Мать
23 июня 2015 г. в 21:33
Корабль останавливается только для незначительного ремонта на заставе народа Огня.
«Хозяин Огня уехал, чтобы подавить бунт в колониях, — сообщает смотритель. — Он не оставил никаких сообщений для вас, моя госпожа».
По крайней мере, здесь можно послать сокола.
«Плывите на север, — приказывает она капитану. — В исправительные колонии».
У этого места есть и другое название, которое означает то ли «отдых», то ли «мир», то ли «оазис», но Мэй всегда считала колонию тем, чем она является на самом деле: тюрьмой для политических преступников, недостаточно опасных для заключения в столице, но и недостаточно заслуживающих доверия, чтобы быть отпущенными на свободу. В остальном же там живут безобидные фермеры, у которых есть только два занятия: бережно возделывать землю да сплетничать.
Дом родителей Мэй находится у побережья. Они стараются встретить её как можно торжественней: одетые в самое лучшее, аккуратно причёсанные, выстраиваются на ступеньках так, как позировали бы для парадного портрета.
Но Том-Том первым сдаётся, не желает сдерживать радость и бежит, чтобы обнять колени сестры. Шоума смотрит то на Мэй, не решающуюся двигаться без позволения, то на молчаливого мужа.
— Полагаю, я должен, — наконец говорит Томико и отступает, пропуская дочь в дом.
Поначалу все с ней предельно вежливы. Шоума то заваривает целыми чайниками успокаивающий настой, взяв на себя обязанности кухарки; то осторожно опускается на подушки, то тихо скользит по коридорам.
Она делает все расспросы общими и поверхностными, не связанными с появлением Мэй, с её путешествиями, с её недостатком. Том-Том по вечерам для развлечения читает вслух разные истории.
— И… И тогда, в первый год войны, Хозяин Огня Созин стал отцом Азулона.
Том-Том неловко замолкает, смотрит в свиток, и мать поощряет его лёгким кивком.
— Хозяин Огня Азулон стал отцом Айро и Хозяина Огня Озая, который стал отцом Азулы и Хозяина Огня Зуко…
— Который не стал отцом никого и ничего, — заканчивает Томико.
— Пожалуйста, — шепчет Шоума, не отрывая взгляда от пола.
Руки Мэй лежат на обёрнутых белым коленях, она спрашивает, сдерживая гнев:
— Я так понимаю, на этом вы закончили быть гостеприимными?
— Я закончил обманывать вас, моя госпожа.
Том-Том прячется под полой материнской одежды.
— Как вам подарок Хозяина Огня? — из голоса Мэй тут же исчезают все эмоции. — Он сам выбирал это поместье.
— Какая щедрость, — усмехается Томико.
Он идёт, как кот, по освещённой части комнаты, крадётся мимо очага к Мэй, потом снова отходит к стене. Последние пять лет принесли ему много страданий, сделали суровым и озлобленным.
— У меня нет жалоб на свою участь, — огрызается он. — Только на то, что все мои усилия были бесплодны. Знаешь ли ты, ты, даже не владеющая магией, как это — подняться, подняться вместе с нацией? Годы переговоров, интриг, чтобы стать приближённым Озая — и увидеть, как ты выходишь замуж за Принца Огня! И что я ещё должен сказать об этом?
— Если что-то не так с поместьем, — тихо говорит Мэй, — я попрошу улучшить.
Его отношение давит на Мэй, и она не может этого вынести: нелюбимая там, где прежде была счастлива, лишённая даже голоса, она походит на снег, кружащийся за окном.
После их короткого противостояния Томико не говорит с ней и не смотрит, всячески подчёркивая своё неуважение — что-то вроде бессильной мести. Мэй бы рада уехать, но зима безжалостно запирает их в одном доме, и тогда она снова становится тихой маленькой девочкой — взгляд в пол, голова опущена, — пережидая гнев отца.
Том-Том всё ещё слишком мал, чтобы понять, даже чтобы знать обо всём, но всё равно держится близко к Мэй, греясь под её одеялом и ползая по пустой постели рядом с ней. Он помнит о сестре только то, что она была на параде, потом вышла замуж. Каждый день он исследует карманы Мэй в поисках угощения.
— Мама говорит, тебе грустно, — шепчет он в ухо, подбираясь ближе. Сейчас полночь, первая ночь нового года, и Том-Тому позволили спать в кровати Мэй. Она оборачивает простыню вокруг его сияющего лица. — Она говорит, нужно оставить тебя в покое.
— Мне не грустно, — шепчет в ответ Мэй. — Я просто никто.
Местный чиновник сказал, что Зуко вернулся в столицу. Но от него самого всю зиму не было ни единого письма, и это молчание приносит Томико что-то похожее на унизительное для Мэй удовлетворение.
«Жена, которую сочли бесполезной, вскоре будет заменена», — говорит он, а у Мэй нет даже сил, чтобы защитить свой распадающийся брак, и она просто удаляется к себе.
Но, как ни странно, не он убеждает её наконец уехать, а Шоума.
Она входит вместо служанки, пока Мэй моется. Мэй в воде по самый подбородок, она вяло следит за движениями матери.
— Если бы ты снова была маленькой девочкой, после купания я завернула бы тебя в полотенце и расчесала бы волосы.
— Перед камином, — шепчет Мэй. — Ты качала бы меня и пела, пока я не усну. Тогда всё было хорошо.
Она вздыхает, тяжело закрывая глаза, а пальцы Шоумы осторожно расплетают мокрую косу.
— Ты не можешь продолжать жить здесь. Ты заслуживаешь не этого.
— Как и ты, — устало отвечает Мэй. — Ты же знаешь, вместе с Том-Томом вы можете жить во дворце. И избавиться от него.
— Я выбрала свою судьбу, — Шоума говорит так тихо, что всплеск воды почти заглушает её слова. — Как и ты.
— Тоже мне, выбор. Мне просто повезло, что моя любовь была взаимна. Поедем. Отец бы тоже так сделал.
— Твой отец… он просто сломлен обстоятельствами.
— Он просто сломлен. Как и все мы.
Шоума помогает ей подняться из ванны и одеться в лежащее рядом платье, с беспокойством оглядев тело Мэй.
— Ты не будешь ни к чему годна, пока будешь похожа на скелет.
— Ведь только это и важно: годна я к чему-нибудь или нет?!
Но Мэй не может продолжать спор и падает на разложенные перед камином подушки. Одежда её не согревает. Шоума садится позади, держа гребень в руке, и начинает расчёсывать волосы прядь за прядью.
— Впрочем, это всё не важно. Хозяин Огня может выбрать кого пожелает, и любой ребёнок, рождённый от такого союза, станет его наследником и получит все титулы и привилегии.
— Так говорит твой отец.
— Но это не значит, что это не правда.
— Мэй…
Она поводит плечами, сбрасывая руки матери, и потягивает колени к подбородку.
— Я не стану возражать. Наверное, я просто исчезну.
— Зуко никогда так с тобой не поступит.
— Потому что Отец не поступил? И Озай не поступил?
— Мэй, пожалуйста…
— Не трогай меня!
Она вновь отстраняется и подбирается ближе к огню.
— Казалось, что так будет проще, вдали от дворца. Ни насмешек слуг, ни жалости, и Зуко…
Шоума поднимается, складывая расчёски и мыло. Потом оборачивается и говорит, спрятав руки в рукавах:
— Мэй, моя маленькая ракушка… Ты ничего не добьёшься ожиданием. Ты должна вернуться к мужу и встретить любую судьбу, какую бы духи ни даровали тебе.
Так она и поступает. Старые иллюзии больше не имеют власти над Мэй: детское прозвище превратилось в ужасное пророчество, и она складывает в сундук белые одежды. Слуга собирает всё остальное и грузит в ожидающую карету. Только Том-Том пытается не расплакаться, своими маленькими ручками обнимая Мэй так сильно, как только может.
— Я пошлю за вами летом, — ласково говорит Мэй. — И мы тогда пойдём на Фестиваль.
Томико исчезает внутри дома даже раньше, чем карета въезжает в сад.
Никто не ожидал увидеть её снова, и когда Мэй всходит на корабль, вся команда с удивлением отрывается от своего чая и Пай Шо.
— К вашим услугам, моя госпожа, — говорит капитан, низко кланяясь. — Лёд тронулся, мы сможем отплыть меньше, чем через час.
— Домой, — вздыхает Мэй, глядя в серую даль. — Пришло время вернуться домой.