Простушка, или Красота не толще кожи

      ― Что ж, если тебе так хочется услышать мою историю, то если ты не против, я начну с моей семьи.       ― Наоборот, я только "за".       Эрик хохотнул и на секунду уткнулся лицом в мою макушку.       — Мой отец, Харальд Торстен, выходец древнего рода, происходящего из Ольденбургского дома, точнее его младшей Гольштейн-Готторпской линии.       ― Ой, только не говори, что ты ещё и принц, ― рассмеялась я.       ― Я и не говорю, потому что так и есть, ― заявил Эрик совершенно серьёзно.       ― Принц, … настоящий, ты не шутишь?!       ― Нет.       ― Только этого мне и не хватало, втянуть в драку принца. Слушай, а почему тебя не охраняют?       ― Дорогая, я совершенно обычный парень. Зачем меня охранять?       ― Я думала, что наследников…       ― Би, ― тихо рассмеялся Эрик, ― во-первых, передо мной пятнадцать претендентов, что, как ты понимаешь, делает мои шансы весьма призрачными, и слава Богу, во-вторых, это только со стороны отца.       Моя мама из простой норвежской семьи. Ее отец Магнус Ольсен начинал простым рыбаком. Он встретил прекрасную девушку, влюбился в неё. Вскоре они поженились, и у них родились две дочери Линнея, моя мать, и Эмма. Жена Магнуса была хрупкого здоровья и умерла совсем молодой. Дед так и не женился. Всего себя он посвятил работе и дочерям. Со временем благодаря упорству, смекалке, а может, и удаче, он разбогател.       ― Твой дед так сильно любил свою жену, что не смог её забыть?       ― Возможно. Он очень суровый человек и не любит обсуждать подобные темы. Линнея, моя мать, была старшей из его дочерей и с рождения отличалась своевольным характером и красотой. Когда ей исполнилось восемнадцать, она уже считалась не только одной из самых красивых девушек Норвегии, но и Европы. Хельга точная её копия, вплоть до цвета волос.       ― А ты на кого похож?       ― Бабушка твердит, что на деда. Он был высоким, темноволосым красавцем, но во мне много и от мамы. На каком-то приёме, мой отец встретил фрекен Линнею Ольсен и пропал. Решил, что она девушка его мечты.       ― Прямо как в сказке. Принц и Золушка поженились и жили долго и счастливо.       ― Не совсем. Пожениться-то они поженились, а в остальное жизнь внесла свои коррективы, ― датчанин замолчал и поморщился.       ― Эрик, если тебе неприятно об этом говорить, то не надо.       Торстен на несколько минут задумался. Он рассеянно погладил меня по голове, вздохнул и продолжил:       ― Я должен. Знаешь, от тебя исходит такая доброта и участие, что у меня возникает ощущение, будто из моих ран медленно вытекает яд горечи и разочарования. Мне становится легче на душе. И потом, то о чём я тебе рассказываю, известно всей Дании. Оборотная сторона принадлежности к избранным, ― зло хмыкнул датчанин. Эрик снял меня с колен, посадил на скамейку и вскочил. Он заметался, как раненый зверь.       ― Все кому не лень пытаются засунуть свой нос в твою личную жизнь, чтобы раскопать какую-нибудь грязную историю и выставить на всеобщее обозрение, ― дрожащим от ярости голосом бормотал он. ― Или, что ещё хуже, все чего-то от тебя хотят: денег, связей, секса, возможности засветиться в таблоидах с известной личностью. Никому нет дела до тебя лично. Никого не интересует, какой ты человек, чего ты хочешь, о чём мечтаешь.       Смотреть на то, как он мечется, становилось невыносимо. От него волнами исходила боль, горечь и разочарование. Я вскочила и преградила ему дорогу. Он застыл и посмотрел на меня вопросительно. На одну секунду я растерялась, потому что ощутила, как он весь напрягся, будто норовистый конь в ожидании удара, готовый взвиться под небеса и умчаться прочь.       ― Эрик, ― начала я тихо и, протянув руку, погладила его по груди. Если бы не тепло исходящее от него, то можно было бы подумать, что он из камня. Торстен вздрогнул, но не отстранился. Я знала, что гордый датчанин не примет жалости, она его только оскорбит и унизит. Но где же найти нужные, правильные слова сочувствия, понимания и дружеской поддержки? Оказывается, даже такие физически совершенные, сильные, самоуверенные люди нуждаются в них.       Я обняла его за талию, прижалась лицом к его груди. Его сердце грохотало, как будто пыталось вырваться наружу. Успокаивающе погладив его по спине, я тихо сказала:       ― Мне без тебя холодно и одиноко…       Эрик застонал и крепко обняв, зарылся лицом в мои волосы.       ― Прости, малышка. Я не хотел.       ― Всё в порядке, иногда надо давать волю своим эмоциям, или они однажды сами вырвутся на волю, и ты не сможешь их контролировать.       ― Спасибо, ты моё лучшее лекарство… Ммм, на чём я остановился? Ах, да… Родители встречались почти два месяца, когда отец понял, что ошибся. Золушкой оказалась не та сестра, что он выбрал. Он хотел разорвать их отношения, но мама не позволила. Она сделала всё, чтобы отец на ней женился, пустив в ход даже шантаж.       ― А как реагировала семья твоего отца на всё это?       ― Им было не до того. Моя бабушка, Анна Фрейя Торстен, была вся поглощена попытками продлить жизнь умирающего деда. Кристиан и Анна Торстен были на редкость любящей парой. Они боготворили друг друга. Смерть деда чуть её не убила. К счастью, она смогла оправиться. Знаешь, бабушка Анна маленького роста, но обладает такой решимостью и стальной волей, что любой мужчина может позавидовать. Ты на неё чем-то похожа.       ― Такая же старая?       ― Нет, такая же храбрая и любящая, ― рассмеялся Эрик. Он снова сел и притянул меня к себе на колени. ― Через два года после моего рождения отец решил подать на развод. Он окончательно разочаровался в жене и решил, что лучше им расстаться. Мама была начеку. Вскоре появилась моя сестра. Отец смирился и перестал пытаться вырваться на свободу. Они всё ещё вместе, но каждый живёт своей жизнью.       ― А ещё братья или сестры у тебя есть?       ― Только двоюродные. Сестра мамы, Эмма, вышла замуж за банкира Йохана Ларсена у них двое сыновей и дочь: Андрэ, Олав и Ида. Андрэ, старший из них, младше меня на год.       ― Твой отец был единственным ребёнком?       ― Да. Видишь ли, роды были очень тяжелые, и бабушка больше не могла иметь детей, о чём всю жизнь сожалела. К моей семье мы вернёмся позже, а теперь обо мне.       ― Боже, сгораю от любопытства, ― не удержалась я от шпильки.       ― Очень надеюсь на это.       ― Почему?       ― Значит, тебе не совсем наплевать на меня, а это вселяет надежду.       ― Ты не очень там надейся, ― буркнула я, желая немного осадить парня.       ― Не волнуйся, в самый раз. Так вот, сама понимаешь, что, будучи сыном одной из красивейших женщин Европы и не менее привлекательного отца, я был обречён, родится симпатягой.       ― Ты об этом говоришь, как об особой форме уродства.       ― Поверь, дорогая, если бы не бабушка… Впрочем, обо всём по порядку. Я был таким милым, красивым ребенком, что меня избаловали сверх всякой меры. К шести годам со мной уже никто не мог сладить. Я стал своеволен, неуправляем, капризен и эгоистичен, короче, почти превратился в настоящего монстра, правда, с симпатичной мордашкой.       ― Возможно, ты так реагировал на семейные неурядицы. Дети очень восприимчивы к подобным вещам, их нельзя обмануть простым соблюдением внешних приличий. Тебе была нужна…       ― Жесткая дисциплина и порка. Бабушка мне это обеспечила.       ― Порку?       ― Не совсем, дисциплину. Когда мне было чуть больше шести, бабушка приехала к нам в гости.       ― Она не живёт с вами?       ― Нет. Мама с ней не ладит. Так вот, обычно дольше, чем на один день, она не задерживалась, как говорится, увидела, поговорила, раздала подарки и уехала. Но не в этот раз. Какие-то дела заставили её задержаться у нас на несколько дней. В течение своего пребывания она наблюдала за всеми «чудесными» проявления моего характера. В результате последовавшего за этим разговора с моим отцом я был передан на её попечение.       ― А твоя мама?       ― Ну, она пыталась «вырвать» меня из захвата бабушки. Ты пробовала когда-нибудь руками остановить поезд? Очень разумно с твоей стороны. Мама попыталась, и бабуля её буквально переехала. Хельга устроила истерику, требуя, чтобы её взяли вместе со мной… Мама её поддержала. А бабуля сказала, будто отрезала, что не потерпит у себя в доме ещё одну торговку, и маме пришлось замолчать. Хельга так и не простила мне этого.       ― Твоя бабушка не любит тех, кто ниже её по социальному статусу?       ― Скорее тех, кто пытается изображать из себя того, кем не является. Мама стыдится, что её отец был простым рыбаком, и пытается заставить всех забыть об этом. Она практически отказалась от своей семьи, изображая из себя светскую даму. Бабуля терпеть не может подобного лицемерия. Тем более что Магнус Ольсен очень хороший, честный человек, несмотря на то, что не может перечислить всех своих предков вплоть до десятого колена, а может, и благодаря этому. Короче говоря, бабушка взялась за неблагодарную работу, пытаясь дикаря перевоспитать в цивилизованного человека.       ― И ей это удалось? ― спросила я лукаво.       ― Не буду лгать, не до конца. Она использовала метод кнута и пряника, пытаясь вернуть меня в человеческий облик. В десять лет меня отправили в закрытое училище военного образца.       ― Ты же был таким маленьким, ― возмутилась я.       ― Дорогая, это было самым лучшим для меня. То, что вдалбливала в меня бабушка, нуждалось в подкреплении, а кто, кроме военных, смог бы справиться с этой непосильной задачей. Самое смешное, что именно моя внешность доставила мне наибольшее количество неприятностей с первого моего появления в училище. Но парнем я был не мелким, и мне удавалось давать отпор обидчикам. Первое время, конечно, было не сладко, но постепенно я освоился, и у меня появились друзья.       ― Значит, всё наладилось?       ― Да, до тех пор, пока у меня не начали бурлить гормоны. Редкая неделя обходилась без порки и гауптвахты. Я пользовался бешеным спросом у всех окрестных фрекен, поэтому при малейшей возможности сбегал в самоволку. Майор, руководивший нашим училищем, вызвал бабушку, опасаясь, что к концу моего обучения у меня просто не останется шкуры. Бабушка пообещала сделать частичную кастрацию и посадить меня на цепь, если я посмею ещё раз уйти в самоволку.       ― Что?! Она прямо так и сказала?       ― Про цепь точно, а насчёт первого завуалированно. Но, зная, что она всегда держит слово, я, естественно, стал более осмотрительным.       ― Перестал сбегать?       ― Нет, просто старался не попадаться, за что заработал уважение майора.       ― Не поняла.       ― Ну, майор вдалбливал нам, что если делаешь что-то, то делай это хорошо. Если взялся сбегать, то не попадайся.       ― Оригинально.       ― Для меня в самый раз. Окончив училище, мне предстояло выбрать, куда идти дальше. В королевские военно-воздушные силы или продолжить обучение. Я выбрал юридический факультет Йельского университета. Пока учился, то, разумеется, пустился во все тяжкие, вскоре пресытился и стал количеству предпочитать качество. Но избавиться от приклеившегося лейбла «плейбоя» мне так и не удалось. Папарацци преследовали меня везде. Стоило мне просто улыбнуться проходящей мимо девушке и всё, на следующий день история наших отношений на весь разворот. Стоило потанцевать с незамужней, как она уже начинала строить планы. Подружки Хельги время от времени устраивали на меня облаву.       ― Ты преувеличиваешь.       ― Если бы. Поверь, это только верхушка айсберга из проблем, которые мне создавала моя физиономия. Последней каплей стала история с Идой. Я тебе говорил, она моя двоюродная сестра. Вроде нормальная девчонка и вдруг объявила, что она беременна от меня, и мы должны пожениться. Моя тётка Эмма и её муж были в шоке. Двоюродные братья, с которыми мы до этого прекрасно ладили, объявили охоту за моим скальпом. Разразился страшный скандал. И главное, никто не пожелал хотя бы выслушать меня. Все тут же решили, что я виноват, заочно обвинили и стали думать, как решить проблему. Только вмешательство бабушки смогло приостановить это безумие. Она заявила, что не допустит этого брака.       ― Эрик, ты, … ― я не знала, как покорректнее задать свой вопрос, и пожалела, что вообще открыла рот.       ― Би, клянусь тебе всем, что для меня свято, я не был с ней. Она же, черт возьми, моя сестра!       ― Тогда на что она рассчитывала?       ― На то, что ей сразу поверят и заставят меня жениться на ней. Я потребовал провести генетическую экспертизу. Меня поддержала бабушка, отец и даже дед. По-видимому, не ожидавшая такого поворота событий, Ида, стала биться в истерике. Родные её увезли. Но она напрасно думала, что ей удастся выйти сухой из воды. Магнус и моя бабушка так насели на неё, что она не выдержала и раскололась.       ― Она тебя оболгала, беременность была ложной.       ― И да, и нет. Ида действительно была в положении, только отцом, естественно, был не я. Она, видите ли, влюбилась в меня и решила, что мы должны пожениться, потому что просто созданы друг для друга. Но я не обращал внимания на её авансы. Мне даже в голову не могло прийти, что это любовный призыв. Тогда она нашла парня похожего на меня…       ― Неужели такие есть? ― притворно изумилась я.       ― Бьянка, мне сейчас не до шуток.       ― Прости, я просто хотела немного отвлечь тебя. Ты весь дрожишь, ― я положила свои ладони на его руки и слегка сжала. ― Успокойся, всё закончилось. Со временем всё наладится. Ты обязательно будешь счастлив.       ― Короче, она переспала с парнем, а когда обнаружила, что беременна, тут же повесила всё на меня, уверенная, что мне теперь не отвертеться. Эта история обернулась настоящим кошмаром. Кто-то дал информацию газетчикам. Моё имя вываляли в грязи. Ты не представляешь, какие гадости смаковались обо мне на страницах газет, а жадная до грязных сплетен публика подхватывала, добавляя всё новые ещё более мерзкие подробности. Кто бы мог подумать, что моя сестра на такое способна.       ― Чем всё закончилось?       ― На следующий день после того, как Иден призналась, я ткнул пальцем в первое попавшееся место на карте и попал на Колумбус, прыгнул в свой самолёт и улетел. Я не мог и не хотел больше никого из них видеть.       ― А Хельга?       ― Она просто увязалась за мной. Моя сестрёнка повсюду следует за мной, как хвостик.       ― Почему тогда ты здесь один? Куда она делась?       ― Об этом мы поговорим завтра, точнее сегодня, но позже. Смотри, уже почти рассвело. Малышка, ты же будешь спать на лекциях, ― встревожился он.       ― Нет, не буду. Я вообще сегодня не пойду на лекции. Позвоню в деканат и отпрошусь, ― заявила я, громко зевнув. ― Скажу, что… приболела.       ― И они поверят?       ― Я же отличница и никогда не прогуливаю, ― буркнула я, снова зевая, так, что чуть челюсть не вывихнула.       Эрик издал смешок. Он подхватил меня на руки и понёс. Я отключилась и не помню, как он меня доставил домой.