L inglese in Italia

      Голова раскалывалась, но в мыслях пустота. А у Дэйфн красивый потолок. Перекатываюсь на бок и закутываюсь в одеяло с головой. Голова болит ужасно. От долгого сна, от лежания, от мыслей, которые я упорно прогоняла. По моим ощущениям было уже за два часа дня. В горле пересохло, в животе неприятно тянуло от голода. Но я просто закрывала глаза, изо всех сил стараясь заснуть дальше. Я не хотела вставать, я не хотела показывать, что я уже не сплю. Хотя Дэйфн, стучащая посудой на кухне, наверняка знает, что в такое время я не сплю. Но она не трогала меня. А я не хотела, чтобы меня трогали.       Глаза болели. Я присела на кровати и сразу же захотела лечь обратно. В глазах всё размыто, в горле першит, волосы лезут в лицо. Кое-как зачесала из назад руками и медленно встала с кровати. Ноги еле слушались, от долгого лежания закружилась голова, а перед глазами поплыли цветные точки. Подождала, пока мозг привыкнет, а потом подошла к двери. Оперлась о неё лбом и думала. Точнее просто стояла, пытаясь думать, но в голову не шло ничего. Чувствовала себя овощем. Всё же дотянулась до ручки двери и толкнула её. - Неужели, проснулась наконец.       Привыкла к свету комнаты и разглядела Дэйфн, читающую какую-то книгу, попивая кофе за столом. - Ну, сего стоишь, есть не хочешь что ли? – она встала и начала возиться на кухне.       Я села за стол, напротив её места, а она сразу же поставила передо мной тарелку с ароматным горячим омлетом с томатным соусом и кусочками моцареллы. - Я хотела приготовить что-нибудь из твоего любимого, но оказалось, что не знаю, что конкретно ты любишь, - рядом с тарелкой приземлился кувшин холодного зелёного чая со льдом и лимоном, а под руку был втиснут стакан с листиками мяты. - Спасибо, - только и сказала я. Руки слушаться не хотели, но я заставила себя взять всё же вилку и нож. И почему я вообще так раскисла. Из-за Тома?       Имя пронеслось в голове, а по телу пронеслись мурашки. Зачем? Зачем он это сделал? Глаза защипало. Почему мне хочется расплакаться. Это всё так неправильно. Я не хочу этого, ничего этого не хочу! А я плакала перед ним. Вспомнила, как он меня обнимал, а я просто плакала. Как дура. Но сейчас ничем не лучше. - Ладно, - голос Дэйфн оторвал меня от самобичевания, а слезы, почти проступившие на глазах, пропали, - Если мой омлет тебя не очень воодушевляет, тогда просто расскажи, что вчера произошло.       Она не улыбалась, как обычно, а смотрела на меня серьезно. Не с упреком или насмешкой. А с искренним интересом. И состраданием. Я что, так жалко выгляжу. Хватит. Собираюсь с силами и выпрямляюсь, отрезая от омлета кусочек и целеустремлённо отправляя его в рот. - Очень вкусно, как и всегда, - выдавливаю из себя улыбку, а Дэйфн только строже на меня смотрит. - Рассказывай давай, - она налила мне чай в стакан и опять выжидающе посмотрела. - Что говорить, - я с удовольствием выпила половину стакана, чувствуя, что организм этого нещадно требовал, - Я же прекрасно понимаю, что ты примерно представляла с самого начала вечера, что такое произойдёт. - Да, но не в деталях, - она улыбнулась, а потом серьёзно обратилась ко мне, видя, что я опять потупила взгляд, а с лица ушла вся живость, - Хватит бледнеть, ты и так всегда как холст белая. Что не так-то?       И правда, что не так? - Я не знаю, - я сказала так тихо, что сама себя еле услышала. - Да ладно, это же Том. Ты что, хочешь сказать, что всё это время ты не представляла, что подобное могло произойти.       Я покачала головой. - Ну и зря, - я посмотрела на Дэйфн, ехидно улыбающуюся, - Со стороны было просто очевидно, что он так и хотел сделать что-то подобное. - О чём ты? – уже и кусок в горло не лез. - Да ладно, ты Тому нравишься. Нравишься как друг и как девушка.       Я не хочу, я не хочу. - Я не хочу.       Дэйфн опешила. - Не хочешь чего? - Не хочу нравиться ему как девушка, - я не хотела есть, кусок в горло не лез, но организм требовал еды, а руки подчинялись, отрезая кусочек за кусочком. - Почему? - Потому что это всегда всё портит, - я отложила вилку и нож и посмотрела на Дэйфн, надеясь, что она просто поймёт. - Я не понимаю.       Стало так больно, я не хотела говорить, не хотела, чтобы вчерашний вечер вообще происходил со мной. Почему со мной? Почему не с Дэйфн? Или с любой другой девушкой, которая от счастья повисла бы на Томе, и жили бы они долго и счастливо. Я просто всё порчу. - Я хочу стать ему другом, быть с ним рядом, но, - я допила остатки чая, собираясь с мыслями, - я не хочу из-за пары собственных ошибок лишиться этого навсегда. Я уже успела начать ценить его настолько, что не хочу потерять. - Разве любовь не изменит дружбу только в лучшую сторону?       Я вспомнила. Вспомнила всю обиду того, как лишалась друзей – одного за другим. Когда они перестали приходить на общие встречи. Когда сообщения ограничивались поздравлениями с днём рождения и редкими комментариями. В лучшую сторону? - У меня было много друзей, - я подумала, что хоть так смогу объяснить свои мысли, - которые в одно время начали встречаться друг с другом. Пары три. - И что, разве от этого стало хуже? – не унималась Дэйфн. - Да, - я посмотрела на нее, а глаза защипало, - Потому что каждый из них рано или поздно понимал, что совершил ошибку. И каждый из них рано или поздно начинал отказываться от встреч под любыми предлогами, только чтобы избежать тех, в кого, как они считали, были когда-то влюблены. Эта их любовь испортила всю нашу дружбу. - Но ведь не всегда так, - добавила Дэйфн, подумав, - Не всегда всё складывается так. Вы ведь ещё подростками были, наверное. Я права?       Я кивнула, но это ничего не изменило. - Да ладно тебе, разве ты не хотела бы попробовать? – она придвинула мне стакан, заново наполненный чаем, - Я думаю, Том не из тех людей, кто будет необдуманно бросаться совершать ошибки. Я думаю, это шанс почувствовать то, что ты ещё не испытывала? - И что же это? - Радость близости с человеком без параноидального страха быть в одиночестве снова, - я посмотрела на неё, не понимая, как она может так говорить, - Именно так ты выглядишь со стороны.       Она улыбнулась, и от сердца немного отлегло. Я слабо рассмеялась. - Я что, и правда так жалко выгляжу сейчас? - Бывало и лучше, - честно ответила она и улыбнулась, - Но джелато исправляет любое плохое настроение.       Она отложила книгу и подошла к морозилке, доставая из неё уже готовую креманку моего любимого шоколадного мороженого с орешками. Я улыбнулась и просто не могла подобрать слов, как отблагодарить её. Я знаю её всего пару дней, а так открылась ей. И получила в ответ чистую, бескорыстную доброту. Может, я и правда слишком закопалась в пессимизме. - А я вот утром доехала до книжного и купила вашу книгу, - она показала мне цветную обложку с крупными буквами «NOI» на ней. - И что мне теперь делать? – я ела мороженое, которое и правда бодрило. Сахар ударил в кровь. - Ну, для начала не игнорируй его сообщения, - она посмотрела на меня из-за книги, - Я ведь уверена, что он тебе писал. И что ты видела, но проигнорировала их.       Это правда. Я проснулась, когда на часах ещё было пять утра, а индикатор на телефоне мигал от сообщения. Я не читала его. Видела только. - И много он написал? – спросила Дэйфн, пока я зависала в своих мыслях. - По одному в фэйсбук и Лайн, - честно ответила. - Том – сама галантность, - она рассмеялась, - Видишь? Как можно бояться испортить отношения с человеком, который даже ответа на признание терпеливо ждёт, отправив всего два сообщения? - А может там сообщения на несколько тысяч слов? - Тогда ты всегда можешь быть уверена в литературности его языка.       Я сходила в душ и после прохладной воды, протерев ладонью окошко на запотевшем зеркале, посмотрела на себя. Мокрые волосы спутаны, глаза опухли от вчерашних и сегодняшних недослёз, а лицо и правда было ещё бледнее обычного. Увидев это, сама поняла, что это уже перебор. Глубоко вдохнув, принялась распутывать волосы, пристально глядя в отражение.       Оделась, высушила волосы и собралась. Накинула на себя свитер и опять поняла, что так и не отдала его Тому. Глянула в зеркало на себя и смирилась. Пусть будет так. Отсоединила ноутбук от сети и вышла на улицу, целенаправленно двигаясь к уличным креслам, которые так и остались стоять там со вчерашнего дня. - И куда ты? – Дэйфн высунулась в окно гостиной, которое как раз выходило на эту «зону уличного отдыха». - Хочу поработать на свежем воздухе, - я раскрыла ноутбук, присаживаясь, а Дэйфн с улыбкой исчезла в комнате.       Пока компьютер загружался, я достала телефон. Открыла Лайн и увидела оповещение о сообщении. Но всё же закрыла приложение и убрала телефон обратно в карман, когда на мониторе ноутбука высветилось окно ввода пароля.       Пока листала картинки, не могла выбросить из головы всё то, о чём мы говорили утром. Мои старые друзья. Сообщения с признаниями в старшей школе. Объятия перед отправлением поезда, в окне которого я в последний раз вживую видела лица некоторых из тех, кого так хотела бы ещё раз обнять. Один вопрос? Один вопрос, Том? А что, если я сама на него не могу ответить? Хотелось удариться головой о стену, заснуть ещё на остаток дня, но пальцы автоматически выводили текст в редакторе, пока мозг лихорадочно работал, гоняя мысли о совершенно других вещах.       «Для начала не игнорируй его сообщения», подумала я. Но ссылалась на глупую отговорку. Я работаю. Но потом я поставила последнюю точку. Перечитала материал еще три раза. Пролистала визуальное сопровождение, уже не в силах придумать, что ещё добавить. И голова потяжелела, я запрокинула её, смотря в облака, переходящие уже в темноту туч. Возможно, пойдёт дождь. Закрыла ноутбук и достала телефон, решительно нажимая на оповещение о сообщении. «Мы с другом договорились о встрече сегодня, так что как насчёт прогулки в воскресенье?»       И это всё? А что я ждала, если так задаться вопросом?       «Эта их любовь испортила всю нашу дружбу. - Но ведь не всегда так. Не всегда всё складывается так.»       Пальцы сами напечатали «Да. В 11 у баптистерия Сан Джованни». А потом я выключила телефон, не желая больше томить себя.       Начало капать. Я зашла в дом, слегка промокнув под быстро полившимся дождём, а Дэйфн всё так же сидела в гостиной, уже на диване, с книгой. - Ну что, моя О-90, - она улыбнулась, отрываясь от книги, - Ты ведь ответила ему?       Я кивнула и прошла в свою комнату, потому что часы в гостиной показывали уже десять, а привычный режим дал о себе знать. - Если что, позвони, я подъеду, - Дэйфн попыталась ободряюще толкнуть меня по плечу, но на самом деле я чуть не вылетела из-за этого из машины, - И да, успокойся ты уже.       Я кивнула. Ночь весьма крепкого сна и утро с шоколадными блинчиками добавили мне уверенности (и примерно килограмм лишнего веса), так что сейчас я искренне улыбнулась Дэйфн и пообещала, что перестану вести себя как параноик. - Так ты уже решила, что делать дальше? – спрашивает она, пока я убираю телефон в сумку. - Нет, - она смотрит на меня с укором, - Но я постараюсь разобраться по ходу. Объективно взвешивая ситуацию.       Ещё раз благодарю её, а она выталкивает меня из машины. Как же не хочется выходить. Но пора отставить эти пессимистичные мысли. Дэйфн высадила меня на окраине исторической Флоренции, карту которой, я к удивлению, даже спустя столько лет помню наизусть. Я знаю, где мы встретимся, знаю, как идти. И знаю, что увижу Тома уже через каких-то 7-10 минут. Отхожу от машины в сторону узких знакомых улочек, а обернувшись, встречаюсь взглядом с Дэйфн, которая жестами толкает меня вперёд. Отчего-то прямо чувствую её толчки на себе. И я решаю пройти этот тяжёлый день до конца, чего бы мне это не стоило. Время же мимолётно. Любой, даже самый тяжёлый момент рано или поздно останется в прошлом простым воспоминанием. Но хватит философии, так я себя успокаиваю только на скучных лекциях и шумных вечеринках, надеясь, что так они скорее кончатся.       А узкие улицы города уже вовсю обхватили меня в свои дружеские объятия. Я вернулась. От осознания этого проступила улыбка, а будущее уже не казалось таким страшным. Эта мощёная уличная кладка, ведущая прямыми коротенькими перебежками в центр, куда ежедневно стекаются толпы туристов. Редкие велосипедисты проезжают по тёмным камням, виляя между прохожими, идущими за руку или просматривающими свежие фотографии. Солнце, на радость, с крылось, оставляя в воздухе приятную прохладу и всепоглощающую тень, придающую старым домам облик настоящих свидетелей истории. Тёмный камень, старый кирпич, потрескавшаяся фреска и слегка обшарпанная лепнина, частично сокрытая густой зеленью маргариток, свисающих с кованной решётки на окне. Поворачиваю налево, направо, прямо, уступая дорогу пожилой леди с цветком в горшке и ярким цветным свитером. Аккуратно переступаю развалившегося на тротуаре кота, и уже выхожу на более оживлённую dell'Oriuolo. И вот из-за домов показывается этот герой, этот красавец. Величественный и неописуемый словами Санта-Мария-дель-Фьоре. Отсутствие солнца придаёт ему некую мрачность и загадочность, заставляя голубые панели фасада выделяться своим холодным оттенком на фоне сероватого затянутого неба. Чем ближе подхожу, тем выше поднимаю глаза, пытаясь уследить за возвышением этого массивного великолепного купола. Впереди уже совсем близко колокольня Джотто, изящно вытянутая в небо, тонкая и грациозная, что так отличает её от собора, но всё же гармонично притягивает. Прямо возле неё, пропуская мимо себя довольно многолюдную туристическую группу, понимаю, что сейчас, стоит зайти за угол, дороги назад не будет. Я понимаю, что прятки – это глупо, это ребячество, а встреча неизбежна рано или поздно. Уже завтра я всё равно увижу его глаза, направленные на меня, и эту привычную улыбку. И только от сегодняшнего дня зависит, буду ли я отводить взгляд или…       Я уверено делаю шаг вперёд, отступая от холодного камня колокольни, провожая его прикосновением руки. Я не была тут так давно. И так хотела вернуться. Но что, если теперь этот город станет ассоциироваться у меня далеко не с теми чудесными далёкими воспоминаниями. А с новыми… И я обязана их создать. И только от меня зависит, какими они будут!       Заворачиваю, утыкаясь в толпу фотографирующих туристов и, приподнявшись на носочках, запрыгнув на паперть, пытаюсь среди множества голов найти ту самую, нужную. Он же актёр, ну же, обступите его со всех сторон что ли, так было бы проще! Но только я начинаю присматриваться тщательнее в лица сидящих в ближайших кафешках, как меня аккуратно берут за предплечье и тянут куда-то в сторону. Очередной толпой туристов чуть не сносит, но уже понимаю, кто и куда меня тянет, так что просто покорно следую за ним, лавируя среди людей, пока мы не выходим на относительно пустую жилую улочку, и я не встречаюсь взглядом со знакомыми глазами, пусть и скрытыми за солнцезащитными очками. И я улыбаюсь. Потому что я хочу улыбаться. И я ловлю себя на этой мысли. «- Просто веди себя как обычно, и всё встанет на свои места», - говорит Дэйфн, когда мы пойти подъезжаем. - То есть? - Ну, первое, что ты будешь чувствовать, все твои неосознанные мысли – это и есть твои настоящие эмоции. Это то, что ты сама хочешь от себя услышать, но постоянно заглушаешь своими предрассудками.»       Вспоминаю этот разговор и задаюсь вопросом, как она только книги ещё по психологии писать не начала. - Ну привет, - он продолжает улыбаться, а я замечаю, что моё плечо он всё еще аккуратно сжимает в своей ладони. - Привет, - я всё же отвожу взгляд, и становится не по себе. В груди резко кольнуло. А ведь ещё секунду назад было так мягко, тепло и приятно. Это то, что Дэйфн имела в виду? Про настоящие чувства? Если так, то почему я постоянно хочу всё это прекратить? Что со мной не так. - Ты в порядке? – поднимаю глаза и понимаю, что он как ни в чём не бывало улыбается, - Пойдём, а то очередь в собор огромна. - Не волнуйся, она всегда быстро движется, - только и говорю я, пока мы идём в гущу людей.       Пока что всё выглядит так… Обычно. Как все наши прогулки по Риму. Ничего не изменилось. Мне как будто приснился весь вчерашний вечер. Если бы только. Я почувствовала, как близко идёт Том. Или мне уже просто кажется, а идёт он как и раньше? Я запуталась. Почему он себя так ведёт? Так непринуждённо? Он пытается сделать вид, что ничего не было? Ну уж нет. Пусть я и не понимаю, что именно, но кое-что точно было! И я так просто этого не оставлю.       И вот мы стоим в очереди, всё ближе и ближе ко входным дверям. - Ну, что скажешь? – он оборачивается и улыбается. Как и всегда. Как все эти дни.       И тут я не выдерживаю. Я выскажу всё, я спрошу прямо и не дам ему увильнуть от ответа. Я хочу расставить все точки над «и» прямо здесь и сейчас. Глубоко вдыхаю, смотрю ему прямо в глаза и выдаю: - Храм представляет собой идеальный пример архитектуры Итальянского возрождения, возвышаясь на 115 метров и имея три свода и форму латинского креста. Строился около двух веков, из которых 40 лет стоял без купола потому что никто не решался возвести таковой вплоть до появления Филиппо Брунеллески, выигравшего конкурс на концепцию купола в форме яйца. Диаметр купола – более 40 метров, вес 37 тысяч тон. Являл собой шедевр архитектурной мысли того времени, держась на 20 с лишним металлических обручах и честном слове Брунеллески.       Я глубоко вдохнула, набирая в пустые лёгкие воздух после такого скороговорки-тирады. Слабачка. А Том улыбается, и нас потоком вносит в просторное помещение, где эхом отдаётся каждый возглас, каждый шёпот многосотенной толпы. И я чувствую, как Том рукой приобнимает меня, прижимая к себе и ведёт сквозь людей, которых я уже не замечаю. Я как будто одна. Словно мечта осуществилась, и вот все вокруг меня исчезли. Все, кроме одного человека. Человека, с которым я на секунду почувствовала себя в безопасности, вдали от одиночества. А потом я снова почувствовала страх.       Всё время он молчал. А я чувствовала на себе его взгляд, и каждый раз вспоминала всё больше и больше сведений из головы о том или ином месте. Я даже не знала, что всё это когда-то учила. А когда информация заканчивалась, я говорила обо всём: о улицах, о прошлой поездке сюда, о известных людях возрождения, о литературе. И так пока мы не доходили до следующего места. Всё же день был почти таким же, как были и все до него. Я говорила, пусть и больше обычного, пока Том слушал, пусть и постоянно смотря на меня, пусть и пытаясь, как мне показалось, постоянно найти повод коснуться меня. А когда он положил мне руку на голову, опять проведя по волосам тёплой ладонью, я была готова просто попросить его не преставать, а глаза опять начало щипать от подступающих слёз. Горло сдавило, воздуха не хватало, а каждая попытка вздохнуть болью отдавала по всему телу. Я задавалась уже одним вопросом: не зачем он это делает, а почему я так на это реагирую?       Но скоро я смогла успокоиться, когда мы вышли из баптистерия и направились на колокольню. После долгого подъёма наверх с группой туристов я увидела свет из люка и, выйдя на воздух, зажмурилась от ветра. Когда кое-как убрала волосы с лица и разлепила глаза, передо мной предстала картина поразительной красоты. Такие близкие черепичные крыши жались одна к другой, прерываясь между собой только вереницей мелких «венок» улиц, каналами рассекающих по городу, соединяя его части, как единый организм. И Собой святой Марии, как сердце, со всех участков собирал, притягивал к себе пробивающихся по артериям города людей. Я вдохнула полной грудью и именно в этот момент поняла, что я и правда в самом сердце прекрасного города, который отныне навсегда будет для меня живым, меняющимся и чувствующим существом.       Когда же мы спустились и нырнули в узкие переулки, снова уходя в тень и сторону от шума, я не заметила, как мы неожиданно оказались одни. Совсем одни. Вокруг ни души, а Том идёт рядом и беззаботно улыбается. Мельком, стараясь, чтобы он не заметил, порой поглядываю на него. А его аура беззаботности успокаивает. И если бы не воспоминания о вчерашнем вечере, то всё было бы так просто, так идеально. Я запуталась.       Ну, давай же, пора. Пока вы одни, просто спроси и проясни всё. Только собралась с мыслями и решилась, как Том неожиданно заговорил: - Ну что, что дальше покажешь? – а потом повернулся и в привычной манере, глядя на меня, как на маленького ребёнка, сверху вниз, улыбнулся. И от этого я выдохнула и почему-то искренне захотела улыбнуться. Я во Флоренции, и хочу оставить все лишние мысли в стороне, сосредоточившись на том, где я сейчас. И с кем. Я улыбнулась. Потому что мне захотелось. - Есть одно место, которое редко упоминают в путеводителях по Флоренции, но я считаю его просто волшебным, - я показала, что нам нужно свернуть направо, и мы зашли за поворот в очень узкую, ещё уже, чем обычно, улицу, а затем вышли на небольшую площадь.       Том, который хотел что-то спросить, передумал и посмотрел перед собой, оглядывая открывшийся вид. Маленькая, но такая непривычно светлая для города, увязшего в тенях собственных домов, площадь пахла водой, журчание которой, отражаясь от бледных стен, усиливалось и звучало симфонией. Фонтаны в форме рыб, извивающихся вокруг собственных длинных тел, отблескивали на солнце, пуская от воды блики на фасады зданий. - Не удивлён, что тебе это понравилось, - он улыбнулся мне, - Тут немного людей. - Просто в сравнении с куполом собора святой Марии это творение Брунеллески менее популярно. Это, - я указываю на фасад, огибающий площадь по двум её сторонам аркадой, - Детский приют, Оспедале дельи Инноченти, который он спроектировал. Построили его по заказу местной Флорентийской олигархии в рамках благотворительных проектов. Сюда принимали брошенных детей, затем мальчиков обучали письму и чтению, а девочек шитью и готовке, чтобы они могли иметь хозяйство. - Это очень здорово, - Том подошёл вплотную, разглядывая колонаду. - Ну да, самое интересное, что позицией приюта было именно введение сирот в общественную жизнь наравне с остальными. Девочкам, к примеру, после выпуска давали приданое, чтобы они могли либо выйти замуж, либо уйти в монастырь. А ещё были частые случаи, что матери бросали сюда детей, чтобы потом за деньги наниматься кормилицами и заботиться о них. Только всё равно приют в огромные долги влез в итоге. - И его закрыли? – Том разглядывал фасад. - Ну, где-то во второй половине 19 века, после четырёх веков работы. С несколькими годами голода, несколькими роспусками воспитанников из-за долгов. А ещё здесь была использована классная система анонимного подкидывания детей: на улице стояло колесо с чашей, в которую клали ребенка, а потом крутили, чтобы он попал во внутреннюю часть приюта. - И при этом родитель оставался анонимом… Здорово, - он указал на круглые рельефы на аркаде, - А это как называется? - Тондо, - ответила я, осматривая работы, - от слова «ротондо», что значит «круглый». Вообще это здание считается одним из самых ранних примеров чистого стиля Возрождения.       Том улыбнулся. - А ведь я даже не это показать хотела, - и я указала на невзрачный на фоне приюта фасад. - Что это? – мы направились к нему, по ходу замечая, как у дверей стоит священник в черных одеждах.       Я посмотрела на часы. Уже должно быть открыто. - Это то, что поразило меня больше всего в этом городе, - я улыбнулась собственным воспоминаниям, и Том это заметил. А я решила, что буду следить за его реакцией.       Подойдя к светлому, как и вся площадь, фасаду с колоннадой, мы прошли через массивные двери из тёмного дерева с резьбой, и сразу окунулись в темноту после привычного светлого открытого пространства. Свет в маленькое помещение не попадал, а от того казалось, что каменная комната была ещё меньше. Потрескавшиеся, еле распознаваемые фрески на стенах были окружены строительными лесами для реставрации. Как и в прошлый раз. В темноте небольшой купол этой темной комнатки было не разглядеть ещё и потому, что он тоже был весь в лесах. Том вглядывался в фески, пытаясь осмотреть из через сетку, а я начала пристально наблюдать за его реакцией. Непонимание. Тогда я аккуратно потакала его в плечо и молча указала на маленькую и узкую деревянную дверцу напротив входа. Дверь была настолько непримечательна, настолько проста и невыразительна, что в тени её было почти не видно. Однако я повела Тома за собой, входя первая, а затем, развернувшись, стала ждать, пока Том увидит то, что я хотела, чтобы он увидел. И я не разочаровалась.       Как только Том вошёл за мной, его лицо переменилось настолько быстро, что я чуть не засмеялась. Он выглядел ошеломлённым, изумлённым, восторженным. Глаза светились, а рот расплылся в такой широкой улыбке, что я невольно подумала о довольных собаках, машущих хвостами перед мячиком. Том выглядел именно так, просто застыв и осматриваясь вокруг. И я понимала его. Тогда я тоже так стояла. Потому что из маленькой комнаты с грубыми обшарпанными старыми стенами мы вышли в абсолютно другой мир. И глядя на Тома, я сама улыбнулась, невольно, но не могла удержаться, потому что от вида его радости на душе стало невероятно тепло и приятно. Это невероятное чувство, когда делаешь кого-то счастливым. А он тебя в ответ.       Я отмерла, когда Том начал двигаться вперед. Последовав за ним, я снова улыбнулась, осматриваясь вокруг. - Кристина, где мы? – он не смотрел на меня, а поднял голову, рассматривая резной потолок. - Сантиссима-Аннунциата, - сказала я, чувствуя, как даже негромко сказанные слова разлетаются по огромному залу.       Сантиссима-Аннунциата поразила меня, когда я была здесь много лет назад. Просто зайдя в неизвестную дверь, оказавшись в тесной непонятной комнате, всей заставленной лесами, я была разочарована, но затем, хвала любопытству, я открыла для себя абсолютную красоту этого места, просто заприметив и пройдя через эту невзрачную дверцу. Перед глазами, привыкшими к темноте входной залы, открывается потрясающий вид. Тёмные тяжёлые колоны, делящие базилику на три нефа, окаймлённые резными позолоченными рельефами, рамами и листьями аканты, оплетающими и изгибающимися в коринфском ордере. Полнотелые бледные фигуры ангелов, как светлые образы, проступающие с невозмутимыми улыбками на тёмном камне, ведущие в маленькие купола боковых нефов, фрески, утопающие в золотой кайме – всё это создавало образ неясного света среди благородной темноты, в которой золото отблёскивало успокаивающим светом, а лики ангелов и святых казались сотворёнными из чистого небесного света. Но самое атмосферное в базилике – потолок. После просторного и светлого Санта-Мария-дель-Фьоре тёмный, позолоченный плоский потолок нависал, давил, создавая ощущение полноты картины и соединял весь интерьер в один просторный тёмный зал, в котором ты ощущал себя мелким, незначительным перед этой мощью и красотой.       Я обернулась и поняла, что Тома рядом нет. Боясь, как бы его не потерять, я начала всматриваться в фигуры людей вокруг, ловя знакомый образ уже далеко впереди, у алтаря под главным куполом. Подойдя к нему, взглянула наверх, теряясь и утопая в огромном, всеобъемлющем и величественном куполе, изображающем круговорот святых и небесных образов, ликов и возвышенных фигур. Голова начала кружиться, а мысли путаться. Я опустила голову, чтобы дать шее отдохнуть, а Том опять положил мне руку на голову. Я начала чувствовать себя собачкой. На прогулке.       Но подняла взгляд и увидела эту добрую улыбку, улыбаясь в ответ. Да, я уже ни о чём не хочу думать, я хочу плыть по течению, пока оно не упрётся в камень серьёзных разговоров.       Мы вышли из базилики, и в глаза сразу ударил яркий уличный свет. Я посмотрела на часы и подумала, что в полпервого уже почему-то хочется перекусить. Это от нервов, точно. Хотела уже предложить поесть где-нибудь по-быстрому, но тут же осеклась, поняв, что не смогу пересидеть с ним хоть полчаса, не имея возможности, если что, переключиться на описание функциональности валют или разговор о ширине и высоте того или иного сооружения. Могу, конечно, так-то, но всё же я не решилась никуда идти есть и повела Тома дальше по улицам. Сначала затащила его у Сан-Марко и с полчаса рассказывала о влиянии покровительства Медичи на архитектуру и духовную жизнь города и Савонароле, постоянно уходя в отсылки и переходя на другие темы, сама того не замечая, но радуясь течению времени. Поговорили о Рисорджименто Манфредо Фанти, погуляли вокруг и Том, казалось, был доволен всем. И я, по сути, тоже наслаждалась прогулкой, думая параллельно о том, что в любой момент могу ожидать чего-то необычного, постоянно таила в себе какой-то мне самой непонятный страх. Потом прошли до базилики Сан Лоренцо и, зайдя внутрь, сначала бродили среди витрин с позолоченными сосудами для костей. - Костей? – спрашивает Том, разглядывая золотую панель с выгравированными по золоту листьями и именами, пытаясь разглядеть, что за маленькими стеклянными окошками. - Именно так, традиции такие были. И так Том каждый раз рассматривал замысловатые генеалогические древа с маленькими косточками семейства Медичи.       А затем, через небольшую дверцу перебрались в очередное потрясающее помещение. Высокий купольный свод возрастал, казалось, метров на двадцать в небо, хотя и был не столь и высоким. Мрамор, отделывающий всё, был темно-коричневым, со светлыми прожилками, украшающими всё помещение, от пола до потолка. Мраморные скульптуры над мраморными саркофагами возвышались над посетителями, опять создавая ощущение незначительности в этом величественном храме.       Когда Том подошёл ко мне, всё ещё заглядывая в высоту купола, я повела его в ещё одну маленькую дверцу, ведущую узким каменным коридором в подвальную часть. Том покорно шёл за мной, но, когда вышел в комнату, улыбнулся, поняв, что я хотела показать. Одно из главных шедевров изобразительного искусства Флоренции – гробница Медичи. Массивные фигуры работы Микеланджело приковывали к себе взгляд и внушали какое-то чувство уважения к этой семье. И правда, было за что. Пока Том разглядывал фигуры, я рассказывала ему о важнейших представителях этого семейства и их заслугах. - Здесь покоятся Лоренцо и Джулиано Медичи, - добавила я в конце рассказа, - Один умер от болезни, так и не получив отпущение грехов от Савонаролы, а второго гораздо раньше убили во время заговора на пасхальной службе собора святой Марии. - Это там, где мы утром были? – спрашивает Том, пропуская группу туристов, заходя в узкий коридор на выход. - Именно. - Очень мило.       Мы сходили в основную часть базилики и посидели за скамьями, рассматривая алтарную композицию под куполом, плавно переходящим в плоский позолоченный потолок, по краям обрамлённый колоннадой, спадающей в пол. Выйдя, осмотрели монумент Джованни Медичи и решили купить джелато, замечая, что солнце вновь выбивается из-за спасающих туч. Ей богу, лучше бы дождь пошёл.       Было уже четыре, и я подумала, что можно закончить прогулку посещением галереи Академии. - Это ведь там стоит Давид, да? – спрашивает Том, рассматривая своё мороженое, пока мы пробираемся между домов.       Я киваю, и мы уже выходим к цели, выбрасывая фантики от рожков в урну и приближаясь к очереди. - Очередь, славно, как всегда, - говорю я, пока Том снимает солнечные очки, чтобы протереть. И как же не вовремя. - О боже, о боже мой, - стоящая передо мной девушка зажала рот руками от восхищения. Я поняла, что это значит и просто отошла в сторону, уступая сцену главному актёру. Том улыбнулся и надел очки обратно, уже принимая телефон для фотографии. Я же с тоской оглядела очередь и к своему удовлетворению отметила, что там стояли в основном пенсионеры, которые не приходят, как подростки, с самого раннего утра, чтобы успеть до налёта огромной очереди. Им же торопиться некуда. А мы вот тоже, вроде, не торопимся, но всё же было немного странно выделяться из толпы по возрасту. - Спасибо, спасибо огромное, - во всю лепетала девушка, которой было лет 20-22 на вид. Она была красивая. Ну, правда, чего таить, я здраво, без каких-то женских замашек оцениваю. Длинные волосы лёгкими волнами падали на плечи, фигура была отличная, а одежда была лёгких пастельных тонов, делая из неё милую и романтичную на вид натуру. - Не за что, - ответил он, улыбаясь своей привычной улыбкой. Точно, он же всем так улыбается… А потом девушка обняла его, возвращаясь обратно на своё место в очереди, уступая мне моё. Обняла. Вот так просто и легко. Обняла и ушла без каких-либо слов. Я не про то, что можно причитать, какие нынче распущенные девушки, а про то, что я бы так никогда не рискнула сделать… - О чём задумалась? – выудил меня Том из моих мыслей, аккуратно приобняв, продвигаясь со мной дальше по очереди. - А, да, прости, что-то было, но уже и вспомнить не могу, - говорю я, снова немного отходя от него, заставляя отпустить. И почему только я не могу быть попроще, как та девушка. Она была счастлива. И я была бы счастлива. Но что же мне всё же мешает? Что-то же есть…       Пока мы двигались в очереди, я думала, но о чём, сама не понимала. Просто пялилась в рандомно выбранные точки и порой двигалась, когда Том подталкивал меня вперед. Как овощ, ей богу.       Но, наконец, наша очередь подошла, и мы вошли в прохладное помещение, купили билеты и вступили в лабиринт коридоров и комнат. В целом ничего не изменилось, только пара экспонатов была помечена маркой «новое». Три зала иконописи, которые Том довольно внимательно рассматривал, пока я пыталась разобраться с тем, сколько народу будет у Давида. Не очень хотелось повторения ситуации у входа, тем более что на этот раз народа было гораздо больше. И вполне возможно, что закончилось бы всё куда хуже, если бы Тома кто-то узнал. Я видела группу молодых девушек и подумала, что они такие высокие, красивые и вполне похожи на моделей. Интересно, Тому бы понравилась какая-нибудь? Какие девушки ему вообще нравятся? «- Один вопрос, - я вздрогнула. Его голос так рядом, полушёпотом, - Что же я к тебе чувствую?»       Я посмотрела на Тома, рассматривающего лик Иоанна Крестителя с видом эксперта. Я улыбнулась. А ведь Том и правда довольно искренний со мной. Он не похож на тех, кто при встрече со мной пытался произвести впечатление, крича умными словами или броскими именами. И в итоге от подобной очевидной маски все они казались только хуже, чем, может быть, были на самом деле. Но Том казался другим. Он умел вовремя и своевременно вставлять слово, он умел находить подход и обожал, как мне казалось, учить что-то новое. Из него сочились искренние эмоции любопытства, восхищения и азарта. И это придавало ему вид большого ребенка.       Он повернулся ко мне и улыбнулся, говоря о том, что его просто поражает мастерство иконописцев.       Или золотого ретривера.       Но мы пошли дальше, прошли мимо огромных монолитов, из которых едва проступали, как будто вырываясь из каменных оков, человеческие фигуры. Микеланджело, недоделанные «зарисовки». Прошли по коридору в зал, полностью заставленный скульптурами. По всем стенам до огромного потолка были расставлены бюсты, а весь по уставлен композициями. Том опять загорелся. Ретривер. Увидел мячик. - Это всё реплики, увы, - решила немного ослабить эффект я. Просто во имя правды.       Но Том, казалось, азарта от этого не потерял, и мы ещё двадцать минут изучали каждую скульптуру, хотя помнила я о них очень мало. Парочку только могу назвать успешно усвоенными, а все остальные пометила в голове как материал для дальнейшего изучения.       А затем мы вышли к главному экспонату музея. Давид возвышался на 4 метра на своём постаменте, уходя под свод купола. Вокруг него по всем сторонам стояли скамеечки для уставших или наслаждающих. Людей стало поменьше, но все равно какие-то группы ходили рядом, несколько девушек делали селфи на фоне скульптуры, но все равно радовало то, что все же не так шумно. Пик активности музея спал. И на том спасибо. Том снял очки, любуясь фигурой, когда мы подошли почти вплотную. И я решила, что пущу всё на самотёк, как-никак Том уже наверняка привык к подобному, да и это не моё дело. Но всё же улеглось, девушки, закончив фотографии, ушли, оставив нас в небольшой компании людей с гидом и нескольких пенсионеров. Господи, да откуда столько пенсионеров в Италии? Том спокойно обходил белую, словно бескровную, фигуру, любуясь работой мастера. И правда, было на что засмотреться: идеальное тело, сильные руки, одна из которых, по иронии судьбы, была отломлена, когда во время волнений в городе на фигуру сбросили скамейку из палаццо Веккьо. Задумчивое лицо, с решительностью смотрящее в даль и просто красота античных эталонов. Я сама невольно засмотрелась, пока Том не подошёл. - Ну что, один из главных пунктов плана выполнен, - он улыбнулся, пока я смотрела на часы. Пять часов, скоро соборы будут закрываться, а пока под завязку наполнены туристами, желающими успеть попасть до закрытия. Бесполезно куда-то идти, - Так что ты не против, если теперь инициативу проявлю я?       Я удивилась. Удивилась и испугалась. Вчерашняя «инициатива» встала перед глазами, но что ещё глупее, её затмила моя… вежливость? И правда, я ведь всегда составляла план. Почему бы Тому не постоять у штурвала? Хотя, куда он меня поведёт? Сердце сдавило, я растерялась, и, видимо, это отразилось на моём лице, потому что Том усмехнулся и поспешил добавить: - Успокойся, - он улыбнулся, глядя на меня. Я что, и правда выгляжу сейчас как истеричка? Или как зашуганный хомяк? – Я просто уже довольно давно подумывал перекусить. Мороженое, конечно, было великолепным, но я как-никак дал себе обещание испробовать как можно больше полноценной итальянской кухни. Так что, ты не против составить компанию?        Я задумалась о том, почему бы не сказать, что у меня есть планы. Или что-то в этом духе, только бы не идти. Но я представила, что будет со мной по возвращении домой. Вопросы от Дэйфн и тишина комнаты. Работа была закончена, так что я опять стала бы пялиться в потолок и думать. А это было хуже всего, учитывая, какие мысли лезли мне в голову. И я же так и не спросила, так и не прояснила ситуацию. А я должна быть сильной, да, я должна добить это до конца. Я не буду плыть по течению! Я как минимум узнаю, куда это течение ведёт! А там уже посмотрим… - Я не против, - я как никак тоже есть хотела. - Вот и замечательно, - он подмигнул, - Потому что я приметил занятную кафешку по дороге сюда.       Мы вышли из галереи и ступили на холодный уличный камень. Тучи сгущались, нагоняя ветер и даже как будто собирались наконец устроить небольшой дождь. Поздновато, уже холодно. Не надо.       Завернув за пару углов по пути, которым шли, Том вывел меня к небольшой кафешке и дал прочитать меню. Я удовлетворённо кивнула и уже представляла чудесный вкус овощной лазаньи во рту. И что-нибудь тёплое и успокаивающее. Чай, да, захотелось хорошего травяного чая со сладковатым привкусом цветов. Мы выбрали дальний столик внутри, потому что на улице становилось и людно, и пугающе прохладно. Интерьер был тесным, но уютным. Маленький зал в тёмных тонах со светлыми льняными скатертями и маленькими горящими подсвечниками на каждом столе. Пока Том располагался за столом, намереваясь проверить, как я поняла, почту в телефоне, я выскочила в уборную. Стояла и рассматривала себя в зеркало. Много сна пошло мне на пользу, но от нервов я и не заметила, что причёска (хвост, что же ещё) полностью растрепалась, так что пришлось перевязать. Руки тряслись, и каждая попытка была хуже предыдущей, так что пришлось смириться и дать волю волосам на этот вечер. Достала из сумки подобие косметички и привела себя в подобие порядка. Вроде неплохо. Сойдёт. И тут я вспомнила девушку, которая тогда в очереди обняла Тома. Посмотрела на себя и почувствовала укол по собственному достоинству. С детства страдала заниженной самооценкой, что приводило к депрессиям, но постоянные переезды и смены образа жизни и людей вокруг заставили меня научиться это более ли менее контролировать. Сколько раз мне приходилось мириться с собственными недостатками, вспоминая минуты побед. Когда мне казалось, что я не вписываюсь в компанию, я вспоминала, что набрала лучший балл на прошлом экзамене. Когда мои одногрупники выкладывали фотографии отпуска на берегу моря с парнями/девушками, я вспоминала о том, что у меня есть приглашение на работу от одной из компаний. Когда кто-то рассказывал о своей личной жизни, я паковала вещи в Кембридж, думая о том, как бы не провалиться при встрече с людьми, с которыми мне учиться четыре года. А сейчас я смотрела на себя и чувствовала, как сердце защемило. А ведь та девушка подошла бы Тому куда больше. Если он и правда говорил тогда искренне и думает, что… любит меня? Если так, то почему? Выбери другую.       На этот раз я не могу придумать ничего, что подняло бы мне настроение, и вышла в зал слегка угнетённой. Я понимала, что если так продолжится, то меня ждёт депрессия. И это не просто погрустить у компьютера, разглядывая черно-белые картинки в гугле и делая репосты цитат в соц сетях. Всё было куда хуже и просто невыносимо. Я не выдержала бы просто появляться на работе. Что говорить о том, сколько бы я плакала. Просто так, потому что хочется. Но сейчас я присела напротив Тома и улыбнулась. И старалась сделать это как можно искреннее. Ведь, несмотря ни на что, день был хорошим, город чудесным, а еда сейчас будет и того лучше. А о остальном я не хочу думать.       Подошёл официант и мы сделали заказ. Я взяла, как и хотела, овощную лазанью и зелёный чай с шоколадным десертом с жидким центром, а Том решил взять среднюю пиццу, сославшись на свой священный долг. И заказывал он, кстати, на итальянском. Стало неловко. Но он улыбнулся, а от этой улыбки всё сошло на нет. Наслаждайся моментом, хоть в голове и каша.       Я мысленно благодарила Тома за то, что даже к концу дня всё было непринуждённо. Даже сейчас, пока мы ели, он продолжал говорить свободно, подбирая простые темы и увлекая в беседу. Я расслабилась. Как будто вчерашнего дня и не было. Вспомнила. Но заговорить не решилась. Ещё немного. Я хочу ещё немного насладиться этой атмосферой. А после ужина я точно сделаю то, что намеревалась сделать весь день. Перед смертью не надышишься.       Еда была восхитительна, мы смеялись и болтали. Счёт Том опять присвоил себе, не смотря на мои восклицания. Да, ничто не меняется. Но десерт кончался, чай остывал, так что пришлось собираться и делать глубокий вздох.       Я полной грудью вдохнула, когда садилась на ступеньку перед общественным приютом. Да, мы решили вернуться сюда, потому что тут было тихо, вокруг только несколько подростков и двое туристов, любящих вечерние прогулки. Благодать. Ветерок был немного холодным, но это только бодрило, не давая вечерней усталости взять верх. Том сидел рядом, опершись о камень за спиной руками и смотря куда-то в небо. Эта тишина и этот комфорт были настолько идеалистичными, что я не хотела говорить не слова. Но вдох так и остался в горле, давая понять, что терпеть и откладывать больше нельзя. - Том, - я начала тихо, но он сразу же повернулся. Он не улыбался, но опять был таким расслабленным, что в его глазах читались все его чистейшие эмоции. Он был счастлив, - Я хочу тебя спросить… - я замялась, мне было больно и тяжело. На глаза словно опять налезли слёзы, но их не было. А это ещё хуже. Вся боль тугим комком сидела внутри. Боль от страха опять всё потерять, опять оставить всё только в воспоминаниях, - Спросить о том, что было позавчера.       Том задумался, а потом опять посмотрел в небо. - А что было позавчера? – он улыбнулся, все так же не глядя на меня.       Я опешила. О чём он? Притворяется, что не помнит? Или просто играет? Стало неприятно, но он опять посмотрел мне в глаза с такой тёплой улыбкой, которую, видимо, просто не мог сдержать. - В смысле? - Ну, что было тогда по твоему мнению? – о опять посмотрел перед собой, на пару, вышедшую на площадь с одной из улиц. Только теперь он казался каким-то серьёзным и сосредоточенным.       Я подумала. И никак не могла подобрать слов. Паника разрасталась. Он что сделал.. Что именно? Я не могу, я не понимаю. Признался в любви? Сказано сильно. Но ведь, вроде, так и было. А что, если он не это имел в виду, а я просто выставлю себя дурой, воображающей невесть что. Я ведь не достойна таких слов, так что, может, я и правда накручиваю? Тогда что? Я не понимаю. Пока думала, не заметила, как Том осматривал меня. А потом он тяжело вздохнул и обнял меня. Опять это тепло, эта нежность, эти лёгкие, но такие приятные прикосновения. И он был тяжёлым, как будто он не в силах был держаться и уже падал на меня. Но это было приятно. Приятно ощущать силу и массу другого человека. - Хватит думать, - опять голос так близко, что я вздрагиваю, - Просто скажи первое, что придёт тебе в голову, хорошо?       Я кивнула в меру того, что позволяло моё положение. Том не отпускал. - Тогда вот вопрос, - он помедлил, - Что я сделал тогда?       Я смутилась, я металась, я паниковала. Но я должна была ответить. - Сказал мне о.. – нет, я не могла. - О чём?       Я молчала. Но всё же… - О своих чувствах? – я сказала это настолько тихо и неуверенно, что сама себя едва ли слышала.       Я слышала, как Том усмехнулся. Значит, я всё же накрутила? - Правильно, - и снова ощущаю себя дурой, - Только конкретнее.       Нет, так нельзя, чего он от меня хочет. Перестать, я не хочу так. Прекрати! И только сильнее вжимаюсь в него, когда его руки прижимают ближе. - Если ты не скажешь, скажу я.       Я тихонько киваю. Уж лучше так. Уж лучше он сам скажет это и положит конец всему. - Тогда слушай, и слушай внимательно, - я почувствовала руку на своей голове. Не прекращай, это приятно. Это очень приятно, - Потому что всё, что я скажу, - чистая правда.       Я кивнула, и он продолжил. - Я не говорил тебе о своих чувствах…       И мне стало обидно. Теперь он подумает, что я ничего не стою. Я разбилась в его глазах. - Но лишь потому, что сам не понимал их толком. Зато теперь я всё понимаю и готов дать тебе ответ на свой собственный вопрос, как бы эгоистично это не звучало.       Я почувствовала холодок, когда он отстранился и смотрел мне в глаза, всё ещё придерживая меня за предплечья, не давая мне возможности даже избежать этого пристального взгляда. - Что я к тебе чувствую? – он улыбнулся, и меня передёрнуло. Я не хочу этого слышать, не надо, молчи, не говори! – Я чувствую, что я хочу быть рядом с тобой всегда. Я хочу слышать твой голос и видеть твоё лицо. Я хочу приносить тебе твои любимые шоколадные круассаны и читать тебе вслух. Я хочу, чтобы ты рассказывала мне всё, что только захочешь, при этом светясь от радости. Потому что за эти недолгие полтора месяца я понял, что больше не могу без этого.       Он вздохнул. - Я как будто стал зависим, я как будто не вижу больше ничего, что было бы для меня так же дорого, как эти моменты.       Он замолчал, давая мне принять это. А я не хотела. Я… Я радовалась. Я чувствовала, как на лицо вот-вот наползёт глупа улыбка, а глаза защипало. Но ведь это неправда! Такого не может быть! Это шутка, глупая и болезненная. - Я успел полюбить тебя, веришь ты или нет.       Удар, прямой удар в сердце. Так больно, но так тепло. Как если тебя ранят, и ты чувствуешь боль, но в то же время успокаивающее тепло собственной крови. Невыносимо. Это неправда. Ты совершаешь такую ошибку. На глазах слёзы, а Том обеспокоенно всматривается мне в лицо. Не надо, не смотри. Это ужасно. Что же ты делаешь. Я хочу убежать, но больше всего хочу отмотать время и не дать этому случиться. Почему? Почему я так себя веду? От этого вопроса ещё хуже. - Почему? – голос не слушается, а слёзы просто льются, без остановки, просто пытаясь выдавить из меня глубокую боль. - А почему нет? – он улыбается и стирает слёзы с одной щеки, а затем с другой. Но от этого они текут только сильнее. Я ужасна. Ужасное зрелище. - Потому что ты мог бы найти кого-то гораздо лучше, - я выдыхаю, пытаясь унять себя, но даже собственное тело не слушается. Я не могу приказать самой себе. Я ничтожна. - Хватит, - он смотрит на меня с укором, прямо в глаза, закладывая морщинку между бровей, - Так мне говорили многие друзья после очередных неудавшихся романов, и я думал, что этого никогда не произойдёт. Но теперь я понимаю, что просто торопился. - Ты опять ошибся, - я уже не могла смотреть на него, опустив голову. Слёзы унялись, просто потому что я устала. - Нет, я не ошибся, и я это знаю, - он поднял мою голову и опять заглянул мне в глаза. И он сказал это так серьезно, как будто это факт. Как будто лектор говорил мне о том, что Леонардо да Винчи написал Мону Лизу. И вряд ли какой дерзкий ученик посмел бы усомниться. И сейчас я просто не знала, что сказать. Я чувствовала такую уверенность, что эти слова казались мне правдой, не стоит только вникать в их суть. - Но я не… - я так устала, что поддалась вперёд, падая на грудь Тому, который сразу вновь сжал меня сильно-сильно, - Я не могу. Я… Я не умею.       Слова, пусть и с усилием, но выходили. Бездумно, на подсознательном уровне. А Том усмехнулся. - Какая разница, - он погладил меня по голове, - Ведь именно такой ты мне и нравишься.       И почему-то я улыбнулась. Опять подсознательно. Но я чувствовала, что эта улыбка пытается сказать мне, что в глубине души, дальше своих страхов и предрассудков, я счастлива. По-настоящему. И я решила довериться этой улыбке.       Мы просидели так в тишине минуты три, хотя длилось это приятную бесконечность. Но по течению времени мой страх снова брал надо мной верх, пуская в расслабленную голову множество вопросов. Я вдохнула запах одеколона Тома. - И что теперь? – тихо спросила я. - А что именно? – он звучал так спокойно, словно убаюкивал. - Что это меняет? Что я должна делать?       И тут Том рассмеялся. Так звонко и искренне, что даже отпустил меня. А потом, отсеявшись, посмотрел на меня и с полной серьёзностью, не смотря на улыбку и морщинки вокруг смеющихся глаз, сказал: - Ты поразительна.       А я закрыла лицо руками, потому что смущение взяло верх. Я даже чувствовала, как краснела, и как на лицо налезала глупая предательская улыбка. - Всё будет как раньше, - сказал Том, а я, отошедши от приступа, посмотрела на него, не размыкая ладоней, - Но просто не бойся. Я не буду спешить. Я не хочу, чтобы ты боялась меня. - Кто тут боится? – ворвалась нотка бунтарского сопротивления, и Том опять рассмеялся. И я только улыбнулась в ответ.       Мы помолчали, оба чувствуя, как нас наполняет какая-то лёгкая радость. - Но всё же, - нарушил молчание Том, - позволь мне кое-что всё же изменить.       И я почувствовала тепло на своей руке. Посмотрела, хоть и знала, что увижу, как его рука легла на мою. А потом, когда подняла глаза, не успела ничего сообразить. Но тепло на губах, лёгкое, секундное прикосновение, которое растянулось в моих мыслях на минуты. А потом улыбка, потом осознание и улыбка в ответ. А в голове паника. А сердце бьётся просто безумно. Но в груди тепло, и это главное.       И мы остаёмся так сидеть, глядя в небо вечерней Флоренции ещё с полчаса, пока не холодает настолько, что Том вызывает шофёра, по ходу прося его заехать к нам домой. А я не протестую. Потому что все мои мысли сосредоточены на мое руке, пальцы которой в своей сжимает Том. И я улыбаюсь.       А выходя с площади я понимаю, что это место навсегда теперь станет для меня другим. Куда более прекрасным.