Связанные

Разразилась буря. «Эту энергию да в мирное русло...» – успел подумать он. Но мысль исчезла, стертая цветным облаком, хлынувшим ему в лицо. Обида и ярость клокотали в ней, и надо было что-то делать с этим. Она потянулась через стол, и Робин сглотнул: юбка задралась, и в разрезе обнажились кружева чулок. Не контролируя свой порыв, Локсли положил ладони на туго обтянутые тканью ягодицы. Оставляя в пространстве черный след взметнувшихся волос, женщина мгновенно развернулась, чтобы пощечиной наказать его за наглость. Он крепко обхватил ее обеими руками, плотно прижимая к своей груди, и все равно она умудрилась заколотить маленькими кулачками по мужским плечам и выкрикивать ругательства. Бумаги смялись и разлетелись в разные стороны. Какой-то вихрь закружил все вокруг. А она вскружила голову. Стон возмущения был заглушен новым нападением. Она бы брыкалась и вырывалась, но он не оставил выбора. Следовало отстраниться, прекратить все. Но под настойчивыми касаниями тело горело, а кровь бурлила от ярости и жажды. Длинные ресницы мелко задрожали и взгляд под ними угас. Рядом пронзительно звонил телефон. Робин дернулся. Очумело мужчина отнял руки от глаз и осознал, что отключился прямо в кабинете. Сказывался недосып последних недель: постоянные отбои в три утра и подъемы в семь. После того поцелуя с Региной на благотворительном вечере ему стали сниться слишком откровенные сны. Вообще, начиная с их первой встречи в Хьюстоне спустя долгое время, ему стали сниться столь отчетливые и запоминающиеся сны. В Нью-Йорке образы расплывались, терялись с пробуждением, а здесь... Здесь она впервые была так близко. Мужчина протер глаза, отгоняя соблазнительное видение. Хотелось задержаться в этом состоянии, увидеть сонную обнаженную женщину в своей постели, почувствовать под пальцами сияющую кожу, провести ладонью от бедер, вверх по ягодице и позвоночнику, заставив ее приблизиться и накрыть его лицо спутанными волосами. Он держал в руках миллионы долларов, рабочих мест и целый конгломерат, а добиться разговора с одной женщиной не мог. Но сегодня у него в руках есть веские аргументы, против которых она не сможет устоять.

***

День удивительным образом не задался с самого утра. Сначала она порвала колготки, и оказалось, что последние – такого с ней не было вот уже… Сколько лет? Она не помнила. Пришлось натянуть чулки со швами сзади – без рисунка тоже не нашлось. Записывая себе в план на вечер поход по магазинам, женщина немного успокоилась. Но на кухне сломалась кофеварка, это заставило ее сбиться с привычного ритма утром и потратить больше времени на приготовление кофе. А потом еще опоздала служебная машина, на которой она обычно ездила по делам: заболел водитель, не предупредил вовремя, не сразу нашли ему замену. Потом слишком много времени Миллс пришлось провести на одной из производственных баз компании, разбираясь по очереди со всеми накопившимися вопросами... Все это вкупе с роящимися мыслями о допущенной в ее отсутствие эмиссии акций и о том, какое распределение сил ждет ее там, куда она направлялась, держало нервы натянутыми и готовыми лопнуть от малейшего прикосновения. В офис она попала только к четырем часам пополудни. Оставалось еще два законных рабочих часа и все желаемые незаконные для того, чтоб разобрать накопившееся документы, принять необходимые решения и выдать задания. Привычный путь к кабинету возвращал женщине хладнокровие: вот уже четыре года она мерит его шагами своих безупречных ножек, и ничего не должно поменяться в дальнейшем. Дверь отворилась легко. Стол уже загружен какими-то бумагами, принесенными секретарем. Мягкий солнечный свет проникал сквозь панорамные окна, и от вида города в эти часы становилось спокойно. Регина приблизилась к своему креслу, и ее внимание привлек небрежно лежащий поверх остальных документов синий конверт. Он оказался тяжелым. Женщина заинтересованно принялась его открывать. Нож разрезал синеву бумаги, и на стол высыпались фотографии. Миллс осела в мягкое кресло. Лезвие так и осталось блестеть в руке – она отказывалась верить своим глазам. Холодок пробежал по всему телу, спина покрылась испариной, и ладони вспотели. Непослушными руками женщина взяла одно фото и вгляделась: ошибки не могло быть. Но и того, что она видела на фото, тоже не могло быть. Хотя, почему нет? Регина начала перебирать другие фотографии. На всех был Грэм. С какой-то блондинкой. В парке. На выставке картин, куда она случайно заехала. Они держались за руки, целовались, обнимались. Вот мужчина и сделал ей крупный подарок... Еще один в коллекцию ее разрушенной души. Брюнетка принялась разглядывать фото дальше, на некоторых стояли даты. Она невидящим взглядом всматривалась в снимки, сжимая их так, что пальцы побелели. Гумберт. Грэхем. Как он мог? Что ж, следовало спросить его самого. Следовало выяснить, кто доброжелатель, решивший ее уведомить о настоящем положении дел, и что обо всем этом скажет сам Грэм. Женщина взглянула на себя в зеркало, прежде чем взяться за трубку телефона. Укладка по-прежнему идеальная, губы гранатовые, блузка и юбка не поменялись местами, но… Какая-то растерянность закралась в глаза, и морщина залегла между бровей. Она громко выдохнула. День не задался. За что? Решившись, женщина подняла телефон: – Сидни, попросите мистера Гумберта зайти ко мне сейчас, – бесцветный голос поразил ее саму. А может, не надо ничего выяснять? – Миссис Миллс, он уже неделю не появляется. – Как? – за время ее вынужденной болезни здесь, кажется, поменялось больше, чем она предполагала. – Кажется, он передал свои полномочия и капитал нынешнему владельцу контрольного пакета, – Регина снова села, пытаясь совладать с удивлением. – Кому? – значит, он предал ее, продал свою часть акций, и она больше не... – Мне, – она не слышала, как он вошел. Локсли плотно прикрыл за собой дверь. – Нет… – загнанным зверем она посмотрела на него. – Да, Регина. Да. – Ты… – шипение вырвалось из нее вместо крика. – Я, – он ехидно улыбался. – Нет, ты не посмел, – она встала из-за стола в то время, как Локсли начал приближаться к ней. – Документы говорят обратное, – стальной взгляд серых глаз внимательно наблюдал за роковым огнем, что загорелся в груди страстной бестии, грозясь расплавить и этот метал. – И я принес еще пару, где нужно твое решение. – Он не мог… Он не продал бы тебе акции, если знал… – внезапная догадка осенила ее: – Он не знает! Ты не сказал ему о наших отношениях! – лицо исказила судорога злости. – Зачем бывшему любовнику знать о твоих бывших любовниках? – он вплотную приблизился к столу и кинул взгляд на его содержимое. – Вижу, ты уже успела ознакомиться с деталями его нынешнего романа. – Это тоже ты подстроил? – вена на лбу отчаянно пульсировала, выдавая ее ярость. – Почему подстроил? Организовал документальную фиксацию событий, – мужчина оставался показательно спокойным, но пальцами нервно расстегнул пиджак. – Не приближайся ко мне… – А то что? – Робин игриво склонился к ней, опираясь о стол. – Убью! – она швырнула ему в лицо кое-как собранные фотокарточки. Картинки разлетелись по кабинету, не причинив никому вреда и осев на пол сиротливыми снежинками. – Так ты обращаешься с документами? – Локсли насмешливо поднял бровь и начал обходить преграду, заставляя женщину повернуться к нему лицом, но спиной к двери. – Держись от меня подальше! – непогода разыгралась между ними не на шутку. – А я принес тебе еще две бумаги на выбор… Не нужную разорвешь, может, это уймет твое негодование, – только сейчас Регина обратила внимание, что в руке он держал два больших коричневых конверта. – Мое негодование уймет твое вырванное из груди сердце! – голос звенел еще ярче, а щеки ее стали бледными, отчего темные глаза казались бездонными колодцами. – Регина… Мне послезавтра нужно возвращаться в Нью-Йорк, посмотри... – Катись! Подонок! Тебе мало было того, что ты уже сделал?! Решил добить меня? – она перегнулась через стол, потянувшись за порцией бумаг. В разъехавшейся шлице юбки открылся обзор на ноги и кружевные кромки чулок. Ладони, оказавшиеся на ягодицах, прервали ее порыв. Волосы взметнулись, оставляя черный росчерк в пространстве, и листы полетели мужчине в лицо. – Миллс, успокойся, – пощечину влепить она не успела: наручники на запястьях из его ладоней не дали шевельнуться. Она дернулась, пытаясь вырвать руки. Сложно было иметь дело с ее вспыльчивым характером, хотя он и предполагал нечто подобное. – Ублюдок! Отпусти! – Робин старался не причинить боли тонким кистям, нежной коже, под которой чувствовал бешеную пульсацию разгоряченной крови. – Да послушай же ты… – он крепко обхватил женщину обеими руками, плотно прижимая к своей груди, и все равно она умудрилась заколотить маленькими кулачками по мужским плечам. – Паршивец! Вор! Обманщик! – она теряла силы в сковывающих руках, но не теряла ярости. – Что же я сделал, чтобы заслужить такие комплименты? Ответить она не успела. Робин просто закрыл ей рот поцелуем. Не выдержал. Она кусалась, пыталась оттолкнуть его от себя – напрасно. Стон возмущения был заглушен новым нападением на непокорные губы. Прижимая это рвущееся на свободу тело к себе, одной рукой он властно унимал его, а другой удерживал ее затылок, не давая возможности отстраниться. Слишком соблазнительной она была в узкой юбке, плотно прилепившейся к груди блузке и воспламеняющей кровь ярости, чтобы, удерживая ее в руках, можно было сдержаться. Черные ресницы мелко задрожали и скрыли расширившееся зрачки, когда не в состоянии устоять перед его напором, она впустила язык в свой рот. Робин довольно заурчал и еще сильнее сжал ее, поглаживая ладонями ниже спины и путаясь в смоляных волосах. Ярость постепенно растворялась, смешиваясь с возбуждением, как молотый кофе с водой, и образовывая совершенно новую эссенцию. Казалось, прошла вечность, а они не могли расклеить губы и распутать блудливые руки. Ее злость выплеснулась в поглощающем поцелуе, от которого бездна разверзлась у них под ногами. В какой-то момент Локсли почувствовал, что еще немного и не сможет остановиться, и оторвался от сладких губ. Но не отпустил Регину, продолжая согревать близостью дыхания, тела и шалящими по изящной фигуре ладонями. Медленно Миллс открыла глаза с пылающим в них пожаром, но больше не пыталась отстраниться. Локсли нежно коснулся бледной щеки, по которой малиновыми ягодами вспыхнули пятна. Оба молчали, сраженные этим безумием. Сбившееся, как после погони, дыхание выдавало борьбу, предшествующую их единению. Словно смерч пронесся по кабинету и остался между ними, захватив в свой круговорот. – Только вор и обманщик? Неужели ты и правда так думаешь обо мне? – большой палец аккуратно прошелся по ее скуле, по нижней губе, заставив женщину замереть. – Ты не оставил мне выбора, как думать о тебе… – руки потянулись и погладили щетину, остановившись под пронзительными глазами. – Значит, все-таки думаешь обо мне? – Робин улыбался и зачаровано всматривался в ее лицо, стараясь найти там что-то новое, неведомое, но видел в глазах, что пристально следили за ним, только желание, не вовремя и некстати вспыхнувшее между ними. – Для шантажистки, подобной тебе, вор – самая лучшая партия. – Сам виноват в том, какой я стала, – горячий шепот возле его щеки разогрел оставшийся между ними воздух. Неспешно он провел пальцами по женскому подбородку, ощущая, как Регина затрепетала и задержала дыхание в его объятиях, напряженно ожидая, какими будут его действия. – И когда же ты стала такой несносной? – мужчина вновь прикоснулся к ее губам, мягко, словно спрашивая разрешения и делая невозможным ее ответ. Предательская капля пота образовалась под ее ягодицей и поползла вниз по ноге, щекоча, но так и не успела докатится до кружева чулка. Было так сложно принимать верные решения рядом с ним, прижимаясь горящим телом к твердым мускулам. Не заботясь о его правильности, она приняла свое решение, когда потянулась навстречу мужским губам, ощутила их сухость. Локсли, оттянув ее челюсть вниз, с новой силой напал на уста, вторгаясь языком в рот и заставляя ответить. И невероятно мягкие губы ответили ему, подстроились под заданный ритм, продолжили взаимную пытку. Слишком долго она ждала такого момента, слишком неприкрыто она хотела его. Изящные пальчики сами притянули мужчину ближе, ниже склонили его голову, в то время как его руки жадно хватали эту женщину то тут, то там, сжимали почти до боли, пускали импульсы в напряженные нервные окончания. Ладони скользнули по юбке снизу вверх, мгновенно собирая ее на пояснице и оголяя упругие ягодицы, прикасаясь к нежной коже. Ее ноги сомкнулись, когда рука Робина погладила внутреннюю сторону бедер, подбираясь к маленьким французским трусикам. От того, как немилостиво он ущипнул ее попу, Миллс охнула и в следующий момент оказалась сидящей на столе. Холодная поверхность соприкоснулась с покрасневшей и горячей кожей, остудив ее на миг. Он не прекращал вожделенно ласкать ее небо и бороться со стервозным языком, лишь ненадолго отвлекаясь от губ на шею и декольте. Карамельная кожа просила, чтоб ее попробовали, слизали липковато-сладкий вкус, и предлагала добавки. Влажные следы, оставленные языком мужчины, только дразнили, но не дарили прохлады и освобождения. Гладкий стол слишком быстро разогрелся от бурлящей под кожей крови и стал липким от выступающей испарины. – Давай же… – блузка мешала и бесила Робина, не позволяла добраться к налитой желанием груди. Регина отклонилась назад, приветствуя его действия. Благоразумие оставило ее. Одной рукой он поддерживал женщину за спину, а второй пытался расстегнуть одежду. – Потерял сноровку, Локсли? Уже и пуговицы не можешь победить? – она пыталась еще хоть как-то выказать сопротивление, хотя понимала, что он даже не слушает ее спесивые и абсурдные слова. Регина помогла ему сбросить пиджак и потянулась к поясу брюк. Наконец, пуговицы поддались и ладони сжались на ребрах. – Поверь, с пуговицами я могу справиться. И не только с ними… – мужчина начал дразнить ее, царапая грудь зубами и попутно стянув чашечку бюстгальтера из французской коллекции, а потом очертил языком темную ореолу соска. – Ублю… – Регина прогнулась в его ладонях и застонала от удовольствия, что разливалось по телу от фривольных прикосновений. – Ты думаешь... подобные… – лаская ладонями ее бедра, прикасаясь губами к дрожащему животу, он еще пробовал пререкаться с этой чертовкой, – эпитеты... заводят меня? – мужчина сошел ума от страсти и даже не почувствовал, как тонкие пальцы с остервенелой жаждой потянули его за волосы. – Кажется, да… – Регина заглянула в его лазурные глаза, приманила трепещущими ресницами, и Локсли поддался ее импульсу: опять нашел непокорные губы. Влечение плоти сейчас стало главным и единственным, он так хотел эту женщину. Регина завела его за считанные минуты, но их желание разгорелось с одинаковой силой и было абсолютно взаимным – оба понимали это. – Быстрее... Наткнувшись на последнюю преграду, что не скрывала и не сдерживала желания женщины, он яростно дернул ее рукой. Дорогое кружево с треском порвалось, а ладони мужчины соприкоснулись с ее безудержным желанием. Секунда, и одним рывком Робин уложил ее на стол, не заботясь о сохранности попавших под спину документов. Провел пальцами по промежности, лаская ее и заставляя женщину податься вперед. Он наслаждался ее податливостью в такие моменты, ее раскрепощенностью: это кружило голову, пленяло мужчину. Робин расстегнул брюки и стянул белье, высвобождая твердый член. Ее бедра приподнялись ему навстречу, и одним резким движением он вошел в женщину. – Ох… – сорвалось с призывно открытых губ. – Да... Дав ей несколько секунд привыкнуть к плоти внутри, мужчина задвигался, набирая темп. Женщина уже не могла говорить, только зажала рот ладонью и пыталась размеренно дышать, но получалось плохо. Когда Робин начал массировать маленький бугорок, Регина сжала зубы на своей руке, чтобы заглушить готовый вырваться крик и не выдать себя. Такого разврата этот кабинет еще никогда не видел. Мужчина врывался в ее жаркое лоно, чувствовал, как оно сжимается сильнее, обхватывает его плоть горячими мышцами и не отпускает. Он готов был провести вечность в единении с этой женщиной, то замедляя, то наращивая темп, скользя руками по влажному от испарины телу, целуя ложбинку между ее грудей. Кожа у Регины начинала болеть от трения о гладкую поверхность стола, ставшую чуть влажной, но это не имело значения. Она потянулась вверх, обхватывая его мокрую шею руками, стараясь быть еще ближе, насколько это возможно, продлить и оставить в памяти этот момент, почувствовать себя в последний раз - его. – Еще... Он не был нежным, как когда-то раньше. Но ей сейчас нужны были именно эти грубые толчки, дикая страсть и похоть, растворяющая их в своем омуте. Необузданность, что снесла запреты и стены между ними. Поцелуи, ставшие почти укусами, в обнаженные, солоноватые плечи. Тело содрогнулось от нахлынувшей разрядки, но мужчина продолжал неистово двигаться в ней, заполняя собой, пока еще одна ритмичная волна не накрыла их одновременно. – Регина… Да… – Локсли навалился на нее своим телом, не позволяя сомкнуть разведенные ноги и тяжело дыша возле уха. Время замерло, пока она расчесывала пальцами волосы привалившегося сверху Робина. Он все еще рефлекторно не выпускал женщину из объятий, упиваясь ею, насыщаясь притягательным запахом, словно водой среди песчаной пустыни. В горле заскребло от сухого воздуха и частых вдохов. Миллс попробовала сдвинуть мужчину с себя, но он лежал на ней неподъемной глыбой, заставляя тем самым почувствовать насколько она принадлежит ему. Принадлежала. Мышцы начали затекать, а в спину что-то давило. Тяжесть мужского тела создавала приятное послевкусие единения, но не позволяла сделать полный вдох. Они медленно приходили в себя после внезапной вспышки страсти и любовной гонки, пока дверь не открылась и чья-то голова исчезла, так толком и не показавшись. – Черт! Нас видели! – Регина первой опомнилась и пришла в себя: истома испарилась из тела вместе с умиротворением. – Нас и раньше видели рядом… – он лениво поднял голову, не обращая внимания на ее беспокойство, и посмотрел в раздосадованные глаза, уткнувшись подбородком в женские ключицы и добавляя дискомфорта. – Локсли, слезь же с меня! Болван! – женщина предприняла еще одну попытку столкнуть с себя гору мышц, но мужчина только еще раз оцарапал щетиной кожу ее плеча. – Признайся, что ты хотела этого… – он, как вампир, поцелуями подобрался к незащищенной шее, а по бедрам опять прошла волна медлительной ласки от его рук, заставляющая сжаться мышцы внутри, – с тех пор, как я приехал? – Робин, дай мне встать! – Миллс отчаянно сопротивлялась, но тело помнило его и поддавалось против ее воли. – Или еще раньше? Грезила о нас? Скучала? – он по-прежнему не давал ей ни подняться, ни сдвинуть ноги, оплетенные вокруг его пояса. Заглядывал в шоколадные глаза, пугая своей мощью и властью над ней. – Да, хотела! И что? Такое признание тебе нужно было? Оно ничего не меняет! – он отодвинулся, наконец, давая ей возможность встать и привести себя в божеский вид. Вскочив, женщина нервно принялась поправлять перекрученную юбку и застегивать блузку, не обращая внимания на то, как смотрит на нее Робин. То, что осталось от трусиков, в конец взорвало неспокойные нервы. Исподтишка она бросила быстрый взгляд на Локсли. Мужчина невозмутимо заправлял рубашку и потянулся за пиджаком, который Регина откинула в сторону. – Что теперь? Уволишь меня за неподобающее поведение на рабочем месте? – голос выдал ее состояние и нервозность. Собственно, все, что можно было потерять, она уже потеряла – дальше казалось некуда. – Ты же знаешь, что нет, – она оглянулась, услышав его спокойный тон. Чтобы утихомирить клокочущие чувства, женщина отошла в другой конец кабинета, подальше от него, к шкафу с бумагами. – Хочу узнать ответы на интересующие меня вопросы. – Я уже ответила, хватит! – гневно бросила Регина, обернувшись. Локсли подлетел к ней и развернул к себе, удерживая за плечи. Отпечатки его бешенства останутся на коже – поняла Миллс. – Еще не на все вопросы, – небритое лицо опять оказалось слишком близко, мужчина потеснил ее к стене и припечатал своим телом, не выпуская из рук. – Ты ответишь – и я оставлю попытки завладеть «КингМедикал», идет? Разве что сама попросишь вмешаться… – Не попрошу! – Уверена? – Что ты хочешь знать? – дикий лев поймал лань в ловушку, из которой она не могла выбраться. Робин нависал над ней, уперев руки по обе стороны ее головы и снова придавив собой. Она не боялась его, но в такой позиции приходилось уступать. – Почему ты сбежала шесть лет назад? – вопрос, от которого захотелось сползти по стене и стать пылью. На миг брюнетка уже серьезно подумала об этом – все равно колени после оргазма еще подгибались, а тело не слушалось ее. – Почему это стало волновать тебя сейчас? – кислота в словах разъедала собеседников, Регина это знала и пользовалась. От ее тона свело скулы. – Миллс… – терпение зверя не было безграничным, и он дал это понять зловещей интонацией. – Я не сбежала, я просто ушла, – раздраженно парировала Регина, пытаясь скрыть слабость и правду. – Ты испарилась! Порвала все связи, сменила номера телефонов, уехала в другой город и спустя два месяца вышла замуж! – в ответ на удивленно-вопрошающие глаза он продолжил: – Да, я знаю! Но я нашел тебя гораздо позже, когда у меня появилось достаточно инструментов, чтоб находить людей за считанные часы, а не годы! Ты не дала даже шанса! Почему, Регина? – Я не была тебе нужной! – горечь зазвенела и выплеснулась из нее. – Мы… – еле слышно добавила Миллс, внезапно стихнув. – Мы? – Робин дышал ей в лицо, и его возмущение только набирало обороты. – Я была на восьмой неделе беременности, – признание, тайно хранимое столько лет ото всех, легко сорвалось с губ. – И ты даже не планировала рассказать мне об этом?! – кулак ударился о стену рядом с ее головой, и женщина вздрогнула, ей впервые стало страшно: губительное пламя загорелось в мужских глазах. – Ты был постоянно занят! Не хотел меня видеть! Я тебя не слышала и не видела месяц, а потом ты просто кричал в телефонную трубку, даже не... – Я не мог тогда! Не хотел подвергать опасности и тебя! Джона чуть не посадили из-за одного звонка мне! – оправдания никого не могли оправдать сейчас. – Что… что ты сделала? – его яростный голос внезапно стал слишком тихим. – Регина? Как ты могла? – Я бы никогда не сделала аборт! – Но… – Был выкидыш… – она отвернулась, пряча глаза, что наполнялись слезами. – Была угроза и… На третьем месяце… Леопольд, он… он… – Регина не нашла в себе сил продолжать и сказать правду. – Он взял тебя силой? Беременную? – шепотом озвучил догадку Робин и прижался щекой к ее намокающей щеке, пока она старалась избежать его взгляда. – Это спровоцировало кровотечение… – надломная боль прорвалась в ее интонации, хоть она и старалась не выдать эмоций. – И потерю ребенка, – руки больше не опирались на стену, а бережно обнимали сотрясающуюся женщину. – Твой шрам? – Не самый глубокий, – Регина дрожала, а мужской палец прочертил ложбинку у ее верхней губы. Но внезапно он отпрянул. – И после этого ты вышла за него замуж? Компания того стоила? – ответ ему не требовался. Мужчина, все также не давая ей свободы, обреченно прижался лбом к стене. Регина тяжело дышала, но повернуть голову и посмотреть на его лицо, находящееся совсем рядом, не нашла в себе смелости. Несколько минут тишину нарушал только грохот клокочущих сердец, оказавшихся впервые за долгое время по-настоящему рядом, переживающих одну боль. – Я очнулась в больнице спустя несколько дней, после большой потери крови, – комок в горле мешал говорить. – По распоряжению Леопольда мне кололи обезболивающие и в больших количествах психотропное – пропазин… Потом оказалось, что будучи под действием препаратов, я подписала бумаги, – Регина наконец-то повернула голову в его сторону, слезы начали просыхать, а лицо ожесточилось. – А из больницы смогла выйти только еще спустя три недели! Он думал, что откупился таким образом и заодно обезопасил себя от разоблачения и моего побега. – Это же незаконно! Бумаги не имели силы! Ты должна была бороться! – лед трескался и смола закипала в их взглядах. – С кем? За что? Я потеряла все: тебя и ребенка, за что мне было бороться? Я хотела только отомстить! – Робин настороженно слушал, не сводя с нее глаз. С вызовом в голосе, непрерванная им Регина продолжила: – Я отравила его... – очередное признание заставило мужчину оторваться от стены и внимательнее взглянуть на эту женщину, которую, казалось, он только что обрел заново, но мог в любой момент уничтожить по щелчку пальцев. – Ты… что сделала? – она все еще не могла вдохнуть полной грудью, пока Робин нависал над ней. – В интернете нынче можно заказать что угодно… например, какой-нибудь диоксин, который при добавлении в пищу даже в небольших дозах поражает одновременно множество систем организма, – какая-то горечь и сладость одновременно звучали в ее словах. Женщина не сводила с него внимательных глаз, что улавливали первую реакцию, не пропуская ни одной дрогнувшей мышцы, ни тени отвращения, если бы оно промелькнуло. Но он просто слушал. – А затем сделала с ним то, что он сделал со мной: практически в бессознательном состоянии он подписал завещание, по которому я получала компанию. И он умер с мыслью о том, что я уничтожу его дочь так же, как его самого. – Но ты не сделала этого, – мужчина резко отшатнулся, как от прокаженной, но она стояла, прикованная к стене невидимыми гвоздями, и боялась дышать, словно это могло ее спасти. – И даже не собиралась. – Регина… – он тяжело выдохнул и вперился режущими глазами в ее лицо. Робин ожидал услышать что угодно, но не это. Легче было поверить в то, что он не достаточно хорошо знал ее, что она просто использовала его и забавлялась, а как только у него начались проблемы с бизнесом, бросила и нашла богатого старика. Ошибка, ужасная ошибка, которую он совершил тогда в деле, разрушила их, разрушила то, что было между ними. Рисковать ее безопасностью из-за связи с ним тогда было нецелесообразным, но все равно он стал причиной, которая толкнула ее в лапы опасности, пусть и другого рода. – Теперь ты знаешь. Все, что хотел? Уходи, – она убрала сдерживающие ее руки еще пребывающего в шоке мужчины и отошла к столу. Робин даже не пошевелился. Регина начала раздражаться: должна же быть хоть какая-то реакция. Нервничая от его затянувшегося молчания, она перешла на крик: – Уходи! Ну же! Ты имеешь все инструменты, чтобы меня уничтожить! – мужчина наконец обернулся и невидящими глазами посмотрел на нее. – Что смотришь? Тогда я уйду! – Регина, стой! – но она выбежала из кабинета прежде, чем он смог предпринять что-то. Робин в какой-то странной растерянности подумал о том, что эта женщина постоянно пытается решить все проблемы побегами.

***

Она не могла сегодня вернуться в особняк к Маргарет. Просто не могла. После всего, что случилось, всего, что по глупости поведала Локсли… Хотелось провалиться сквозь землю, хотелось повернуть время вспять, хотелось исчезнуть так, будто ее самой вовсе и не существовало никогда. Женщина скиталась по городу, пока совсем не стемнело, а потом все-таки поехала в свою квартиру недалеко от Даунтауна. Пустая квартира встретила духотой и одиночеством. А еще сюрпризом из все тех же аккуратно оставленных конвертов у порога. Подхватив коричневые свертки, наверняка специально доставленные сюда по распоряжению Робина, и включив повсюду кондиционеры, Регина прошла в гостиную. На душе было мерзко и горько. Одиночество навалилось с еще большей силой, пустая квартира напоминала о самой ее жизни – красивая обертка, под которой ничего нет. Пустота. Все содержимое сожрали внутренние демоны, с которыми не доставало сил бороться в одиночку. Свет уличных фонарей почти не притрагивался к царившей в помещении темноте. Женщина включила лампу в коридоре, и сбросив шпильки, проследовала босыми ногами в спальню. Ламинат приятно остудил стопы, уставшие за день. Спать не хотелось, и, избавившись от одежды, которая, казалось, была пропитанная прикосновениями Робина, Миллс испытала облегчение и накинула легкий халат. В гостиной сумерки лишь немного рассеивались от света из коридора, но этого хватало, чтоб найти необходимое. Белое фортепиано призраком выделялось в обстановке. Женщина открыла крышку и села за инструмент. Как давно она не играла и не слушала музыку. Пальцы легко пробежались по клавишам, рождая грустную мелодию. Она присоединила вторую руку, и звучание стало выразительнее. Удивительно, но она что-то помнила, автоматически нажимала на струны. Душа откликалась своими струнами. До, ми бемоль, ре… А дальше она забыла. Обреченно вздохнув, Регина поднялась и закрыла крышку фортепиано. В оконное стекло забарабанил дождь, меняя музыкальную композицию. Виски был достаточно горьким, чтобы соответствовать состоянию ее души. Наполнив стакан, Миллс опустилась в кресло напротив окна. Два конверта она захватила по пути, и они покоились на ее коленях. На одном рукой Робина была наспех сделанная надпись «Думаю, ты выберешь этот вариант». Несколько минут женщина всматривалась в его почерк, стремясь найти в небрежных буквах намек на то, чего стоит ждать. Сразу вспомнилось, какой непонятной была его буква «т» и как он хитро щурился, бросая на нее лукавые взгляды во время подписания документов. Пригубив горькое содержимое, глуша тревогу в душе, Миллс вскрыла конверт. Даже практически в полной темноте она смогла определить, что это. Дарственная. Он добровольно передавал ей все приобретенные акции «КингМедикал»? И дополнительно выпущенные и выкупленную часть Гумберта? Вот так просто пришел сегодня с этим к ней в кабинет? Это не укладывалось в голове. Робин был готов заплатить такую цену, сделать ей такой подарок, только чтоб узнать правду? Но правда оказалась слишком шокирующей, чтобы ее принять. Что ж, тогда он выполнил условия их сделки и больше посягать на компанию не будет. От этого полегчало. Регина с треском и нетерпением разорвала второй конверт. Там лежала такая же бумага, тоже с росчерком Локсли, с той разницей, что он передавал ей часть акций… Уравнивая их доли? Он хотел партнерства? Это удивляло еще больше. Но сильнее всего поразило то, что он хочет это сделать. Даже после того, что узнал о ней сегодня. Он мог забрать бумаги, и она никогда бы не узнала, что там внутри... Миллс в задумчивости пригубила виски. Желудок возмутился и запротестовал. Но нужно было как-то заглушить в голове мысль, что во всем виновата она сама. Шесть лет Регина злилась, обижалась и мстила, а сегодня узнала, что ошибалась… И снова ее жизнь разрушена. Снова – ею самой. Снова – по глупости. Голова кружилась и стала тяжелой от пары глотков алкоголя. Ей же нельзя еще, а она снова забыла об этом. Мысли терялись, путались, ускользали, как и собственные волосы, которые она в задумчивости накручивала на палец и выпускала из рук. Брюнетка выронила опустевший стакан из расслабленных пальцев. Звон разбитого стекла замер в помещении, многократно отзываясь в ее голове. Такой же безнадежно разбитой и уничтоженной была ее жизнь, была она сама. Она поленилась подбирать осколки сейчас, хотя утром они могли стать еще одним неприятным напоминанием. Веки отяжелели, и, сжав гладкую бумагу пальцами, она утомленно закрыла глаза. Не было сил уйти в спальню. Голубое небо укрывало шелком, обнимало и успокаивало. Прощало. Давно погребенная надежда ожила в сердце. В дверь позвонили. Бесстрашие и злость овладели потревоженной женщиной. – В два часа ночи самое оно… – не запахивая халат, она босыми ногами проследовала к входной двери, по пути включая свет. Регина даже не глянула в глазок, а просто резко распахнула дверь, так что сквозняк остудил тело. Опираясь о косяк, на нее глядел мокрый Локсли. По щетине смело пробирались капли воды, пиджак вымок насквозь, с волос капало. Но взгляд, прикованный к Миллс, обжигал решительностью и не позволял отвести глаза. – Пригласишь? – он первым нарушил повисшее напряженное молчание. – В два часа ночи? Ты откуда сейчас? Принять душ слишком просто для Робина Локсли? – сарказм спасал ее много раз, но он был бессилен перед голубым небом, что растекалось в его глазах, обволакивая покоем. – Регина! – мужчина не выдержал и, перешагнув порог, взял ее мертвенно-бледное лицо в свои ладони. Уже тише спросил: – Поговорим? – Не слишком ли поздно говорить? Ты уже и так все знаешь… – ей стало страшно от его близости, которая легко рушила все стены, окружающие ее, выстроенные с особой тщательностью и прочностью, не позволяющие никому приблизиться и никого подпустить к себе. – Но ты не знаешь… Мы не договорили… Не поняли друг друга, – она молчала слушала, чувствуя себя еще более виновной, чем прежде. – Я… – Я знаю, – руки успокаивающе погладили по спине, привлекая ближе. – Ты сбежала и все пошло кувырком, – женщина задрожала в объятиях. Теплая капля покатилась из-под ресниц, за ней еще и еще. Слезы, не пролитые за столько лет, вырвались на волю и чертили кривые дорожки по матовым щекам. Лицо обхватили широкие мужские ладони, и его пальцы стерли соленую воду. Мокрые ресницы не разлеплялись, Регина не видела его глаз, но чувствовала бережное прикосновение к себе. – Ты снишься мне все то время, что находишься в городе… – брюнетка всхлипнула и потянулась к Робину. Ладони вцепились в мокрые лацканы пиджака. Она не держала его, она держалась за него. – Глупая, – он прижался к ее лбу и осторожно обнял, – ты снишься мне всю жизнь… Регина кинулась и проснулась. Резкая трель дверного звонка разорвала пелену сладкого сна. Очнувшись, женщина приложила руку к груди, пытаясь успокоить колотящееся сердце. Поглядев на часы, она поднялась на затекшие ноги, чтобы открыть позднему посетителю.