Мои последние дни в Риме прошли как в тумане. Маргери вытаскивала меня из гостиничного номера на разнообразные экскурсии, но стоило мне увидеть Колизей или хоть что-нибудь из тех достопримечательностей, что мы видели с Лоиком, как на меня с удвоенной силой обрушивалась тоска и непреодолимое отчаяние.
Прошло уже три дня, как он улетел. Всё это время я то не находила себе место от волнения, то сворачивалась на кровати калачиком от боли и грусти. Он так и не написал мне на Фейсбуке, от Лоика не было никаких вестей, и от этого мне становилось ещё хуже. Я отказывалась верить в то, что была для него просто девочкой для развлечения, хоть и всё указывало на это. Конечно, я могла бы и сама написать ему, но дело было в том, что я не хотела навязываться. Мне становилось противно от одной мысли о том, что после этого Ло сочтёт меня больной фанаткой, не правильно его понявшей и напридумавшей себе неизвестно чего.
Я ненавидела журналистов и все газетные киоски, продающие свежую прессу с кричащими заголовками: «Безумная фанатка поцеловала бельгийского певца Лоика Нотте прямо в здании аэропорта», «Шок-поцелуй для звезды», «Горячая сенсация Рима: страстный поцелуй Лоика Нотте». Первые полосы этих газет блистали фотографиями нашего поцелуя, а статьи внутри были снабжены фото растерянного и спешащего, в окружении охранников, Ло, и моей, когда после ухода я стояла, провожая Лоика взглядом и умирая внутри. Мне даже не хватило терпения дочитать статью о нас в одной из газет, потому как каждое слово было ложью! Там писали, что неизвестная фанатка охмурила всемирную знаменитость, чуть ли не изнасиловала его и не желала отходить от Лоика Нотте, целуя его и крича на весь аэропорт, что поедет за ним хоть на край света, ублажая звезду. Маргери, увидев, как мне плохо от прочтения подобных статей, порвала все эти газеты (купленные ею из любопытства) и выбросила в мусорку, грозя мелким кусочкам бумаги, что подаст на редакции этих газет в суд за наглое враньё.
Дома, в Грассе, меня тоже не ждало ничего хорошего. Когда я, увешанная сумками, прибыла туда после аэропорта, передо мной предстала ужасная картина: по всей нашей квартире были разбросаны пустые бутылки из-под алкоголя, коробки с остатками китайское еды и прочий разнообразный мусор. В воздухе стоял такой смрад, что было нечем дышать.
Мама опять пила.
Прокладывая себе дорогу мимо этого мусора, я чуть не наступила на осколки какой-то разбитой бутылки. М-да, было бы просто прекрасно, разодрать себе ногу в кровь прямо здесь.
Свернув по узкому коридорчику налево, я оказалась перед приоткрытой дверью в свою комнату. Сжав зубы, я распахнула дверь настежь и увидела точно такую же картину, как и в гостиной. Те же бутылки и тот же смрад. Хуже всего было то, что на ковре перед моей кроватью спал какой-то мужик, причём поза его была весьма неестественна, что могло означать только одно: ложился спать он на мою постель, но в пьяном угаре свалился с неё.
Бросив сумки на пол, я зашагала в сторону маминой комнаты, вскипая от злости. Какого чёрта она опять пила?! Так ещё и с каким-то алкоголиком, уснувшем на моей кровати!
Дверь в её комнату была открыта настежь, и оттуда доносился её голос. Она еле ворочала языком.
- Я сказала, убирайся из моего дома! Видеть тебя не хочу, неблагодарная ты скотина!
Я остановилась в дверях, не в силах войти внутрь. Мама сидела на полу, облокотившись спиной о кровать, и, обнимая бутылку вина, грозно разговаривала со своим отражением в зеркале напротив.
- Чтоб тебе в аду гореть! — воскликнула она, скривившись, и будто слушая чей-то ответ. — За что? Да за всё хорошее!
Её светлые волосы до плеч были всклокочены, было видно, что она не мылась пару дней. Наверняка, она сорвалась после моего отъезда в Рим, оставшись дома одна. И всё из-за отца… Он изменил маме полтора года назад на этой самой кровати, облокотившись на которую она сейчас сидела, с какой-то девчонкой, чуть ли не моей ровесницей. Это случилось за месяц до моего восемнадцатилетия. Спустя ещё месяц родители развелись. Сколько тогда было ругани… Они кричали друг на друга и постоянно ссорились, отчего жизнь в этом доме стала невыносимой. На тот момент Маргери жила в Риме уже год, а я оставалась в Грассе, выслушивая крики родителей. Я злилась на отца, временами люто ненавидела его, но больше всего переживала за маму, у которой после того, как она их застукала, начали сдавать нервы. Жаклин начала часто пить, но четыре месяца назад, после того, как она загремела в больницу с тяжелейшим алкогольным отравлением, она поклялась завязать. Я была несказанно рада, что мама наконец-то прозрела, что я смогла достучаться до её рассудка, а теперь выясняется, что она опять сорвалась. И самое горькое, что это случилось из-за моего отъезда и нахлынувшего на Жаклин одиночества.
- Мам, — прошептала я, давясь слезами. Без меня она выглядела такой потерянной и ранимой.
Жаклин перевела на меня взгляд и её глаза немного прояснились.
- Алекса, милая, ты уже приехала, — улыбнулась она, в тоже время хмурясь и неуклюже пытаясь встать. Я бросилась к ней, поддерживая за плечи, и мама посмотрела на меня так, будто впервые увидела. — Я думала ты приедешь двадцать девятого июля, — пролепетала она, едва выговаривая слова.
Я вздохнула, подводя её к кровати. От маминых волос разило коньяком.
- Сегодня и есть двадцать девятое.
- Правда? — хихикнула она, плюхнувшись на кровать. — А я то… — она замолкла, так и не договорив. — Как там Маргери?
- У неё всё хорошо. Мам, отдай мне бутылку, — я протянула раскрытую ладонь к ней, но Жаклин только теснее прижала практически пустую бутыль к груди. Содержимое вот-вот могло выплескаться на неё.
- Ты же знаешь, я не одобряю твоё увлечение алкоголем. Тебе не следует пить, — глубокомысленно заключила она.
Моё сердце сжималось от боли за маму и от непередаваемой злости на отца.
- Я не буду пить. Я вылью. Дай её мне, — я сжала и разжала ладонь обратно, привлекая её внимание.
Она тяжело вздохнула и, скривив губы, всучила бутылку мне, раскидывая руки на кровати. Она вообще спала этой ночью?
Подойдя к комоду, я достала из него лёгкое пёстрое покрывало.
- Кто этот мужчина, который спит в моей комнате? — спросила я, прекрасно понимая, что сейчас не время для сцен. Я серьёзно поговорю с мамой об этом, когда она протрезвеет.
Жаклин как-то глуповато заулыбалась.
- Вивьен. Он прекрасный слушатель.
Я накрыла маму покрывалом, но она нетерпеливо скинула его с себя.
- Мне жарко!
Покачав головой, я выключила в комнате свет и пожелав маме спокойной ночи, направилась разгребать завалы их гулянки. От мысли, что мне ещё придётся будить этого Вивьена и выпроваживать его из нашей квартиры, мне становилось дурно.
Телефон пиликнул в моём переднем кармане шорт и я, поставив изъятую у мамы бутылку на стол, быстро вытащила его. Дрожащими пальцами, я разблокировала мобильник, но там было всего лишь оповещение с Фейсбука о новом сообщении от Маргери:
«Как долетела? Дома всё хорошо? Позвони мне, а то деньги на телефоне кончились: D».
Глубоко вздохнув, я убрала телефон обратно в карман. Это не Лоик.
Я нагнулась, подбирая с пола пустую пластмассовую бутылку из-под пива и плоскую коробку для пиццы, невольно вдыхая сладковатый запах подгнивших остатков.
Моя сказка закончилась.
Лоик
Ледяные пальцы обвили мою шею, сжимая её в железных тисках, перекрывая мне доступ кислорода. Я задыхался, хрипел, пытаясь освободиться от этого смертельного захвата, но всё тщётно. Противник был в разы сильнее меня.
- Не дёргайся, сука! — зашипел душитель, проводя длинными острыми ногтями по моей шее.
Голова болела, а мозг ежесекундно будто пронзали тысячи игл. Лёгкие горели, силы покидали меня, но я продолжал бороться.
Воздуха мне. Воздуха!
Из окружающей нас темноты на свет вышла женщина в чёрном плаще с капюшоном, скрывающем её лицо. Она недвижимо остановилась в паре шагах передо мной.
Что им от меня нужно?!
В глазах начало темнеть. Мне нужен возд…
Внезапно хватка на моей шее ослабла и я рухнул на пол, словно мешок с картошкой. Кашляя, я цеплялся за горло, не веря, что вновь могу дышать.
- Лоик, — позвал знакомый голос, и я, силясь, поднял голову.
Мой душитель куда-то исчез, но женщина так и осталась стоять недвижимо. Её голос… я слышал его миллион раз и эта уникальная манера держать лицо закрытым…
- Сия? — прохрипел я, подвергая свои лёгкие пыткам в поглощающем их огне.
- Я знала, что ты узнаешь меня.
Она продолжала стоять недвижимо, так что я не совсем понимал, что ей было нужно в этой темноте.
- Как вы… — я осёкся. — Зачем вы здесь?
Странно, но я не испытывал обычного благоговения перед ней, я ничего не чувствовал.
- Тебе следует сделать выбор, — холодно отчеканила она.
Кто-то закричал. Я оглянулся и увидел, как мужчина в чёрном костюме и маске на лице тащил за собой Алексию. По её виску текла кровь с раны на голове; она сопротивлялась, но её запястья были связаны; пыталась кричать, но рот был заклеен скотчем.
Я вскочил с пола, забыв про боль во всём теле, и ринулся на своего душителя, но тот мгновенно вскинул руку с направленным на меня дулом пистолета. Я отшатнулся, в висках застучала кровь. Алекса сдавленно закричала, пытаясь вырваться. Я не мог просто так стоять и смотреть в её полные боли глаза!
- Отпустите её! Что вам нужно?! — орал я, метаясь между ними взглядом.
- Ничего. Это нужно тебе, — ответила Сия. — Лоик, тебе нужно сделать выбор. На одной чаше весов эта девчонка и ваши зарождающиеся чувства, на другой блистательная карьера певца и танцора, мировые турне, одобрение фанатов и… — она сделала паузу, — сотрудничество со мной. Выбери это и мы с тобой запишем десятки совместных песен. Разве ты не об этом мечтал всю жизнь?
Тяжело дыша, я смотрел в чёрную бездну, туда, где должно было располагаться её лицо, и не чувствовал ничего. Да, я хотел этого всю свою жизнь, но сейчас… Я перевёл взгляд на Алексу, заглянул в её горящие карие глаза и мне больше ничего не было нужно.
Душитель, крепко удерживающий её, нетерпеливо дёрнул направленным на меня пистолетом.
- Мне не нужны песни с вами. Я больше в этом не нуждаюсь, Сия. Я выбираю Алексу.
На мгновение стало оглушительно тихо. Время будто остановилось, только кровь шумела у меня в ушах.
А потом раздался выстрел.
Хватая ртом воздух, я сел на кровати, цепляясь руками за темноту. Ринувшись к прикроватной тумбочке, я включил светильник и спальню озарил тусклый свет ночника
Сердце бешено билось в груди, а по лицу и спине стекал холодный пот. Меня колотила дрожь. Я провёл рукой по лицу, зажмуриваясь, пытаясь выгнать из своей головы мысли об этом ночном кошмаре, но картинки из него сменяли друг друга перед моим внутренним взором одна за другой. Что это была за чертовщина? .. Почему эта пугающая ересь казалась такой реальной всего пару секунд назад и это черная дыра на месте лица Сии, испуганная Алекса и мой душитель были будто живыми.
Вздохнув, я перевёл взгляд на электронные часы. 04:12. Отлично, сегодня в 7:00 у меня репетиция перед концертом в Афинах, и я же, чёрт возьми, не нуждаюсь во сне!
Выключив свет, я рухнул обратно на кровать, пододвигая лёгкое одеяло к подбородку. Образ Алексии не выходил у меня из головы, и я чувствовал себя ужасно виноватым. Тогда в аэропорту я пообещал ей, что мы продолжим общаться в Фейсбуке и не потеряем связь, но я так и не отправил ей даже заявку в друзья.
За прошедшие дни я хотел сделать это сотни раз, но в последний момент останавливал себя. Сумасшедший фанат, приславший мне в Риме письмо, решил этим не ограничиваться. Как только самолёт приземлился в Афинах, мы с моей командой пошли получать багаж и только в своём гостиничном номере я увидел ещё одну записку в своём чемодане.
«Здравствуй Ло.
Да, это снова я. Не мог позволить тебе соскучиться по моим письмам, я же за тебя переживаю. Завтра с утра я настоятельно тебе рекомендую прочесть парочку статей из жёлтой прессы про вас с Алексией, найдёшь там много интересного. И, кстати, девочка страдает из-за тебя, практически никуда не выходит из своего номера, но мне же легче. Ты там ей многого понаобещал, но особо не обольщайся. Если ты блядь восстановишь с ней контакт на Фейсбуке, твоей сучке не жить. Я буду иметь её очень долго, трахать её киску, представляя на её месте тебя.
Не испытывай моего терпения.
Целую, целую, тварь»
Это переходило все границы! И самым худшим было не то, что этот аноним ухитрился засунуть это письмо в мой чемодан в прекрасно охраняемом аэропорте, а то, что он угрожал причинить боль Алексе. На этот раз я рассказал о письмах своей команде и написал заявление в полицию. Поскольку сейчас я находился в Греции, являясь гражданином Бельгии, а Алексия проживала в Италии, имея французское гражданство, дело приобрело мировой характер и меня заверили, что несмотря на бумажную волокиту со всеми этими странами и посольствами, они поймают этого сумасшедшего. Я хотел им верить, что на всякий случай соблюдал меры предосторожности и не писал Алексе, хоть и скучал по нашим разговорам, по её смеху и улыбке, по мягким белокурым локонам, и ласкающему взгляду её карих глаз. Стоило мне вспомнить наш поцелуй или её разгорячённое тело подо мной, как меня накрывало с головой.
Ох, чёрт, это не те мысли, которые должны посещать мою голову в четыре утра. Зажмурившись, я насильно заставлял себя думать о чём-нибудь совершенно безобидном, например… о её груди.
Застонав, я перевернулся на бок.
Лоик, ты безнадёжен.
