Свидетелем был Берлин.

В Аду тоже есть жизнь, но понравится ли вам там жить? Дмитрий Соло "Принципы Рационализма. Начало"

21 февраля 1945 года Берлин. Уже два года она не видела его улиц, хотя отдала бы всё, чтобы не видеть их ещё дольше, точнее никогда. Она не любила этот город, эту страну, людей, правящих здесь и пропагандирующих нацизм. На сердце становилось так тяжело и безнадежно, когда она понимала, что вновь придётся при каждой встрече кричать «Хайль Гитлер!» и поднимать руку вверх так, будто ей это действительно нравится, и за этого демона она готова жертвовать своей жизнью. Прикрыв глаза, женщина почувствовала растекающуюся по всему телу свинцом усталость от потока мыслей и от проделанной дороги сюда. Уютное сиденье автомобиля как нельзя могло бы подойти для спального места, но нельзя сейчас спать. Нельзя. Сейчас надо выйти на Принц-Альбрехтштрассе, войти в здание, как ни в чём не бывало показав своё удостоверение, выданное по прибытию на аэродром в Берлине, увидеть краем глаза, как в приветствии солдат вскинет руку вверх, и пройти дальше по коридору к начальству с докладом о проведённой работе. Всё просто и легко, как белый день. Такой порядок в её жизни существует на протяжении десяти лет. А ведь как хорошо жизнь начиналась: ни забот, ни постоянных опасений, что кто-то за тобой следит или по нелепой случайности тебя разоблачат, ни постоянного контроля над своими мыслями, эмоциями, речью. "Конечно, в двадцать девять жизнь не заканчивается, и грех жаловаться на своё положение. Люди голодают, мёрзнут, гибнут каждый день от этого, а у меня просто моральная усталость от происходящего", - на такой «весёлой» ноте молодая женщина покинула машину. Чувствовалось, будто сырой воздух старался пронзить всё ее тело, вновь вплести её в атмосферу нацисткой идеологии, искореняя то живое, что она накопила за два года работы в Советском Союзе. На входе, как и положено, она показала удостоверение и прошла дальше, прикрыв глаза, чтобы не видеть поднятия руки - унизительного, по её мнению, жеста в свою сторону. Это было не просто партийное приветствие, мозг женщины давно привык реагировать на него, как на клятву верности палачу или крик восхищения подлецу. «Лучше бы он снял штаны передо мной. Я бы была в шоке, но лучше быть в шоке, чем чувствовать, как возвращаешься на каторгу, выкрашенную в мышино-серый цвет, ходить по прокуренным коридорам и говорить такие вещи, чтобы выжить, от которых начинаешь ненавидеть саму себя», – думала она. Вот и знакомая дверь. Кабинет начальника внешней политической разведки. По ту сторону двери раздался весёлый смех, и через мгновение девушка столкнулась лицом к лицу со своим шефом, Вальтером Шелленбергом, и штандартенфюрером СС Максом Отто фон Штирлицем. От неожиданности она отшатнулась и чуть слышно охнула, но, придя в себя, натянула на лицо дежурную улыбку. - Какие люди, - протянул Вальтер, завидев голубоглазую блондинку. – Клара Софи фон Фюрстенберг собственной персоной. - Хайль Гитлер, - будничным тоном протянула Клара, лениво подняв в приветствии руку. - Приятно видеть вас, - улыбнулся Вальтер. – Проходите, гауптштурмфюрер, не стесняйтесь. Штирлиц, задержитесь ещё на пару минут. И она зашла в кабинет вместе с эсэсовцами. Некоторая часть напряжения спала с её плеч. У Шелленберга было сегодня хорошее настроение. Её не будут отчитывать, как девчонку и не будут надзирательски и подозрительно рассматривать, как это любит делать группенфюрер четвёртого отдела РСХА Генрих Мюллер. И всё же, соблюдая правила приличия, лишь после разрешения шефа сесть в кресло блондинка мягко опустилась напротив Штирлица. - Чем порадуете, фройляйн Фюрстенберг? – спросил начальник, усаживаясь поудобней. - Ничем хорошим, бригадефюрер, - честно призналась Клара, не поведя даже бровью. – Операция была провалена, и мне пришлось инсценировать свою смерть. - Я получал извещение через наших людей, - нахмурился Вальтер. – Ситуация оказалась серьёзней, чем мы думали. Ну, что же, главное, вы вернулись живая. - Приятно знать, что мой шеф не монстр, - улыбнулась одними уголками тонких губ девушка, завидев блуждающую улыбку на губах Шелленберга. - Льстишь, как лис, - бригадефюрер прошёлся взглядом по лицу подчинённой, задержался на кончике небрежно упавшей прядки светлых волос, которая тоненькой ниточкой выпала из причёски, заглянул в уставшие глаза. - Ни капли лести, - нарочито серьёзно произнесла Клара. - Ладно, ладно, верю, - усмехнулся Шелленберг, но тут же стал серьёзен. – А теперь поговорим о некоторых неприятных вестях для вас, фройляйн Фюрстенберг. - Внимательно вас слушаю, - увидев, как Вальтер переплетает пальцы в замок, она насторожилась. - Дело в том, гауптштурмфюрер, что я опасаюсь за вашу жизнь. У меня есть сведения, о том что в районе Берлина появилась диверсионно-разведывательная группа, которой могут поручить устранить одну опытную немецкую шпионку, - Вальтер облокотился подбородком на переплетённые в замок пальцы. - Вот как, - вскинула брови Клара. – Что же вы предлагаете сделать? - Я бы хотел передать вас под опеку штандартенфюрера, пока это дело не поуляжется, - бригадефюрер перевёл взгляд с блондинки на Штирлица. – Вы согласны, Штирлиц? И да, конечно, коли вы согласитесь, то я дам вам изучить дело фройляйн Фюрстенберг, если у вас есть недоверие к её персоне. - Если вы доверяете этой девушке, то и у меня нет никаких сомнений в ней, бригадефюрер, – штандартенфюрер глянул на Шелленберга. - И всё же, - Вальтер, открыв ящик, протянул папку своему заместителю. – Держите. «Характеристика на члена НСДАП с 1934 года Фон Фюрстенберг Клару Софи, Гауптштурмфюрера СС. Истинная арийка. Характер – нордический, выдержанный, твёрдый. С товарищами по работе поддерживает хорошие отношения. Безукоризненно выполняет свой служебный долг. Беспощадна к врагам рейха. Спортсменка. Незамужняя. В связях, порочащих её, замечена не была. Отмечена благодарностями рейхсфюрера СС…» Около двадцати минут штандартенфюрер мучил личное дело Клары. За это время подчинённая с шефом успели выпить по чашечке бодрящего кофе, Шелленберг рассказал о том, что произошло здесь за два года, пока она отсутствовала. Увидев, что Макс захлопнул папку, Вальтер самоуверенно протянул: - Ну, что скажите? Берёте под своё крыло? - Беру, - с улыбкой в голосе согласился Штирлиц. - Вот и хорошо, - деловито отозвался Шелленберг. – Тогда об остальном мы поговорим с вами завтра, фройляйн Фюрстенберг. Вашу форму я распоряжусь прислать к штандартенфюреру. Не смею больше вас задерживать. Вы свободны. Оба. Дважды просить не пришлось. Отдав честь, Клара и Макс вышли из кабинета шефа. Флэшбэк. - Капитан Лисицына, ваш товарищ близок к провалу, – шеф советской разведки протянул фотографию сидящей напротив молодой женщине. - Я знаю, что вы не хотели возвращаться в Берлин, и ваше право - отказаться от... - Я вернусь. Если ему нужна помощь, то я переступлю через себя, - смотря на изображение Исаева-Штирлица, перебила капитан. - Софья, ты действительно сможешь вернуться? - как бы с осторожностью спросил мужчина. - Я знаю, о чём вы беспокоитесь, Владимир Николаевич. Могу вас заверить, всё будет хорошо, - ответила Соня. - Слышал бы тебя сейчас твой отец, он бы гордился тобой, - чуть улыбнулся Владимир Николаевич, но тут же его лицо стало серьёзным. - Может, уже не свидимся больше, но я буду надеяться, что дочь полковника Лисицына так или иначе найдёт способ выжить и вернуться в Советский союз. - Я тоже буду на это надеяться. Разрешите идти? – девушка чувствовала, как при упоминании об отце больно что-то сжалось в груди. - Идите, – кивнул начальник, и Соня вышла из кабинета. «Отец меня сам в это дело и втянул. Может, я бы сейчас работала простой учительницей немецкого языка в школе, как мама. Какого, к чёрту, немецкого? Учителем русского пошла бы. И была бы я не Клара Софи фон Фюрстенберг, а простой Софьей Александровной с фамилией Лисицына. А то выдумали тоже – Фюрстенберг", - думала капитан, шагая по направлению к выходу из здания. Конец Флэшбэка.