Преданные полётам

Нам завещают предки дар, Немая сила заключённых, Что проведёт нас сквозь пожар, Желая смерти отрешённых.       Медленно протекали дни, дождливый март ушёл в отставку, а на его же место прибыл ветреный апрель. Никто больше не упоминал о письме, об уезде отца. Кайлин не подавала виду, что ей грустно или нехорошо. Она верила, что жизнь ей дала эти испытания для того, чтобы она могла найти новое и открыть запертое.       Каждый год, в середине апреля, в день основания этого дома, в субботу, все собирались на чердаке, зажигали свечи, хаотично расставляя их и начинали перебирать вещи, выкладывать из коробок пыльное и менять на какую нибудь новую вещь или же ставить новую коробку и складывать туда уже ненужное. Этот день был своеобразным обменом. Каждый год находили что-нибудь такое, чего не находили в прошлом. Так и теперь, усевшись на пыльный пол и табуретки, все стали перебирать вещи. У Миши была самая дряхлая коробка, которая вот-вот должна была развалиться. Все молча перебирали скопленный веками хлам, иногда чихая от пыли, которой казалось в коробках скопилось больше, чем на всём чердаке. - Бабушка, посмотри, что я нашёл, - восхищённо сказал Миша, протягивая бабушке старый, тяжёлый, жёлтый конверт с потёртыми американскими марками на лицевой стороне. Бабушка взяла конверт и стала доставать чёрно-белые фотографии. - Миша, что там? - сразу стали спрашивать сёстры.       Бабушка просматривая фотографию за фотографией всё шире улыбалась. - Бабушка, дай пожалуйста посмотреть, - попросила Джули, протягивая руки, Кайлин послушно передала фотографии и, как ни в чём не бывало, стала копаться в коробках дальше.       На фотографии чёрно-белой, были две девочки, одной на вид двенадцать, другая помладше. Обе стояли в одинаковых сарафанах и с косичками. - Кто это, бабушка? - ткнула пальцем в фотографию Юля. - Это я и моя сестра Кэтрин, - внуки слышали о печальной судьбе сестры бабушки, но никогда не думали, что они были так дружны. У обоих улыбка сияла в лучах солнца, обе были так по-детски счастливы. - А кто из них Кэтрин? - снова спросила Оля. - Та, которая старше.       На следующей чёрно-белой фотографии уже две взрослые девушки сидят на лавочке, а рядом горит фонарь. На обоих приталенное платьице ниже колена, руки обтягивают короткие белые перчатки, на ногах красуются туфельки. Девушки сидели рядом с друг дружкой и улыбались. - Вы с ней так похожи, - улыбнулась Джули, - бабушка расскажи о Кэтрин.       На следующей фотографии, уже желтоватой, две двадцатилетние девушки в платьях в горох стояли друг на против друга и смеялись во весь рот. Эта фотография была наполнена теплом и любовью. - Кэтрин была весёлой, что бы не происходило, она всегда находила над чем посмеяться. Она всегда прикрывала меня перед родителями, а когда пропал отец она сказала: "Кай, если хочешь умереть счастливой - не переживай о дураках, они всегда будут совершать глупости". Она любила отца больше всех, ей трудней далось пережить всё это. Мы рано пошли работать на швейную фабрику. Даже когда мама умерла, Кэтрин продолжала меня обеспечивать и веселить. Когда мы познакомились с вашим дедушкой, она сказала ему, почти перед своей гибелью: "Не ищи в ней того, чего в ней нет, она прекрасный человек и станет замечательной женой, если ты ей это позволишь. Вы - идеальная пара". А потом, через неделю её сбила машина.       На следующей фотографии Кэтрин стояла одна на балконе. Её волосы развевались от ветра, а глаза были прищуренные от солнца.       Оля и Юля, горько вздохнув, переглянулись и сложили фотографии на место. - А это что, бабушка? - спросил Миша, разглядывая пыльную кору. - А это наш с дедушкой талисман, дай его мне. Я его уже больше двадцати лет не видела, - бабушка взяла кору, которую когда-то для неё срезал с дерева будущий муж и вырезал там их инициалы, а она обвела их в сердечко. Они были так молоды и так податливы ветру любви.       Ольга внимательно смотрела, как бабушка водила пальцами по дощечке и на мгновение ей почудилась, что дощечка горит. Секундное помутнение. Потом снова вокруг дощечки вспыхнуло красное. Оторопев, Оля нашла этому объяснение, просто она засмотрелась на свечу, вот у неё и скачут блики в глазах.       Через несколько длинных минут, которые столкнулись, обращая время в прошедший час, Юля открыла новою коробку, которую взяла в дальнем углу чердака. Медленно сдирая скотч с коробки, Юля гадала над тем, что же окажется внутри. Это было как своеобразная игра, поэтому всем нравилось копаться в старье, среди мусора, который не отвозили на свалку, ведь там могла найтись по истине ценная вещь, которая бы преобразила кусочек жизни. До следующего года. В коробке лежали какие-то вещи вперемешку с маленькими коробочками. - Я нашла какие-то вещи, - объявила рыжая, вытягивая светлое платье из коробки. - Это мамино, - замер Миша, случайно выронив пыльную книгу из рук обратно в коробку, - Я считал, что отец выкинул всё это или продал. - Это всё мамины вещи? - встала над коробкой Оля. Юля погрузила руки в вещи и стала наугад доставать коробки и некоторые платья. - Они даже пахнут мамой, - сказала Оля, прижимая к носу любимую мамину красную футболку.       Миша отвернулся от коробки и сжал зубы до боли, чтобы не показать своих чувств, не при всех и не сейчас. Глаза Оли стали мокрые и она закрыла веки, запах проходил по носу, подавая сигналы в мозг, а тот автоматически включал воспоминания, которые благодаря запаху становились ещё более живыми и яркими. Душа, будто заколоченная в электрической клетке, пыталась выбраться и каждый раз получала удары током, да такие, что теряла кусочки себя, разбрасывая остатки по клетке. Ком в горле встал так, что казалось невозможно дышать. Оля бросила футболку обратно в коробку и отвернулась от вещей, переставляя свой хлам от света так, чтобы лицо было в темноте и никто не видел стекающих слёз, которые Оля пыталась остановить, но душа-то всё ещё билась об электрические стенки клетки в которой была заперта, ещё неизвестно на сколько. Юля открыла одну из трёх коробочек, в ней были заколки и пара серёжек, которые Донна одевала в День Рождение своих детей, когда вся семья собиралась в кафе или в парк. Это маленькие гвоздики с красным агатом в серебре. Юля положила их на ладошку и подошла к свече. В свете они сияли, как два уголька в печи. Старшая сестра, тут же одела их и, взяв свечу в руки, поднесла к лицу. - Ну, как я в них?       Рыжие волосы Джули, собранные в высокий хвост, отражали свет огня в руке, отчего казалось, что её волосы тот час же вспыхнут, в голубых глазах блестел огонёк, а на губах была улыбка. Ей не было грустно, ей не было жалко себя, потому она и не плакала.       Ей всегда казалось, что мама больше любит сестру и брата, потому что они больше на неё похожи. Она была единственной рыжей в семье, отчего чувствовала себя белой вороной, часто, в начальной школе, дети дразнили её тем, что она приёмная, потому что не похожа на брата и сестру. Но Юля никогда не рассказывала никому об этом. "Дети глупые и тупые, они не правы!" - твердила она себе перед зеркалом с заплаканным лицом. А как-то, после школы, взяла большие ножницы и срезала свои рыжие волосы, тогда мама опустилась на колени напротив дочки и посмотрела в её голубые глаза. - Никто никогда не должен заставлять тебя, причинить себе вред, - девочка отвернулась, - Джули, послушай меня, ты самая красивая из всех детей, потому что ты моя дочка, у тебя мои веснушки и папины глаза. Когда люди видят, что-то необычное - они не пытаются подружиться и понять, они тыкают в это пальцем и высмеивают. Джули, не дай этим детям погубить твою красоту. Пообещай мне, что ты больше не отрежешь свои красивые, рыжие волосы, - потрясла за плечи дочку Донна, - пообещай мне. - Обещаю, - кивнула девочка и обняла маму. После этого момента у неё отпали сомнения, что она приёмная. Хотя в душе она всё ещё чувствует себя белой вороной и недостаток маминой любви, всё ещё живёт. - Очень красиво, - улыбнулась бабушка, разглядывая внучку. - Они подходят к твоим волосам, - кивнул Миша. Он смотрел на сестру в серёжках и в душе сразу становилось тепло, будто она была огоньком, который грел не снаружи, а внутри. Что-то в эту секунду пробудило в нём неистовую любовь к сестрам, и он поклялся себе, что никому не даст причинить им зло. - Да, они очень идут тебе, не снимай их больше, - посмотрела на сестру Оля и её охватила волна тепла, как от летнего ветра в прохладную ночь.       Когда месяц взошёл в звёздном, безоблачном небе, небольшая семья в старом доме уже сидела в столовой, в камине полыхал огонь, освещая дощатый пол и половину стола, оставляя дальние уголки комнаты во мраке. Все молча ели, позвякивая приборами, в камине трещали поленья. А коробка тем временем томилась в комнате сестёр. После ужина, когда каждая собака оббегает в последний раз двор и укладывается в конуре, чтобы поспать, сёстры поднимались в свою спальню, а их мысли были заняты коробкой, в которой они надеялись найти какую-нибудь записку поясняющую всё, как в фильмах или какой-нибудь волшебный кулон, который бы отправил их в приключения, как в книгах. Но позже, когда из коробки всё было вывалено на старый ковёр, в комнате, среди кучи старой одежды и шкатулок, не нашлось ничего похожего на письмо или на всемогущий амулет. В душе девочки почувствовали разочарование и жизнь их казалась теперь куда трагичней, чем раньше. - Ладно, уже пора ложиться спать, я устала как собака, - зевнула Юля, сгребая одежду и укладывая обратно в коробку. - Ещё секунду, - попросила Оля, разбирая на ладошке кольца матери, - Посмотри, - Оля одела на средний палец тонкое серебренное колечко со вставленным тёмно-синим сапфиром. - Ух ты, какое красивое, оно подходит к твоим глазам, - улыбнулась Юля, складывая оставшиеся кольца в шкатулку. Коробку отставили к окну и свет погас в этой комнате, через время послышалось сладкое сопение. Девочки были погружены в счастливый, беспокойный сон. Дом был погружён во мрак, последние угольки догорали в камине, а чёрный кот Сон, мирно спал в ногах у Кайлин.       Оля проснулась ровно семь утра, во всяком случае, так твердили часы, висящие над письменным столом. Пробудилась она не от того, что выспалась, а от того, что была счастлива во сне. Впервые за все годы, проведённые в этом доме, девочка проснулась счастливой, с детской, глупой улыбкой на лице. Телу было тепло и мягко, солнечные лучи заливали комнату зелёным и розовым отблеском от листьев и цветов вишни за окном. Оля вытащила руку из под бежевого, пухового одеяла. Светлая, тонкая ручка с розовой ладошкой будто ловила лучи весны. Кольцо на пальце заискрилось, как снег в светлое, безоблачное утро. От кольца исходило тепло, на душе становилось спокойно. И снова на секунду ей показалось, что она слышит кольцо, его мягкий, тёплый шёпот, как шум прибоя. Солёный запах океана. Крики чаек. И снова сон... - Где Оля? - спросила бабушка, неся в руках тарелку с блинами. - Ещё спит, наверно, - расставляя тарелки, ответила Юля. - Я пойду разбужу её, - отправился наверх Миша. Бабушка вопросительно посмотрела на Юлю, как бы спрашивая: "Почему не ты?". А Юля в ответ просто пожала плечами: " Пусть сходит он, если так сильно хочет". - Вставай, - осторожно тряс за плечо сестру Миша, - Просыпайся, уже завтрак готов.       Оля лениво открыла глаза и улыбнулась брату. - Ты чего такая счастливая? - удивился Миша и улыбнулся в ответ.       Оля внимательно посмотрела на брата, на лице которого танцевали блики от солнца. Это было странное утро, она будто увидела брата впервые. Оля привыкла видеть перед собой двенадцатилетнего, худого парнишку с разбитой губой, раскиданными по носу веснушками и торчащими во все стороны волосами. Но теперь перед ней стоял уже почти сформировавшийся парень: высокий, широкоплечий, подтянутый и с синими глазами, в которых горел огонь. - Чего ты меня так рассматриваешь? - хитро сощурился Миша. Он обладал взглядом, который мог сжечь душу дотла. "Наверно многим девочкам он нравится", - подумала Оля и улыбнулась собственным мыслям. - А ты многим нравишься? - улыбнулась Оля. - Что за вопросы, такие? А? - удивился Миша и хитро улыбнувшись, стал щекотать сестру по рёбрам, та начала хохотать и извиваться в пастели. - Всё, хватит! - задыхаясь от смеха, еле произнесла Оля. - Ладно, - встал с кровати Миша, - давай переодевайся и спускайся на завтрак.       Оля кивнула и стала слезать с кровати.       Завтрак был солнечным и тёплым, как чай с мятой, малиной и мелиссой. Кот Сон тихо мурлыкал на коленях у Юли. Как и во все выходные весны: бабушка и Юля были в огороде, а Миша и Оля выполняли работу по дому. - Миша, можно? - тихонько постучала костяшками по двери Оля. Из-за двери послышалось не громкое "да". - Что у тебя? - Я хочу кое что рассказать, только не думай, что это мои фантазии, - предупредила Оля. Миша внимательно посмотрел на сестру и кивнул снова. - Ты спросил меня утром, почему я такая счастливая. Мне приснился сон, только он был не как дикая фантазия из моего воображения, а как далёкое воспоминание, - произнесла Оля и посмотрела на брата так, будто спрашивая: "Ты хочешь дальше слушать?". - Продолжай, - сказал Миша. - Там была мама и папа, мы все были вместе, только ты и Юля были маленькими, наверно тебе было где-то восемь. Помнишь, мы ездили на несколько дней к океану, отдохнуть? - Что-то припоминаю, это тогда, когда ты заболела ветрянкой на обратном пути? - улыбнулся Миша. - Да, только во сне, я ещё не болела, мы сидели на подстилке на песке. Всё было так ярко, я чувствовала тепло песка и солнца, чувствовала запах океана и.. - восхищённо говорила Оля, - Мы ели мамины гренки и пили апельсиновый сок, а мама с папой рассказывали нам о наших дарах, которые мы получили от предков. - Например? - нахмурился Миша. Оля поморщила лоб, лихорадочно вспоминая. - Я точно и не помню, папа говорил, что, ты как первый внук рождённый, получишь дар от деда, что-то связанное с деревом, которое посадили, когда родился первый сын. - Можешь пояснить?       Оля наморщила лоб ещё больше, голова разболелась в висках. - Он говорил, что ты видишь жизнь протекающую по древу... по древу... В общем, ты опора всей нашей семье, как самый первый дуб, - Оля замолчала на секунду и продолжила, - А про Юлю они сказали, что она твоя поддержка, потому что земля - её стихия. - И всё? Про неё больше ничего? - удивился Миша. - Может что-то и было, но я уже не помню. - А про тебя? - Про меня... Мама сказала, что я охраняю вас, не даю проникнуть злу и сделать землю бесплодной, а дерево сухим. - Больше ничего? - Больше не помню, честно, - подняла на брата глаза Оля. - Интересно... Думаю, я бы запомнил, если бы мама такое рассказывала. - Может ты и запомнил, только это воспоминание хранится глубоко-глубоко. - Ты рассказала об этом Юле?       Оля помотала отрицательно головой. - Почему? - Мне кажется она не поймёт, понимание приходит, когда с этим сталкиваются, а у неё совсем другие взгляды. - Спасибо, что доверилась мне, я бы не смог, - похлопал по плечу сестру Миша. На душе у Оли будто стало легче, душа почти выбралась из клетки в которой мучилась долгие годы.       Над сказанными словами Миша ещё долго задумывался, что-то зацепило его воспоминания, что-то стало проясняться. Он как будто знал, но не мог понять что. Он понимал всё, но не знал ничего.