Земля твёрже человеческого сердца

      Всё-таки это был сон. Сначала Луис не понимал, что происходит, куда всё катится, бежит, скачет, кувыркается, но, перестав размахивать руками, как при падении из окна, он понял, что ничего подобного. Он летит. Летит, как стриж, а может быть, и хищная птица, например, ястреб. Здесь водятся ястребы?       Внизу, под самыми ногами — птичьими или человечьими — раскинулось огромное, невероятное поле, жёлтое от цветущего рапса. Всё яркое и летнее, и на небе ни тучи, ни облака, вообще ничего, кроме солнца. Смеялся ли Луис, он не знал. Он хотел посмотреть вперёд, оценить необъятность поля и оценить, не врежется ли в забор или в какое-нибудь дерево, ведь он летел слишком низко.       Он не мог поднять голову. При каждой попытке это сделать он едва не переворачивался и снова выравнивал полёт. Не хотелось пробороздить носом, потому что земля твёрже человеческого сердца. Луис перестал смеяться, он почувствовал накатывающую на него панику. Были ли у него человеческие руки или крылья, как у летучей мыши, он не знал, не видел, но схватился за волосы и надрывно закричал. Кричал, словно потерял что-то важное, что уже не возвратить. Так кричат, когда понимают, что повернуть назад нельзя. Солнце светило, рапс желтеющим океаном проносился внизу.       Ноги коснулось что-то мягкое, но ужасно холодное. Луис прекратил свой крик, но оглянуться назад не смог, всё ещё не мог. Он почувствовал себя куколкой, коконом, в котором сидит личинка и постепенно перерождается. Кокон не может двигаться и извиваться, поэтому неудивительно, что и Луис не мог. Как же он сразу не догадался?! Снова в полёте что-то коснулось ноги.       — Черч, иди ко всем чертям! — завопил Луис, чувствуя злость и безысходность.       Мир качнулся. Рапс по-прежнему цвёл, закрывая цветами сочные стебли; бездонное море молчало.       Мальчишки бежали, подпрыгивали и кричали от восторга. Впереди бегущий держал за длинный хвост воздушного змея, не позволяя ему упасть или перекрутиться. Они пробежали мимо странной, одиноко стоящей двери в поле, но никто не обратил на неё внимания. Мальчишка со змеем, глядящий на рапсовый мир глазами Луиса, на мгновение поймал себя на мысли, что это дверь ведёт в заднюю комнату, где умирает Зельда.       Это не принесло никаких чувств или ощущений, Луис просто пробежал мимо двери, а за ним другие мальчишки. Со всех сторон раздался лай, заливистый, весёлый, летний. И Луис засмеялся, подпрыгивая в жёлтом море. Впереди стояла собака и смотрела на бегущих. Пёс помахивал хвостом, не слишком активно, но и не рычал.       Луис замахал руками, змей дёрнулся в воздухе, но не завертелся, продолжая полёт.       — Ко мне, Спот! Ко мне, мальчик!       Откуда он знал имя пса? Мысль пронеслась, как карусель в душный вечерний ярмарочный вечер. Спот махнул хвостом и побежал навстречу. Он лаял, его пасть была похожа на дикую улыбку, язык вывалился наружу и болтался, неестественно розовый. Но Луис не обращал на это внимания, он остановился рядом со Спотом, отпустил хвост змея и опустился на колени. Обнял пса и вдохнул его сырой запах. В нём были лесная гниющая листва, влажный аромат леса и земля, которая твёрже человеческого сердца.       Пальцы коснулись шерсти и вплелись в неё. Ладонь взлохматила её и коснулась ушей, потом за ними, словно что-то ища. Пальцы надавили на что-то мокрое и вязкое, неприятное на ощупь. «След от пули», — подумал Луис.       Другие мальчишки убежали далеко вперёд, смеясь и крича. Стало так одиноко и страшно в огромном рапсовом поле. А вдруг и он сам похоронен там, куда никому нельзя ходить? Где за деревьями стоит "это медведь, Луис, это кричат птицы, Луис". Вдруг он сам лежит в твёрдой земле? Он просто не собирается из неё выбираться, потому что может испортиться.       Спот лизнул холодным языком руку Луиса. Луис погладил пса по голове и обернулся. Дверь ещё виднелась, точнее, самая верхушка. Он подумал, что если пойдёт туда и откроет её, то увидит... увидит Зельду глазами Рэйчел, её злой взгляд, её ненависть ко всему живому.       Луис перевернулся на другой бок, лёжа в кровати и плотнее укрываясь одеялом. В его комнате — Рэйчел с детьми у своих родителей, Черч на улице, наверняка обходит дом и чего-то ждёт — тоже есть дверь. Она ведёт из комнаты на лестницу. Сквозь размышления и дрёму Луис услышал скрип половиц.       Это Паскоу. Паскоу идёт к нему, поднимается по лестнице, только что ему нужно? Он попросит Луиса посмотреть ему в мёртвые глаза? Зачем?       Дверь с лёгким шуршанием открылась. Ни страха, ни пожирающего ужаса. Только темнота вокруг, давящая и не приносящая успокоения. Если бы только мёртвым требовался воздух, Луис слышал бы дыхание за спиной. Но тишина вокруг Паскоу сплеталась с тишиной в комнате. Может быть, это тоже был сон, как и то, что в комнате запахло землёй. Как знать, может быть, Паскоу всё тот же, а может быть, это начавшее разлагаться нечто, напоминающее человека.       — Я сделал это, знаю, а теперь уходи. — Луис вскочил с кровати и заорал: — Убирайся!       В незрячей темноте он не уловил силуэта Паскоу. В комнате было темно, удушающе темно и тихо.       За окном дул ветер. Где-то во дворе бродил или сидел где-нибудь Черч.       Рапсовый сон окончательно рассеялся, Луис лёг на кровать и тяжело вздохнул. Он подумал, что утром наверняка найдёт на лестнице или где-нибудь ещё в доме хвою или землю, и устало усмехнулся; запах земли ещё витал в комнате.       В мыслях всплыл неприятный звук шевелящихся костей; когда Луис закрыл глаза, он представил, как на летнем рапсовом поле тихо щёлкает груда костей, скрытая от глаз высокой травой. В голове прошелестел голос, как бы вдруг и невзначай сказавший, что "тут ступеньки".       "Откуда в поле ступеньки?" — подумал Луис, погружаясь в сон и блуждая в жёлтом океане.