Она мне не нравится

      - Варвары! Вандалы! Плебеи! – бушевал Айвер Деклан, яростной жестикуляцией напоминая взбесившийся вентилятор. – Это же «Волшебник из страны Оз», величайшее произведение! Что вы с ним вытворяете? Бездари! – Режиссёр принялся активно обмахиваться носовым платком, но это не остудило гнев. – Перерыв!       Деклан шумно покинул сцену, где проходила репетиция, а потом и зал. Никто не сомневался, что успокаивать нервы творческая натура будет содержимым сувенирной серебряной фляжки, неизменно припрятанной во внутреннем кармане пиджака.       Айвер действительно был гениальным режиссёром, но гениальность его со временем – и не без содействия градусов – вплотную подобралась к границам маразма. Маэстро начал практиковать постановки, сценарий которых подавался под соусом «Новое, смелое, современное прочтение!» В одном из таких прочтений Гамлет был переодетой женщиной, в другом Фауст баловался вуайеризмом, а уж чем увлекалась Медея в третьем – и сказать-то стыдно. Несчастного волшебника из страны Оз режиссёрский и по совместительству сценаристский гений тоже не пощадил.       Рива первая нарушила тишину среди актёров, примолкших не столько из-за страха, сколько от нежелания сорваться, наговорить лишнего и потерять работу. «Что вы вытворяете?» - вопил Деклан; а что вытворял он сам, в какой бред превратил сюжет?       - Мне кажется, - произнесла девушка тем особым актёрским тоном, при всей не-громкости которого каждое слово превосходно улавливается и в самом дальнем ряду зрительного зала, - если мы хорошенько прислушаемся, то услышим, как Фрэнк Баум* вращается в гробу. [*Лаймен Фрэнк Баум – американский писатель, автор книги «Удивительный волшебник из страны Оз»; прим. авт.]       Смешки коллег однозначно были признаком согласия.       - Может, это последний спектакль нашего маэстро, - поделилась Кейти, исполнительница роли Дороти. – Говорят, мистер Деклан уходит из театра через две недели.       Это не стало сенсацией, рано или поздно, при всём уважении к прошлым заслугам мастера, терпение театрального руководства должно было лопнуть.       - Он уходит или его уходят? – съязвил Тото, в миру – Себастьян Гейл.       - Всё равно нам докладывать не станут, - резонно заметила Рива. – Не будем зубоскалить за спиной.       Рива отнюдь не была изгоем, однако слыла чудаковатой. Её ни разу не видели дёрганной или нервничающей, а уже одно это странно для актрисы, особенно театральной. Хоулетт всем улыбалась, интересовалась, у кого как дела, и не сплетничала.       Для женщины Рива была скорее в меру высокого, нежели среднего роста. То ли материнские гены, то ли регулярные недоедания в детстве и ранней юности обеспечили фигурке стройность, но не сделали плоской. Густые прямые волосы песочно-медового цвета Рива чаще всего собирала в хвост на затылке, а когда распускала, они закрывали лопатки. Черты овального лица по отдельности ничего необычного собой вроде не представляли, а вот все вместе складывались в миловидный портрет.       Одна из массивных боковых дверей зала отворилась, внутрь наполовину просунулся охранник.       - Хоулетт, тебя тут ищут. – Мужчина раскрыл дверь пошире, затылком указывая назад.       За спиной охранника возвышался посетитель.       - Джастин! – Риве понадобилось секунд пять, чтоб спорхнуть со сцены, подбежать к дверям и кинуться на шею гостю, минуя предусмотрительно отошедшего охранника.       Джастин не то улыбнулся, не то поморщился и придержал кузину одной рукой, что формально сошло за полуобъятие. Хотя он не любил подобные глупые нежности, с ними пришлось смириться. Рива неисправимо сентиментальна. Впрочем, не так уж часто они и видятся – девять лет назад, после долгих скитаний по приютам с частыми перерывами на побеги и бродяжничество, ребята, наконец, смогли позволить себе собственное жильё. Обоим требовалось личное пространство, настало время жить по-настоящему порознь. Риве тогда было шестнадцать, Джастину девятнадцать. Он уехал из города, а она осталась в Сан-Франциско.       Молодой человек видел афишу у входа, приметил на сцене парня в образе собаки – не оставалось сомнений насчёт того, какой именно спектакль здесь репетируется. И всё же наряд Ривы Джастина удивил.       - Я представлял себе Дороти малость по-другому, - усмехнулся брюнет, демонстративно оглядывая майку, наполовину оголяющую живот, короткую юбчонку и ботфорты – всё серебристое.       Рива тоже усмехнулась.       - Я не Дороти, я Жестяной Дровосек.       - Дороти играю я, - подняла руку девушка в прикиде а-ля «Панки всех стран, объединяйтесь!»       Джастин покачал головой, презрительно цокнув языком.       - Ты ещё не видел Страшилу, - хмыкнула Рива.

___...___

      - У меня есть чай.       - А что-нибудь покрепче?       - Кофе.       - А ещё крепче?       - Молотый кофе.       - Ты дала обет трезвости?       - Не вижу смысла покупать спиртное, если оно на меня не действует. И на тебя, кстати, тоже.       Тут брюнет мог бы поспорить (с кузиной он вообще мог бы поспорить о чём угодно). Да, они не пьянеют от алкоголя, но кратковременный расслабляющий эффект есть. Рива порой бывала такой правильной, что хотелось её задушить. Особенно трудно было сдерживаться в детстве. Но постепенно Джастин привык к своей обузе. Сейчас, оглядываясь назад, парень понимал, что они с кузиной оказались очень полезны друг другу: она не позволила ему превратиться в чудовище, он вытравил из неё безвольную плаксу. Джастин неосознанно научил Риву не принимать близко к сердцу всё подряд, Рива научила Джастина задумываться о последствиях своих действий, а не впадать в ярость моментально и по любому поводу.       Парень расселся на диване в гостиной. Рива ушла на кухню и скоро вернулась с двумя большими бутербродами на широком блюде, которое поставила перед кузеном. Не успел Джастин прожевать первый кусок, как актриса напрямую спросила:       - Что стряслось? Без причины ты бы не приехал ко мне второй раз за год.       Пришлось отложить бутерброд.       - Я встретил Логана.       Хоулетт, изменившись в лице, стремительно подалась вперёд и взволнованно схватила молодого человека за руку.       - Папу?!       - Ну, кому-то папу, а кому-то дядю. – Джастин понимал, что должен договорить прежде, чем Рива успеет толком обрадоваться. – Он не узнал меня. Тебя он тоже не помнит.       Девушка растерянно захлопала золотистыми ресницами.       - Как же так? – Она облизнула губы. «Отец, Джастин видел отца, - стучала по вискам мысль. – Папа жив!» – Расскажи мне всё по порядку.       - Я случайно наткнулся на Логана посреди улицы, в Нью-Йорке. Дядя почти не изменился. Я окликнул его и подбежал. Он оглянулся, но явно не узнал меня. Тогда я сказал: «Это я - Джастин».       - Это я - Джастин.       Понимание на лице Росомахи так и не отразилось.       - Какой Джастин?       Брюнет несколько оторопел.       - Твой племянник.       Логан оглядел собеседника заново, куда внимательнее. Сказать по правде, Джастин был не из тех, кто с первого взгляда производит однозначное впечатление порядочного человека; с другой стороны, сам Логан тоже не входил в категорию таких «производителей».       - И откуда ты взялся? – прищурился Росомаха.       - Я сын твоего брата. – Джастин нахмурился. Как будто приходилось оправдываться, а это раздражало.       - У меня и брат есть? – Логан поднял бровь.       «Не верит, - понял брюнет. – Если он не помнит о прошлом, этим наверняка кто-нибудь уже пытался воспользоваться».       - Больше тебе скажу: у тебя есть дочь.       - Даже так? – Логан поднял другую бровь.       Он по-прежнему не улавливал в Джастине ничего знакомого, кроме, разве что, запаха – того, который обычные люди никогда не чувствуют, и который имеется у каждого. Несложно уловить похожесть между двумя носителями, если они близкие родственники. «Кто-то из родни Саблезубого, - сообразил шатен. – А ведь день неплохо начинался». Он быстренько отогнал мысль о том, насколько сильно ему хочется, чтоб слова парня были ложью и первой ступенькой какой-нибудь ловушки.       Помни Логан Виктора - именно Виктора, а не Саблезубого, чей облик преобразился до неузнаваемости, - то непременно отметил бы сходство, хотя племянник с годами стал смахивать на отца меньше, чем в детстве, и не только внешне. В Джастине не было бесцельной злобы, её успешно заменяли цинизм и сарказм. Если Виктор в принципе ненавидел людей, то Джастин их презирал (кроме тех, кто доказывал, что заслуживает лучшего мнения; таких набралось весьма немного) – это значительно удобнее.       Мужчины стояли посреди улицы, а снующим мимо людям не было дела до важности разговора.       - Рядом бар, пойдём-ка поговорим там, - насмешливо предложил Логан.       - Ты рассказал ему обо мне? – Рива продолжала неотрывно смотреть на кузена.       Тот кивнул.       - О тебе, о себе, о Кайле – всё, что сам помню.       - И?       Джастин пожал плечами.       - Он буркнул, что ты можешь приехать к нему в любое время.       У Ривы отвисла челюсть. Разве так должен вести себя человек, узнавший, что у него есть дочь?!       - Он считал, что я вру, - объяснил Джастин. – Но сказал, где его можно найти.       - Где?       - В Школе профессора Ксавье.       - Той самой?       - Ага. Логан преподаёт там.       - Папа – преподаватель?       - Я сам удивился.       Рива отошла к окну.       Она долго смотрела на постепенно вспыхивающие огни погружающегося в ночь города. Джастин тоже молчал, спокойно доедал бутерброды. Девушка видела его отражение в оконном стекле. Парень был спокоен. Он давным-давно перестал тешить себя надеждой, что встреча с Логаном вновь сделает жизнь прекрасной, уютной и счастливой.       Кузены выправили себе настоящие, постоянные документы незадолго до совершеннолетия Джастина. Девушка без колебаний взяла фамилию отца – как знать, вдруг благодаря этому Логан, если он жив, сумеет отыскать дочь и племянника. Дети хранили в тайне свои полные имена (Джастин тоже был записан как Хоулетт), боясь, что это поможет неведомым врагам выйти на след, однако наступил момент, когда оба подростка перестали тревожиться на сей счёт. И всё-таки Джастин не захотел пользоваться дядиной фамилией, смутно подозревая, что у отца была другая. Впрочем, даже если б парень знал или помнил фамилию биологического папы, вряд ли бы пожелал присвоить её себе. Джастин не стал мудрствовать и назвался Джонсоном.