Евгенические войны. Книга Первая.

Рынок Най Сарак, Дели, Индия 1 ноября 1984 года Сезон дождей миновал, но назревал иной шторм. Четырнадцатилетний Хан Нуньен Сингх мог в буквальном смысле чувствовать разлитое в воздухе напряжение, пока копался в книжном развале одного из многочисленных киосков, усеивавших запруженные людьми улочки базара. Было только десять утра, но рынок уже был забит покупателями, поставщиками, нищими и туристами. Десятки голосов на все лады торговались за ювелирные изделия, книги, ткани, сладости и другие вещи, конкурируя с сиренами такси и гудками велорикш, потихоньку пробиравшихся сквозь кишащие толпы и невероятно плотное движение, наполнявшее выхлопными газами и без того задымлённый городской воздух. Калеки, молодые мамочки с грудными детьми и старейшины выпрашивали еды или немного рупий, в то время как грязные босоногие детишки усердно начищали до блеска чью-нибудь обувь - или столь же усердно обчищали чьи-нибудь карманы. Рекламные объявления, плакаты и биллборды - в основном на английском - обещавшие фантастические скидки, унизывали узкий переулок, как бельё в прачечной. Пряные ароматы кардамона, куркумы и имбиря дразнили ноздри Нуна, а пронзительные поп-мелодии, громко звучавшие из выставленных в дверных проёмах магазинчиков транзисторных радиоприемников, терзали его уши. Безнадзорные собаки и священные коровы бродили по усыпанной мусором улице, внося свою лепту в давку и затор. Обстановка вполне нормальная и даже обыденная, но сегодня к ней примешивалось нечто другое. Под привычной суетой и шумом Нун ощущал что-то зловещее: он различал в коллективном голосе базара неуклонно усиливавшиеся, почти осязаемые ноты гнева и страха. Даже нищие казались растерянными и взволнованными, да и приставали они к туристам без своего обычного рвения и театральных эффектов. Владелец книжного киоска, подозрительно хмурясь, наблюдал, как Нун, подросток в чалме, перебирает товар. Возможно, пойти по магазинам именно сегодня было ошибкой, думал Хан. Было ли это только его воображение или он действительно чувствовал направленные на него враждебные взгляды, покалывание кожи на шее? Вчера, всего лишь немногим более двадцати четырёх часов назад, премьер-министр Индии Индира Ганди, деятельность которой вызывала столько споров, была убита в своём саду собственными телохранителями-сикхами, которые, как сообщалось, всадили в женщину больше тридцати пуль. Убийство было совершено в отместку за отданный миссис Ганди приказ провести силами армии операцию по ликвидации сикхских экстремистов, засевших в главной святыне сикхизма — Золотом храме Амритсара. В ходе операции погибли тысячи людей и сгорела библиотека священных текстов; Нун опасался, что это была только первая кровь. Его друзья в университете, где он работал над диссертацией по соисканию степени доктора технических наук (прим. переводчика - по советско-российским стандартам кандидата наук), советовали молодому вундеркинду не оставлять утром кампуса, учитывая градус эмоций, подогретых убийством премьер-министра, однако Нун никогда не позволял страху диктовать ему образ действий. Но вот теперь он желал бы, чтоб гордость не брала в нём верх над рассудительностью. Подросток задумчиво погладил щёку; хотя борода - так же как и бакенбарды - только начала пробиваться, тюрбан и металлический браслет на руке позволяли с первого взгляда узнать в нём сикха, пусть и не совсем взрослого. Внезапно внимание Хана привлёк странный запах. Уж не дым ли примешивался к вездесущему аромату специй и смогу? Он осторожно принюхался. Да, поблизости определённо что-то горело. Пожар в каком-нибудь здании? Нун бросил взгляд в обоих направлениях оживлённого проулка, но всё, что он видел, это шумное людское море. Хан напряг слух и различил возгласы ярости, доносившиеся с той стороны, откуда тянуло дымом, а затем вопли и звук бьющегося стекла. Что происходит? – с тревогой спрашивал он себя, и стук его сердца всё учащался по мере того, как каждый нерв тела прямо-таки кричал, предупреждая о надвигавшейся опасности. Что там горит? Книготорговец вдруг выхватил потрёпанную книжку из рук Нуна. - Убирайся отсюда, грязный сикх, - рявкнул мужчина, брызгая слюной, и ненависть, горевшая в его глазах, была просто убийственной. – Убери руки от моих книг! Застигнутый врасплох свирепостью желчного продавца, подросток отступил на тротуар. Да как он смеет говорить со мной в подобном тоне? - подумал он, как только возросший гнев подавил собой удивление. Не желая того, он случайно толкнул какого-то пешехода, который ответил ему тем же. - Смотри, куда прёшь, пёс-убийца! (скорее всего, такое выражение связано с тем, что в своих молитвах сикхи просят себе участи, подобной собаке – прим.переводчика) – крикнул пешеход, вдобавок сплюнув под ноги Нуна. – Крепкие ж у тебя нервы, коли ты решился высунуть сегодня свою образину из норы! Ответная сердитая реплика уже готова была сорваться с губ Нуна, но он сдержался, неожиданно обратив внимание на множество пылавших яростью глаз, смотревших на него со всех сторон. Его рука инстинктивно потянулась к скрытому под одеждой серебряному кинжалу. До сегодняшнего дня он носил отполированный до блеска кирпан только традиции ради; никогда прежде ему не приходилось пользоваться им для самообороны. Нун заколебался: обнажённое лезвие могло спровоцировать толпу на дальнейшие действия. - Оставьте меня в покое, - проговорил он, но голос подростка дрогнул, выдавая неуверенность. - Я не причинял вам вреда. Однако это предупреждение запоздало, и насилия было не избежать. Запах горящего дерева усилился, и Нун увидел столб пепла и дыма, поднимавшийся над украшенным гирляндами рекламным плакатом на здании, в квартале от того места, где он стоял. Выстрелы и ужасные людские крики приближались к нему. - Кровь за кровь! – ревела толпа, и этот рёв послал дрожь по спине Нуна. Хотя после смерти своей матери, много лет назад, он и прожил в спокойствии и безопасности довольно долго, он мог распознать бунт по одному этому кличу. - Смерть сикхам! Люди, окружавшие Нуна, тут же поддержали этот крик. - Кровь за кровь! Женщины похватали детей и поспешили кто куда в поисках укрытия, в то время как мужчины наступали на подростка, явно находившегося в меньшинстве. Брахманы и нищие, старики и скалившая зубы молодёжь - все присоединялись к угрожавшей Нуну банде, швыряя в него насмешки и ругательства. Ну ладно, сказал себе Нун, обнажая свой клинок. Они найдут, что я гораздо больше, чем кажусь. - Назад! – закричал он, взмахнув перед собой ножом и очертив круг безопасности между ним и толпой. Его глаза превратились в узкие щели: он ждал, какой ход сделают враги. Долго ждать ему не пришлось. Какой-то грузный мужчина подскочил к Нуну сзади и с сокрушительной медвежьей хваткой прижал его руки к бокам. Но он не рассчитал силу мускулов подростка; Нун легко освободился от захвата более крупного атаковавшего его мужчины, нанеся тому удар локтём прямо в живот. Вырвавшийся крик боли был музыкой для ушей Нуна, и он испытал радость от лёгкой победы. Это отучит этот сброд, думал он, задирать высших! Камень, сильно ударивший его в щёку, оборвал это ликование. - Вот тебе! - крикнул кто-то; раздались грубые смешки. За камнем последовали и другие предметы: щебень, бутылки, книги, банки, даже куски навоза размером с кулак, поднятые с земли. Осколки камней и стекла били Хана по телу, пока он, пошатываясь, стоял на тротуаре и пытался защитить лицо руками. Боль атаковала отовсюду, врезалась в спину, плечи, рёбра. Что-то влажное и липкое потекло из раны над глазом, и он почувствовал вкус крови на губах. - Взять его! – орала кровожадная толпа. - Убить грязного сикха! К вящей досаде Нун осознал, что ради спасения собственной жизни вынужден бежать. Чернь совершенно распоясалась, да и просто их было слишком много, чтобы справиться с ними в одиночку. Стая шакалов может разорвать раненого льва, подумал он, приводя себе доводы для отступления, и ринулся сквозь окружавшую его людскую сеть, расшвыривая взрослых мужчин, как кули с мукой. С ножом в зубах он стремглав бежал по базару, уклоняясь от транспорта и визжавших туристов. Надо было им думать головой, прежде чем рисковать и выходить сегодня на улицы, мелькнула мысль у Нуна, не чувствовавшего особой симпатии к истерящим зевакам. Как, впрочем, и мне самому. Прилив адреналина и тренированные, как у спортсмена, ноги легко поддерживали бешеную скорость бега, но Нун с ужасом видел, что не был единственной жертвой сегодняшнего шабаша. Охваченная ненавистью обезумевшая толпа мстила любому сикху, попавшему в поле её зрения, и поджигала магазины или киоски, чей хозяин казался сикхом. Воздух вскоре целиком наполнился дымом и отвратительным запахом горящей плоти. Пробиваясь к северной стороне Най Сарака, Нун увидел седобородого водителя такси, которого несколько человек выволокли из салона, а затем облили керосином и подожгли. Хан хотел уж было вмешаться и защитить невинного соплеменника, но понимал - один юноша, даже такой, как он, ничего не мог поделать с тем сатанинским огнём, который захлестнул улицы. Когда-нибудь, захлебываясь слезами ярости, поклялся он себе, я положу конец подобному сумасшествию. Но куда ему бежать теперь? Старый Дели, как называли этот сектор города, был лабиринтом узких улочек и перенаселённых рынков, но, независимо от того, как быстро мчался Нун, он не в силах был обогнать бунт, который горел жарче, чем породившая его преисподняя. Мстительные пальцы вцеплялись за него во время бега, отрывая клочки забрызганного навозом пиджака а-ля Неру и выдававшего его принадлежность тюрбана, так что длинные чёрные волосы развевались за спиной подростка. Злобные оскорбления и ругательства неслись ему вслед, камни и бутылки продолжали отскакивать от покрытых синяками спины и плеч. По пути ему постоянно попадались перевёрнутые автомобили и грузовики, пламя лизало их открытые кузова, блокируя путь, но Нун обегал или просто перепрыгивал через любые препятствия - только чтобы угодить в ещё больший хаос. Мародеры грабили всё, что принадлежало сикхам – лавки, дома - прежде чем поднести к ним факел. Я должен выбраться отсюда, думал Нун, чьи лёгкие работали изо всех сил, чтобы соответствовать экстремальным требованиям, предъявляемым к ним этим отчаянным бегом-полётом. Но где сейчас можно обрести безопасность? Университет был слишком далеко, в новой части города, и не было ни единого шанса попасть туда живым и невредимым, но он понимал, что должен найти убежище, и как можно скорее. Даже сверхчеловеческая сила и выносливость имели свои пределы, в то время как смертоносная кровожадность толпы явно была безграничной. Боль в начинавших уставать ногах заставила его немного замедлиться. Роясь в памяти, он вспомнил, что гурудвара – сикхский храм – располагался на Чандни Чоук, в полдюжине кварталах отсюда. Будет ли такое строение убежищем, размышлял Нун, или окажется прекрасной большой мишенью гнева бунтовщиков? Скорее, последнее, втайне опасался он, но на той же улице, всего лишь парой домов далее, также находилось отделение полиции. Может быть, полиция сможет обеспечить храму хоть какую-то защиту, даже в условиях общего хаоса и анархии? Шанс мал, но это всё-таки лучше, чем то положение, в каком он сейчас находился. Он остановился на мгновение, чтобы сориентироваться, держа нож и готовый отбить нападение любого грабителя, который, возможно, захочет пролить кровь ещё одного сикха. - Держитесь от меня подальше! - пригрозил он, со свистом рассекая лезвием воздух. Его голос, к счастью, на этот раз даже не дрогнул. - Оставьте меня в покое, или клянусь, я убью любого! Сквозь дым и туман Нун разглядел сверкающие минареты Джама-Масджид, самой большой мечети Индии, тянувшиеся к небу на юго-западе. Это означало, что Чандни Чоук, главная магистраль торгового района, была прямо впереди него, по направлению к северу. Быть по сему, решил он, курс проложен. Однако прежде, чем он смог возобновить свой бег, ему в лицо выплеснули какую-то жидкость, сразу растёкшуюся по голове, волосам и плечам. Маслянистая субстанция щипала глаза, в то время как едкие пары заполнили ноздри. Нет! - думал он, с ужасом осознавая, что его облили керосином. Холодная рука страха стиснула сердце. Хан считал себя отважнее большинства людей, но даже он содрогнулся при мысли о сожжении заживо. Яркие воспоминания о страшной судьбе местного таксиста промелькнули перед его взором, когда он сморгнул и фыркнул, ощутив на языке вкус керосина. Звук чиркания спички о коробок послал волну ужаса по всему телу. До огненной смерти оставалось всего несколько секунд, понял он. Недолго думая, он повернулся к источнику звуку, выплевывая полный рот керосина на горящую спичку. Оранжево-жёлтые вспышки, а затем мужской крик дикой боли, вознаградили это отчаянное усилие. Сквозь пелену на глазах Нун едва различил испуганную фигуру - одна рука которой была охвачена огнём - метавшуюся всего лишь в нескольких шагах. Нун бросился назад, подальше от горящего человека, опасаясь, что случайная искра превратит и его в пылающий факел. Наполовину ослепший от попавшего в глаза керосина, он ринулся вверх по переулку, расчищая путь бешеными росчерками кинжала. Большую часть времени лезвие распарывало только пустой воздух; иногда это было и не так. Вонь керосина, смочившего волосы и одежду, добавила новый, безотлагательный аспект проблеме поиска безопасного укрытия от смертельной опасности. Только скорость и ловкость могли сейчас спасти его; одна спичка, одна искра – и дополнительный погребальный костёр не понадобится. Не обращая никакого внимания на протесты измученных ног, он прокладывал себе дорогу сквозь толпы погромщиков, словно выпущенное из пушки ядро, и пытался сморгнуть с глаз керосиновую плёнку, чтобы прочистить зрение. Повсюду на загаженном асфальте виднелись жуткие свидетельства продолжающейся резни. Скрюченные агонией трупы, практически полностью обугленные и ещё дымившиеся, лежали на земле в окружении обломков дерева и стёкол, оставшихся от разгромленных вандалами магазинов и киосков. Дорогие шелка и сари всех цветов радуги валялись под ногами и впитывали кровь и керосин из многочисленных луж, будто здесь прошёл сильный дождь. Бежавший Нун вынужден был внимательно смотреть под ноги, чтобы не споткнуться о почерневшее тело или не поскользнуться в растекавшейся малиновой луже. Во время бега подросток поспешил избавиться от остатков залитых горючим пиджака и рубашки, обнажив грудь более мускулистую, чем можно было бы ожидать от четырнадцатилетнего. Однако запах керосина ещё чувствовался от его волос и кожи, превращая Нуна в вероятного кандидата в жертвенные агнцы. - Взять его! – неслись ему вслед крики разъярённых людей. - Сжечь вонючего сикха! Достигнет ли он храма, прежде чем обезумевшие преследователи исполнят свою пламенную угрозу? Ищущие глаза Нуна были устремлены вперёд, в тесную суматоху улицы. Он полоснул ножом по спине какого-то мародера, который не потрудился достаточно быстро уступить ему дорогу, и лезвие вспороло одежду, рассекло плоть. Я почти там, шептал, как заклинание, Нун, Чандни Чоук уже не так далеко. Размахивая окровавленным кирпаном, словно мачете, он прорубал им путь сквозь хаос бунта, перескакивая через упавшие тела и уворачиваясь от любого намёка на открытое пламя. И вот когда Хан уж начал было оценивать свои шансы на выживание более оптимистично, он увидел нечто, от чего кровь в его жилах застыла. Пустой автобус лежал на боку поперёк базара и его сгоревший остов ещё тлел, как курившийся вулкан. Дымившиеся шины распространяли в воздухе запах горелой резины. Но, что гораздо хуже, этот автомобильный скелет возвышался прямо на пути Нуна, полностью заблокировав дорогу к спасению. Нет! – выругался он про себя. Это не честно! Он оглянулся через плечо, увидев настигавшую его банду мятежников. - Сжечь сикхского ублюдка! – раздавался яростный крик. - Кровь за кровь! У многих мужчин в руках были факелы, сделанные из обломков домов и обрывков украденного текстиля. - Смерть убийцам! На мгновение у Нуна возникла мысль перебраться через остов автобуса, но он быстро понял, что это невозможно. Небольшие вспышки, то тут, то там возникавшие на сгоревшем транспорте, угрожали превратить подростка в груду обгорелых останков; с таким же успехом я бы мог просто поднести к себе спичку, с горечью сказал себе Хан. Он энергично осматривал рынок в поисках альтернативы, надеясь на какие-нибудь небольшие, страшно необходимые именно теперь проходные дворы, по которым можно было бы обогнуть это место. Однако всё, что видели его глаза, были выбитые окна и осквернённые фасады горящих зданий. По правую руку дым и пламя вырывались из верхнего окна магазина портного, в то время как странный синий туман, возможно, вызванный какой-то утечкой природного газа, просачивался из-под выбитой входной двери, криво висевшей на одной петле. Слева, из магазина одежды, принадлежащего сикхам, доносились крики испуга и вопли варваров. Одетый в сари манекен лежал на земле под разорванным плакатом, обещавшим низкие, низкие цены. Подведённые глаза манекена и покорное выражение его лица не способны были предложить Нуну ни надежды, ни даже сочувствия. Я попал в западню, понял Хан. Хорошо же, гордо подумал он, пусть это будет моя последняя битва. Повернувшись лицом к наступающей ораве и подняв изогнутое серебряное лезвие кирпана, Нун на миг ощутил тревогу за своих приёмных родителей, оставшихся в Чандигархе; он взмолился, чтобы они оказались на почтительном расстоянии от опасной лихорадки, охватившей Старый Дели. Затем сосредоточил всё внимание на вооружённых факелами мучителей и мрачно решил убить стольких противников, скольких сможет, прежде чем сгорит на жертвенном алтаре. - Начнём! - прошептал он, цитируя Макбета, - и пусть нас меч рассудит. Кто первым крикнет: «Стой!» - тот проклят будет! Но прежде, чем банда убийц его настигла, откуда-то неожиданно раздался голос. - Нун! Хан Нуньен Сингх! Сюда! Оторванный, к его изумлению, от встречи с героической смертью, Нун взглянул направо и увидел бледнокожего иностранца, стоявшего в дверях разграбленного магазина портного в том странном синем тумане, завивавшемся сейчас вокруг лодыжек мужчины. Он был худощав и одет в тёмно-синий костюм европейского покроя. Какой-нибудь несчастный турист, угодивший в самое пекло религиозной розни Дели? Но тогда почему он знал, как зовут Нуна? И откуда он тут вообще взялся? - И быстро! – говорил незнакомец по-английски с американским акцентом. - Нет времени объясняться, но вы должны мне довериться! Брошенная кем-то бутылка из-под кока-колы ударила Нуна в подбородок, образовав свежий порез под его уже распухшими губами. - Взять его! – вскричал молодой индиец, и шокированный Хан понял, что крикун, чьё пылавшее лицо искажала маниакальная жажда крови, был одним из его сокурсников в университете. - Кровь за кровь! – орал этот бывший однокашник, подхватывая осколок разбитого стекла с улицы. - Убить сикха! В сторону Нуна полетел факел, рассыпавший искры, как комета. Проследив за траекторией его полёта, Нун отпрыгнул, но брошенная головня упала в опасной близости от его ног. В растерянности и отчаянии посмотрел он на незнакомца в дверном проеме. Синий туман теперь заполнил весь вход в разорённый магазин. - Поспешите! – проговорил мужчина. - Верьте мне! Поверить незнакомцу, когда он не мог доверять даже своему знакомому? У Нуна это в голове не укладывалось, но не то чтобы у него был ещё какой-нибудь вариант. Крепко сжав рукоятку кирпана, прошедшего кровавое крещение, он бросился в окутанный туманом дверной проём - и в неизвестность. Заметки автора к главе 26. К несчастью, кровавые погромы 1984 года, последовавшие за убийством Индиры Ганди, - исторический факт.