Он хочет помнить

1. «Многие из нас часто задумываются о том, что не могут найти свою любовь. Мы ссылаемся на случайности, обстоятельства, высшие силы и прочее, но мы никогда не виним в этом себя. Нам отчего-то не приходит в голову, что любовь в нашей жизни была, великая и искренняя, как в диснеевских мультфильмах, только мы не смогли ее сохранить, а, может и вовсе, разрушили собственными силами, не заметив этого». Влад с хлопком закрыл книгу и бросил ее на журнальный столик. Одна из его бывших пассий настолько глупо критиковала книгу за авторством некой Ники Теодоради, что он взялся ее читать. Да, действительно, насколько может взбесить глупую блондинку книга, написанная умной девушкой, которая обладала настолько острым язычком, что Влад готов был в нее влюбиться. Если бы знать, как выглядит эта загадочная Ника Теодоради. Со слов своей бывшей дамы сердца, он знал, что она живет где-то в Греции, воспитывает дочь и владеет сетью ресторанов, разумеется, полученной не слишком вдохновляющим путем. Только вот Владу почему-то хотелось верить, что эта девушка добилась всего сама. Его сознание упорно рисовало идиллическую картину, где молодая девушка заплетает косы маленькой девчушке, на стенах играют отблески огня из камина, старая яблоня стучит ветвями в окно, девочка испуганно вздрагивает и прижимается… прижимается почему-то к нему. Да, мама девочки непременно оборачивалась, и он видел такое родное лицо. Прошло пять лет после их разговора для камер шоу «Хочу к Меладзе», а о ней напоминал лишь только штамп в паспорте. Владу ничего не оставалось, кроме как безуспешно пытаться спрятать ее в темные подвалы подсознания и перестать сожалеть о том, что он выбрал славу, известность, лживые улыбки, тысячи масок, но не ее. Он пытался перенести ее образ на неведомую девушку Нику Теодоради, и получалось вполне себе успешно. Его Вероника тогда пропала, просто исчезла, исчезли ее страницы в социальных сетях, она не дала ни одного интервью, хотя он знал, что репортеры настойчиво искали встреч с ней. Влад тоже пытался искать ее, но те следы, которые удалось найти, очень резко обрывались, словно она намеренно рвала связи с их общими знакомыми. Он запомнил ее уходящие шаги, не мог сказать точно, плакала она или нет, но уходила она легкой и танцующей походкой. «Он запомнил ее внезапно исчезнувшей». В голове пронеслась цитата из романа, который он начал читать утром. Это была его история. Нет, не так, это была история про него. Однажды Киоссе сказал, что Влад обладает шестым чувством. Интуицией. «Это когда тебя с головы до ног пронзает нечто неотвратимое и необъяснимое, но, безусловно, правильное. Можно сказать, фатальное. И все, что недавно казалось странным, мелким и незначительным, порой даже лишним, внезапно приобретает новый смысл и складывается в пазл, в четкую целостную картинку. Ты чувствуешь это нутром: сердцем, печенкой, селезенкой и, бог знает, чем еще. От этого нельзя отмахнуться, нельзя просто так выкинуть из головы, а тех, кто тебе не верит и пытается что-то растолковать с точки зрения логики, хочется как следует обо что-нибудь приложить. Потому что их беда заключается в неверном расположении пазлов». Влад заснул, прижав книгу к груди. Всю ночь ему снилось нечто абстрактное, похожее на разорванные радужные пятна. В детстве он не раз замечал такие пятна в лужах, разглядывая растекшуюся по воде бензиновую пленку. За каждым из таких пятен появлялись мгновения, проведенные с ней. Просыпаться не хотелось, но работа, в лице Орлова, настоятельно требовала присутствия на интервью для очередного журнала, весь тираж которого сметут с полок тысячи наивных дурочек. Если забыть про язвительность и цинизм, часто просыпающийся в последнее время, то Влад вполне был добрым и искренним парнем, который мог часами смеяться с мамбетом, гопником и давно уже не школьником. Приступы меланхолии в последнее время становились слишком частыми, скорее всего определенное влияние на его внутреннее состояние оказывала весна, которая выдалась на редкость паршивой. – Пиндюру до сих пор кормят, – пожал плечами Никита с непроницаемым выражением лица, вызвав сдержанный смешок у девушки журналистки. – Он не в претензии, – Влад засмеялся, глядя на невозмутимого Артема, который с серьезным видом кивал. – Вам на троих платят, а меня кормят на одного, – Пиндюра сложил руки на груди и усмехнулся, не в силах сохранять невозмутимость. – Мы, наверное, неудачники, – опустил голову Цой, вызвав приступ смеха у Киоссе. После подобных интервью у Влада было приподнятое настроение, и чувствовал он себя отлично, поэтому предстоящий вечером концерт в «Крокусе» нисколько его не напрягал. Прежде чем покинуть девушку журналистку, Влад случайно стянул один журнал потому что глаза зацепились за знакомое имя и фамилию. Интервью с Никой Теодоради было невероятно коротким, и на фотографии девушка стояла спиной к фотографу, короткие рыжие волосы не закрывали татуировку между лопаток, на белой коже ярко выделялся ловец снов. Сознание упорно пыталось найти знакомую родинку на шее, но потерпело провал. «Вы говорите в своих книгах о проблемах, тяжелой жизни и так далее. Вы, как автор, постоянно прибываете в таком состоянии депрессии и безысходности? Нет, это не депрессия, это просто жизнь. О хорошем тоже хочется писать и это нужно делать. Вот только о хорошем всегда пишет тот, кто переживает в своей жизни что-то плохое. И он понимает, что жизнь тяжелая штука – он может видеть в ней хорошие моменты. А тот, у кого все хорошо – ему вообще плевать на все, о чем ему писать? Тот, кто никогда не страдал и не испытывал боли, тот никогда не поймет чужую боль. Таких людей нет. Есть циники, которые называют мои книги романтизмом и наивностью, говорят, что душевная литература не про них и не для них, они вообще жестокие, брутальные. Но вот они-то и есть самые тряпки, которые легко превращаются в эмоциональных, чувственных и слабых. Те, кто прошел огонь и воду, это самые добрые люди. По-настоящему крутые и авторитетные люди слишком многое повидали и, пройдя через все это, поняли, что любовь – самое важное. Почему людям интересно читать про эту чужую боль? Это не совсем правильная формулировка. Каждый читает про свою боль, находит что-то свое. В этом и есть смысл авторства, и крутой автор тот, кто пишет так, как чувствуют многие. Люди видят себя в моих книгах. Мне не интересно читать и слушать то, что мне непонятно, с чем я не могу себя идентифицировать. Каждый из нас испытывал страх, боль, переживал опасность, терял близких. Я же тоже это чувствую. Какие книги вы сами любите читать? Разные. У меня в библиотеке любые книги можно найти, там несколько тысяч книг. Причем не только хороших! Все, что только можно читать, что может меня заинтересовать – все читаю. Вы бы хотели, чтобы ваша дочь читала ваши книги? Без цензуры. Мне все равно. Она и сейчас читает. А что такого в моих книгах? Что они про тяжести жизни рассказывают? Так, когда она вырастет, она сама все это узнает. Я ведь ничего нового не рассказываю. Говорю о том, что когда ты любишь, а тебя бросают – это больно. Что настоящая дружба – это хорошо, когда тебя предают – плохо. Что нужно защищать своих друзей, стоять на своих убеждениях, правду говорить в лицо. Я ведь никаких открытий не сделала. Я такая сказочница и детям самое подходящее – читать мои сказки (смеется). Да, слова в книгах бывают несовместимые. Но в этом нет ничего страшного. Я знаю многих людей, которые воспитывались в интеллигентных семьях, а превратились в отвратительных подонков. Поэтому я за честное воспитание, жизнь все равно научит. Манеры, которые описаны в книгах – это все мишура. Помните, как у Достоевского в «Бесах» – интеллигенция переживала о судьбах вот этого простого народца. Главное – что у человека внутри, а не внешние атрибуты. Нельзя переживать за других людей и не быть их частью. Это проблема всех наших либералов. Они со своей колокольни формулируют проблемы обычных людей. Если бы вы не были писательницей, кем бы вы хотели стать? И был ли у вас шанс стать кем-то еще? А я не писательница, я просто истории рассказываю. А если бы не это, не знаю, нефтью бы занималась (смеется). Я с шести лет пишу, получается, что делаю это всю жизнь. Если бы не это, моя участь была бы печальной. Но, слава богу, все хорошо закончилось. Литература дала мне шанс». Озаглавлено интервью было: Ника Теодоради: «Литература дала мне шанс». – Владос, что читаешь? – журнал из его рук бесцеремонно вырвал Толик и взглянул на фотографию Ники. – О, я читал ее книгу «Синдром девственной селедки». – Я вчера читать начал, – Влад пожал плечами, задумчиво смотря в окно. – Парни, похоже, наш бабник влюбился, – замогильным тоном произнес Киса и увернулся от подзатыльника. – С чего такие смелые выводы? – Рамм насмешливо вскинул бровь. – Ты читаешь ее книги, читаешь интервью с ней, – Ник загибал пальцы, – ты знаешь, как она выглядит? В голову Влада пришла мысль, что он давно мог посмотреть в интернете, как выглядит Ника Теодоради, но что-то его останавливало. Скорее всего, он надеялся на то, что произойдет чудо, которое всегда происходит по закону какого-нибудь жанра, и этой авторшей окажется его Вероника. Но нет, в жизни таких чудес не бывает, в этом он убедился, когда Киса произнес фразу «Окей, гугл, как выглядит Ника Теодоради?». Он пытался найти знакомые черты в лице незнакомой девушки, нашел, к ней тянуло, но это была не Вероника. Потом была подготовка к концерту, сам концерт. Времени думать о Нике не осталось, Влад полностью был поглощен работой, поэтому под утро, когда джип остановился около его дома, он не обратил внимания на рыжую девушку, которая сидела на лавочке, подтянув колени к груди. – Солнце мое, взгляни на меня, – протянула она знакомым голосом и сняла очки, впившись в него взглядом.