Свидетелем был Берлин.

Простой любви таинственный сюжет - Случайный взгляд, закат как обещанье, Обрывки фраз, мелькнувший силуэт, Мелькнувший силуэт... предчувствие любви. Предчувствие... "Предчувствие любви" Микаэл Таривердиев

22 февраля 1945 года - Доброе утро, - встретившись в коридоре на втором этаже особняка, Клара поздоровалась с коллегой. - Доброе утро, - ответил Штирлиц, застёгивая запонки. – Как спалось на новом месте? - Благодарю, спокойно. У тебя очень тихо здесь по сравнению с моим районом, - отозвалась блондинка. - Согласен, - выдохнул Макс, накидывая китель на плечи. Клара, последовав его примеру, с досадой подумала, ослабляя немного галстук: "Ненавижу это форму. Хотя ненавидеть форму - мало. Просто, наверное, такого слова не придумали, чтобы описать всё, что творится внутри, когда ты находишься в ней. Она так и душит, вешает клеймо убийцы на тебя, даже если ты не убивал вовсе, даже если у тебя другие убеждения. Ужасно надевать китель, по которому весь мир узнает человека из кучки убийц и садистов, погубивших столько жизней детей, женщин, стариков». У неё была мечта: перед возвращением на Родину, когда уже всё будет кончено, она хотела сжечь мундир, отпустив с чёрной копотью дыма своё прошлое. Такое страшно оставлять на память. Такое страшно кому-то показывать. Она не была даже уверена, что когда-нибудь расскажет своим внукам о том, что десять лет своей жизни их бабушка отдала службе в СС. - Софи, ты идёшь? – так непривычно слышать было вариацию своего имени, родного имени, здесь, в Германии. Вновь Клара почувствовала, как по коже от этого прошлись мурашки. - Иду, - отозвалась молодая женщина, отгоняя от себя непозволительное для службы настроение. Штирлиц придержал дверь, пропуская вперёд коллегу, галантно открыл дверцу машины, приглашая сесть, и только потом сел на своё место, завёл машину и сдал назад. Мерседес Бенз с номерным знаком «661125» мерно поехал по улицам города. Уже давно Клара заметила за штандартенфюрером, что он водит предельно аккуратно, раз в две минуты поглядывая в зеркало заднего вида, очевидно, чтобы проверить, нет ли хвоста. Девушка замечала, как он постепенно набирал скорость, каждый раз лишь посмотрев на спидометр, сверяясь с увиденными там цифрам. Вот и злосчастная улица Принц-Альбрехтштрассе. Штирлиц поставил машину неподалёку от нужного здания. Блондинка с неохотой вылезла из салона авто. Спрятав всё своё отвращение за приятной улыбкой, Клара переглянулась со штандартенфюрером. Он ей слегка кивнул, подтверждая, что, как бы не хотелось прямо здесь запеть «Катюшу», придётся чуть-чуть подождать победы, а пока пройти в здание. Так приятно было знать, что рядом есть глубоко понимающий тебя человек в этом аду. Это морально окрыляло и готовило к рабочему дню. На этих крыльях Клара и долетела до Шелленберга, зайдя в кабинет и не забыв гениально деградировавшего приветствия: - Хайль Гитлер! – привычным движением стукнув пятками сапог друг о друга, подняла руку вверх и с разрешения присела в кресло рядом со столом начальника. - Доброе утро, - поприветствовал Вальтер, смотря на подчиненную. – Вижу, здоровый сон пошёл тебе на пользу, гауптштурмфюрер. - Да, ты прав, я давно мечтала о спокойном сне. Знаешь ли, там приходилось себя контролировать. Мне бы пришлось очень несладко, если бы во сне я начала разговаривать по-немецки. - А что стало причиной твоего провала? – он подался немного вперёд. – Мне так и не написали, что пошло не так. - У кого-то язык был слишком длинный. Я поняла, что пора уходить, - ответила Клара. - Надеюсь, инсценировка убийства прошла по высшему уровню? - Знал бы ты, как я перепугалась, когда этот "шкаф" пошёл за мной, - вспомнила тот вечер девушка. - Я возвращалась из кабинета начальника домой. Вдруг почувствовала за собой слежку на углу, прямо за квартал от своего дома. Я была просто в панике, увидев тень этого амбароподобного типа, но выдержанность не давала побежать. Я продолжала идти, как шла. Этот "шкаф" начал догонять меня, и тогда я поняла, что нужно доставать пистолет. Потянулась к поясу и поняла, что пистолет я не взяла. У меня душа ушла в пятки. В этот момент мне заломили руки за спину, довели до вблизи стоящей машины и кинули в салон авто. Водитель привёз меня к реке, достал револьвер, выстрелил в воздух, сбросил тяжёлый камень в воду, проломив лёд, и сказал мне, чтобы я бежала три километра на север. Там должна была стоять машина, которая довезёт меня до следующего пункта. Добежала без слежки до авто. Так мы доехали до следующей точки километров пять. Пришлось пройтись по лесу. За границей думала, что тут-то меня и не станет, бомбёжки были слышны постоянно, но всё прошло хорошо. Признаюсь честно, страшно было лететь сюда. Облачно, везде снаряды, так и норовят подбить. В общем, побывала в путешествии, которого мне хватит на года два вперёд, - усмехнулась Фюрстенберг. - Кажется, Мюллер переусердствовал с твоим похищением, - покачал головой шеф. – Конечно, я компенсирую твой моральный ущерб отсутствием таких поездок. Может, захочешь съездить в Швейцарию на дня так три, четыре в ближайшее время? Заодно отдохнёшь. - Мне все самолёты и дальние переезды на машине стоят уже в горле, - улыбнулась Клара. – Если ты не настаиваешь, то могу я остаться здесь? Я уверена, что кто-то другой будет рад этой поездке. - Конечно, - Вальтер мягко ответил на её улыбку своей. - Надеюсь, меня не определили в другой отдел. К Мюллеру, например? - Чтобы я отдал тебя Мюллеру и его костоломам? – бригадефюрер вопросительно поднял бровь. – Издеваешься? Никогда такого не произойдёт, пока я руководитель этого отдела. Ты мне ещё здесь нужна. - Приятно это слышать. «Всё же, единственный, по кому я скучала в СССР – это Вальтер Шелленберг. Нацист, но, как бы страшно это не звучало, мой хороший друг, который вытаскивал меня из разных переделок, из которых бы я не вылезла сама никогда. Отчего-то даже не хочется представлять, как его вешают возле Кремля, в то время как я уже примерила петлю на шее каждого высшего чина СС», - думала про себя девушка. - Надеюсь, конфликтов со Штирлицем у вас вчера не возникло? Доехали спокойно? – спросил он. - Доехали спокойно. Со штандартенфюрером мы отлично провели вечер вместе, - ответила Фюрстенберг. - Рад это слышать, - она заметила, как потемнели его глаза, и чуть заметно шевельнулись губы. - Я тоже этому рада, - ответила шефу Клара, ощущая, как учащается в тревоге сердцебиение, и, чтобы хоть как-то избавиться от этого внутреннего напряжения, она отвела от Вальтера взгляд. – Всё же давай поговорим о работе. - Согласен, - отозвался Шелленберг. - Я бы хотел, чтобы ты изучила дело пастора Шлага. - Хорошо, - кивнула Клара. – Сейчас же займусь этим вопросом. - Рад это слышать, - ответил бригадефюрер. - Я могу идти? – спросила девушка. - Да, можешь, - Шелленберг открыл верхний шкафчик в своём столе и достал аккуратно сшитую стопку бумаг. – С этого начнётся твоя работа в Берлине после двух лет отсутствия. - Благодарю, - отдала начальнику честь гауптштурмфюрер и удалилась размеренным шагом из кабинета. Проходя по коридору, Клара ощутила, как к учащённому сердцебиению добавилось совершенно новое или забытое старое ощущения приятного трепета при воспоминании разных моментов из жизни, связанных с Вальтером. Кожа будто вспоминала его касания к плечам, рукам, щекам, спине, талии. Такие невинные прикосновения, совершенно дружеские, но сейчас кажущиеся чем-то большим. Кончики пальцев начало покалывать, а внутри разлилось живительное тепло. Даже спустя полчаса после визита к Шелленбергу, вся эта эйфория не спешила проходить. Молодая женщина начала бояться, что это не сойдёт на нет, пыталась приглушить нарастающее беспокойство, складывая трёхзначные числа в уме. Но она не могла успокоиться, сконцентрироваться на деле пастора Шлага. Всё, что она пыталась сделать, чтобы взять себя в руки, было безуспешно. Строки плясали перед глазами, буквы путались, а, прикрыв на секунду глаза, она видела эти потемневшие красивые глаза шефа. Наверное, единственный человек, который видел её слёзы в первый год работы здесь, в этом нацистском лагере, это был он, Вальтер Шелленберг. Клара помнила, как он утешал её после первого публичного расстрела, на котором ей пришлось присутствовать, говорил, что всё будет хорошо, что не стоит воспринимать всё так близко к сердцу. Но это был только один единственный раз, за что девушка потом себя долго корила и упрекала. Вскоре она воспитала в себе нордический характер, как бы трудно ей это ни давалось. Единственное, на что Клара не могла до сих пор смотреть, – это пытки. И он это знал прекрасно. Пока его не назначили Сониным шефом, он забирал себе все её дела, связанные с допросами чересчур упрямых подследственных. Сердце Клары больно кольнуло, когда она поняла, что выставляет этого двуличного человека, подписавшего немало приказов о расстреле, чуть ли не святым. - Софи, вы собираетесь домой? – в дверном проёме появилась голова Штирлица. - Да. Я уже иду, - Клара захлопнула папку с делом Шлага, убрала его в стол, закрыла ящик на ключ и, взяв с вешалки пальто, вышла из кабинета. Они молча прошли вместе по коридору, вышли из здания и сели в машину. И только после того, как Клара, расслабившись, откинулась на спинку сиденья, мужчина спросил: - Что-то не так с делом пастора? Ты показалась мне очень задумчивой. - Нет, всё хорошо, хотя, не знаю, - она тяжело вздохнула. – Четвёртый отдел как-то заинтересовался пастором. - С чего ты взяла? – внимательно посмотрел на девушку коллега. - Его дело было у Айсмана. Завтра после обеда я обещала его вернуть обратно. Как думаешь, стоит об этом сказать Шелленбергу? – и снова от звука фамилии шефа перехватило дыхание. - Не стоит. По крайней мере, пока мы не узнаем, зачем Шелленбергу нужен пастор, - ответил Штирлиц. – А теперь домой. - Да, домой.