***
Слизеринцев никогда не будили назойливые лучи солнца, просто потому что в подземельях отродясь не было настоящих окон. За толстой кирпичной стеной плескалась только мутная вода Черного озера, и повезло же именно Блейзу жить в спальне, где даже волшебные окна отсутствовали. А он скучал по солнечным лучам, скользящим по щекам и слепящим глаза, скучал, пока не понял, что обнаружил свое собственное солнце в Гермионе Грейнджер, но… такое же недостижимое для него. Так он думал еще месяц назад, а теперь добродушно смеялся над самим собой, лежа в своей кровати. Сон не шел: Блейз всю ночь напролет вспоминал, как касался её, параллельно ругая себя за излишнюю ранее нерешительность. Счастье-то вот, совсем рядом оказалось, его и только его — он нутром это чувствовал. Пока Гермиона видела свой небезопасный сон, Забини давал волю фантазии наяву; просто прикрыв глаза вспоминал, почти чувствовал её губы и обжигающее дыхание. Хотелось ещё её, больше, как одурманивающего зелья. Необходимость увидеть, почувствовать её заставила Блейза подняться с кровати и взять в руки чистый пергамент. Он зажег свечу и присел за письменный стол, потянулся за пером, да так и замер: слать ей банальную записку не хотелось. Несколько альтернативных вариантов связи пришли на ум, но он отмёл их все: не то. Нужно что-то совсем небанальное, а лучше неизвестное самой Гермионе; ему хотелось её удивить. Блейз задумчиво разглядывал дрожащее пламя свечи, и нужное заклинание само собой пришло на ум. Он покосился на задернутый полог кровати Малфоя, прислушался, а потом решительно взмахнул волшебной палочкой над пергаментом. — Illud dictat[2], давай встретим с тобой рассвет, — слова, произнесенные Блейзом, ровной строчкой легли на меняющий цвет пергамент, который тут же свернулся в конверт. Старое заклинание, придуманное кем-то из его предков, пригодилось так кстати: Гермиона не прочитает этих строк, она услышит их. Оставалось только вызвать сову и отправить послание… — Какое милое предложение, но я от него откажусь, пожалуй. Спать, знаешь ли, хочется. Блейз даже подскочил на месте от неожиданности. Он-то думал, что Малфой вновь ночует в Выручай-комнате. — Ты тут? — Ой как странно-то! Я и в своей спальне, невероятно, блять, — из-за отдернутого полога Малфой сверлил Блейза взглядом, — пишем письма грязнокровке? — Я в тебя сейчас чернильницей запущу, — раздраженно отозвался Блейз, отворачиваясь от Драко. — А я, пожалуй, стукну тебя по твоей счастливой физиономии. Просто записку отправить не судьба, надо обязательно выпендриться? — Просто хочу сделать для неё что-то красивое, — устало отозвался Блейз, откидываясь на спинку стула. Драко наколдовал люмос и, потягиваясь, сел на кровати. — Твоё гарканье из записочки в, — он посмотрел на часы, — пять утра — это просто вершина романтики, да. Ты беспощаден, Забини. — Может, ты мне ещё что-то посоветуешь? — Блейз, захватив конверт со стола, поднялся и посмотрел на сонного Малфоя, криво ухмыляясь. — Охотно, — Драко кивнул, поглаживая уродливую метку на предплечье. Блейз повел плечами от этого зрелища; каждый раз, когда знак Темного Лорда попадался на глаза, по спине пробегал неприятный холодок. — Во-первых, делай что-то красивое не в ущерб другим, а во-вторых, у восточной границы Запретного леса в одной лощине снег еще не растаял совсем. — И? — Помнишь, я профессору Стебль двадцать дюймов пергамента сдал по подснежникам предрассветным? Блейз нахмурился, а потом просиял. — Метлу дашь? — Нокс, — Драко улегся обратно в кровать, закутавшись в одеяло, — бери что хочешь и вали уже. И только попробуй ещё раз меня разбудить, Забини, клянусь… Гневная речь Драко прервалась стуком двери.***
Она, очарованная незнакомой магией, буквально растаяла от звука его голоса. Бережно свернув записку, Гермиона посмотрела в окно, где небо понемногу начинало светлеть. Медлить было нельзя, вдруг жизненно необходимым оказалось подставить лицо под первые солнечные лучи нового дня в компании Блейза. Рискованно и опасно, ведь ей, старосте, придется покинуть свою спальню в неурочный час, но оттого лишь более привлекательная перспектива. Гермиона наскоро нацарапала ответ на клочке пергамента и отправила его с совой, мельком заметив, что та буквально продырявила коготком учебник на цифре пять [3] — а ведь это число его имени… Она едва успела застегнуть толстовку, как в окно снова постучали, но гораздо увереннее и сильнее, чем в прошлый раз. Гермиона подбежала к окну, чувствуя, как на лице расцветает улыбка, и распахнула створки. — Привет, — выдохнула она в прохладный утренний воздух. — Привет, — отозвался Блейз, — готова встречать рассвет? — Это безумие. Блейз закатил глаза. — Ты и не такие дела проворачивала с Поттером и Уизли. — Да я просто… я боюсь, — пискнула Гермиона, поглядывая вниз, на подножье родной башни, — летать на метле, — скомкано уточнила она, стараясь ровно дышать. — Закрой глаза и доверься мне. Гермиона глубоко вздохнула. Она колебалась несколько секунд, а потом вложила свою ладонь в его протянутую руку, одновременно сомкнув ресницы.***
— Где это мы? — по её подсчетам, летели они не больше пяти минут, но местность показалась Гермионе совершенно незнакомой. Здесь ещё лежал снег островками, сквозь который пробивались длинные стебли и заостренные листья, а высоко над землей сплетались кронами молодые деревья. — Восточная граница Запретного леса. Неудивительно, что ты тут не бывала, сюда попасть можно только по воздуху, — Блейз усмехнулся, глядя на розовеющий клочок неба. Если он все правильно помнит, то подснежники должны раскрыть бутоны с первыми лучами солнца, оставалось только ждать. — И что мы тут будем делать? — Гермиона подошла к нему близко-близко, остановилась за спиной. Хотелось коснуться, но она все ещё робела в присутствии Блейза. — Встречать рассвет, — просто ответил он, не оборачиваясь. Гермиона кивнула скорее сама себе, также, как и Блейз, устремив взгляд на восток. Небо понемногу светлело, молчание начинало тяготить обоих, но стоило первому лучу солнца пробиться сквозь облака, как Блейз шепнул: — Обернись. Она послушалась, оглянулась, да так и замерла, приоткрыв рот от восхищения. Прямо на снежных островках расцвели нежно-розовые, как предзакатное небо, цветы. *** Это произошло спустя полчаса после ухода Блейза. Метка на предплечье вздулась, будто живая; от дикой боли Драко кусал уголок подушки, чтобы не закричать на всё подземелье. Лорд будто был прямо здесь, в его голове, его страшный шепот пробирал до костей, вбивался в сознание. Смутно знакомые образы вставали перед глазами Драко, ранили в самое сердце, и все чаще он не понимал, что в этих видениях лишь угрозы, а что уже обернулось реальностью. Всё прекратилось быстро, как и началось. В этот раз Драко сел в кровати, не зажигая люмоса, лишь наколдовал агуаменти прямо в свою ладонь и сбрызнул лицо дрожащей рукой. Сердце его колотилось бешено, и так не хватало привычного присутствия Блейза: последний к таким приступам привык, под его внимательным взглядом держаться было как-то легче, но Драко был даже рад, что в этот раз он в комнате совсем один. Лорд был недоволен промедлением, злился, напоминая о задании. Лоб Драко покрылся испариной, когда он собрал мысли в кучу и немного пришел в себя. Скоро на одну угрозу в списке станет меньше, потому что она претворится в жизнь, и это исправить Драко не в силах.***
— Закрой глаза и доверься мне, — он цитировал сам себя, но на этот раз шепотом, выдыхая слова в изгиб её шеи. На восходящее солнце они любовались недолго; сначала Гермиона робко переплела их пальцы, потом Блейз довольно целомудренно коснулся её губ, и спустя несколько минут оба забыли не то что о рассвете — вообще обо всем. Блейз прижимал её к стволу старого дерева, целуя в шею, и у Гермионы от этого подкашивались ноги: она была просто вынуждена обхватить его за плечи, чтобы не упасть. Вопрос о доверии и страхи в её сознании не возникали, они словно сгорели в том жаре, что несся вместе с кровью по её венам от его прикосновений. Она знала, что ничего плохого Блейз с ней не сделает — это ли не доверие? Молнию на толстовке Гермиона расстегнула сама, упорно пряча от него свой взгляд. Всё же было немного стыдно, но и стыд исчез, стоило ей почувствовать поцелуи Блейза на нежной коже груди и его сильные руки на талии. Она что-то шептала — и не помнила, что. Дышала часто, сбивчиво, и будто сквозь толстый слой ваты слышала, что он что-то ей говорит, но не могла понять, что именно. Она пылала в его объятиях.