Евгенические войны. Книга Первая.

К юго-западу от Дели, Индия 17 мая 1974 года По злосчастной иронии судьбы Гэри Севен был вынужден признать, что едет в засекреченную базу Кризалиса именно так, как и собирался, если бы Уильямс со своими головорезами его не обнаружили: спрятанным в кузове пикапа. Принимая во внимание… одним словом, принимая во внимание всё, с усмешкой думал он, я решительно отдаю предпочтение транспортерам. Связанный и с кляпом во рту, накрытый маскировочным брезентом, он уже пропутешествовал несколько часов под палящим солнцем, стоящим высоко в небе. Этого хватило, чтобы кузов грузовичка превратился в раскалённую жаровню. Уж так случилось, что миссия Севена совпала с пиком летнего сезона Индии, когда дневная температура порой превышала 100 градусов по Фаренгейту. Даже с учётом превосходной физической подготовки и умственной дисциплины Гэри поездка стала мучительным испытанием для него. Рубашка и брюки пропитались потом, и он чувствовал, что начинается обезвоживание. Во рту было сухо, как в пустыне, а горло тосковало по питью, и предпочтительно со льдом. Он мог только надеяться, что не слишком ослабеет к тому времени, когда грузовик достигнет пункта назначения. Лежа на боку со связанными за спиной широкими полосками клейкой ленты руками, он мог видеть только деревянную обрешетку непосредственно перед глазами. Однако, несмотря на известную ограниченность подобной точки зрения, напрашивались пара существенных выводов, основанных на том, что ему удалось расслышать. Первый, и, возможно, наиболее заинтриговавший Севена факт заключался в том, что пикап — и Гэри не мог этого не заметить — выехал с территории аэродрома без каких-либо задержек или официального досмотра. Следовательно, предположил Севен, как организация Кризалис имел значительные средства и/или влияние; та лёгкость, с которой Уильямс со своим контрабандным товаром миновал таможню, подразумевала обширное систематическое взяточничество, а также, возможно, наличие высокопоставленных друзей. Новость была чрезвычайно тревожной. Подобный ресурс поднимал потенциал Кризалиса - речь могла уже идти не просто о кучке учёных-озорников. Они не ведают, что играют с огнем, мрачно говорил себе Севен, вспомнив распри и разрушения, которые бесконтрольные генетические манипуляции посеяли в других цивилизациях Галактики. Минджо вот до сих пор пытаются восстановить свое общество после того последнего раунда генных войн… И это если ещё не принимать во внимание уран и питательную среду для бактерий. Анализируя, насколько мог, то, что уже узнал о проекте, Севен параллельно попытался сориентироваться относительно направления перемещения. За несколько часов машина покинула шумные дорожно-транспортные артерии напряжённого Дели ради лишь чуть менее заполненных дорог пригородных районов и окрестных трущоб. Воздух, хоть и такой же жаркий и влажный, стал по милости божией менее загазованным, а запах эвкалиптов и горевших брикетов навоза сменил гарь промышленных заводов; это заставляло сделать вывод, что урбанизированный Дели остался далеко позади. Движение постепенно становилось все более свободным, если судить по снижению частоты гудков автомобильных сирен, которые Севен мог слышать даже из своего неудобного лежбища в задней части кузова пикапа. По оценке Гэри, обладавшего отличным чувством направления, они ехали на юго-запад. Пересекли штат Харайяна и въехали в Раджастан, как он полагал. Они были в дороге, по меньшей мере, 6 часов; сейчас грузовик должен быть где-то около безлюдной негостеприимной пустыни, лежащей между Индией и Пакистаном. Довольно-таки удаленное расположение, чтоб не сказать хуже. Конфиденциальность явно была у Кризалиса в приоритетах. Что же они скрывают? — подумал Севен. И как далеко зашли? Серво во внутреннем кармане пиджака неожиданно впился ему в бок. Севен хотел бы добраться до устройства и известить Изис или Роберту о своем текущем местоположении и обстоятельствах, в которые попал. В аэропорту Дели он не мог сделать ничего, кроме того, что сделал — обменяться с ними взглядами, — и не мог не заинтересоваться тем, как вообще этот тандем практическии несовместимых особей переносит вояж по Индии. Если повезет, перед ними по-прежнему расстилалась красная ковровая дорожка вплоть до самого Кризалиса, думал он, надеясь, что его напарницы сохранят псевдонимы ещё на какое-то время; как он узнал на собственном опыте, агенты Кризалиса не гнушались похищением или угрозами применения насилия, когда считали подобные действия необходимыми. Но, опять-таки, напомнил он себе, в опасных ситуациях Изис вполне способна позаботиться о себе, а у Роберты, несмотря на обманчиво-безобидный внешний вид, тоже есть свои уникальные таланты. Грузовик притормозил на перекрестке, и Севену показалось, что до него донеслось блеяние коз или верблюдов. Должно быть, проезжаем по какой-то глухой деревушке Раджастана, предположил он. Маловероятно, что грузовик надолго остановится именно здесь; как-то трудно себе представить, что в подобном месте требуется обработанный уран или высокоскоростные центрифуги. Он выразил надежду, ради собственного физического благополучия, что необходимости проделать остальной путь, переброшенным через покачивавшуюся на иноходи спину верблюда, не возникнет. В конце концов, это было бы так банально и ещё раз банально… К счастью, пикап скоро возобновил движение. Буколические звуки безымянного поселка отдалялись и наконец совсем пропали по мере того, как автомобиль поглощал мили и мили; казалось, путешествию не будет конца. Покрытие становилось неровным, от чего тело Гэри подскакивало на ухабах, пока не исчезло и это слабое подобие дороги. Севен слышал, как полноприводный пикап с воем преодолевал песчаные дюны того, что он считал Великой Пустыней Тар. Не было ни автомобильных гудков, ни шума других транспортных средств — только устойчивый гул двигателя джипа, уходившего всё глубже и глубже в горячее засушливое безлюдие пустыни. Севен попытался сглотнуть, но в горле так пересохло, что слюны не было ни капли; крепко стянутые руки и ноги совсем онемели. Тьма беспамятства готова была поглотить и без того ограниченное поле зрения, но он использовал психические упражнения, заимствованные у древних вулканцев и слегка модифицированные, чтобы не лишиться сознания. Концентрация требовала значительных усилий, но ему удавалось по-прежнему сосредотачиваться на миссии. Гэри Севен хотел во всеоружии встретиться с так называемым директором Кризалиса, и, скорее всего, той самой «жуткой» индианкой, о которой еще в Бруклине рассказывал ему Ральф Oффенхаус. Может быть, ещё не слишком поздно урезонить этих людей, раздумывал он, убедить их отказаться от своих безрассудных экспериментов. И хотя с момента возвращения на родину своих предков Севен сумел достаточно разобраться в натуре обычных людей, чтобы понять, что основным побудительным мотивом их поступков далеко не всегда являлись доводы разума, но всё же стоило попытаться, прежде чем пойти по короткому пути и прибегать к радикальным мерам. Здравомыслие всегда предпочтительнее диверсии. Солнце жгло даже сквозь брезентовое укрытие. Севен понимал, что тренированный или нет, но без воды долго даже он не протянет. Сколько ещё до конца поездки? — размышлял Гэри над вопросом, который с каждым часом становился всё более актуальным. Наконец, как раз тогда, когда к нему вплотную подступило что-то вроде ностальгии по минусовым температурам баджорских ледяных покровов, пикап сделал круг и остановился явно где-то посреди пустыни. Дверцы автомобиля с шумом распахнулись, и Севен слышал, как по песку рядом с пикапом затопали сапоги. Через несколько секунд брезент был отброшен, и на Гэри хлынул свет полуденного солнца. От этого слепящего блеска Севен крепко зажмурился; так, с закрытыми глазами, он и был схвачен за плечи чьими-то сильными руками и извлечен из неуютной постели. Впервые за семь часов получив возможность принять вертикальное положение, Севен ощутил, как его ноги утонули в песке пустыни. Он попытался выпрямиться, но изнурительная поездка отняла у него слишком много сил. Ноги были как сырой клингонский гагх, и он буквально повис на своих похитителях. Кто-то просунул ему в рот горлышко походной фляжки, и Севен с жадностью глотнул. Вода была теплой, но ему редко доводилось пробовать что-нибудь столь же освежающее. Понемногу жидкость восстановила его силы; он приоткрыл глаза, позволив зрачкам приспособиться, прежде чем освоиться с окружавшей его обстановкой. Грузовичок припарковался перед чем-то, что, скорее всего, было руинами древней раджпутской крепости. Стены из красновато-коричневого песчаника, словно шрамированные столетиями эрозии и заброшенности, охраняли частично разрушенные сторожевые башни, с которых, должно быть, на мили виднелись окружающие дюны и редкий пустынный колючий кустарник. Куполообразные крыши давно разграбленных храмов и дворцов виднелись за полуобвалившимися зубцами немой цитадели, которая выглядела так, будто уже сотни лет была необитаема. Подобные крепости, как знал Севен, не были редкостью в штате Раджастан, будучи наследием военных традиций, восходивших к VI веку, однако подозревал, что вот именно эти конкретные руины были гораздо менее пустынны, чем хотели казаться. Иначе зачем было привозить дорогостоящее оборудование Оффенхауса в эти бесплодные земли? Его глаза обшаривали потрепанные временем песчаниковые стены в поисках какого-либо намёка на тот высокотехнологичный лабораторный комплекс, который пришлось здесь скрывать. Но покамест всё, на что натыкался его взгляд, были древняя крепость и дюны, простиравшиеся во все стороны света под безоблачным сапфирово-голубым небом. Знакомый голос отвлёк его внимание от загадочных руин. — Надеюсь, путешествие было приятным, мистер Севен, — поддразнил Уильямс, отнимая ото рта Гэри свою флягу. Глаза-бусинки смотрели с некоторой неприязнью; по-видимому, он еще не простил американцу любопытства, изрядно осложнившего всем им жизнь. — Может быть, сейчас вы почувствуете большую склонность говорить? — Вам повезло, что я вообще могу вымолвить хоть слово, — ответил Севен голосом, хриплым от истощения и обезвоживания. — Там, откуда я родом, людям даже в голову не пришло бы обречь какое-либо живое существо на путешествие в подобных условиях. Уильямс нахмурился, явно раздраженный высказанным Севеном упрёком, так же, как и снисходительным превосходством. От гнева у него даже вена на виске запульсировала. — Вы не в том положении, чтоб кого-то тут распекать. Не знаю, что вы там о себе возомнили или на кого вы работаете, но, уверяю, это вам усвоить придётся! А вот это мы ещё посмотрим, подумал Севен. Несмотря на перенесённые физические лишения, он всё же был именно там, где и хотел — ну, почти. — Вы привезли меня сюда на встречу с руководителем, — изысканно вежливо напомнил он Уильямсу. — Так давайте об этом не забывать. Будучи, как уже говорилось, ростом на голову ниже собеседника, Уильямс сжал кулаки и исподлобья уставился на него со смесью досады и неуверенности. Покрасневшие от ярости щёки и шея пламенели сильнее, чем красно-бурые стены брошенной крепости под ярким солнечным светом. Стремясь любой ценой взять над Севеном верх, но, очевидно, не зная, как это лучше сделать, он на мгновение запнулся, ища слова для сокрушительной и остроумной ответной реплики. Однако палившее солнце делало длительное пребывание на открытом пространстве крайне непрактичным, и Уильямс вынужден был сдаться перед неизбежностью. — Э-э, надо бы уйти от солнца, — пробормотал он, промокая потную лысину платком и избегая при этом встречаться взглядом с глазами Севена.  — За мной! — махнул он рукой своим наемным головорезам. — И его тоже! Хотя в стенах форта то тут, то там зияли пробоины, оставленные в незапамятные времена пушечными ядрами, отряд вслед за Уильямсом направился к распахнутым передним воротам цитадели. Подойдя ближе к дряхлой каменной арке, Севен заметил несколько высеченных в камне отпечатков рук, явно женских. Как он помнил, это были своего рода памятники тем женщинам былых поколений, которые после смерти мужей выполнили сати — древний варварский обряд самосожжения. Барельефы частично пострадали от ветра и времени, но Севен мог представить себе реакцию Роберты на простое упоминание самого понятия сати; трудно вообразить эту независимую молодую женщину добровольно всходящей на костёр ради одной лишь традиции, что давало Гэри надежду — человечество, хотя и медленно, но всё-таки продвигалось к более высокой степени цивилизованности. Проходя через главный вход, он видел, что стены крепости когда-то были толщиной более десяти футов, и местами так оно и оставалось по сию пору. За воротами простирался огромный, вымощенный камнем двор, усыпанный обломками, на которых тут и там росли группы сорняков. Подальше виднелись заброшенные храмы, башни разной степени ветхости, а одноэтажное приземистое здание, где, как догадывался Севен, некогда находилась кузница или оружейная, обрушилось внутрь и представляло собой ныне простую груду мусора. Поскольку Уильямс был кем угодно, только не гидом, он не стал рассказывать историю этих замечательных развалин, направившись вместо этого прямо к царственному зданию напротив ворот. Этот дворец был в лучшем состоянии, нежели большинство окружающих сооружений, хотя Севен и заметил пробоины в верхнем куполе. Давным-давно тут явно была резиденция какого-то могущественного князя или магараджи; здание поднималось несколькими ярусами, как роскошный свадебный торт, вылепленный из мрамора и песчаника. Кованые решётки изысканного рисунка, призванные, очевидно, укрывать любовавшихся видом женщин от нескромного взора, заслоняли окна второго и третьего этажей. Севен и его похитители поднялись по крутой лестнице к тяжелым гранитным дверям; великолепная резьба на них весьма точно воспроизводила резьбу по дереву. Посеребренный отпечаток руки, напоминавший виденные Севеном на стене рядом с внешними воротами крепости, украшал то место, где сходились створки. Уильямс приложил правую руку к этому, по-видимому, очень древнему символу, его пальцы легли на соответствующие очертания скульптурной ладони и Гэри услышал грохот какого-то ожившего скрытого механизма. Как интересно, подумал он. Я так и знал — эти руины таили больше, чем казалось на первый взгляд. Уильямс убрал руку, и массивные двери сами собой распахнулись. В сопровождении трех неотступно следовавших за ним goondas, Севен и пухлый англичанин вступили в просторную затенённую ротонду, освещенную только проблесками солнечного света, проникавшими сквозь проломы в куполе и отражавшимися от голого каменного пола. Давно лишённая драпировок и роскошных ковров, драгоценных зеркал и других предметов обстановки, которые наверняка украшали этот портик во времена величия, пустая ротонда по-прежнему сохранила остатки былой красоты. Высокий потолок поддерживали рифленые колонны, а по верхнему краю стен шел орнаментальный фриз. Маленькие кумирни, каждая посвящённая отдельному индусскому божеству, скрывались в нишах размером со шкаф, размещенных на равном расстоянии по периметру помещения. Всё это производило впечатление подлинной старины, отметил про себя Севен, невзирая на наличие автоматически открывающихся дверей. Кризалис явно предпринимал значительные усилия, чтобы скрыть свое присутствие, даже в такой глуши, как эта. Любые забредшие сюда любопытные туристы — скажем, путешествующие на верблюдах по пустыне — увидят всего лишь еще один красочный старый форт, может, не так хорошо сохранившийся и не такой впечатляющий, как широко известные цитадели Джодхпура и Биканера. Совершенно точно Кризалису есть что скрывать, был теперь уверен Гэри, вспоминивший пептон и обработанный уран, который Oффенхаус сюда отправил. Какова же программа-максимум у этих заговорщиков? Игнорируя других идолов, Уильямс направился прямиком к окутанной мраком нише, посвященной Ганеше — богу мудрости и процветания с головой слона. Бронзовый кумир был покрыт слоем векового налёта, но остроглазый Севен мигом подметил, что один бивень Ганеши, изгибавшийся кверху рядом с хоботом, выглядел гораздо менее потускневшим, чем прочие части святыни. Поэтому он был не слишком удивлён, когда Уильямс взялся за этот бивень и повернул его вниз. Движение сопровождалось металлическим щелчком, и алтарь вместе с кумиром поднялся к потолку, открывая доступ в чистую белую кабинку, достаточно большую, чтобы вместить трёх-четырёх взрослых. Очень остроумное решение, сказал себе Севен. Хотя отсутствие пыли на бивне бога-слона и было чем-то вроде подсказки, но вся конструкция напомнила ему собственный офис на Манхэттене, чьё футуристическое оборудование пряталось за ширмой интерьера ХХ века. Кто бы знал, что еще скрывали эти рассыпающиеся укрепления… Уильямс извлек пистолет из кармана пропахшей потом куртки. — Хорошо, — коротко проговорил он, обращаясь к собравшимся goondas. — Вы можете закончить разгрузку нового оборудования, уделив особое внимание ящикам с пометками «хрупкое». Он ткнул Севена под ребра стволом браунинга и шагнул внутрь ранее скрытого лифта. — А ты со мной, — приказал он. Я очень на это надеюсь, подумал Севен, следуя за Уильямсом в лифт. — Спускаемся, — уверенно предсказал он, не видя, где ещё могла бы скрываться лаборатория Кризалиса. Через несколько секунд кабина стала проваливаться в пол, и он терпеливо ждал, наблюдая, как ротонда быстро исчезала из поля зрения, сменяясь гладкой черной стеной шахты лифта. — Подождите хорохориться, проницательный господин, — издал короткий смешок Уильямс, — пока не попадёте к директору. Стоя в паре футов от Севена, он по-прежнему держал браунинг нацеленным в грудь пленника. — Нельзя тайком пробраться в Кризалис и остаться безнаказанным. Ручаюсь, что она покажет, как надо поступать с мелкими подлыми шпиончиками вроде вас. Единственно, в чём могу заверить — тюрьмы для пленников здесь нет. Говорит точь в точь как ромуланский коммандер, с которым я когда-то повстречался, подумал Гэри Севен. Конечно, он легко мог бы разоружить Уильямса, но подобная эскапада была преждевременной. О том, чтобы вернуть себе свободу, он подумает позже — после того, как доберётся до мозгового центра амбициозного заговора. Если он уже не опоздал.