The Place Within the Walls

      — Ну же, шенк!       — Ногу в петлю ставь, образина.       Сленг глэйдеров в книге смотрелся здорово, но вот слушать ломающиеся голоса и странные, вроде бы не слишком грубые, но все же оскорбления не очень приятно. Я понимаю, что они стараются, но ведь не обязательно употреблять их в каждой реплике.       — Можете расслабиться. У вас и так классно получается. Я почти поверила, что вы самые настоящие глэйдеры.       Они замолкли. Стало так тихо, что я подумала, будто все это мне снится, пока я все так же сижу в темном ящике.       — Мля… — проронил темноволосый азиат, который, видимо, изображает Минхо.       Коротковолосый блондин рядом с ним чертыхнулся и скользнул блуждающим взглядом по окружающим его лицам.       — Это девка, — говорит он с убедительным британским акцентом, будто для него это шок.       Гул обрушивается на меня волной, а мальчишки вокруг ящика разом поддаются вперед. Я испугалась, что кто-нибудь сейчас точно свалится вниз, прямо на кучу досок и коробок у стены, и расшибется.       — Девка?       — Что за хрень?!       — А она на вид — ничего, наверное.       — Эй, стойте! — из-за спин мальчишек показался темнокожий парень, здоровый на вид, наверное, «Алби». — Эй вы, шенки, заткнитесь! — рявкает он. — Скажи им, Ньют.       Я ловлю на себе взгляд блондина, который тот тут же отводит в сторону. Затем он оборачивается к остальным мальчишкам и, чуть повысив голос, кричит, чтобы все замолкли.       — Лады. Раз никто не хочет задать главный вопрос, то его задам я: откуда эта цыпа знает про «глэйдеров»? Шенки до нее в штанишки плюкали, когда мы открывали Ящик, а этой хоть бы хны. Эй ты! — парень хмуро смотрит на меня и скрещивает накаченные руки на груди. — Какого хрена? Зачем Создатели тебя прислали?       Актер, у которого до сих пор нет Оскара…       Понимая, что им нужно держать образ до самого конца квеста, я решаю напрямую попросить закончить все прямо сейчас, потому что при одной мысли, что там наверху может быть какой-нибудь лабиринт, который мне нужно будет разгадать, становится плохо. Я слишком устала, трясясь в жуткой кабине добрые полчаса или даже больше.       — Слушайте, мы можем закончить сейчас? Я просто… мне хватило поездки в ящике. Я не была готова… ну, ко всему. Я попрошу подругу не забирать деньги, ладно?       Темноволосый хмурится еще больше и прикидывает что-то в уме, судя по задумчивому взгляду. Остальные недоуменно глядят на меня сверху, изредка бросаясь фразами вроде: «Что она сказала?» или «Уйти она хочет! Мы все здесь об этом мечтаем, цыпа».       — Ты умом тронулась, — выносит приговор азиат. — Первая девчонка в этой дыре — и та гребнутая на голову!       Это грубо. И от этого становится страшно. Обычные актеры не станут грубить зрителям, потому что это неправильно и за это могут уволить с работы.       Но я не могу находиться в настоящем Лабиринте, среди настоящих глэйдеров. Это выдумка. Книга, и не более того.       — Что ж, — спокойно говорит блондин, и все затихают. — Потом разберемся, а пока надо доставать ее.       Он резво спрыгивает вниз, и я пячусь, упираясь спиной в стену Ящика.       — Имя свое помнишь? — спрашивает парень, делая шаг ко мне.       Естественно я помню свое имя! Все, кто появляются в Приюте, помнят его... Я помню. Помню, как мама выводила его на моих детских тетрадках. Помню ее почерк, размашистый и округлый, с красивыми завитушками, я всегда мечтала иметь такой же. Знаю, что не люблю свое имя, потому что оно слишком старое и немного вычурное. Знаю, что в детстве хотела быть Карой или Маккензи. Знаю и помню то, что не должна, будь это все правдой.       — Кенна…       — Меня зовут Ньют, — парень протягивает мне руку, ожидая, видимо, что я за нее возьмусь, но нет.       Ноги подкашиваются, и я осознаю, что сползаю вниз по стенке, забиваясь в самый угол кабины. Блондин в неловком молчании убирает протянутую руку и в следующий момент чешет ей затылок.       — Выпустите меня. Я хочу домой.       — Слушай, Кенна, я знаю, что ты сейчас чувствуешь себя, как кусок плюка...       — Перестань!       Он качает головой и продолжает:       — У нас нет времени на расшаркивания, понимаешь? Старая жизнь кончилась, начинается новая. Чем скорее мы вылезем отсюда и я объясню тебе, что тут и как, тем лучше, усекла?       Его слова тонут в белом шуме, нарастающем в моей голове. Я смотрю на блондина и ничего не слышу, вижу только, как он приседает на корточки передо мной и как движутся его губы. Но лицо парня начинает расплываться перед глазами, превращаясь в мутное бежевое пятно. Я смаргиваю, — предательские слезы скатываются по крыльям носа, — и утыкаюсь лицом в подтянутые к груди колени, чтобы не видеть… всего.       Я не хочу здесь находиться и никогда не хотела. Даже читая книги, я никогда не ставила себя на место Томаса, потому что это слишком. Я могу наблюдать за опасностью со стороны, прикидывать в уме варианты спасения, но я не могу быть участником. Я не подготовлена физически, я не подготовлена морально. Я не хотела быть глэйдером.       — Это не правда, — с трудом выдавливаю из себя, борясь с истерикой, жгущей горло. — Где я?       — Будто бы сама не знаешь, Салага, — цедит азиат.       — В чертовой дыре, вот где, — отзывается темнокожий парень.       Я издаю странный булькающий звук, который меня саму пугает не меньше, чем растерянного блондина напротив.       — Эй, — мягко произносит он. — Мы все были на твоем месте. Каждый из этих шенков выполз из темного Ящика, у каждого был свой День Первый. И ты неплохо держишься, наверное… для девчонки, так что — не дрейфь! Со временем привыкнешь.       К чему привыкну? К стенам Приюта и Лабиринту? Нельзя привыкнуть к тому, чего не существует. И я не хочу привыкать. Хочу просто убраться отсюда, вернуться домой.       — Кенна, ты с нами?       Нет. Я изо всех сил пытаюсь цепляться за остатки здравого смысла.       Мне приходится вновь посмотреть на... парня, который представился Ньютом. Ньют. Принять то, что это он и есть, — значит, согласиться с происходящим, поверить во весь этот цирк. Я не хочу верить. Я хочу проснуться.       — Да че ты цацкаешься с этой цыпой! Вяжи ее, и все, — хрипит кто-то сверху под нестройный гогот толпы.       — Заткни варежку, Гэлли, — обрывает другой голос, яснее и глубже.       — Ее надо в Кутузке запереть, я ей не доверяю, — предлагает азиат. — Эта Салага что-то знает, но не говорит.       — Не думаю, что Кутузка понадобится, раз она не хочет вылезать из Ящика, — говорит кто-то в толпе, вызывая у мальчишек смешки.       В противоположном углу с приглушенным визгом дергается один из ящиков, привлекая всеобщее внимание. В одной из картонных коробок за спиной блондина я вижу несколько рукояток здоровых ножей. Стоит мне сделать один рывок, оттолкнуть парня и схватить любой из них, чтобы раз и навсегда отделаться от всего этого, порезав запястья. Ведь если умереть во сне, то можно проснуться.       Времени на раздумья нет, и я даю себе три секунды, чтобы собраться. Раз… Два… Я делаю рывок вперед и толкаю парня в сторону. Он теряет равновесие и падает, успевая схватить меня за ногу. Я спотыкаюсь, приземляясь на мягкие мешки, и, не теряя времени, тут же пытаюсь добраться до коробки. Ящик небольшой, но она будто бы в десяти футах от меня. Парни сверху галдят, азиат матерится и грозится спуститься вниз. Блондин рывком тянет меня за ногу, но я успеваю зацепить пальцем край коробки. Она переворачивается, и мне удается схватить один из увесистых ножей.       Быстрый глубокий надрез — и все. Всего лишь один.       Лезвие холодит запястье, а я не знаю, как унять дрожь в руках. Кожа рядом с металлом кажется такой же серой, бескровной, мертвой. Малакай всегда говорил, что я трусиха, что я слишком много думаю, а самоубийцы — храбрые и до ужаса глупые эгоисты. И я знаю, что он прав. Прав, потому что я чувствую прозрачную каплю, когда та, перечеркнув гладкую поверхность лезвия, стекает на кожу запястья. Прав, потому что я рывком переворачиваюсь на спину, неуклюже пиная парня ногой, которую тот до сих пор крепко держит. Прав, потому что вместо того, чтобы прекратить все, я направляю нож на блондина, держа рукоять в трясущихся руках.       — Вот хрень! — он отпускает меня и отползает подальше, а я тут же подтягиваю к себе ноги.       Сверху продолжают орать остальные.       — Да она поехавшая!       — Сбавь обороты, цыпа.       — Может, скинем ее с Обрыва?       — Ты совсем, образина? Может, мы тебя самого с Обрыва скинем, а?       — Если ты что-то сделаешь с этим шенком, Чайник, то я тебя разделаю так, что гриверы покажутся тебе милашками!       Блондин бросает быстрый взгляд на парней и достаточно резко приказывает им всем заткнуться. Затем он смотрит на меня и уже открывает рот, чтобы что-то сказать, но я не дам морочить мне голову.       — Ты. Не. Настоящий.       Три слова. Я не дышу, и оглушающий стук моего сердца становится слышен каждому парню над клеткой. Блондин вздрагивает и хочет посмотреть наверх, когда кто-то из мальчишек слишком громко ругается, но мгновенно возвращает взгляд ко мне и ножу.       — Хотел бы я, — криво усмехается блондин, игнорируя выкрики сверху. — Послушай, не могу говорить за всех, но лично я не причиню тебе вреда…       Я кошусь на свою лодыжку, где остались небольшие красные следы его пальцев. Минуту назад он держал меня. Крепко. Я чувствовала.       — Это не считается! Слушай, я не специально, — он поднимает руки в примирительном жесте. — Тебе страшно, ты в панике. Меня самого чуть гребаный кондрашка не хватил, когда я в этом чертовом Ящике путешествовал в один конец. Так что давай ты выбросишь мачете подальше, и мы с тобой вылезем отсюда. Они все уйдут. Только ты и я, усекла?       Блондин изучает мое лицо и ждет то ли ответа, то ли какого-то знака. Но я знаю, что не выйду. Я резко направляю лезвие на себя и замахиваюсь. На секунду мне кажется, что я смогу, что вспорю себе живот и ничего не почувствую, ведь это всего лишь сон. Но руки словно застывают, держа нож высоко над головой. Я не слышу голосов, только приглушенный шум и ускоренное биение сердца. Крепче сжимаю рукоятку и понимаю, что оружие в моих руках реально. И пол под ногами, и солнце, греющее макушку, — это все реально. Я знаю, что не смогу. Я боюсь боли. Я трусиха.       Нож выбивают у меня из рук, и тот со звоном падает где-то далеко, а я здесь, прижимаюсь к металлической стенке, сжавшаяся в комок оголенных нервов. В очередной раз утыкаюсь лицом в колени и прикрываюсь руками, задыхаясь в собственном плаче. Сдерживать слезы больше нет сил. Это все не может быть правдой. Не может. Не может. Не может…       Чужая теплая ладонь ложится мне на спину и ведет от шеи вниз по позвоночнику. Я вздрагиваю и поднимаю голову, сталкиваясь с сочувственным взглядом блондина. Он тушуется и быстро убирает от меня руки. Смотрит как-то странно, думает о чем-то, поджав губы. А я знаю, что Ньют умрет. Смотрю в умные карие глаза и знаю, что в таких же во время Фазы-2 плескалась разрушительная ярость и гнев. Я смаргиваю слезы, и парень вдруг тянет ладонь к моему лицу, которую я в ту же секунду отбиваю. Он отводит глаза и взлохмачивает волосы на затылке.       — Это еще что за плюк, Ньют?! Отойди от нее нахрен! Эта цыпа сначала чуть тебя не пришила, а потом и за себя принялась. Стебанутая!       Я быстро стираю слезы со щек. Соберись, тряпка! Это только отвлекает. Время — единственный ресурс, который имеет значение. И я не могу тратить его на что-либо, кроме поиска выхода. Пускай прикосновение парня и его не слишком свежее дыхание ощущались реально, это ничего не значит. Мозг часто играет с людьми злые шутки. Единственное, что должно меня волновать — как мне выбраться отсюда. И сейчас я не знаю, как это сделать. Пока единственный путь — из Ящика.       — Захлопнись, Минхо, — повышает голос блондин.       — Выбирайтесь уже, — встревает темнокожий. — Либо вдвоем, либо ты один, — это не так важно. У нас нет времени стоять тут и задницы на солнце греть, пока работа стоит.       Мальчишки недовольно гудят, а блондин кивает и, поднявшись на ноги, протягивает мне руку.       — Наверху намного веселее, чем здесь. Доверься мне, и я от радости из штанов выпрыгну, — он пытается выдавить из себя улыбку, но получается паршиво.       Если я не верю себе, своим глазам и ушам, то как я могу верить кому-то чужому?       Игнорируя протянутую руку, я поднимаюсь с пола и под десятками взглядов нервно поправляю футболку. Блондин устало потирает шею и отводит взгляд. Я явно начинаю его раздражать.       — Ставь ногу в петлю, я подстрахую.       Он пропускает меня к веревке, которую я пару раз дергаю, проверяя на прочность. Кто-то из мальчишек фыркает. И не успеваю я поставить ногу в петлю и покрепче перехватить веревку, как ее резко дергают вверх. Блондин мгновенно хватает меня за талию, не давая упасть, и приподнимает выше, где множество рук, тут же цепляют меня за одежду и вытягивают из лифта. Они не стараются быть аккуратными, и я стукаюсь животом об острый край дверного отверстия кабины. В глазах темнеет от оглушающей боли, и я не могу ничего сделать, когда кто-то щиплет меня за бедро, прежде чем бросить на помятую траву. Свежий воздух ударяет в голову и на пару мгновений перед глазами все плывет, десятки грязных лиц в бликах света. Я закрываю глаза и давлю на переносицу, словно это как-то поможет. Мутит, и я не знаю, чего мне хочется больше — кричать или плакать.       С трудом открываю глаза, оглядывая расплывчатые образы мальчишек, склонившихся надо мной плотной стеной. Мерный шелест их голосов куполом давит на меня, прижимая к мягкой и влажной земле. Мальчишки хихикают, кто-то цепляет пальцем воротник моей куртки и, когда я отшатываюсь в сторону, заливается смехом. Все они в замызганной и пропитанной потом одежде, у многих лица вымазаны в грязи, и ни один из них не похож на другого — все разных возрастов, статей и рас, с длинными волосами, с короткими… Перед глазами все плывет: лица, руки, зелень, стены…       Стены. Они возвышаются чуть ли не до самых небес, сложенные из серого камня и кое-где покрытые густым плющом. Идеальный квадрат с четырьмя широкими проемами точно посередине каждой из сторон, открывающими вид на длинные коридоры и переходы Лабиринта.       — Шею не сверни, Цыпленок, — хмыкает один из парней и, обхватив за плечи, ставит меня на ноги.       Широкие ладони грузом остаются лежать на моих плечах. Я оглядываюсь, натыкаясь на любопытный взгляд светло-карих глаз. Их обладатель выглядит старше восемнадцати лет из-за крепкого телосложения и легкой щетины на щеках и подбородке, хотя, скорее всего, он примерно моего возраста. В растрепанных рыжих волосах кое-где застряли кусочки деревянной стружки.       Он отводит взгляд куда-то за меня и громко спрашивает, привлекая внимание:       — Так че мы с ней делаем, а?       Напротив, из Ящика темнокожий и еще пара парней вытаскивают блондина и помогают ему встать на ноги. Рядом азиат, все так же держа руки сложенными на груди, пытливо сверлит меня взглядом. Становится еще более неуютно. Плотные рукава его рубашки закатаны до локтя, выставляя на всеобщее обозрение выпуклые бицепсы, а левое бедро перевязано посеревшим от грязи бинтом, который я раньше не замечала.       — А к кому из Стражей ее приставят? Она ж девка, ниче поди не умеет, — выкрикнул кто-то из толпы. За этим выкриком тут же посыпались десятки других, сливаясь в гам.       — Заткните варежки! — орет темнокожий, однако это не имеет должного эффекта.       — Захлопнулись живо, мля! — кричит азиат.       Мальчишки смолкают, как по команде. Блондин прочищает горло и смеряет меня задумчивым взглядом, поджимая губы. По лицу темнокожего скользит тень разочарования, но в следующий миг он обращает на нас внимание и хмурится. Остальные просто молча пялятся на происходящее.       — Ну… — начинает он, и мальчишки обращаются в слух.       Но если блондин, который якобы Ньют, их вожак — значит, это самое начало… Я оглядываюсь, пытаясь разглядеть других мальчишек, кроме тех, что столпились вокруг.       Никого.       Меня начинает мутить, поэтому я пытаюсь отвлечься, сосредотачиваясь на месте, где мы. На Приюте.       Обширный двор, размером в несколько футбольных полей. Покрытие сложено из огромных каменных блоков, многие из которых потрескались, и в трещинах проросли трава и сорняки. В некоторых местах даже образовались небольшие зеленые островки, как тот, на который меня бросили, вытащив из Ящика. В одном из углов возвышается опасно накренившееся деревянное строение, стены которого все еще не достроены. Скорее всего, это Берлога. Ее окружают несколько деревьев, выделяющихся на сером фоне громадных стен, их массивные узловатые корни впиваются прямо в каменный пол. В другом углу — грядки: я замечаю золотые початки кукурузы, ростки помидоров, подвязанные к кривым палкам, и фруктовые деревья. По другую сторону двора — деревянные загоны для скота, а в четвертом углу большая роща; на опушке — чахлые деревья, покрытые бело-желтыми болезненными наростами, отбрасывают тонкие тени, похожие на костлявые руки. Небо над головой — безоблачно-синее, но на нем не видно солнца, хотя раньше мне казалось, будто бы именно оно слепит глаза.       Все это мало напоминает декорации.       Я делаю глубокий вдох и закрываю глаза, стараясь успокоить расшалившиеся нервы. В нос тут же ударяет месиво запахов: свежевырытой земли, навоза, сосновых иголок, чего-то гнилого, приторно-сладкого... От этого начинает болеть голова.       — Мы посадим ее в Кутузку. Нам, — блондин указывает себе за спину на других парней постарше, — проблемы не нужны, и мы не хотим, чтобы ни сама новенькая, ни кто-то из вас, шенки, как-то навредил ей. Я, конечно, знаю вас достаточно, чтобы ручаться за каждого, но мало ли… Все усекли?       Он обводит взглядом лица столпившихся вокруг ребят. Некоторые из них начинают активно кивать, а другие просто молчат, не возражая. Парень с черными волосами и отталкивающей внешностью пренебрежительно хмыкает, скрестив руки на груди.       — Какие-то предложения, Гэлли? — спрашивает блондин.       — Предложения? Скинуть цыпу с Обрыва считается предложением? — он явно на взводе, отчего и без того неприятный голос срывается на высокие визжащие ноты. — До нее ни одной девки не присылали и жили нормально, а тут — вот те на! У меня, мля, предчувствие было с самого утра, что произойдет какой-то плюк. И вот он, стоит перед нами! — парень тычет в меня пальцем.       — На себя бы посмотрел, жопа с глазками, — тихо бубню себе под нос, и рыжий, видимо, услышав это, прыскает у меня над ухом. От этого становится легче.       Темноволосый бросает на нас злой взгляд и продолжает:       — На кой хрен она здесь сдалась? Я, например, не хочу лишних проблем. А с ней придется нянчиться, потому что от девки толку ноль…       — Хватит! — обрывает его темнокожий. — Кто-то согласен с Гэлли?       Мальчишки молчат. А я вдруг понимаю, что Обрыв — это выход. Трансплоскость переместит меня в «Нору гриверов», где один из них заколет или раздавит меня, и я проснусь. Либо она просто выкинет меня обратно, домой… если, конечно, я попала сюда через что-то подобное… Надо завязывать с фантастикой.       Я верчу головой из стороны в сторону, надеясь, что все встанут на сторону этого сморчка. Однако в воздухе видны всего несколько крепких загорелых рук, и все они из-за спины темноволосого парня.       Темнокожий хмуро щурится, а блондин скептически вскидывает бровь.       — Тогда созываем Сбор, — азиат делает шаг вперед. — Заодно допросим Салагу. С пристрастием, так сказать.       — Уйми свои тайные желания, шенк, — усмехается рыжий позади меня; всеобщее внимание теперь приковано к нему, а значит, и ко мне. Под десятками пристальных взглядов по спине пробегают мурашки. — Это всего лишь девчонка, да и гляньте какая мелкая! — он хлопает меня ладонью по макушке.       Я дергаюсь вниз, но парень удерживает меня за плечо второй рукой. Меня нельзя назвать маленькой, учитывая, что даже здесь я выше многих мальчишек. Но конечно, мои пять футов и шестьдесят один дюйм кажутся этому шестифутовому великану ничем.       — На хрен ты ее защищаешь, Ник? Мы, мля, ни сном, ни духом о том, почему она тут и почему знает вещи, о которых никто из Чайников до нее не знал. Это все попахивает плюком, усек? И нам лучше бы узнать, какую еще подлянку ждать от Создателей. А если вот так вот спускать ей все с рук, так мы подохнем тут мигом!       — Минхо, брат, остынь. Наплюй ты уже на ту жирную тушу. Со всеми бывает. Никто из нас не застрахован в Лабиринте — на твоем месте мог оказаться любой, не будь таким параноиком. Ты глянь на нее, — рыжий вертит меня за плечи из стороны в сторону, как какую-нибудь игрушку. — Да она безобиднее мухи!       Азиат раздраженно вздыхает, а затем, горько усмехнувшись, оценивающе оглядывает меня с головы до ног. От его взгляда хочется сжаться в комок или исчезнуть вовсе.       — Тебе что, Салага понравилась, Ник? Язык свесил и слюни распустил уже, образина? Нашелся, мля, рыцарь в блестящих доспехах. Ты, мля, ни хрена, мать твою, не знаешь про этот Ад за стенами!       — Минхо, остынь, — блондин хлопает друга по плечу, тот недовольно бубнит какие-то ругательства себе под нос. — В общем, Сбор начнется за час до ужина, а до этого новенькая просидит в Кутузке. Это конечное решение. Терри, передай Зарту. — Один из мальчишек быстро кивнул и рванул в сторону Садов. — Где Арчи?       Все стали оглядываться, пока темнокожий не вскинул руку, смотря куда-то в сторону левых ворот.       — Эй, Арчи! Тащи сюда свой тощий зад!       — Че надо, шенк?! — раздается ему в ответ, кто-то в толпе прыскает, глядя на удивленное выражение лица темнокожего.       Через несколько секунд из толпы, расталкивая всех локтями, появляется темноволосый парнишка с меня ростом. На вид ему не больше пятнадцати лет. Черная челка лезет ему в глаза, и паренек приглаживает ее назад, отчего короткие волосы смешно топорщатся в разные стороны.       — Сегодня следишь за новенькой, — блондин указывает на меня.       Голубоглазый быстро оглядывает меня с ног до головы и удивленно вскидывает брови.       — Во-первых, девчонка? Серьезно? — он смотрит на блондина и мгновенно хмурится. — А во-вторых, че? С какой это радости? Ты обещал, Ньют! Ты обещал, что я сегодня…       — Мля, Арчи, значит, не сегодня. У этого задания тоже свои плюсы, знаешь ли: до этой минуты ты был Чайником, шенк, а теперь ты будешь куратором Чайника. Поздравляю с повышением! — усмехается тот.       Кто-то хлопает мальчишку по плечу, на что тот дергается из-под руки в сторону вожака.       — Да блин, ты уже задрал меня! Сначала кто-то траванулся каким-то плюком: «Чайник, посиди с шенком». Потом у вас рук в Садах не хватает. Потом Минхо с его ногой, а ты вечно занят… Это все отговорки, Ньют. Сколько мне еще ждать твоего «завтра»? Ты же знаешь, что я не хуже вас…       — Черт, Арчи, прекрати. Хнычешь хуже девчонки.       Азиат усмехается, и его подхватывают несколько других парней.       — Слышь, Ньют, — подает голос рыжий. — Я послежу за ней. Ты давно Арчи обещаешь протестировать его. Малец, небось, заждался уже.       Мальчишка удивленно глядит то на рыжего, то на блондина.       — Ник, ты сам знаешь, что нужен мне в Лабиринте. Особенно, когда с Минхо такой косяк.       — Возьми Арчи, — я чувствую, как он пожимает плечами.       — Нет, и не надо со мной спорить. Сейчас не время разводить базар, усек?       Парнишка поднимает голубые глаза к нему и раздраженно всплескивает руками. Рыжий тяжело вздыхает, чуть сжимая мои плечи. Я пытаюсь стряхнуть его ладони, и у меня получается, вот только вместо того, чтобы просто отпустить меня, парень перехватывает мои запястья и сводит их за спиной.       — Все, представление окончено. Идите, работайте! — гаркает темнокожий, и мальчишки нехотя расходятся, кто куда.       — Алби, подожди у Северных ворот. Мы с Ником быстро разберемся с этой и присоединимся.       «Эта», «девчонка», «девка», «цыпа», «Салага»… Я никогда не обижалась на клички, просто пропускала их мимо ушей, однако отношение как к ненужной вещи неприятно отзывается в груди. Но я знаю, что не буду делать им замечания, ведь это бессмысленно.       — Все путем, — шепчет рыжий, и я вздрагиваю от неожиданности. — Ньют только делает вид, типа, он серьезный босс. На самом деле, он неплохой парень, на него просто много разного плюка навалилось, знаешь ли. Не принимай на свой счет.       Я фыркаю, дергая плечами, на что он только усмехается. Когда темнокожий уходит, блондин заводит руки за голову и потягивается, тяжело вздыхая.       — Что ж... Кенна, ты голодная, наверное? — не дождавшись моего ответа, он обращается к пареньку: — Метнись к Котелку, пусть состряпает что-нибудь съедобное для новенькой. К Кутузке притащишь. И воду не забудь, усек?       Парнишка закатывает глаза и, развернувшись, бредет к Берлоге.       Кутузка прячется в закутке между Берлогой и одной из стен Приюта, — скорее всего, северной, так как темнокожий парень стоял как раз у ее широких ворот. Большой бетонный бункер с одним узеньким зарешеченным окошком и деревянной дверью, снабженной грозного вида ржавым замком со щеколдой. Сооружение словно выплыло из сумрачного средневековья. Вокруг него проросли небольшие колючие кусты. Весь вид Кутузки говорит о том, насколько жутко там сидеть. Лучше бы я осталась в Ящике…       Блондин достает из кармана ключ и открывает дверь.       — Вон там тебе табуретка и полная свобода — делай, что хочешь. Можешь хоть весь потолок заплевать, меня не колышет.       Рыжий отпускает меня, подталкивая ближе к темному проему, где виднеется безобразный, кривой табурет, у которого одна нога короче других. Из бункера сильно пахнет сыростью, пылью и плесенью, словно его вообще никогда не открывают.       — Кенна.       Я поднимаю глаза и встречаюсь с его мягким взглядом. Я не могу понять, почему он так изменился, стоило нам отойти от толпы. Там он, хоть и чувствовал себя не в своей тарелке, старался казаться твердым и грубым, а сейчас почти дружелюбно зовет меня по имени, как в Ящике.       — Это, наверное, чертовски не тактично, но я все же скажу: да, здесь жутко хреново, и с каждым днем только хуже, но можно привыкнуть. Поэтому не делай глупостей, оно того не стоит.       Я знаю, что он намекает на мою попытку вспороть себе живот, изо всех сил стараясь не говорить таких слов, как «мачете», «суицид» (если он, конечно, помнит такое) и «смерть». Однако странно слышать подобные проповеди от человека, который сам сбросился со стены, желая покончить с жизнью в каменной коробке… то есть, человека, который изображает героя книги, который… Неважно.       — Тебе тут сидеть всего-то до вечера, и это для твоей же безопасности. Попялься на эти роскошные стенки, хорошенько проникнись. Расскажешь мне потом, как тебе.       Оба парня смеются. Конечно! Им же чертовски весело — не им сидеть в ледяном склепе. Блондин умеет заговаривать зубы, и в какой-то момент мне хотелось поверить ему и спуститься вниз, ведь это все ради моей же безопасности… Но я даю деру. Пока они еще не понимают, что происходит, я проношусь мимо и выбегаю из закутка на открытую местность.       Каменная пыль шуршит под подошвами кроссовок, когда я бегу к дальним воротам. Еще не знаю, стоит ли покидать Приют, но знаю, что нужно спрятаться, куда угодно, главное, не дать им посадить меня в Кутузку. Мне хватило Ящика.       Я продолжаю бежать и тогда, когда чувствую, что могу в любой момент навернуться, зацепившись за хитросплетения трав в расщелинах плит. Стоит подумать об этом, как в следующее мгновение земля уходит из-под ног, а тело сковывает в тисках. Падение выбивает весь воздух из легких, и меня по инерции тащит по земле, царапая голые ноги и ладони.       Перед глазами темнеет. Нужно встать, но в теле от удара будто перемололо все кости, да и воздуха не хватает. Пытаюсь сделать вдох, но что-то мешает, сильно сдавливая грудь. Я хриплю, стараясь вырваться из тисков, и они поддаются. Воздух со свистом входит в легкие, и я, собрав все оставшиеся силы, на четвереньках отползаю на пару шагов, пытаясь отдышаться.       — Вы, мля, просто поехавшие! Живы? Черт, шенк, ты чуть не угробил вас обоих! — я узнаю голос рыжего.       Сбоку кто-то хрипит и тяжело переваливается на спину. Меня обхватывают за пояс и поднимают на ноги, поддерживая, как какую-нибудь тряпичную куклу, и не давая упасть. Бедра и ладони жутко саднит, а попавшие в царапины крошки бетонной пыли жгутся, как перец.       — Ты ей ноги о плиты расшиб, да и себе руки расквасил! Ты башкой своей белобрысой думал вообще, Ньют?       — Уймись, Ник. Все живы на хрен. А ты, — блондин дрожащей, расцарапанной рукой указывает на меня. — Если вытворишь еще что-нибудь подобное, я лично пну тебя с Обрыва, поняла?       — Не успеешь… я прыгну… раньше… лишь бы с тобой… на одной земле не стоять, — переводя дыхание, хриплю я.       — Оно заговорило, — прыскает он, приподнимаясь на локтях. — Тащи ее в Кутузку. Заколебала.