Надежда умирает последней

***

      После моего ответа, мы поудобней расположились на диване, наслаждаясь обществом друг друга. Знаете, я только сейчас поняла, насколько опрометчиво поступила, сказав «да». Но сделанного уже не воротишь… Я решила и точка, что буду всеми силами, что у меня есть, цепляться за жизнь ради того, чтобы побыть с ним подольше. Я поняла, что хочу провести свои последние дни с ним и с моими родными.       Сейчас, наслаждаясь теплом, которое мне дарил мне мой любимый … «Стоп. Любимый? Ну, Тоука, у тебя прогресс, ты наконец-то признала то, что ты к Канеки неравнодушна. Давно пора было это принять», — вторил пресловутый внутренний голос. Теперь стало ясно, чего мне не хватало в жизни. Не хватало того, с кем можно было разделить вечер, такой как сейчас. Не хватало того человека, с кем можно было просидеть в тишине хоть целый день, и тишина не угнетала бы двоих. В один миг Канеки стал для меня всем. Он стал, не побоюсь этого слова, смыслом моей жизни.       — Канеки, а ты можешь ещё сыграть мне? — спросила я, запрокинув голову так, чтобы видеть его лицо. Просто хотелось услышать его голос.       — Конечно, Тоука, — ответил парень, теперь уже мой парень. Взяв гитару, он вернулся ко мне на диван. Он плавно провёл рукой по струнам, заставляя их издать мелодичные звуки. И вот уже звучит первый аккорд, затем другой, и Канеки снова запел:       Зачем кричать, когда никто не слышит, о чём мы говорим?       Мне кажется, что мы давно не живы — зажглись и потихоньку догорим…       Когда нас много начинается пожар       И города похожи на крематорий и базар       И все привыкли ничего не замечать…       Когда тебя не слышат, для чего кричать?       Мы можем помолчать,       Мы можем петь.       Стоять или бежать,       Но все равно гореть.       Огромный синий кит       Порвать не может сеть.       Сдаваться или нет,       Но всё равно гореть! И снова проигрыш, его голос так убаюкивал, захотелось спать, но я хотела дослушать эту песню да конца.       И снова небо замыкает на себя слова и провода       И снова с неба проливаются на нас ответы и вода       И если ты вдруг начал что-то понимать       И от прозрений захотелось заорать       Давай, кричи! Но тебя могут не понять —       Никто из них не хочет ничего менять…       Ты можешь помолчать,       Ты можешь петь.       Стоять или бежать,       Но все равно гореть.       Огромный синий кит       Порвать не может сеть.       Сдаваться или нет,       Но всё равно гореть!       Мы можем помолчать,       Мы можем петь.       Стоять или бежать,       Но все равно гореть.       Гори, но не сжигай,       Иначе скучно жить…       Гори, но не сжигай       Гори, чтобы светить…       Последние строки его песни велись в мою голову и плотно засели в ней. «Гори, но не сжигай, иначе скучно жить… Гори, но не сжигай. Гори, чтобы светить…», — эта фраза не покидала мой разум. Смысл был предельно прост: гори — это означает жить, но жить, а не существовать.       — Канеки, скажи, почему ты не решил связать свою жизнь с музыкой, ведь у тебя прекрасно получается? — спросила я, придвинувшись ближе к парню, перехватила гитару из тонких бледных пальцев и отложила инструмент в сторону. Кен внимательно посмотрел на меня, затем серый огонь глаз скользнул в сторону окна, и беловолосый уставился куда-то вдаль. Было ясно, что его мысли сейчас где-то там. Спустя минуту молчания он всё же ответил:       — Музыка всегда была и будет частью меня. А не связал я свою жизнь с ней лишь потому, что хочу помогать людям и спасать их. Моя мать была больна раком, она скончалась, когда мне было четырнадцать. С той поры у меня появилась мечта стать хорошим доктором.       — И поэтому ты поступил в мед.училище, — закончила я за него, — а расскажи, какой она была, твоя мама?       — Она была очень доброй, сколько я себя помню, она всегда рассказывала мне на ночь сказки, даже когда приходила уставшая с работы. Знаешь, ты мне её напоминаешь, только не знаю, чем, — честно признался Канеки.       Подвинувшись ещё ближе, я обняла его очень-очень крепко. Я почувствовала, как его руки сомкнулись на моей талии, секунда — и я уже у него на коленях. Его взгляд был на моих губах, я не выдержала и поцеловала его первой, беря всю инициативу в свои руки, но долго быть лидером мне не дали. Зарывшись руками в мои волосы, Канеки углубил поцелуй. Поцелуй превратился в нечто невероятное. Но вдруг всё прекратилось, мы оторвались друг от друга, потому что катастрофически стало не хватать воздуха. Мой разочарованный стон вырвался сам по себе.       — Прости, давай не будем спешить, — сказал он. Ненадолго задумавшись, я ответила:       — Да, ты прав, не будем спешить. Может, спать?       — Хорошо, только подожди, я себе расстелю, а ты можешь идти в мою спальню.       — Нет, ты не понял. Мы будем спать там вместе, иначе я не усну, — немного слукавила я. Он глубоко вздохнул, но всё же согласился. Мы улеглись на его кровати. Канеки взял меня в кольцо своих рук. Сегодня я впервые заснула с улыбкой на лице.

***

      С той памятной ночи прошло около двух недель. Никогда я ещё не чувствовала себя такой счастливой как сейчас. Ждать друг друга на станции ‒ это стало чем-то обыденным для нас двоих и, грубо говоря, вошло в привычку. Я как обычно опаздывала, но не суть. Накинув на себя кожанку, я выскочила из дома, при этом крикнув дедуле «Я ушла» и поспешила на станцию. Спустя десять минут я была на месте. Вот он. Стоит ко мне спиной, запрокинув голову к хмурым небесам. Сегодня небо снова прольёт свои слезы на землю, но осень уже в самом разгаре ‒ чему тут удивляться? Тихонько подойдя к Канеки сзади, я закрыла своими ладонями ему глаза.       — Угадай, кто? — с непривычной мне игривостью в голосе спросила я. Ненадолго задумавшись, парень ответил:       — Ну, даже не знаю, может быть, это Мей?       — А вот и не угадал, — в какой-то степени обиженно начала я, но тут случилось непредвиденное: Канеки развернулся ко мне лицом и, чмокнув меня в уголок губ, сказал:       — Тебя, Тоука, я узнаю из тысячи.       Я пожала плечами. Через секунду мы услышали негромкий рев — подъехал поезд.       Во время нашей с Канеки кратковременной поездки до института, на меня нахлынули воспоминания. Помню, в наше первое свидание мы отправились в парк аттракционов лишь для того, чтобы прокатиться на том памятном колесе обозрения, — ведь с него всё началось. Помню то, как Канеки купил мне сладкую вату, и как я его потом кормила, да так кормила, что вата оказалась в его пепельных волосах. Смотрелось забавно: розовая вата, словно перья, торчала со всех сторон. На следующий день мы катались в парке на роликах; помню, в тот вечер я умудрилась свалиться в фонтан. Благо, Кен жил недалеко от парка, и всё обошлось, а в качестве утешения он подарил мне воздушные шарики.       Я грустно улыбнулась — то ли своему отражению в окне поезда, то ли счастливым воспоминаниям. Когда маршрут был окончен, мы с Канеки поспешили к выходу, держась за руки. Пройдя немного, мы оказались возле ворот института и, попрощавшись, разошлись каждый по своим аудиториям. Знаете, я только сейчас заметила, как изменилась. Нет, не так. Это он изменил меня. Вытащил из того вакуума, которым я себя окружила. Дедуля говорит, что Канеки положительно на меня влияет — и это чистая правда. Сейчас, заходя в аудиторию, я уже не иду в самый дальний угол помещения, где меня никто не замечает; а иду к третьему ряду — там меня уже заждалась моя подруга. Да, именно подруга, вы не ослышались. Мы познакомились с ней в библиотеке: она несла такую огромную стопку бумаг и книг, что не заметила меня и успешно врезалась. Эта нелепая случайность сблизила меня с ней. Тогда Мей стала тут же извиняться, говоря, какая она неуклюжая, при этом собирая разлетевшиеся листки бумаги и книги по полу. Я тут же бросилась ей помогать. Слово за слово, и я узнала, что мы учимся на одном и том же факультете, причем в одной группе.       — Привет, Тоука, — поприветствовала меня подруга, как только я приземлилась рядом с ней, и крепко обняла меня. На секунду показалось, что моя шея благополучно сломается. И как в такой хрупкой на вид девушке помещается столько сил?       — Я тоже тебя рада видеть, но только отпусти, а то задушишь, — прокряхтела я сквозь «нежные» объятия Мей. Одногруппница хихикнула и расцепила руки на мой спине.       — Что ты так долго? — спросила девушка, поправляя очки. — Хотя, можешь и не отвечать — вы с Канеки опять долго прощались. Это заметно по твоей улыбке. Наверное, для того, чтобы понять это, не нужно было обладать особой проницательностью — кто же еще мог вызвать у меня эту самую улыбку, как не беловолосый?       — Мей, ну что поделаешь, — не стала отрицать я, пожимая плечами.       Дальше разговор прервался, потому что в аудиторию зашёл преподаватель, и началась новая лекция. Пары прошли в своём привычном темпе и вскоре подошли к концу. У выхода меня ждал Канеки. Быстро попрощавшись с Мей и, договорившись с ней о завтрашнем походе в торговый центр, я полетела в объятья своего парня.

***

      Поскольку у нас двоих никаких дел больше не было, мы решили просто прогуляться, взяв с собой нашего нового четвероного друга. Дело в том, что неделю назад Кен сделал мне сюрприз, подарив щенка лабрадора. Я назвала его Такахеру, сокращённо Така.       Также, с недавних пор Канеки стал подрабатывать вместе со мной в «Антейку», чему дедуля несомненно был рад. Он возлагает на него большие надежды, поэтому и обучает его своей технике заваривания потрясающего кофе. Скажу, что с каждым разом у него получается всё лучше и лучше. Дегустирует его обычно Йомо, потому что лишь ему одному пока удалось освоить дедушкину технику.       — О чём задумалась? — спросил Канеки, тем самым вырывая меня из раздумий.       — Да так, — ответила я, крепче сжимая его руку. Мы шли по аллее парка, сливаясь с другими влюбленными парами. Повсюду кружила пожелтевшая листва. Осень всё же прекрасна, несмотря на то, что в это время особо обостряются чувства. Нередко накатывает депрессивное состояние. Не даром говорят, что осень — это пора уныния.       За своими размышлениями я не заметила, что мы давно свернули с дорожки, а под ногами отчётливо был слышен шелест листвы. Такахеру бегал вокруг нас с Канеки, радостно веляя хвостом. Осмотревшись по сторонам, я узнала знакомые места. Сейчас мы с Канеки находились в заброшенной части парка, где редко встретишь кого-либо.       — Смотри, — сказал Канеки, указывая на гору убранной листвы прямо перед нами, — ты думаешь о том же, о чем и я?       — Что? — успела произнести я, прежде чем Канеки упал в эту кучу листьев, увлекая меня за собой. Я приземлилась прямо на него. — Скажи, ты это задумал с самого начала? — задала я вопрос, на который получила уверенный кивок. Где-то в голове отдаленно разносился радостный лай пса.       — И это тоже, — сказал Канеки, увлекая меня в такой пылкий поцелуй. Когда воздуха стало не хватать, я оторвалась от его губ. Скатившись, в прямом смысле этого слова, с Канеки, я устроилась рядом с ним, сцепляя наши руки в замок. На секунду я прикрыла глаза, представила, как это смотрится со стороны. Парень и девушка валяются в куче листьев, держась за руки, смотрят куда-то в небо. Открыв глаза, я стала наблюдать за тем, как последние лучи заката пытаются пробраться через листву. В лучах заходящего солнца листья клёна пылали огнём — незабываемое зрелище.       — Канеки, скажи, а как ты думаешь, мы будем в следующем году так же лежать в куче листьев в последний день учёбы перед каникулами? — спросила я, на мгновенье забывая о своей болезни.       — Конечно, — не задумываясь, ответил парень. «Как же мне хочется в это верить», пролетела мысль в моей голове. Тем временем Така успел загнать на соседнее дерево кошку и с довольным видом вернуться к нам.       Полежав так ещё какое-то время, мы стали подниматься на ноги. Во-первых, было поздно; во-вторых, стало холодать; а в-третьих — не заболеть бы. Отряхнув себя от листьев, мы поспешили к выходу. Взглянув на Канеки, я не удержалась и засмеялась вслух, тем самым вгоняя парня в полное недоумение.       — Вот, смотри, — сказала я, выдёргивая из его волос запутавшийся листок.       — А у тебя тоже торчит из волос, — сказал он, всматриваясь в мои ярко-синие растрепанные пряди.       — Что? Где?       — Да вот, — сказал он, протягивая мне букет из кленовых листьев. И когда же он успел? Приняв букет из его рук, я широко улыбнулась.       После прогулки в парке, Канеки проводил нас с Така до дома. На предложение зайти на чашечку чая он вежливо отказался, ссылаясь на неотложные дела. Напоследок подарив мне долгий, томный поцелуй, он побрёл в сторону станции. Я же, подхватив щенка на руки, побрела по ступенькам домой. Уже в комнате я отпустила Такахеру и поставила в пустой стакан рябящую оранжевым и красным охапку листьев. На кровати, уже давно свернувшись в клубок, спал Тору. На моё удивление, они с Така быстро поладили, хотя иногда мне всё же приходилось снимать со шкафа шипящего котенка. Быстро приняв душ, переодевшись в пижаму и, кинув смс Канеки с пожеланиями сладких снов, я полностью отдалась во власть Морфея.