Ноль часов/ноль минут

- И нравится тебе вот это всё? – с пренебрежением оглядывая номер, поинтересовался Филипп. - По-моему, здесь вполне уютно, - Алла отпила глоток чая и вернула кружку на журнальный столик. – Что тебя смущает? - Только то, что это – не наш дом, - тихо ответил ей супруг. Они снова сидели на диване в комнате, служившей здесь гостиной. Киркоров так и не смог уйти, сколько ни порывался. Алла больше не выгоняла и не выталкивала его из своего номера, а одной своей решимости ему, видимо, не хватало. Пробыв в прихожей несколько минут, он заявил, что жена все-таки права, не стоило бы ему светиться на ресепшен в такой час. Работники гостиницы не имеют права разглашать информацию о гостях, но доверять людям он перестал уже давно, так что посчитал разумным пробыть здесь до утра, а потом вызвать водителя и, осторожно минуя персонал, исчезнуть отсюда. Пугачева сочла его позицию разумной, иронично пригласила супруга пройти и заварила им обоим чай. Филиппу – покрепче, дабы ему быстрее отойти от влияния виски. - Не наш, - эхом повторила Алла. – И что? Мне комфортно. Я совершенно одна, меня никто не беспокоит, мне даже домработницы тут не нужно. Если что понадобится – достаточно звонка. Готовить некому, да и нет необходимости. Один минус – за фигурой так не последишь, когда заказать можно, что угодно. - Ну, так поехали со мной. Будем вместе следить за фигурой, - предложил Филипп и грустно улыбнулся. - С тобой последишь, - хмыкнула Пугачева. – И вообще, я же попросила, перестань зазывать меня домой под разными предлогами. Что мне там делать? Ждать тебя в одиночестве? Так мне тут лучше. - Я слышал, у тебя здесь постоянно гости. Ну, помимо него, - вздохнув, продолжил Киркоров. - Правильно, я ж и говорю, здесь мне интереснее сидеть одной, чем на Земляном. - Как будто к нам ты не можешь позвать гостей! - К каким «нам»? Нас нет давно уже. Если ты не можешь ничего поменять, то просто смирись с этим, - Алла старалась говорить как можно спокойнее, хотя сама услышала, как дрогнул ее голос на словах: «Нас нет». - Мне просто кажется, что ты этого не хочешь, - Филипп сделал большой глоток и отставил чашку. - Тебе не кажется, я действительно не хочу. Не хочу жить так, как мы жили в последние годы. - Я не о том. Мне кажется, что ты не хочешь, чтобы я предпринимал попытки, ты просто утешаешь этим меня, вроде как – шансы есть, давай, пробуй. А, на самом деле, ты давно все решила, - говоря это, Филипп пристально смотрел на ее профиль. - Я вынуждена была решить, Филя. Кто-то из нас двоих должен был сделать какой-то шаг. От тебя я не дождалась ничего, вот, значит, пришлось самой. Я так сама с собой договорилась. - Но ты меня… любишь, – теперь это прозвучало неуверенно и с вопросительной интонацией в конце, совсем не так нагло, как еще несколько часов назад. - Да люблю, люблю, Боже ж ты мой! - тут же ответила Алла. – Хотел, чтобы я это прямо сказала? Ну, вот, я сказала. Нельзя разлюбить по заказу, знаешь. Тем более после того, как тебя долго и упорно в себя влюбляли всяческими способами. Но моей любви уже мало, чтобы продолжать все это дальше. - А если я изменюсь? – в его голосе уже теплилась надежда. - Меняйся, - устало бросила Пугачева, мельком взглянув на мужа и снова отвернувшись. – Но смотря, в какую сторону. - Если мне нужно бросить сцену ради тебя, то я ее брошу, - твердо произнес Филипп, дотрагиваясь до ее волос. - Ты ее не бросишь, - Алла отодвинулась подальше, чтобы избежать прикосновений. – Не обещай того, чего ты все равно сделать не сможешь. - Почему ты так уверена? - Во-первых, - Пугачева, наконец, развернулась к нему. – Во-первых, это будет непростительной ошибкой. Ты создан для того, чтобы быть на сцене. Ты лишишь себя тех, кто в тебе по-настоящему нуждается. - Мне плевать, - заявил Киркоров. – Мне плевать на незнакомую мне толпу. Мне нужен только один человек в этом мире. И этот человек нуждается во мне. Вот, что для меня важно. - Мысли хорошие, Филечка, но неверные, - Алла вздохнула, оглядывая его, такого взъерошенного, не выспавшегося, все еще немного нетрезвого, но такого родного. – Во-вторых, на тебе уже лежит ответственность, ты не можешь ее избегать. Ты уже сделал выбор. Да и потом, что я, не знаю, что это пустая болтовня? Да ты недели не проживешь без своих зрителей, без песен. И станешь мучиться. Ломка начнется. И что за жизнь у нас тогда будет? - Но ты же позволяла себе уходить. Хочешь сказать, что на тебе ответственности не было? - Ну, я ведь возвращалась. И мне уже это так все осточертело, я столько лет этим занимаюсь. У нас совершенно разные ситуации. - Только отчасти. Ты уходила, чтобы…в общем, в какой-то мере ты тоже уходила из-за меня. И я уйду из-за тебя. - Не смей совершать такую глупость, - Алла потянулась за сигаретами. – Я серьезно говорю. Это никак не повлияет на наше состояние дел. Перемены должны быть в голове, а не в гастрольном графике, Филипп. - И чем же тебя так голова-то моя не устраивает? - Слушай, ты пойми, я ведь никуда не денусь, - она принялась размахивать перед ним дымящейся сигаретой. – Я все равно буду рядом. У нас еще есть куча совместных творческих планов. Мне важно, что происходит с твоей карьерой, я всегда буду советчиком и помощником, если тебе это нужно. Я никогда не смогу притвориться, что не знаю тебя, мы никогда не будем чужими друг для друга. - Ты издеваешься? – возмутился Киркоров. – По-твоему, я не замечу разницы? По-твоему, я смогу спокойно с тобой работать, зная, что ты больше не моя? - Вот! Вот, в чем твоя проблема, - Пугачева снова затянулась. – Мы в точности так же жили последнее время, но ты был спокоен, потому что знал, что я дома и жду тебя, что формально я, как ты говоришь, твоя. Но на деле ведь было то же самое. - Это ты так думаешь, - Филипп явно обиделся. - Ну, несомненно, я же не могу попасть в твои мысли. А иногда очень хочется. - Не представляешь, как бы мне хотелось побывать в твоих мыслях, - вторил ей Киркоров. - Вот и поговорили, - Алла выпустила дым в потолок. – Чудненько. - Если бы я это мог, сейчас не гадал бы, что мне нужно поменять, чтобы ты перестала уже маяться ерундой и прекратила этот спектакль с расставанием, - продолжил мысль Филипп, откинувшись на спинку дивана. Алла нахмурилась, повернулась к нему, а потом затушила сигарету. Молчание продолжалось несколько минут. За окном светало. Москва постепенно просыпалась. - Значит, ты не воспринимаешь меня серьезно, - сделала вывод Пугачева. – Ты не относишься к моим решениям и словам серьезно. У тебя все просто. - Я люблю тебя, Алла…, - он говорил это скорее себе, чем ей, так и оставаясь полулежа. – Ни в чем больше я в этой жизни так не уверен, как в этом. - Иногда наши чувства становятся для нас же губительными, - трагично произнесла она. – Как твои ко мне, так и мои к тебе. Я еще никогда так сложно ни с кем не расставалась. - А я считал, что наши чувства наоборот что-то создают, а не губят, - тихо ответил он и повернулся к жене. – А в чем сложность-то для тебя? В том, что я не пускаю тебя? Это скорее имеет отношение к моим чувствам, а не к твоим. - Наши чувства ничего не создали, - Алла опустила взгляд и закусила губу. – К сожалению. А сложность… Это не касается того, как ты отпускаешь меня и отпускаешь ли. Ты ведь даже не знаешь, что творится во мне все это время, с какими противоречиями я борюсь, как мне с самой собой сложно… Так я действительно еще ни от кого не уходила, - договорила она и сама удивилась своей откровенности: вроде бы ни грамма алкоголя, но с чего вдруг у нее так язык развязался? - Неправда это все! – Киркоров вдруг аж подскочил на месте. – Наша любовь столько создала! Столько счастья она дала нам, столько нового открыла и в тебе, и во мне! И это я уже молчу о том, сколько она зародила песен, сколько прекрасной музыки, сколько разного творчества… Если наше счастье и закончится, вот это все останется на века. Ты же не можешь это отрицать? Алла слушала его, и ей вдруг стало так больно, больно морально, но настолько, что это ощущалось физически. К горлу подобрался ком, который она старательно глотала. Он резал по живому. Каждое его слово откликалось в ее душе беспощадным движением острого лезвия. - Вспомни, - продолжал Филипп. – Вспомни свои слова, когда мы венчались. Вспомни, что мы обещали друг другу. Вспомни, как ты плакала от счастья и говорила, как боишься, что это когда-нибудь закончится? А я уверял, что не позволю этому случиться. И что ты делаешь в итоге? - Филипп, ну, все, перестань…, - едва найдя силы говорить, вымолвила Алла, пряча от него глаза. - Любовь ведь не закончилась. Ты сама с этим согласилась. Признаёшься, что тебя мучают противоречия. Так что же ты над собой издеваешься? Разве можно так беспечно поступать с нашей любовью? Она столько нам дала! Мы должны попытаться. Мы должны это пережить, Алла! – он дотронулся до ее подбородка и развернул к себе. – Давай попытаемся все исправить, но только вместе! Она позволила себе посмотреть в его глаза и тут же в них утонула. Этот взгляд всегда оставлял ее безоружной и действовал на нее безотказно. Он использовал самые верные методы, он не оставлял ей никаких шансов. «Ну, что же ты такая слабая, что же ты такая податливая, - думала она, утопая в его глазах. – Что ты так с ума сходишь от него? Сама же решила, что он ничего тебе не дает, что не нужен тебе этот брак, что не нужна такая любовь! Что ты делаешь сейчас? Что за властью он обладает над тобой?». Его губы уже касались ее губ, когда она какой-то невероятной силой воли заставила себя прекратить это и резко оттолкнула мужа. Но он не растерялся и снова притянул ее к себе. Вместо того чтобы продолжать эту странную борьбу, Алла вдруг обняла его и горько расплакалась у него на плече. Так ей хотя бы удалось избежать поцелуев и этого взгляда, лишающего ее рассудка. Филипп бережно прижимал ее к себе и поглаживал по спине, по волосам. - Я не могу, не могу больше..., - выделила сквозь слезы Алла. - Я тоже так больше не могу, любимая моя, - прошептал ей муж. – Ну, если хочешь, поплачь. Поплачь, выпусти из себя все то, что пытаешься сдержать… - Устала,…я так устала, - она продолжала всхлипывать. - Я знаю. Знаю, родная. Я тебя подвел. Не оправдал твоих ожиданий, делал все не так, как тебе было нужно. Не слышал тебя, не понимал. Я во всем виноват, ты права, - неожиданно заговорил Киркоров. – Ты во всем права. Тебе нужен был надежный тыл, сильное плечо рядом, а я все время отсутствовал и все искал поддержки от тебя… Сам не догадываясь, как эта поддержка нужна тебе самой. Но вдруг еще не поздно все исправить? - С чего это ты так заговорил? – от удивления Алла даже перестала плакать, но все еще оставалась в его объятиях. - За эту ночь меня разные мысли посещали. Я о чем только не думал, какие только варианты не перебирал… А сейчас как обухом по голове… Посмотрел в твои глаза и увидел, насколько ты беззащитная. Насколько уязвимая. - Только сейчас? – Пугачева отстранилась от него. - Можешь не верить. Только сейчас, - виновато признался Филипп. Алла ничего не ответила. Она посмотрела на часы, тяжело вздохнула. Потребовалась целая ночь, мучительная ночь, чтобы он, наконец, хотя бы на словах произнес то, чего она так долго от него ждала. Но значило ли это, что он сможет поменяться? Стоит ли ей давать ему еще один шанс из миллиона уже потерянных шансов? - Вспомнилась фраза из «Иронии судьбы», - улыбнувшись, сказала она. – «За эту ночь мы как будто прожили целую жизнь». - Да, - кивнул Филипп. – Я думал об этом же. Чего только не было. - Я, правда, очень вымоталась, Филя. Я даже соображать-то уже ничего не могу, - пожаловалась Алла. – Надо это все прекращать. - Иди сюда, - Киркоров пододвинулся к ней и просунул руку ей за плечи, приобняв. – Хочешь, поспи. Как раньше когда-то. Поспи на моем плече. А я буду охранять твой сон. - Да какой там сон, тебе уже вон, лететь, наверняка, давно пора, - слабо проговорила Пугачева, а сама все-таки расслабилась и опустила голову ему на плечо. - Я все успею. - Опять, наверное, обманул меня, что у тебя завтра рейс? Лишь бы я пустила тебя в номер…, - это она произносила уже сонным голосом. - Засыпай, - Филипп поцеловал ее в макушку. – Хочешь, я отнесу тебя в постель? - Вот уж этого не надо, - протянула Алла. – Мне хватило уже… Он еще что-то говорил ей своим бархатным, таким приятным и успокаивающим голосом, но она уже не могла разобрать слов. Сон захватывал ее все сильнее, она проваливалась в сладкую негу. Плечо Филиппа было удобнее самой шикарной кровати, ей было так хорошо и комфортно! Она уже не видела, разве что только чувствовала сквозь сон, как муж тоже начал засыпать, и предусмотрительно устроился на диване так, чтобы и ее не потревожить, и самому уснуть. В Москве было раннее утро, а в люксовом номере одной из столичных гостиниц только-только успокоились кипевшие страсти, и наступил долгожданный покой.