятится. Пряди тёмных, тяжёлых волос от пота прилипли к лицу. Она мила в своём страхе. Третий шаг, и палочка вонзается в грудь. Волдеморт ухмыляется. Как всё просто.       — Знаешь, почему люди боятся произносить моё имя?       — Я не боюсь.       Девчонка вздёргивает подбородок. Волдеморт ухмыляется. Его искривлённые губы пугают не меньше, чем хриплый голос, наверное, внутри его тело гниёт тоже. Отвратительный живой мертвец, который прячет своё измученное тело в огромных мантиях. Что у него в голове? Он вряд ли может контролировать действия своего тела, которое на уровне инстинктов стремится к самосохранению. Он ужасен и жалок одновременно. Нет смысла его бояться, но ноги всё равно дрожат, а ладони потеют.       — Не смей мне дерзить.       — Вы всё равно убьёте меня, какая разница?       — Я могу убивать тебя медленно. Ты будешь жить, пока я не узнаю то, что мне нужно.       — Убейте сразу, не тратьте время. Я ничего вам не скажу.       Волдеморт схватил запястье с наставленной на него палочкой и грубо сжал. Девчонка поморщилась, но затем завизжала от резкой боли. Её запястье Тёмный Лорд выкрутил под неестественным углом; девушка осела на колени, из глаз потекли слёзы боли и страха. Он едва ли приложил для этого много усилий, а она так сильно боится боли.       — Как твоё имя? — спросил он, достаточно громко, чтобы она расслышала через собственные всхлипы. Храбрится больше, чем есть на самом деле.       — Мэри, — на выдохе выговорила девушка, глядя в пол.       — Смотри на меня, когда говоришь.       Девушка подняла глаза, уже без слёз, но полные страха. Губы её дрожали, но всхлипы прекратились. Так смотрит затравленный зверёк, обречённый умереть в лапах хищника. Гордые и смелые не умирают на коленях, но она никогда не была такой, она просто хочет защитить своего учителя, а может, и остаться в живых.       — Мэри Китон.       Старательно выговорила она, не отводя глаз. Он всё ещё сжимал её запястье, поэтому любое движение отдавалось болью в руке. Но её мучитель словно окаменел. Его изуродованное лицо скрывал капюшон, и было совершенно непонятно, о чём он думает. Пауза казалась совершенно неестественной. Мэри продолжала смотреть в черноту капюшона, туда, где, она предполагала, должны были находиться глаза.       А перед ним проплыли воспоминания, даже не его — чужие и ненавистные. Его мать сидит на коленях перед отцом, который так же вывернул ей руку. И всё бы ничего, ведь в этих женщинах не много сходства, но их глаза были наполнены страхом одинаково. Он ненавидел эти воспоминания. Ненавидел собственного отца, да и мать он тоже ненавидел, за то, что оставила его, за то, что была так слаба и труслива. И эта девушка точно такая же, и её он тоже ненавидит.       Бледная ладонь, на которой выразительно видна каждая вена, потянулась вперёд. Вот он касается её волос. Интересно, волосы его матери были такими же на ощупь? Отвратные мысли, бредовые и недостойные. Она не его мать и вовсе на неё не похожа, и ему принесёт удовольствие её смерть. Кулак сжался, Волдеморт потянул девушку за волосы так, что ей пришлось откинуть голову.       — Послушай, Мэри, я хочу знать, где сейчас находится твой учитель?       Девушка резко выдохнула. В глазах защипало от нового приступа боли. Руки, оказавшиеся на свободе, взметнулись к голове, где он мертвой хваткой держал её за волосы. Хотелось только ослабить боль, а для этого необходимо его коснуться. Это оказалось совсем не страшно, даже не противно, все мысли крутились только у эпицентра боли — руки, оттягивающей волосы назад так, что почти хрустели шейные позвонки.       Её ладони были немного шероховатыми, конечно, она так много времени проводит, нарезая ингредиенты для зелий, очевидно, натёрла немало мозолей. У его матери руки были мягкими, он всегда так считал. Хотя, какая теперь разница? Женские руки не касались его очень давно, он забыл, что эти прикосновения бывают приятны, когда девушка не пытается ногтями расцарапать твои руки, чтобы ты отпустил её волосы.       Размах и пощёчина. Хлесткая, от которой Мэри завалилась на пол. Девушка тут же схватилась за своё лицо. Губа разбита, звон в ушах заглушал слова мучителя о том, чтобы она не смела его касаться.       — Я не могу тебя убить. Тогда тайна перейдёт к следующему хранителю. И не могу применить окклюменцию — заклинание доверия так не действует. Поэтому остаётся единственный способ. Ты расскажешь всё сама, и тогда всё закончится быстро.       — Если моё молчание обозначает твою смерть, — слова давались Мэри трудно, разбитая губа уже припухла и сильно саднила, — то лучше я замолчу навсегда.       То, что почувствовал Волдеморт, услышав эти слова, можно назвать бешенством, если, конечно, это чувство бывает ледяным. Ему захотелось разорвать эту маленькую, никчёмную слабачку. Дура, которая противится неизбежному. Он взмахнул волшебной палочкой, и девушка, как тряпичная кукла, на мгновение зависла в воздухе, а в следующий миг уже полетела в противоположную стену комнаты.       Ударившись всем телом о плоскую поверхность стены, Мэри бесформенной массой упала на пол. Она не шевелилась и не стонала, только вскрикнула, когда произошло столкновение со стеной, а теперь лежала на полу, молча глотая слёзы. Волдеморт подошёл к ней и попытался наклониться, чтобы убрать тёмные пряди, которые мешали рассмотреть лицо, но тело не подчинилось воле своего владельца. Судорога током прошла через всё тело и отразилась гримасой боли на лице Тёмного Лорда. Тело сопротивлялось ему, оно бесконтрольно — и это ещё больше бесило Волдеморта, поэтому он хочет быстрее расправиться с этой девчонкой, ему необходим эликсир жизни.       — Вставай, — прошипел он. В ответ Мэри только громко всхлипнула, не в силах пошевелиться. — Я сказал, поднимайся!       Приказной тон звучал страшнее любой угрозы. Мэри собрала остатки сил и, придерживаясь за всё ту же злополучную стену, начала подниматься. Играть в строптивицу ей больше не хотелось. Чем сильнее она сопротивляется, тем больнее он ей делает. Она не настолько смелая, чтобы не молить о пощаде, но и не такая глупая, чтобы верить в её возможность.       В мгновение ока пол ушел у неё из-под ног. Удар головой о стену не прошёл бесследно. Секунда, и стремительное падение прервалось. Мэри удерживали холодные руки, сама же она вцепилась в чёрную мантию Тёмного Лорда с такой силой, что побелели костяшки пальцев.       Хилая девчонка не устояла на ногах и упала прямо на него. Чтобы причинить ей боль не требуется много сил. Все женщины такие или только эта? Нет, эта и та, что умерла в агонии, родив его на свет. Откуда столь бредовое сравнение в его голове? Эта грязная дура не может иметь сходства с его матерью. Она недостаточно чиста. Пусть знает об этом.       — Ты не похожа на неё. Слышишь? — вцепившись длинными пальцами в скулы девушки, прошипел Волдеморт, всё ещё крепко прижимая к себе её трепещущее от ужаса тело.       — Я не понимаю, — одними губами проговорила Мэри, снова уставившись в пол.       Её слова прозвучали так близко, что почти щекотали кожу. Давно забытое ощущение, доказывающее, что он всё ещё жив, доказывающее, что в этой женщине нет ни капли сходства с его замученной сломленной матерью. Эта женщина жива и дышит, она боится, но сопротивляется. Всё ещё не сдается, и в этом заключается эта роковая разница. Меропа Мракс мертва, её кости давно обглоданы могильными червями, внутри Мэри Китон же билось живое сердце, а под кожей струилась ещё тёплая кровь; она всё ещё не сломлена. И эта разница омерзительно отрезвляет.       Волдеморт с силой оттолкнул от себя ослабшую в его руках девушку. Не в силах удержаться на ногах, Мэри снова упала. Её тело проскользило по  шершавому ворсу ковра, собирая его под собой. Гвозди на непокрытом полу оцарапали кожу на бедре и разорвали подол платья. Мэри, задыхаясь в приступе подступающей истерики, судорожно вцепилась в ковер, стараясь вернуть его на прежнее место, не обращая внимания, что только сильнее наносит раны на оголённое бедро.       Темный Лорд сделал к ней шаг и оказался напротив. Она вновь стояла перед ним на коленях. Мэри испуганно отдёрнула руки от ковра — сейчас он точно её убьёт. Осталось только молить, что учитель когда-нибудь подарит прощение её погибшему духу. Мэри вздохнула, приготовившись к своей участи. Не хочется умирать на коленях, шатаясь и дрожа, она начала подниматься.       Но взгляд мужчины был прикован вовсе не к полу, который так судорожно стремилась спрятать от его глаз Мэри. Волдеморт жадно рассматривал тело, которое было теперь едва прикрыто лоскутами разодранного платья. Тело, бесконтрольное и не подчиняющееся ему, вопреки воле хозяина, отреагировало на загнанную в ловушку девчонку так по-человечески, так грязно, мерзко и до одури сильно. Первый закон самосохранения: на уровне инстинктов человек стремится продолжать род, и если человек стоит на пороге смерти, инстинкты вдвойне сильнее. А Волдеморт всё ещё оставался им. Он боролся со всем человеческим в себе, начиная с души, но в итоге его подвело собственное тело.       Мэри молча, с вызовом смотрела на Тёмного Лорда. Она даже была немного счастлива, что всё закончится так быстро. Его силуэт напоминал смерть такой, как её представляют маглы. Вот он потянется к капюшону мантии, скинет её, и на месте головы окажется белый череп с пустыми глазницами. На самом же деле под капюшоном скрывалось обыкновенное мужское лицо, изуродованное струпьями и язвами. Омерзительное зрелище, но не вселяющее ужас.       Девчонка собралась и даже осмелела, смотрит на него так, словно и не боится вовсе, словно его лицо её не пугает. Так не должно быть. Она не имеет права быть сильной, его мать таковой не была. Она была испуганной, слабой и сломленной, пусть и эта женщина станет такой.       Руки Волдеморта потянулись к вырезу на груди девушки. Одного сильного движения хватило, чтобы разорвать лёгкую ткань платья. Неожиданный поступок обескуражил Мэри, её состояние приближалось к паническому. Обрывки платья упали к ногам. Она прижала руки к груди, от былой смелости не осталось и следа. Мэри начала медленно отступать, но позади была только стена.       — Что ты от меня скрываешь, девчонка?       Мэри нервно выдохнула и бросила быстрый взгляд на пол, но затем, взяв себя в руки, посмотрела своему мучителю прямо в глаза.       — Прошу, отпустите меня.       — Как я могу тебя отпустить, Мэри, если ты так и не ответила на мой вопрос? — с каждым словом Тёмный Лорд подходил всё ближе. — Где твой учитель?       — Я не могу… Я не знаю… Пожалуйста, не делайте этого, — Мэри бессвязно лепетала, по её щекам лились слёзы, и она совсем не видела выхода.       — Врёшь.       С этими словами Тёмный Лорд преодолел оставшееся расстояние.       Позже Мэри долго снилось его изуродованное лицо, искажённое гримасой отвращения, гнева и каких-то ещё непонятных и страшных чувств. Сны всегда обрывались на этих его словах. Она так и не поняла, что именно он сказал. Ведь это слово прозвучало на парселтанге.       Следы от его рук зажили через неделю. Синяки, оставленные его зубами, сошли через месяц. Разрывающая боль между ног всё ещё иногда напоминает о себе, но всё это совершенно не страшно. Худшее было в том, что он оставил её в живых. 1 марта 1979 года       Больница Св.Мунго переполнена. Люди, ищущие кров, лечение и еду, приходят сюда, и с каждым днем их становится всё больше и больше. Альбус Дамблдор, признаться честно, не любит посещать это место. Вид страдающих людей, которым он не может помочь, напоминает о его старых, личных ранах, от которых он счастлив был бы избавиться, но вынужден нести их на себе, как кару за тщеславное прошлое. Но сегодня здесь его ждёт особенная встреча, способная дать необходимые ответы.       — Профессор Дамблдор, как хорошо, что вы здесь, — тут же обратилась к нему помощница старшего целителя, завидев директора Хогвартса у входа в корпус интенсивной терапии. — Её доставили в очень тяжёлом состоянии.       — Где её нашли, мисс Пертви?       — Авроры говорят, в заброшенном здании в районе Солсбери.       — Это магловская часть города. Что она там делала?       — Скорее всего скрывалась от кого-то. При ней было несколько флаконов с оборотным, ингредиенты для зелий и сильнодействующий яд, который, как мы думаем, она и приняла.       — Думаете, она сама его приняла?       — Вероятно, что так. Профессор, вы должны знать кое-что ещё.       — Да, мисс Пертви?       — Она беременна.       — Вот как?       — Да, я не берусь судить, но скорее всего это и стало причиной попытки самоубийства.       — Было ли это попыткой самоубийства, нам знать не дано. В конце концов, Мэри очень талантливая девушка, способная сварить фактически любое зелье. Если бы она хотела умереть, то яд бы подействовал. Но всё же, мисс Пертви, очень прошу вас, чтобы вся эта история оставалась в тайне, пока.       — Конечно, профессор Дамблдор.       — А теперь отведите меня к ней. Я хочу с ней поговорить.       — Прошу вас не сильно задерживаться, пациентка всё ещё слаба.       Помощница лекаря остановилась у одной из многих совершенно одинаковых дверей, ведущих в палаты, единственным их различием были небольшие таблички с номерами. Мисс Пертви повернула дверную ручку и пропустила Дамблдора в палату.       В совершенно стерильном помещении не было ничего кроме кровати. Белые стены, потолок и пол дезориентировали в пространстве, единственным тёмным ориентиром в этой неуютной комнате была хрупкая фигурка молодой девушки, лежащей под тонкой белой простынёй и смотрящей в потолок пустым взглядом.       — Здравствуй, Мэри, — обратился к ней Дамблдор. Но никакой реакции не последовало. Девушка продолжала смотреть в потолок, словно в комнате никого не было кроме неё.       — Я могу пройти? — не оставлял попыток он. Но и в этот раз его встретило гнетущее молчание.       — Как ты себя чувствуешь?       Этот вопрос так же остался без ответа. Мэри просто игнорировала слова, казалось, что она покинула этот мир, оставив на Земле только телесную, противную ей оболочку. Дамблдор всё же прошёл в палату и присел на край кровати, на что девушка тоже никак не отреагировала. Профессор молча рассматривал её. Красивые тёмные волосы, впалые щеки, хрупкие плечи, немного округлившийся животик, прикрытый лёгкой тканью простыни. Что она могла сделать против этого чудовища?       — Ты должна скорее поправиться, — Дамблдор продолжал вести односторонний диалог, — скоро похороны Эларика. Я уверен, он бы хотел, чтобы ты пришла.       Мэри продолжала молчать, но услышав имя своего учителя, не смогла удержаться и сморгнула подступившие слёзы.       — Он был моим хорошим другом, Мэри. Его смерть тяжело принять. Признаться честно, после того как мы узнали, что Волдеморт побывал и в твоём доме тоже, мы не надеялись найти тебя живой. То, что ты жива, можно назвать чудом, и будь Эларик с нами, он был бы счастлив больше других.       — Я убила его, — осипшим от молчания голосом произнесла она. Дамблдор, словно ожидавший подобной реакции, взглянул на неё поверх своих очков-половинок, но Мэри продолжала рассматривать потолок.       — Это не так. Эларика убил Волдеморт. Я знаю, что вы внесли изменения в заклинание доверия, только не уверен какие. Видимо, это и стало причиной сбоя в его действии.       — Я не знала, где находится учитель. Он записал шифр в рецепт эликсира жизни и отдал мне. Я должна была хранить его, — слова стали прерываться всхлипами, ей становилось всё труднее рассказывать. — Но зелье было слишком сложным, чтобы его запомнить. Я перевела его на древнегреческий и записала на полу в своей комнате. Я думала, что так его никто не найдёт. Я такая идиотка.       Мэри уже не сдерживала слёз, она рыдала как ребёнок. Дамблдор подсел к ней ближе и по-отечески прижал к себе, поглаживая по вздрагивающим от плача плечам.       — ОН нашел рецепт и разгадал шифр. Я предала учителя, я убила его. Почему ОН не убил меня?! Лучше бы я умерла! — плач превращался в подступающую историку. Эмоции, которые она старательно прятала в себе в течение всего этого времени, вырвались наружу, и теперь уже ничто не могло их остановить.       — Тише, Мэри, перестань. Ты ни в чём не виновата, — Дамблдор продолжал утешительно обнимать девушку. — Ты должна быть сильной, ради себя и ребёнка.       — Я ненавижу этого ребёнка! Он не должен родиться, я не позволю жить этому монстру.       — Ты поэтому приняла яд, Мэри?       — Что? — она как будто удивилась. — Нет. Я не хочу умереть, теперь. Я хочу, чтобы ОН страдал так же, как мой учитель перед своей смертью.       — Месть отравляет душу, моя дорогая. Но сама того не понимая, ты действительно вырыла Волдеморту очень глубокую могилу, но мне необходимо твоё согласие.       — Согласие на что?       — Изменить твою жизнь.       Мэри непонимающе уставилась на профессора. Она не понимала, чего от неё хочет этот загадочный старик. Но учитель безгранично доверял ему, значит и она может. Дамблдор встал с кровати, так, словно не он только что сделал самое невероятное предложение из всех, какие можно вообразить. В дверь постучали, а затем из-за неё показалась помощница лекаря.       — Простите, профессор, но пациентке пора принимать отвар.       — Конечно. Не буду больше занимать твоё время, Мэри. Поправляйся быстрее, твоё здоровье очень важно для нас всех. Скоро увидимся.       С этими словами Дамблдор покинул небольшую палату Мэри Китон. Эта встреча действительна дала ему много ответов. 18 августа 1979 года       Шум с кухни окончательно вырвал её из сна. Что там происходит? Кто-то проник в дом? Мэри подскочила с дивана в гостиной, на котором задремала, и стала оглядываться в поисках палочки, но затем одёрнула себя. Глупость какая, зачем ей палочка, что она собиралась с ней сделать? Выколоть грабителю глаз?       Поискав что-нибудь потяжелее, Мэри стала как можно тише пробираться к кухне. Звуки становились всё громче, слышался плеск воды, какое-то бормотание и что-то еще неразборчивое, похожее на голоса.       Она подошла вплотную к двери и прижала ухо, чтобы прислушаться. Какофония звуков не складывалась в полную картину. В её доме какой-то человек, судя по звукам, мыл посуду и напевал под нос, другой человек, что-то рассказывал про погоду, но если голос первого казался отдалённо знакомым, то второй совсем не внушал доверия.       Мэри осторожно повернула ручку двери и, держа перед собой бейсбольную биту, вошла в кухню.       Человек, который мыл посуду, отвлёкся. Он нежно улыбнулся ей, а затем удивлённо уставился на биту.       — Дорогая, зачем тебе моя бита? — спросил он.       Мэри удивлённо уставилась на собственные руки, словно только сейчас осознала, что держит в руках биту. Действительно, зачем она взяла её? Наверное, это всё из-за дурацкого сна. Ей опять снился этот страшный человек с язвами на лице. Надо меньше смотреть ужастики. Кстати, почему телевизор так громко работает? Мэри взяла с полочки пульт и одним щелчком прервала ведущего «Прогноза погоды» на полуслове. Тем временем мужчина закончил мыть посуду.       — Ты так сладко спала, не хотелось тебя будить. Как ты себя чувствуешь? — задав этот вопрос, мужчина подошёл к ней и мягко коснулся её уже большого живота.       — Хорошо. Лучше бы ты сразу разбудил меня… ммм… Джон, — ну конечно Джон, как она могла забыть имя собственного мужа?! — Мне снился кошмар.       — Ты меня беспокоишь, Джин. Может, сходим к психиатру?       Джин? Странное имя. Она никогда его не любила. Оно казалось ей чужим. Но имя себе не выбирают. Да и в конце концов половине человечества не нравятся собственные имена, что же теперь забивать себе этим голову? Это всё из-за дурацких снов, почему-то там её всегда называют Мэри. Всё, пора завязывать с ужастиками.       — Всё в порядке, дорогой. Кстати, ты подумал, о чём я тебя просила?       Джин, передвигаясь подобно уточке, прошла к стулу и весьма неуклюже опустилась на него.       — Ты говоришь об имени малыша?       — Да. Как насчёт «Мэри»?       — «Мэри»? Это как-то скучно. Наша девочка самая особенная. И имя у неё должно быть особенное.       — Правда? Ну и что ты придумал? — Джин взяла из вазы большое красное яблоко и вгрызлась в него, так по-домашнему уютно, что Джон не смог сдержать улыбки от умиления.       — Тебе же всегда нравилась Древняя Греция и боги Олимпа.       — Только не говори, что хочешь назвать дочь Афиной, я не вынесу, — она весело расхохоталась, от чего щеки залились восхитительным розовым румянцем. Джон больше не мог просто так смотреть на такую завораживающую картину. Он подошёл к супруге и осторожно опустился перед ней на колени, так, что его лицо оказалось на уровне её живота.       — Конечно, нет, — улыбаясь, продолжил он. — Я хочу назвать её Гермионой, в честь дочери великой Елены Троянской, такой же прекрасной женщины, как и мать нашей девочки.       — А почему бы нет, — Джин откусила ещё кусочек яблока. — Гермиона Джин Грейнджер. Хорошо звучит.       Джон нежно улыбнулся жене, а затем помог ей подняться. Джин не стала рассказывать о странном сне и о пробелах в памяти, нечего ему волноваться по пустякам, всё это из-за беременности, а значит, переживать не стоит.