И жили они...

Странный человек, затянутый в кожаный костюм со множеством заклепок, медленно шел по трассе с юга к Колорадо-Спрингсу. Машины проносились мимо, даже не делая попыток посадить человека: едва кто-то из водителей приближался к нему, то тут же вдавливал газ до упора и обгонял незнакомца на полной скорости. Было очевидно, что при жаре в +30, к тому же в полдень, на пешую прогулку между городами решится только ненормальный. Кроме того – и в первую очередь – о ненормальности путешественника свидетельствовало строение его тела: вместо рук у него были внушающие страх механизмы с пальцами-лезвиями, опускавшимися ниже колен. Человек двигался, мелко переставляя ноги по нагретому солнцем асфальту, даже не надеясь поймать автомобиль, — он и сам знал, что выглядит пугающе. Но все же путник упрямо шел вперед, словно выполняя какой-то обет или проходя испытания. Пот заливал его обгоревшее на солнце лицо, спутанные черные волосы, ничем не покрытые, тоже были мокрыми и слипшейся массой спускались на плечи… До города идти следовало еще две-три мили, но он был хорошо виден, и человек надеялся добраться туда еще до наступления самой жаркой поры дня. Он шел уже около двенадцати часов и чувствовал, что Колорадо-Спрингс будет его пристанищем надолго – к еще одному такому переходу путник был не готов. А силы тем временем оставили его совсем. Человек уже почти ничего не видел от жары и усталости. Костюм служил печкой, волосы поглощали тепло, в глазах саднило от пыли... Человек сделал последний шаг и упал на обочине лицом в придорожную траву. Подняться он уже не смог. — Тина! Тина! Смотри! Елка-палка!.. Там кто-то лежит! – я вскинула руку к лобовому стеклу. Тина, сидевшая за рулем, резко затормозила (меня выбросило вперед, ремень натянулся) и остановилась рядом с человеком. Мы выскочили из машины и бросились к нему. — Сэм, осторожней, — предупредила Тина, отодвигая меня плечом. Но я обошла ее и с другой стороны приблизилась к лежащему. О-о!.. Что это? Это руки такие?!? Я сдавленно охнула. — Тин… у него протезы странные… — Вижу, не слепая. Но он живой. Просто у него, видимо, тепловой удар, — подруга уже сидела на корточках и осматривала незнакомца. – Мда, о чем думал этот ненормальный, когда одевался для июльского путешествия в кожу? Может, это какой-нибудь сбежавший из больницы псих? Я убрала мокрые пряди с лица человека. Оно было сплошь в шрамах, обожжено-красное и воспаленное. Шея же, прикрытая волосами, наоборот пугала своей бледностью. От человека сильно пахло потом. Я не смогла определить, где расстегивается его костюм, чтобы улучшить приток воздуха. Тина же сбегала к авто и достала из бардачка складной нож. Она без церемоний надрезала воротник костюма (кожа, видимо, оказалась очень плотной, потому что Тина возилась с минуту). Но надрез получился недлинный – Тина с миной отвращения отпрянула, когда прикоснулась к телу лежащего. Я присмотрелась. Мама дорогая, мылся ли этот человек последние лет пятьсот? Открывшийся участок кожи был покрыт коростой грязи, которая от пота превратилась в коричнево-серую массу, размазанную по телу. Мы встали и переглянулись. — Оставлять его здесь нельзя – помрет, — мрачно заявила Тина. — А «первая помощь» доедет не скоро, — протянула я. – У них сейчас горячая пора: гипертоники, сердечники… Попрутся они к какому-то бомжу… — Эх.. Значит, забираем и везем в больницу? – с сомнением произнесла подруга. И в этот момент человек шевельнулся. Мы дернулись и отскочили на шаг. Незнакомец, дрожа всем телом, опираясь своими протезами-лезвиями на траву, сделал попытку сесть. Но у него это получилось плоховато: два раза он упал лицом вниз, на третий раз ему удалось облокотиться и подтянуть колени под живот, благодаря чему он смог принять устойчивое положение. Мы, совершенно ошалелые, даже не делали попыток ему помочь. — Эээ… Мистер… — с опаской подала голос Тина. Странно было видеть ее напуганной. Человек медленно обернулся. И я просто обалдела. У него оказались удивительно красивые глаза. Правда, в них застыло страдальческое выражение, но, думаю, если бы я два раза падала обожженным лицом в пыльную траву, у меня бы глаз вообще не видно было от слез. А незнакомец держался молодцом. Это вдохновило меня подойти ближе и присесть на корточки, чтобы ему не приходилось задирать лицо, глядя на нас. — Простите, вы, кажется, потеряли сознание… Мы проезжали мимо и увидели, что вы… Он опустил глаза и тихим мягким голосом произнес: — Спасибо. Но в больницу – не надо… — Почему? – поинтересовалась Тина с подозрением. Он так же, не поднимая головы, ответил: — Они станут изучать меня. Запрут и не выпустят. От его слов тянуло тоской и безнадегой. Мне стало жаль парня (или мужчину? Я не смогла определить его возраст). — Тогда давайте сейчас поедем ко мне, где вы сможете привести себя в порядок и переодеться – у меня есть вещи моего брата, думаю, вам подойдет… — и после этих слов я получила пинок в спину. — Эй! – обернулась я к подруге. — В своем ли ты уме, старче? – зашипела та. – Мы его не знаем! К тому же… — она выразительно кивнула головой на лезвия, которые были у бедняги вместо пальцев. — Он не кажется опасным… — тоже зашептала я, не сильно заботясь, впрочем, чтобы человек меня не слышал. – Ему же плохо самому… — Саманта, милая! Что же тебе тогда кажется опасным, если парень с ножами вместо рук тебе страха не внушает?! – Тина начала выходить из себя. Про то, что человеку плохо, она, видимо, решила не расслышать. Я отмахнулась от нее и повернулась опять к сидящему на земле парню. Стало припекать, и мне надоело стоять на солнце и спорить. — Так вы не против поехать с нами? Мы не будем вас запирать и изучать, — я попыталась пошутить, чтобы разрядить обстановку. На моих собеседников, правда, это не подействовало: Тина буркнула что-то невразумительное и пошла в машину, а парень с тем же скорбным выражением на лице молчал. Может, ему совсем заплохело? — Так, давайте руку, я помогу вам встать, — сказала я и немного смутилась – ладоней как таковых человек не имел. Я решила пояснить: — Ну, я имею ввиду, я могу взять вас за запястье, если вы будете осторожно двигать этими штуками и постараетесь меня не порезать. Тогда человек вздохнул, взглянул на меня нерешительно и медленно вытянул вперед дрожащую руку с протезом. Интересно, как у него эти штуки крепятся к руке? Не, за запястье, пожалуй, поднимать не стану, мало ли, а вдруг что-нибудь ему поврежу? Я нырнула под лезвия, перехватила незнакомца под мышкой, стараясь не вдыхать аромат, исходивший от него, и с усилием потянула от земли. Парень тоже собрался с духом и перебросил вес тела на ноги. Через секунду кое-как, покачиваясь, он стоял самостоятельно. Я опять осторожно пролезла обратно под пальцами-ножами и поспешила открыть заднюю дверцу машины, чтобы человек смог сесть. Он медленно, семенящим шагом, приблизился, пару секунд поразмышлял и все-таки решился – сел на сидение и робко сказал, глядя на меня: — Спасибо. — На здоровье! — я пожала плечами, улыбнулась и снова заняла свое место впереди. Тина тронула машину с места, посмотрела на парня в зеркальце заднего вида и спросила: — Может, все-таки в больницу? Он помотал головой. — А у вас есть документы? – поинтересовалась я. Снова мотание. — А звать-то вас как? Это вот Тина, а я – Саманта. А вы? — Эдвард… — тихо сказал человек, и больше мы его расспросами в ближайшие десять минут до города не тревожили. *** … Когда мы, наконец, въехали в Колорадо-Спрингс, ко мне вернулось трезвомыслие. Ой-вэй, на что же я иду? Подобрала бомжа на трассе, везу к себе домой, документов у парня нет, зато есть милые ножички на руках… Но пути назад не было. Может, попросить Тину заночевать у меня сегодня? В ответ на мои мысли у нее зазвонил телефон. Тина взяла трубку, не отрываясь от управления. — Да? Милый, я уже в городе… Да, скоро буду. Что-то случилось? А почему голос такой? Погоди, так это сегодня?! О, нет, я совсем забыла! Скоро буду, дорогой, заехать в магазин? Все, все, уже еду! Понятно, Тина сегодня ночевать у меня не будет. — Сэм, это ужасно! Я забыла про годовщину нашего с Тэдом знакомства! – нервно выдала подруга и чересчур резко вжала педаль, газуя на светофоре. — Но это не повод угробить нас всех, Тин, – хихикнула я, вжимаясь в кресло. — Тебе хорошо говорить, ты уже практически дома, — Тина свернула в мой квартал, – а мне на другой конец города переться! А Тэдди уже ждет меня за праздничным столом! — Тэдди мог бы и заранее напомнить, — парировала я. — Да он напоминал, я просто забыла, — сокрушенно признала подруга и припарковалась у моего дома. – Давай, удачи. Если что, сразу же звони мне… или в полицию, — добавила она шепотом. — Ах, брось, я могу за себя постоять! – и с этими словами я открыла дверцу себе, а затем и Эдварду. Он умудрился выбраться из автомобиля, даже не порвав обивку на креслах. На улице было совсем немного народа, у моего подъезда так вообще никого – сиеста, понимаете ли. Но нам это было на руку. Мало ли, какой-нибудь пугливой старушке привидится маньяк из «Кошмара на улице Вязов»? Я поспешила взбежать по ступенькам и отпереть дверь подъезда домофонным ключом. — Эдвард, давайте поскорей, а то вдруг нас увидят — проблем не оберешься, — поторопила я гостя. Парень уже виденной мной семенящей походочкой дошел от обочины до лестницы и медленно поднялся ко мне. Я мысленно обругала себя за малодушие («Могла бы и помочь человеку!»), и мы вошли внутрь. В подъезде можно было немного расслабиться. До моей квартиры на втором этаже мы добрались без приключений. — Заходите, обувь можете не снимать, у меня не слишком-то чисто, — сказала я, пропуская Эдварда вперед. Наверно, это был первый раз в жизни, чтобы я радовалась, что у меня в квартире не слишком чисто. Когда пускаешь внутрь бомжа… Стоп. Сэм! Это надо же быть такой брезгливой! В целях борьбы с самой собой я предложила Эдварду подождать в комнате, а сама занялась подготовкой ванной и чистой одежды. Мой гость, все так же, не произнося ни слова, сел на самый краешек дивана и замер. Глаза, показавшиеся мне такими красивыми, сейчас выглядели помутневшими и совсем больными. Я поняла, что парню окончательно нехорошо: все-таки тепловой удар – не шутка. На основах медицинской помощи нам говорили, что пострадавшего от теплового удара нужно завести в тень (сделано), дать много питья и делать охлаждающие компрессы. Вместо компрессов я предположила использовать ванную, а вот с прохладным питьем сейчас будет напряженка. Уезжая на выходные, я отключила холодильник и допила весь сок, что там стоял. Может, хватит водички из-под крана? Вряд ли парень сильно привередливый… Бомжи – они… Кх-кх… Да, Саманта, ты меня удивляешь. Пересиливая стыд от своих мыслей, я спросила в пространство: — Эдвард, вы не против воды из-под крана? У меня нет ничего попить, кроме нее. — Не против, — прошелестело из комнаты. Я налила стакан воды, нарочно отхлебнула из него, как бы говоря себе «Будешь слишком брезгливой, не спасешь человека!», потом налила стакан заново и отнесла Эдварду. Он сидел в той же позе, не шевелясь. — Ванна сейчас наберется, и вы сможете снять этот гряз… ваш костюм, — с заминкой сказала я, наблюдая, как парень пьет, удерживая стакан за граненые бока четырьмя пальцами-лезвиями. «Надо будет в следующий раз дать ему коктейльную трубочку», — отметила я. — Спасибо, вы очень добры, — ответил Эдвард, — но я не смогу снять костюм. Я непонимающе заморгала. — Отец сшил его мне… много лет назад. Полностью его можно снять только… настоящими… руками. Он помогал мне, когда было нужно. Но он умер, и… — после сей длинной фразы Эдвард замолк и уткнулся взглядом в пол. Я потихоньку начала краснеть, представляя, что мне сейчас придется делать. Мама мия, у меня в доме, кроме брата, вообще сроду мужчины не жили, мама нас одна воспитывала. И тут, понимаете ли, незнакомый парень предлагает мне помочь ему раздеться?! Эдвард, кажется, заметил мой шок. Он вдруг и сам заволновался: — Не переживайте. Я постараюсь справиться… Ага, справишься ты… Мда. Я покачала головой и естественно и непринужденно перешла на «ты»: — Слушай. Давай поступим так. Я помогу тебе все эти штуки расстегнуть, ты в ванной переоденешься в белье… хм… Думаю, у тебя получится даже не порезаться, если обмотать твои лезвия скотчем… А потом позовешь меня, и я тебе помогу отмыться от этой многолетней грязи. Кстати… Если не секрет… — я хотела спросить, когда он мылся в последний раз, но вовремя остановилась: — …Как давно… умер твой отец? Эдвард смешался и опустил голову. О, язык мой – враг мой… — Ладно, извини, я не хотела тебя тревожить грустными мыслями, — почти с раскаянием произнесла я. — Ты не поверишь… — вдруг ответил Эдвард мягко и спокойно. Я хмыкнула, заметив, что он тоже сказал «ты». — Знаешь, до сегодняшнего дня я бы посмеялась над человеком, который описал бы мне тебя и заявил, что некий Эдвард с руками-ножницами в реальности живет и здравствует на белом свете... Ладно, не хочешь – не говори. Давай допивай, и пойдем заматываться скотчем. Ванна набралась уже, наверно, — и я отправилась в кухню. — Слушай, а как твои лезвия переносят воду? — Их нужно смазывать маслом, — Эдвард появился в дверном проеме. Ладно, масло будет после ванной. Эдвард сел за стол и вытянул руки. В его глазах вроде немного прояснилось после стакана холодной воды, но голова парня все норовила найти опору на стене, а его красное лицо в квартирном освещении смотрелось совсем жутко. Бедняга. Ладно, терпи, дружок, сейчас все будет. Я прислушалась к своим ощущениям. Жалость определенно поборола брезгливость. Что ж, приступим… Я аккуратно, чтобы не порезаться самой, перемотала каждый «палец» Эдварда широким скотчем. Лезвия были острые, стоило немного натянуть ленту, как она рвалась. Но, слава Богу, через десять минут удалось упаковать почти все ножи. Когда я приступила к последнему, тому, что у обычных людей называется большим пальцем на правой руке, Эдвард поежился: — Ааа… а можно не заматывать его? Я остановилась, удивленно глядя на парня. — Я буду неуютно чувствовать себя совсем без ножниц… Я привык к ним. Я поразмыслила (ведь самые опасные ножи я все-таки уже упрятала в упаковку) и кивнула. Этот вариант показался мне вполне приемлемым – большим пальцем неожиданно не пырнешь под ребра… Хотя, если ночью… Бррр, мда, Саманта Ивейн, фантазия и предрассудки не делают вам чести. Если у бедняги лезвия на руках, это не означает непременно, что он злодей и убийца… Я несколько мгновений понаблюдала, как Эдвард разглядывал свои бесполезные ныне лезвия-пальцы, а потом поднялась из-за стола. — Ладно, пойдем… Минуты страшной этой – увы! – не избежать… В ванной комнате я повнимательнее осмотрела костюм. Создавалось впечатление, что когда Эдвард надел его впервые, то был слегка помладше возрастом, потому что кожа костюма, несмотря на жару (а все знают, что в жару кожа становится мягче), оказалась туго натянута по всему телу. Тина сделала надрез, как выяснилось, совсем не там, где надо; я нашла-таки стык двух полос воротника под ремешком, скрытым под волосами Эдварда. Парень переносил неприятный, по всей видимости, для него осмотр с печальным мужеством, осторожно тыкая лезвиями в те ремни, которые были застежками (некоторые ремешки были просто… эээ... для красоты, что ли? Не знаю). Снимался и одевался костюм весьма странным способом, словно обматывая тело, застегиваясь абсолютно в разных местах. На руках тоже были ремни вдоль всего рукава и заклепки на подобии манжет. Когда я расстегнула почти все ремешки, то сунула в «руки» парня белье Рика, моего братца, и ретировалась подальше от созерцания мужчины без одежды. Через минуту я спросила у двери: — Ты переоделся там, нет? – на что получила робкое «да». Я мысленно пожелала себе удачи и шагнула в ванную. Боже Милосердный! Что ЭТО?! В момент, когда я увидела Эдварда, я даже не задумалась, что сейчас предстанет пред взором, и не успела сгруппировать мысли и выражение лица. Хорошо хоть дыхание у меня перехватило, и я не смогла ничего лишнего ляпнуть. Передо мной стояло существо, грязное до жути и худое до ужаса. Тело Эдварда оказалось практически цвета земли в дождливый день, что особенно подчеркивали белоснежные плавки моего брата. Но зря я боялась: назвать мужчиной того, кого я видела сейчас, язык у меня не повернулся бы. Все ребра можно было пересчитать издалека, мышечная масса была значительно меньше нормы, глаза удивленно-испуганно взирали из-под воспаленных век, и в целом Эдвард напомнил мне в тот момент узника Бухенвальда после долгих пыток. Но самым ужасным в этой картине были лезвия, невообразимым образом приделанные к живым, хоть и грязным, предплечьям. Стыки с живой плотью оказались скрыты металлом, но все равно смотрелось страшновато. Когда я справилась с дыханием, Эдвард был уже на грани паники. Руки его подрагивали, он переступал с ноги на ногу, веки часто моргали. Похоже, я его напугала своей реакцией. Я поняла, что еще одна секунда моего ступора, и парень сбежит из квартиры, в чем был. «Сэм, возьми себя в руки», — строго сказала я себе, сглотнула комок в горле и почти успокоилась. Эдвард вдруг показался мне несчастным жителем африканских трущоб, которых я видела по телеку, и я решила излить на него свое гражданское сострадание. — Эдвард – в ванну! – скомандовала я непререкаемым тоном, дождалась, пока он переступит через край, и взяла мочалку. Мама мия, да ему отмокать год нужно, с сомнением подумала я и осторожно провела по его плечу мочалкой. Но грязь, размягченная потом, отходила на удивление легко. Эдвард молчал, по видимости, пораженный до глубины души этой ситуацией. Что ж, дружок, сейчас ты узнаешь, что такое чувствовать себя ЧИСТЫМ! И я принялась за дело. …Через полчаса Эдвард сидел на диване, замотанный в простыню, с чистым телом и головой, и пил через трубочку воду, на этот раз не холодную, — я успела согреть чайник и залить кипятком лимон. У парня обнаружились волдыри на коже от перегрева, лицо облезало с катастрофической скоростью, из волос пришлось выстричь целый спутанный ком, но все равно он сидел – и улыбался! Это было потрясающее зрелище. Правда, я не вполне была уверена, что он радовался чистоте, скорее, его вдохновлял тот факт, что все позади, но, тем не менее, его лицо совершенно преобразилось от мягкой, почти детской улыбки. Я тоже заулыбалась и принесла в порыве щедрости растительное масло для смазки лезвий. — Как ты? – поинтересовалась я. — Мне хорошо, — с той же детской улыбкой сказал Эдвард. — Это хорошо, что тебе хорошо. Давай-ка смажем твои руки маслом. — Спасибо… — он освободил запястья от простыни и протянул ножи поближе, всеми силами стараясь не задеть меня. Пока я отдирала скотч и мазала лезвия подсолнечным маслом, Эдвард уже почти без смущения смотрел на меня. — Почему ты помогла мне? – вдруг спросил он. — Эээ… Ты в глобальном смысле? Ну, как бы, если с человеком худо – надо помогать. Разве нет? Эдвард молчал. Сложно было определить, о чем он думает. Меня раздирало множество вопросов, но задать их гостю сейчас я не решалась. Может, через пару дней, когда он попривыкнет… Ой-вэй, да что ж это творится сегодня? То она прикоснуться к бомжу боится, а то уже поселила его у себя практически… — Эдвард, что ты собираешься делать дальше? – не выдержала я. — Когда именно? – после небольшой заминки спросил он в ответ. Я хмыкнула. — Ну, что мы будем делать именно сейчас, я и так знаю. Сейчас мы домажемся, ты переоденешься, а я пойду готовить нам чего-нибудь перекусить… На лице Эдварда ясно нарисовалось удивление. — Ты хочешь… чтобы я остался? Я слегка растерялась, но постаралась сохранить контроль над ситуацией. — Видишь ли, сейчас неполезно будет слоняться по улице. В ближайшее время лучше тебе побыть здесь. Конечно, задерживать я тебя не смею, если тебе есть куда пойти, то без проблем, дверь открыта и все такое… Эдвард опустил глаза. — Мне некуда идти. — А куда же ты шел тогда? — Я шел просто так. — Просто так?? Типа гулял?! Может, он и вправду псих? — Я просто шел. — И где бы ты остановился, если бы… дошел? … Пф… Мда. Ну, Саманта, принимай гостей. — Ладно, но откуда ты идешь, можешь сказать? — Я не знаю. Там была больница. Но мне там не понравилось, и я ушел. — А, ты про это говорил тогда, что запрут и будут изучать, да? Эдвард кивнул. — Про предыдущий пункт дислокации примерно понятно. А живешь ты где? — Нигде, — не сразу и совсем тихо ответил Эдвард и чуть отвернул от меня лицо с печальным взглядом. Кажется, опять на больную мозоль наступила человеку. Ладно, будем выжидать время. Интересно, он со всеми так односложно разговаривает, или только с малознакомыми спасительницами? — Окей, я закончила. Вот там лежат шмотки моего брата, уже можешь одеваться, а я пошла варить спагетти, если ты не против. Эдвард осторожно поднял на лезвиях летние брюки и майку Рика, внимательно их разглядывая. Я оставила его, чтоб не смущать. Включив на кухне телевизор, я решила в честь приема гостей открыть банку грибов, которую мама привезла из прошлой поездки. Потому что есть, кроме макарон, больше все равно было нечего. «Сходить в магазин, купить еды», — написала я в записке-липучке на холодильнике. Когда Эдвард, наконец, зашел на кухню, я была приятно удивлена. Облаченный в светлую одежду, он производил совсем иное впечатление, чем в кожаном костюме. Передо мной теперь стоял в меру худощавый молодой человек вполне даже не отталкивающей наружности. И хотя стоял он как-то скованно, и обгоревшее лицо не могло дать понять, каков был Эдвард в мирные времена, мне он понравился. Ну, в смысле, брезгливости я уже точно не чувствовала, да и жалость отошла на второй план. Теперь мной властвовало любопытство. — Я смотрю, тебе все подошло? Эдвард кивнул, оглядывая себя. — Отлично! Садись, сейчас уже все будет готово. Я тут банку грибов нашла в заначке, надеюсь, тебе понравится, это нормальные грибы, не шампиньоны. Знаешь, я как-то не люблю шампиньоны, они как ненастоящие. А эти моя бабушка сама собирала в лесу, она у меня живет в России… — я болтала, накрывая на стол, надеясь, что это немного оживит Эдварда и удастся из него хоть что-то вытянуть о его прошлой жизни. Но он молча слушал, поглядывая то на меня, то на мелькающие кадры в телевизоре. — …а мама у меня работает переводчиком с русского, мотается туда-сюда через океан, и часто бывает у бабушки в гостях, мы же как бы из России по происхождению. Правда, я себя русской не воспринимаю, родилась я уже здесь, в Штатах, а так одно воспоминание о предках – фамилия Ивейн, Иванова означает… Мое словоизлияние было прервано, когда я в очередной раз повернулась к телевизору. Я посмотрела на Эдварда, а затем опять на экран. Там тоже красовался Эдвард. Точнее, его фотография до помывки и обгорания на солнце. Бледный, немного готический парень с печальным взором и спутанными волосами, хрупкий и сильный одновременно… Да он симпотяга… Я даже залюбовалась, но вовремя спохватилась и врубила звук. «… и опасный преступник, рост…, вес…, волосы черные, глаза темно-карие, одет в кожаный костюм. Особые приметы: носит на руках железные перчатки с длинными ножами и лезвиями ножниц. Увидевшим этого человека просьба позвонить…» Дальше я слушать не стала. Что за бред… Слова про руки парня меня зацепили куда больше, чем про его преступную сущность. Я-то уж точно знала, что у Эдварда нет никаких перчаток – эти ножи действительно были его пальцами, я видела крепления и поршневую систему, я, в конце концов, смазывала и мыла механизмы, а они тут, понимаете ли, – перчатки… А опыт показывает, что совравши единожды, можно врать и дальше. Картинку с «опасным преступником» выключили, я щелкнула кнопкой, вырубая телевизор, и повернулась к настоящему Эдварду. А тот сидел ни жив, ни мертв, и, не мигая, смотрел на погасший экран. — Они ищут меня… — Забей, — отмахнулась я. – Никто не знает, что ты… — и на этих словах внутри меня похолодело. Тина! И тут запиликал мобильник. О нет… Я бросилась в комнату, схватила трубку… и с облегчением выдохнула: — Да, мам, привет… — Сэмми, родная, я завтра буду в Колорадо-Спрингс, ты дома во сколько появишься? Ричи тоже обещал приехать. — А… Что-то важное? – в голове завертелась тысяча мыслей, среди которых первой была «куда деть Эдварда». — О, я просто соскучилась по вам! Завтра вечером вылетаю в Нью-Йорк, на конференцию, думала перед отъездом повидаться. — Мам… Я… ну, наверно, буду днем дома… ну… в два часа, наверно… — Сэмми, у тебя все хорошо? – с подозрением поинтересовалась мама. — Да, все отлично мам… — вздохнула я и пошла обратно в кухню. — Если у тебя другие планы, я, конечно, пойму! Может, тебя кто-то куда-то пригласил?.. – с надеждой спросила мамочка. — Нет, мам, приезжай, все нормуль, буду дома, — поспешила я прервать поток домыслов (это на полчаса, если ее не остановить). – Рику я позвоню сама, всё, пока! — Пока… — разочарованно протянула мама. Фух… Я упала на стул (Эдвард сидел, все так же, не двигаясь и глядя в одну точку где-то за окном) и набрала номер Тины. — Тин! Приветик! Новости видела? Нет? Это очень хорошо! И нечего там смотреть, ничего интересного… Я не темню… Я не темню! Ладно, я темню. Понимаешь, сейчас показали фотку Эдварда и сказали, что его ищет полиция. Нет, со мной все в порядке. С Эдвардом тоже все в порядке… Тина, нет, он не преступник! Это я сказала! Потому что они соврали, что у него… Ну, неважно. В общем, я прошу тебя, никому про него не рассказывай, Тин, ради нашей бессмертной дружбы! Ты еще Тэду не говорила? Вот и славно! Ни во что я не впуталась! Все хорошо! Да, заедешь завтра и проверишь! Все в полном ажуре… Да! До встречи… Охохо… За что мне это? И спагетти уже переварились, наверно… — Эдвард, давай есть уже, я есть хочу! – сообщила я гостю и откинула макароны на дуршлаг. — Спасибо, — произнес Эдвард. Я взглянула на него (перед глазами встала картинка с экрана)… и ничего не ответила. Что тут скажешь? Разве что… — После обеда схожу в магазин и куплю тебе сметану, будем лицо смазывать от ожогов, хорошо помогает. Тебе красный цвет лица… не к лицу, — я попыталась не улыбнуться на случайный каламбур (вдруг парень обидится), но не удалось. Пришлось отвернуться в сторону и перетерпеть. Но когда я снова посмотрела на Эдварда, он тоже улыбался! Может, он не безнадежен? Может, у него есть чувство юм… — Спасибо, — снова произнес он. Да, вряд ли оно у него есть. Но душа у парня, видать, добрая. Преступник… Придумают же. Они б еще голубя хищной птицей назвали… *** К вечеру мною было сделано еще несколько открытий о своем госте: ест Эдвард самостоятельно крайне мало и медленно, иногда ранит лезвиями свое лицо и жутко после этого переживает, извиняется по поводу и без и не высказывает ни малейшей инициативы ни в чем. Я пока не разобралась, от природной ли это застенчивости или еще от чего (не хотелось бы думать, что он болящий или недоразвитый). В связи с этими наблюдениями мне пришла в голову одна хорошая идея. Я обсудила ее с Эдвардом (хотя «обсудила» — громко сказано: я описала суть предложения, а Эдвард кивнул), и мы порешили: его лезвия я смазываю маслом и обматываю скотчем до необходимости их использования в полном объеме. И Эдвард наконец перестанет тыкать ножами в свое симпат… экхе-кхе… обгоревшее лицо. После проведения акции по сокращению количества эдвардовых шрамов я отправилась в магазин. Ожидая своей очереди к кассе в ближайшем супермаркете, мне пришлось случайно подслушать беседу впереди стоящих женщин. -…А маньяков развелось вокруг – немыслимо! Вот днем сегодня опять какого-то жуткого типа в новостях показывали, с ножами и кинжалами, уж и не знаю, сколько он людей убил ими. — Ой, да, я смотрела… — подхватила ее соседка. – Такого встретишь, от одного вида преставишься! Совсем того, что ли, граждане? Неужели не видно было, что парень очень даже милый? Какая вопиющая предвзятость! Когда-то я смотрела видео-сюжет о социальном эксперименте: одним людям показывали фото мужчины, говорили, что это преступник, и просили описать его характер, и все как один сообщали, что это злой и гордый человек. А другой группе мужчину представляли как видного ученого, и народ сразу же заявлял, что это мужик добрейшей души. Вот и тут та же история… Интересно, что же у Эдварда в прошлом?.. Может, я просто внушаю себе, что он хороший? С этими мыслями я зашла в квартиру и вдруг почувствовала запах гари. Я бросилась на кухню, но там все было в порядке. А вот в комнате я обнаружила Эдварда, съежившегося в углу дивана, и дымящийся телевизор, накрытый уже начавшим тлеть покрывалом. Эдвард увидел меня и нерешительно сообщил: — Я не знаю, как это потушить… Ох, Эдвард… — В первую очередь вилку из розетки вытаскивают… — ответила я и вырубила телевизор. Ощутимо стрельнуло током, и я успела почувствовать, что вилка уже горячая. Наверно, пока меня не было, скакнуло напряжение, здесь такое бывает. И телек оказался самым слабым звеном. Эдварду, конечно, сложно было бы вытащить вилку из розетки, это я зря на него поклеп возвела. Но накрывать дымящиеся предметы техники сухим синтетическим покрывалом… Последнее я стащила и бросила посреди комнаты. Пожарная сигнализация наконец-то решила заверещать, пришлось бежать в прихожую и выключать противный писк. Стоило выключить сигнализацию – заорал квартирный звонок. — Эд, скройся куда-нибудь! – шепотом рявкнула я и приоткрыла дверь. На площадке стояла миссис Митчел, пожилая соседка из квартиры слева. — Детка, у тебя все в порядке? – с подозрением поинтересовалась она, втягивая в себя запах моего телевизора. — Все отлично! Просто напряжение скакнуло, а у меня телевизор был включен в розетку. — Ай-ай-ай…— покачала головой старушка, пытаясь заглянуть за мое плечо. – Как же ты это так? — Сама не знаю, даже не ожидала от себя, — начала злиться я. Она этого заметить не соизволила. — А слышала новости? У нас в Колорадо-Спрингс маньяк объявился… — Ой, ну надо же! – нервно всплеснула я руками. – Наверно, вечером из квартиры небезопасно выходить, вдруг он в подъезде сторожит! Соседка настороженно осмотрелась и сообщила мне: — Пойду-ка я домой, Саманта. А ты дверку свою не закрывай, пока я к себе не зайду, хорошо? — Конечно, — обрадовалась я. Миссис Митчел скрылась за дверью, щелкнул замки, и я с облегчением зашла домой. Телевизор все еще дымился, покрывало тоже. Я решила, что телеку уже не помочь, а вот покрывало можно было еще спасти. Я подобрала его, бросила в ванну и включила набираться воду. И только потом вспомнила про Эдварда. Когда я снова зашла в комнату, меня пробрало на смех. Эдвард стоял за шторой, из-под которой торчали его босые ступни, и не двигался. — Эд, можно выходить! – разрешила я. Он отодвинул занавеску и сказал: — Эдвард. — Что? – не поняла я. — Я Эдвард. Это замечание меня слегка смутило. — Да, извини. Тоже не люблю, когда меня «Сэмми» называют. Он стоял и смотрел на чадящий телевизор. Я отодвинула Эдварда от окна и открыла балкон. Свежий вечерний воздух показался мне райским ароматом. — Прости, что не выдернул вилку из розетки. Нет, у него что, настольной книгой был справочник по этикету?.. — Ладно, забудь. У меня все равно еще один есть. И вообще, телевидение – зло, — махнула я рукой. — Зло? – переспросил Эдвард. — Ага. Вот показали твою физиономию в новостях, и теперь все Колорадо считает, что по улицам бродит опасный маньяк, — я сходила в прихожую и достала из пакета сметану. – Садись, я лицо тебе намажу. Эдвард присел на край дивана и застыл. — Если будет больно – скажи. Но я постараюсь поаккуратней, — сказала я ему, садясь рядом. Эдвард молча повернулся ко мне. Набрав на пальцы сметаны, я очень осторожно прикоснулась к коже его лица. Лоб, щеки, подбородок, нос постепенно покрывались густой белой массой. Периодически я встречалась взглядом с Эдвардом, он смотрел доверчиво и просто. Если бы я делала такую маску себе, то уже давно бы сама над собой хихикала, но во взгляде карих глаз парня было что-то, что не давало посмеяться над ним. — У тебя будут неприятности из-за меня? – спросил он неожиданно. Я на мгновение остановилась. — О чем ты? Никаких неприятностей. — Люди думают, что я маньяк? Ой, а я ему сказала, что ли? Впрочем, пусть лучше знает, будет осторожней. Я прикоснулась к потрескавшимся губам Эдварда и успокаивающе произнесла: — Не переживай. Поживешь пока здесь, если хочешь. Люди через неделю найдут себе нового маньяка, а о тебе забудут. Сложнее нам будет завтра, потому что приедут мои родные, и спрятать тебя в однокомнатной квартире будет непросто. Одна надежда на то, что ни мама, ни Рик не живут в Колорадо-Спрингс и местных новостей не смотрят. Я что-нибудь придумаю, о’кей? Эдвард кивнул. Я ободряюще улыбнулась ему и пошла мыть руки. На пороге я обернулась и еще секунду задержала взгляд на сидящем парне. Я представила Эдварда не таким худым, по-человечески загорелым, с уложенными волосами, со здоровым цветом лица… и с нормальными руками… Хм, размечталась. Ладно, вполне в моих силах сделать реальностью первые четыре пункта. Кто знает, может, тогда пятый будет восприниматься совсем иначе?.. *** На ночь пришлось разместить Эдварда на кухне, там у меня стояла вполне удобная тахта. — Если будет что-то нужно, ты знаешь, где меня искать, – сказала я парню, поправляя его подушку. Он кивнул. — Спокойной ночи, Эдвард! — Спокойной ночи. Уфф, наконец-то можно перевести дух… Я вышла на балкон и вдохнула ночной ветер. По небу бежали темные облака, предвещая изменение погоды. Пожалуй, можно сказать, что день все-таки удался, я ведь человека спасла! Хи, как патетично… Главное, Саманта, не забывай, что ты спасла человека, которого разыскивает полиция. И чудо, что никто не видел, как вы приехали. А завтра тебя навестит мамочка и Рик, и если миссис Ивейн обвести вокруг пальца может любой идиот, то с братцем обман не пройдет... Ладно, как говорит бабушка, утро вечера мудренее. *** Новый день начался со звонка мобильного. Я подобрала телефон с пола и, не открывая глаз, произнесла: — Алло… Голос лучшей подруги неумолимо вывел меня из царства Морфея. — Так. У тебя все в порядке? — Мммхм… — Сэм! Четче и конкретней! — Сколько времени?.. — протянула я. — Восемь утра! — А день недели?.. — Понедельник! Я испуганно села на диване, прикидывая, на чем сэкономить время по мега-срочным сборам на работу: на макияже, завтраке или отглаженных джинсах, когда услышала снисходительное Тинино: — Шутка. Сегодня воскресенье, Сэм. — Убью… — пообещала я подруге, падая обратно на подушку. — Я пока умирать не собираюсь. Да и ты, видимо, до сих пор жива, бодра и весела, чему я несказанно рада. — На счет «бодра и весела» это ты погорячилась, Тин… Ко мне сегодня мама приедет… И Рик… Мне не до веселья. Уже голову сломала, как им объяснить присутствие Эдварда. — Так ты, что же, намерена оставить этого… инвалида… у себя? Я возмущенно перебила: — Эй! Что за дискриминация! Он же не виноват, что у него… — тут я подумала, что Эдвард вполне может сейчас меня слышать, и убавила громкость. – Что ты предлагаешь? — Мм… Пойти в полицию? — Неправильный ответ. — Ну, тогда открыть входную дверь и сказать: «Эдвард! Ты свободен!» — Вряд ли это что-то даст… Нет, он пока останется у меня. — Детка, хочу сообщить тебе одну новость. — Валяй. — Ты свихнулась! Я хмыкнула. — И тебе не хворать… До связи… Вставать отчаянно не хотелось. Но на сегодняшнее утро у меня была запланирована уборка квартиры, что в связи с визитом мамы приобрело еще большую значимость, поэтому пришлось принять вертикальное положение. По пути в ванную я заглянула на кухню. Эдвард лежал на тахте, скрестив на груди руки, глаза его были открыты. Он повернул голову на звук моих шагов и сказал: — Доброе утро. — Салют… Как спалось? — Хорошо. — У нас сегодня важный день. День генеральной уборки и визита родственников. Короче, маленький катаклизм. Так что пора вставать и приводить себя и хатку в порядок… Кстати… — я вгляделась в его лицо. – А ты гораздо лучше выглядишь! Чудодейственная сметанка попалась… — Моя кожа быстро восстанавливается, если я не режусь, — сообщил Эдвард. — Э, да ты из рода суперменов? – подколола я его. Он непонимающе чуть нахмурил брови. Я махнула рукой: — А, забей… Стоя под душем, я обдумывала легенду Эдварда, которую собиралась преподнести маме в качестве наживки. К примеру, он может быть знакомым Стива (мама все равно не знает Стива), приехавшим на операцию… эээ… по смене протезов… куда он приехал?.. О! в военный госпиталь Колорадо-Спрингса! И пока там не освободилась койка, он живет у меня, и… Мда. Бред какой-то. Чем объяснить, что у него ножницы, а не обычные силиконовые руки? Как тут придумать что-то правдоподобное, если Эдвард молчит, как партизан?.. Охохо… Ладно, будем давить экспромтом. Я завернулась в халат и вышла из ванной. Эдвард сидел на тахте, повернув голову к окну. «Десять минуток без меня он переживет», — решила я и пошла сушить волосы. Но наведение марафета заняло у меня не десять минуток, а все тридцать... Когда я намазалась кремом, опять зазвонил телефон. И на этот раз меня осчастливил вниманием братец. — Крошка Сэм! Давно не виделись! — Рик, сколько тебя просить не называть меня крошкой? — Ты младше меня на пять лет, кто же ты, по-твоему? — Ладно, не будем. Ты подъедешь к двум сегодня? — Может быть. Может, не к двум. Может, не подъеду… Шутка! Я должен сказать вам с мамой одну очень важную вещь, поэтому постараюсь не опоздать. Я хихикнула. — Женишься на Кэтти? — Ммм… Ну ты не могла из вежливости сделать вид, что не знаешь, о чем я? — судя по голосу, Рик расстроился, что сюрприза не будет. — Ой, прости! При маме сделаю вид, что ничего не знаю! Ха-ха!.. Слушай, а у меня для вас тоже будет сюрприз… — Ты наконец-то завела себе парня! – радостно воскликнул Рик. — Хм, не знала, что парни – это порода собак. Нет, я… Видишь ли… — Так, давай не тяни, говори правду, одну только правду, и ничего, кроме правды. Правду? Хорошо, Рик. Напросился. — Я вчера подобрала на трассе бездомного человека с протезами на руках в виде длинных ножей и оставила его у себя жить. Рик, кажется, попытался переварить информацию. — Мужика подобрала на трассе? — Ага. — Бомжа с протезами? — Ага. — И оставила у себя жить? — Да, до выяснения обстоятельств. — Крошка! Да ведь это же ВЕЛИКОЛЕПНО! – заорал мне в ухо Рик. Псих. — Ты чего кричишь?! Что конкретно великолепно? — Наконец-то в тебе проснулось простое человеческое сострадание! Сколько я тебя помню, ты всю жизнь думала только о себе. — Так я, по-твоему, эгоистка?? — Конечно, законченная эгоистка! Ну, вот, как выяснилось, не законченная. Умеет же комплимент сделать, зараза. — Рик, не трать деньги на оскорбление сестры, приедешь, бесплатно пооскорбляешь. — Все, до встречи! Уже лечу! – Рик рассмеялся и положил трубку. Странная реакция у него. Но, тем не менее, появился шанс, что мама тоже не воспримет ситуацию болезненно, она у меня вообще довольно флегматичная особа. Конечно, в идеале стоило бы сообщить ей, что Эдвард – русский, тогда она от восторга даже бы не заметила его рук, но вряд ли парень владеет языком, поэтому придется ему быть скромным американцем. Ладно, доживем до двух часов, а там видно будет, что к чему. А пока стоит что-нибудь перекусить. Я отправилась на кухню. Эдвард, как обычно, тихо-мирно сидел и о чем-то думал. — Эдвард, ты любишь тосты с сыром? – решила я рассеять напрягающее молчание. — Да. — А кофе пьешь? — Да. Хм, Эдвард, ты прекрасный собеседник. — Слушай, я тут поговорила с братом... – произнесла я, засовывая хлеб в тостер. — Похоже, он будет на нашей стороне. Самое главное – постарайся произвести хорошее впечатление на маму. Не молчи все время, это будет подозрительно выглядеть. Хорошо? — Хорошо, — согласился Эдвард. Гм, посмотрим. — И давай ты попробуешь есть вилкой, а не… руками. Никогда не пытался? — У меня не получится… — сообщил парень, глядя на лезвия. — А я помогу! – я села рядом с ним и положила вилку между лезвием его большого пальца и «ладонью». – Так, зажимай и не отпускай. Теперь поднеси вилку ко рту. Нда. Зрелище не для слабонервных. — Вот видишь, получается же! И не бойся, не порежешься ты уже, смелее! Эдвард выглядел, как испуганный птенец, которому предложили прыгнуть с высокой ветки. Он действительно смог донести до рта вилку, но при этом все остальные его ножи опасно лязгнули у самых глаз. Он, видимо, инстинктивно вздрогнул и отпрянул от собственной руки. Бедняга… — Все хорошо! Ты молодец! Отлично выходит! – приободрила его я, как детей у себя в группе в детском саду. Вроде подействовало. Парень немного расслабился и еще раз поднес вилку к губам. Потом еще раз. Затем взглянул на меня поверх лезвий. И как у него так выходит – улыбаться одними глазами?.. Дзинькнул тостер. Пришлось вставать и мазать тосты маслом… После завтрака я занялась уборкой, а Эдварда усадила на балконе (приспустив жалюзи от посторонних глаз) с электронной книгой. Обращение с ней он освоил довольно быстро, и я открыла ему первый попавшийся файл из своей подборки, после чего полностью смогла погрузиться в атмосферу мусора и пыли. Через полчаса Эдвард зашел в комнату и как-то виновато сказал: — Текст… закончился. Уфф… Надо было ему чего-нибудь подлиннее поставить… Я стащила перчатки и взяла у Эдварда книгу. Эээ… Сто сорок пять страниц «Звездного пути» за полчаса?! — Ты что, в шахматном порядке читал, через слово? – поразилась я. Эдвард удивленно вскинул брови. — И понравилось тебе? Парень кивнул. Так… Посмотрим, на сколько тебе хватит (злая, злая девчонка!) «Властелина колец». Эдвард удалился, а мне оставалось только размышлять о восхитительной технике чтения у некоторых бездомных путешественников и продолжать мыть пол. Часы показывали 10.30. *** К началу двенадцатого я уже могла сказать, что мне не стыдно впустить в квартиру брата, еще через полчаса я могла без угрызений совести принять маму, а если бы я продолжила доводить помещение до совершенства, то без сомнений пригласила бы к себе потенциального претендента на руку и сердце. Но так как его в моей жизни не наблюдалось, то я решила остановиться. Эдвард все еще читал, я видела его через открытую балконную дверь. Было забавно наблюдать за меняющимся во время чтения выражением его лица. То оно было восторженно-удивленное, то серьезное и сосредоточенное, то радостное, то печальное… Так сопереживать сказке умеют только дети. Из размышлений меня вывел звонок в дверь. Я с сожалением пошлепала в прихожую. — Рик?! Ты почему так рано?! — Сэм! – мой брат ввалился в квартиру, чмокнул меня в щеку и бросил рюкзак на тумбу для обуви. – Я тоже безумно рад тебя видеть! Показывай давай своего избранника! — Рик, если ты будешь при нем отпускать свои шуточки, я тэбя зарэжу! – предупредила я, сверля глазами физиономию сродника. — Все-все, не нервничай, крошка… Хорошо, не крошка. Кто же?.. Деточка? Малышка? Маленькая сестренка? — Меня сейчас вырвет, — мрачно сообщила я и пошла обратно в комнату. — Эй, ну я же пошутил! Рик как всегда в своем репертуаре… Я не стала дослушивать язвительные замечания брата и вышла на балкон. Надо подготовить Эдварда, боюсь, у него будет шок. — Ты что, прибиралась здесь?! Сэм, да ведь снег пойдет!.. – донеслось сзади. Эдвард уже не читал, а стоял лицом к двери, не решаясь, видимо, пройти в квартиру. — Твой брат приехал? – спросил он. — Ага… — кивнула я. – Ты, самое главное, запомни, что не все его слова надо воспринимать всерьез, о’кей? Он отличный парень, душа компании, но иногда перебарщивает… — Пере… барщивает? – на лице Эдварда нарисовалось озадаченное недоумение. Я вздохнула, подбирая синоним. — Ну… Перегибает палку, понимаешь? Нет, не понимаешь… — Мой словарный запас вдруг показался мне весьма скудным. — Эээ… Не может вовремя остановиться! Короче, говорит лишнее, то, что говорить не надо! Понял? Эдвард кивнул. Я уже было собралась двигать в комнату, но меня остановил его робкий оклик: — Сэм… — Да, Эдвард? — А кто такие эльфы? – спросил он, поднимая вверх зажатый в лезвиях бук-ридер. О, нет… — Слушай, давай про эльфов поговорим позже, хорошо? – взмолилась я, давясь от смеха. Парень кивнул и опустил руку, несколько разочарованно, как мне показалось. Боюсь, у него были вопросы не только про эльфов. Рик уже обосновался на кухне, выгружая из рюкзака на стол какие-то свертки. Он обернулся, когда мы вошли, и сразу жизнерадостно устремился к Эдварду, протягивая руку. — Привет, приятель! Эдвард, кажется, приложил большие усилия, чтобы не отшатнуться от Рика. Тревожно глянув сначала на меня (я ободряюще кивнула), потом на моего брата, Эдвард медленно и аккуратно поднял свою правую руку. Лязгнули лезвия. Я посмотрела на Рика. В его глазах зажглись лукавинки, он улыбнулся и осторожно пожал Эдвардову руку ближе к запястью. Самообладание у него, конечно, шикарное. — Ричард, — представился он. – Брат этой особы, — и он махнул головой в мою сторону. – Для друзей – просто Рик. — Эдвард… По выражению лица моего брата совершенно невозможно было понять, какое впечатление на него произвел новый знакомый. Тем не менее, судя по долгому испытующему взгляду, Эдвард его заинтересовал. — Рик, ты был чем-то занят, кажется? – напомнила я ему, видя, что Эдвард уже начал волноваться. — Собирался готовить обед, радость моя. Тебе же это в голову не пришло, — Рик ехидно глянул на меня и вновь вернулся к сверткам. Я покраснела и сообщила: — Вообще-то просто некоторые приходят не ко времени! Я бы приготовила! Не нашел ничего лучше, чем позорить меня перед Эдвардом… — Да-да, лапшу быстрого приготовления… — издевался Рик, вытаскивая из пакетов овощи и банки с приправами. О-о-о! Ну что за невозможный человек! — Расслабься, Сэм, — он похлопал меня по плечу. – В общем, сейчас моешь руки и мелко режешь помидоры, капусту и лук. Ты, Эдвард, чистишь картошку. А я займусь рыбой. Какое ни с чем не сравнимое удовольствие, когда тобой руководят… Начинаю уже забывать его, живя на этой квартире. — Эдвард, отлично выходит! – похвалил Рик, разглядывая тончайшую кожуру, срезанную одной лентой с каждой картофелины. — Спасибо… — проговорил парень, на секунду подняв глаза. Он работал оставленным открытым лезвием большого пальца, и у него так быстро получалось, что позавидовала бы любая техника. Мне показалось, что эта работа доставляет Эдварду удовольствие, потому что в выражении его лица я уловила какие-то новые нотки оживления и увлеченности. Кажется, я знаю, кто теперь в этом доме будет чистить картошку. — …А вот Саманта Ивейн не старается, филонит, лук у нее ломтями порезан, а не мелко, как я просил, — повернулся Рик ко мне. Я заскрежетала зубами, но промолчала. Чем больше спорить с Риком, тем на большее можно нарваться. — Но я ее великодушно прощаю, и в награду за терпение ей достается право попробовать сей бульон на соль! – и братец поднес ложку с горячей жидкостью к моему лицу. — Смиренно отказываюсь от вашей милости, сир, — буркнула я, пытаясь по второму разу покрошить лук еще мельче. — Хорошо! – пожал плечами Рик. – У тебя был шанс поучаствовать в супе, ты его упустила. Все лавры достанутся нам с Эдвардом! Я покачала головой. Хоть он и невыносим, но Кэтти все-таки очень повезло. Рик при всей показной легкомысленности умел с обаянием находить подход к любому человеку. В связи с этим он имел хорошие отношения с большей частью населения Земли и кучу полезных знакомств. — Эдвард, ты в наших краях надолго? – спросил Рик словно невзначай, как у простого приезжего. Эдвард неуверенно взглянул на меня. — Он в наших краях настолько, насколько потребуется, — выручила я парня. — Путешествуешь по стране? – не отставал Рик. Ох, надо было все-таки с ним предварительно все обсудить… — Рик, я уверена, что когда появится мама, она будет задавать те же самые вопросы. Может, закончим этот разговор? – предложила я. — Может, и закончим… — сказал Рик голосом, внушавшим сомнения, и вдруг повернулся ко мне. – Сэм, принеси из комнаты мой телефон, пожалуйста, у меня руки в масле. Не очень-то хотелось оставлять их наедине. Но, тем не менее, я сходила в комнату, окинула взглядом помещение, и только спустя несколько секунд до меня дошло, что Рик сюда не заходил, и не мог оставить здесь свой телефон. Вот хитрец! С этой мыслью я понеслась обратно и уперлась носом в закрытую кухонную дверь. — Рик! Что еще за новости?! – я возмущенно хлопнула ладонью по деревянной облицовке. Задвижка была повернута с той стороны. — Спокойно, сестренка, у нас мужской разговор, — донеслось до меня из-за двери. Внутри похолодело. Я прислушалась. — Вот что, Эдвард. Ты не волнуйся так, сейчас открою. У тебя клаустрофобия, что ли? Не суетись. Я тебе просто хочу сказать одну вещь. Сядь. Так вот, я не знаю, кто ты, откуда ты и куда ты. Я не знаю, зачем тебе эти странные протезы… — Меня не закончили… — прошелестел голос Эдварда. — Ммм, сочувствую. Но запомни одно: Сэм – моя сестра. Единственная и горячо любимая. Если с ней случится что-то нехорошее, и ты в этом будешь замешан, тогда держись. Я выйду на тропу войны. Сэм, может, и кажется независимой пофигисткой, но пороха в жизни еще не нюхала, и что такое предательство, она не знает. Она открыла для тебя двери этого дома, — не знаю, чем ты ей так приглянулся, — но постарайся оправдать ее доверие, о’кей? — Я не причиню ей зла, — тихо сказал Эдвард. – Сэм очень добра ко мне. — Хм… Ну-ну. Ладно, если что, я предупредил. Может, я и сужу предвзято, но волноваться за сестру запретить никто не может. Извини, если что, парень. Повернулась защелка, я распахнула дверь. Эдвард сидел на тахте, с опущенной головой, поникший и какой-то бесцветный. Рик с необычно серьезным для него лицом резал хлеб. — Можно тебя на секундочку, — зашипела я без вопросительной интонации и потащила Рика за локоть в комнату, а оттуда – на балкон. После того, как балконная дверь была прикрыта, я дала волю своему гневу. — Ты в своем уме?! Зачем ты его напугал?! Эдвард только начал оттаивать, я надеялась, что он хоть что-то расскажет о прошлом, а ты мне все испортил! Ты ранил его чувства! — Саманта, ты ведешь себя, как маленькая! У тебя инстинкт самосохранения вообще на нуле, да? С этими ножами парень потенциально опасен для жизни. — Что за глупости, Рик! Эдвард – совершенно безобиден! Он как ребенок, понимаешь? — И с каких это пор тебе нравятся инфантильные молодые люди? — Ты чудовище! Кто здесь вообще говорил слово «нравится»?! — А, я, кажется, понял… Он игрушка для тебя, Сэмми… — на лице Рика появилось странное выражение отчужденности. — Во-первых, не зови меня «Сэмми»! – еще больше вспылила я. – А во-вторых, не выдумывай! — Когда наиграешься с ним и захочешь выбросить, смотри, не порань его чувства, — и с этим словами Рик вышел с балкона. Я несколько раз глубоко вздохнула, стараясь не выпустить наружу слезы, подступившие уже к горлу. Было обидно и больно слышать такое от собственного брата. А я-то думала, Рик на моей стороне… Нет, формально, он именно на моей стороне, только мне от этого мало радости. И Эдварду тоже. Ой-ой, а сейчас еще мама придет… Почему жить так сложно?.. Скорей бы уже кончился этот день… *** Стоило подумать про маму, как в дверь опять позвонили. Я внутренне собралась, пожелала себе удачи и, скрепя сердце, отправилась открывать. Но Рик уже был в прихожей и отпирал замок. Конечно, на пороге стояла мамочка, сияя улыбкой во все тридцать два. — Мамуль, привет! Выглядишь сногсшибательно! – вполне бодро сказал мой брат (умеет притворяться, злодей). — Привет, мои родные! Ричи… — она поцеловала его, — Сэмми… — потом меня. – Я так по вам скучала, просто сил нет! Мамин неизменно позитивный настрой обычно передавался всем окружающим. Жаль только, что она постоянно забывала, что мы с братом не выносим, когда она нас зовет «Ричи» и «Сэмми»… Но в настоящий момент у меня даже не было желания что-либо отвечать. Конечно, пришлось выдавить из себя дежурное «привет», но на большее меня не хватило. Я обернулась и посмотрела в кухню на ссутулившегося Эдварда, по-прежнему сидящего на тахте. От него просто физически веяло тоской и безнадегой. Он, кажется, почувствовал мой взгляд и поднял глаза. Я не выдержала немого вопроса, подошла к нему, присела рядом и тихо сказала: — Я же говорила, что он иногда перебарщивает… Ты не обижайся на него… Пожалуйста… Эдвард отвел взгляд. — Я не обижаюсь… Мне уже говорили эти слова. Там… — В больнице? – уточнила я, насторожившись. — Нет. Там, где я жил… И тут в кухню зашли мама и Рик. Нет, ну почему сегодня все всё делают не вовремя?! — Мамочка, мы с Сэм хотим познакомить тебя с нашим новым другом Эдвардом, — вдруг выдал братец во всеуслышание. — Он путешествует по стране с цирком шапито, работает шпагоглотателем, очень неординарная личность, он тебе точно понравится! Я поперхнулась непонятно чем и вытаращилась на Рика, как на восьмое чудо света. А он за маминой спиной делал мне какие-то знаки, смысл которых до меня так и не дошел, — слишком уж меня ошарашила новость о шпагоглотателе. Мама же мило улыбнулась Эдварду, бросив взгляд на его руки, и произнесла: — О, Эдвард, рада познакомиться! Это ваш цирковой реквизит? Эдвард медленно поднялся с места и сказал: — Мне тоже очень приятно познакомиться, миссис Ивейн. На счет реквизита ему было ответить, конечно, нечего, но его вновь выручил Рик: — Да, мам, это чтобы не расслабляться, Эдвард вечером выступает, — тут брат наклонился ко мне и сквозь зубы прошептал: — Долго в молчанку играть будем?.. Скажи хоть что-нибудь… Я откашлялась и, наконец, выговорила: — Ааа… Мам, может, пообедаем? — Пять баллов… — покачал головой Рик и снова вернулся к образу заботливого сына: — Да, садись, мамочка, мы тут суп сварили, салатик сделали. Супчик – наших с Эдвардом рук… дело, а вот за салатик можно ругать Саманту. — Ричи, когда я долго тебя не вижу, я начинаю отвыкать от твоих милых шуточек… — с улыбкой покачала головой мама. Братец сделал вид, что это не про него, и встал рядом с нашим гостем. — Сэм, накрывай на стол, а мы с Эдвардом принесем стулья из комнаты, — сказал Рик, уводя ничего не понимающего парня. На этот раз я не посмела ему мешать. — Сэмми, какой симпатичный молодой человек, — шепотом восхитилась мама, радостно сияя глазами. – Правда, то, что он носит с собой реквизит для выступления, говорит о некоторой эксцентричности, но это так необычно, правда? Она у нас просто очаровательная. И совершенно невозмутимая. И, похоже, забыла сегодня надеть линзы… — Да, мам. — А тебе не показалось, что на нем такие же брюки, какие были у Ричарда в прошлом году летом? — Ммм, не обратила внимания… — вздохнула я и начала разливать суп по тарелкам. Вернулись Рик с Эдвардом; Рик нес два стула, а Эдвард был переодет в рубашку. Хм, да, что-то я не сообразила, что не дело обедать в майке. Если бы я все еще не была обижена на брата, я бы его расцеловала. Рик собрался сесть между мной и Эдвардом, но я его опередила. — Рик, будь добреньким, поухаживай за мамой, — шепнула я брату с вымученной улыбкой. Он стрельнул глазами в сторону нашего «нового друга», но послушался. Я усадила Эдварда на максимальное отдаление от родных и, заметив его испуганный взгляд на приборы на столе, тихо сказала: — Ничего не бойся, ложкой едят практически так же, как вилкой, у тебя получится. Парень скосил на меня глаза и нерешительно кивнул. Пока Рик отвлекал маму выбором хлеба, я вложила в правую руку Эдварда столовую ложку. Сосредоточенность и осторожность, с которой он приступил к трапезе, притянули не только мамино внимание, но даже наше с Риком. Правда, эмоции, с которыми мы наблюдали за первой ложкой, отправляющейся к Эдварду в рот, были разные. Мама с легким удивлением и умилением смотрела, как циркач-путешественник ест с помощью реквизита; Рик, видимо, мрачно ожидал, что Эдвард сейчас выткнет себе глаз одним из ножей, а я просто болела за парня, как за любимую бейсбольную команду. Эдвард нас не разочаровал. Все вздохнули с облегчением и вернулись к своим тарелкам. Эдвард опять скосил на меня взгляд и улыбнулся одними уголками губ. Я улыбнулась в ответ. — Ну что ж, мы собрались сегодня здесь, потому что… — торжественно начал Рик. — …Потому что давно не собирались вместе! – закончила мама. — Кх-кх… Да нет, не поэтому. У меня есть для тебя… и для Сэм новость. — Да, дорогой! Мы слушаем. Ну, мам, это же очевидно… — Я сделал предложение Кэтти, и она согласилась выйти за меня! – осчастливил нас наконец Рик. Я вспомнила, что обещала принять вид, будто я впервые это слышу. — Да ты что?! – я понадеялась, что это прозвучало натурально, но Рик скривился и в тон ответил: — Прикинь, да? Я пнула его под столом, он отомстил, но мама так блаженно смотрела на него, что мы, переглянувшись, решили не продолжать. — Ри-ичард… Это восхитительно, родной… — мама сжала руку Рика, ее глаза сияли. – Вы уже назначили день свадьбы? Вы будете венчаться в нашей церкви? — Да, мам, венчаться будем у нас, а вот день свадьбы надо будет обсудить с отцом Джозефом… — Иосифом… — мягко поправила мама. — Ма, мне этого не выговорить, ты же знаешь. Тем более он разрешил называть его как угодно. — Хорошо, милый… — В общем, я надеялся все с ним обсудить в субботу. Мы же едем на службу? — Конечно, ведь праздник. Да, Сэм? – взглянула на меня мама. Я знала, что мой отказ – это единственное, что может вывести ее из состояния светлой радости, поэтому кивнула. Из нас троих, как ни странно, наиболее религиозным был Рик, но мама гораздо сильнее него расстраивалась, если я говорила, что у меня дела в какой-нибудь праздничный день, и я не смогу быть на службе. Она очень держалась за веру предков – мы ходили в православную церковь. Точнее, не ходили, а ездили — в единственный на весь штат православный храм в Денвере. — Вот и отлично! – довольно откинулся на спинку стула Рик. – Ну, как вам суп? — Очень хороший суп, сынок, вы с Эдвардом – просто мастера своего дела, — мама ободряюще улыбнулась, взглянув на гостя. Тот то ли действительно поверил, что он варил этот суп, то ли был под впечатлением от удачи с ложкой, но расплылся в улыбке. Я едва сдержалась, чтоб не хихикнуть: до чего у Эдварда было забавное лицо в тот момент… Когда он улыбался, серьезной было оставаться невозможно. Я взглянула на брата. Рик смотрел уже гораздо благожелательней и тоже усмехался. Мама же, похоже, была от Эдварда в полном восторге. Так, кажется, пока все идет хорошо… Обед плавно перетек в чаепитие, а потом мы все отправились в комнату. Эдварда я отвела на балкон. — Нам осталось продержаться еще немного, — прошептала я и подала ему электронную книгу. Эдвард молча уселся в кресло. Я вернулась в комнату. Рик в этот момент сидел на диване и безрезультатно нажимал на кнопку на телевизионном пульте. Он уже с досадой полез было внутрь пульта за батарейками, как заметил валяющийся на полу шнур. — Слушай, сейчас новости ваши будут, включи телек в розетку, Сэм. У меня внутри все оборвалось, когда я представила, что мама с Риком могут увидеть в новостях, но тут же вздохнула с облегчением. — Знаешь, а он у меня сгорел вчера. Напряжение стало скакать в сети, не иначе, военные над чем-то колдуют. — Ммм… Как же ты без последнего сезона «LOSTа» жить-то будешь? — Дорогой, не переживай, у нее есть еще один телевизор, — успокоила мама Рика и повернулась ко мне. – Сэмми, а почему ты оставила Эдварда? Это невежливо, детка… Если он хочет подышать воздухом, ты могла бы составить ему компанию. И почему бы вам не прогуляться?... Мама, я тебя умоляю… — Знаешь, мы лучше на балконе пообщаемся, — поспешила сообщить я и свалила из комнаты. Рик хмыкнул, но оставил мою фразу без комментариев. Когда я вышла на балкон, закрыла дверь и упала в кресло напротив Эдварда, он поднял на меня глаза и спустя пару секунд спросил: — Они уже ушли? — Неа, — ответила я, прикрыв глаза. – Сейчас будут полчаса свадьбу обсуждать, потом мама станет рассказывать про конференцию, потом опять перейдут к свадьбе… Ничего интересного. Я лучше здесь посижу. — Сэм… Я открыла глаза и улыбнулась: — Кто такие эльфы, да? — Нет. Что такое «свадьба»? Я обалдела. Откуда ты все-таки взялся, парень? — Эээ… может, лучше про эльфов?.. Эдвард молчал и вопросительно взирал на меня из-под упавшей на глаза пряди волос. Мда, надо было начать не со «Звездного пути», а с «Белоснежки». Свадьба, свадьба… Это мое больное место — вот, что это такое… — Видишь ли, если два человека любят друг друга, они стремятся объединиться, создать семью и устраивают свадьбу… Ну, кто просто расписывается, кто-то венчается в церкви, — фишка в том, что их отношения теперь узаконены, понимаешь?.. Это как бы такая церемония… Ох, слушай, это сложно, я тебе лучше потом какое-нибудь кино со свадьбой покажу по ноуту для наглядности, хорошо? На лице Эдварда отражалась напряженная работа мозга. Я поняла, что дала ему гораздо больше вопросов, чем ответов, и вздохнула: — Извини, я плохо объясняю… Давай не будем про свадьбу, не дай Бог, мама услышит, мне конец тогда. Она меня уже пару лет за каждого встречного готова выдать. Мама просто все время забывает, что в Штатах не считается чем-то позорным, если девушка в двадцать четыре – не замужем… — тут я заметила, что парень вообще потерялся в мыслях, и переключилась на тон, которым я обычно рассказывала детям в тихий час сказки. – Так, давай лучше про эльфов… Эльфы – это такие сказочные существа, волшебный народ, который живет в лесах и долинах рек… Через час Рик заглянул на балкон. — Чем занимаетесь? — Общаемся, — пожала я плечами. — Молодцы. А вот нам уже пора. Мы с Кэтти заедем за тобой в эту субботу утром. Надеюсь, все будет в порядке, — полувопросительно закончил он, метнул предупреждающий взгляд в Эдварда и пошел в прихожую вслед за мамой. — Не бери в голову. И побудь лучше здесь, ладно? — шепнула я своему собеседнику и отправилась провожать родных. — Эдвард остается? – с некоторым удивлением поинтересовалась мама, надевая босоножки. — Да, мам, — ответил вместо меня Рик. – Они с Сэм сейчас пойдут к Эдварду на представление. — О, как мило, что он пригласил тебя! – восхитилась мама и коснулась моей щеки. – Сэмми, отдохни хорошенько! — Непременно, мам, — я обняла ее, потом подошла к Рику. — Хоть ты и зараза, но я все равно тебя люблю, — тихо сказала я ему на ухо. Рик улыбнулся и разлохматил мне волосы, совсем как в детстве. — Береги себя, детка. Я заперла за ними дверь и только тогда смогла расслабиться… *** Воскресный вечер мы с Эдвардом провели – смешно сказать! – в тишине за чтением. Он добил-таки в этот день «Властелина колец» вместе с приложениями, и я поставила ему «Хоббита», а сама занялась корректурой гранта, который писала для местной эмигрантско-русской организации по маминой наводке. Я и так слишком затянула с этим заказом, а завтра уже надо в садик ехать на основную работу, вот и пришлось тратить весь вечер на вычитку описания идеального детского лагеря и его идеальной программы, для реализации которой следовало выбить деньги… Эдвард читал на балконе, ни о чем не спрашивая: видимо, приложения ему немного прояснили ситуацию в Средиземье. Что ж, мне спокойней… или это я себя так убеждаю, что мне спокойней? Периодически появлялись мысли «А что он там?.. а как он там?..» Хм, Сэм, у тебя навязчивые идеи? Я тряхнула головой и снова сосредоточилась на документе. Но ненадолго. Зазвонил мобильник. Номер был мне незнаком. — Сэм? Привет, это Байер… — О! Привет! – я слегка удивилась совпадению – Байер был одним из активистов-эмигрантов. – А я тут как раз вам грант доделываю… Надеюсь, сегодня смогу уже прислать готовый вариант. — Ммм… Класс. Но я не совсем по этому поводу звоню. Мы с ребятами тут собираемся во вторник вечером у меня дома, обсуждаем планы на август, не хочешь присоединиться? Это было настолько неожиданное предложение, что я даже призадумалась. Компания Байера мне, в принципе, нравилась, все молодые люди и девушки, входившие в нее, были вполне приличными, хотя и не в меру социально-активными, на мой взгляд. Но особо близко ни с кем я знакома не была, с чего бы им звать меня на свои посиделки? Только потому, что я – второе поколение русских эмигрантов? — Знаешь, у меня нет планов на вторник, но… Давай я позвоню тебе завтра и сообщу, смогу ли я подъехать? — Ну, давай так… — несколько расстроено, как мне показалось, ответил парень. — Скажи на всякий случай адрес, — поспешила я исправить положение. Байер продиктовал свои координаты, мы мило попрощались и отключились. Я еще минутку посидела перед ноутбуком, потом махнула рукой на дальнейшие мелкие корректировки и отослала текст гранта на ящик Байера. Вух, с делом покончено! — Эдвард! Ты как там? – спросила я в пространство. Судя по звяканию лезвий, он встал с кресла. Да, так и есть – появился в дверном проеме. — Я в порядке. До конца книги – 40 страниц. — Молоток… — одобрительно протянула я. – Скоро будешь знатоком Профессора… — Профессора? – вскинул брови Эдвард. Странно: молотку он не удивился … — Ты не знаешь, что такое «профессор»? — «Профессор» — это мой отец. Я внутренне собралась и, стараясь не вспугнуть момент истины, потянулась, разминая спину от долгого сидения в моем обычном при работе с ноутом сгорбленном состоянии. — Ммм… А как звали твоего отца? – спросила я будто бы между прочим, закрывая ноутбук и смахивая соринки со стола. — Профессор… Стюарт Прайс, — с запинкой выговорил Эдвард, словно с трудом вспомнив имя. — Значит, твое полное имя – Эдвард Прайс? Эдвард смотрел на меня, непонимающе моргая. — В Тампе меня звали Эдвард Руки-Ножницы. — Ну, Руки-Ножницы – это не фамилия, — хмыкнула я, поражаясь неоригинальности жителей какой-то Тампы. -Так меня называли, — чуть отрешенно проговорил Эдвард, отведя взгляд. — А где это – Тампа? – перешла я к следующему пункту, боясь, что он сейчас отключится от реальности и снова ничего конкретного не скажет. Но он не сказал ничего по другой причине. — Я не знаю. Это далеко. Где ты, мой родимый интернет… Я снова открыла ноут и набрала в гугл-картах Тампу. Эдвард, ну ты даешь! Тампа – во Флориде! Сколько же ты прошагал… — Слу-у-ушай… — я обалдело глядела на расстояние в пол-США. – И ты все время пешком шел?! — Да. — И чего тебя понесло в такую даль… Эдвард молчал, словно что-то припоминая, и я уже подумала было, что парень «ушел -в-себя-вернусь-не-скоро», но тут он сказал: — Мой дом разрушили. Землю на холме забрали под… — он с трудом выговорил нераспространенное в его лексиконе слово, — …торговый центр. Никто не знал, что я там живу. Ой-вэй… Прям страсти какие-то с отбиранием жилища и захватом земель. — А почему ты не пожаловался в полицию? — Полиция не знала, что я там живу. Никто не знал. Да, я туплю, извини, дружок, ты уже сказал, что никто не знал, а я переспрашиваю про полицию… Но все же… — И сколько лет ты так жил, скрываясь? – этот вопрос меня интересовал не меньше первоначального местоположения парня. Эдвард замолчал, как в тот раз, когда я спрашивала, сколько лет назад умер его отец. Но я не могла ждать. — Эдвард? Он посмотрел на меня серьезно и немного грустно. — Люди в больнице не поверили мне, когда я сказал, сколько мне лет. Они говорили, что так не бывает. Я решила подбодрить парня. — Хм, я, пожалуй, постараюсь поверить. Ты ничего не теряешь. Не выгоню же я тебя на улицу из-за того, что тебе сороковник! – я бросила наживку, и Эдвард клюнул. Только от следующей его фразочки мне легче не стало. — Отец создал меня в 1895 году. Что это? Вранье?.. Или ему так сказали, а он поверил? Елка-палка, зачем я спрашивала только?! — А сейчас какой год, ты знаешь? – мне на секунду показалось, что я разговариваю с умалишенным. — Две тысячи пятый, — ответил Эдвард, остававшийся тем не менее самим собой. — Значит тебе… э-э… сто десять лет? — Сто девять. В сентябре будет сто десять, — уточнил Эдвард. Ммм, круто. Юбилей у человека… Что обычно дарят на стодесятилетие молодому парню?.. О, у Саманты крышеснос! — Да-а, — я задумчиво взглянула на Эдварда (тот все еще стоял в дверном проеме). – Знаешь, а мне, честно говоря, без разницы. Двадцать, сорок, восемьдесят, хоть сто пятьсот – мне все равно. Нет, интересно, конечно, как ты сохранился так хорошо, но в принципе сама эта информация меня ни на что не вдохновляет и ничего мне не дает. — Люди из больницы хотели узнать, почему я не старюсь, как другие… — вдруг самоинициативно произнес Эдвард. Может, это его волновало? И мне интересно. — И как, выяснили? — Я ушел оттуда, потому что мне не понравилось. Они втыкали в меня иголки. — Ты когда-нибудь у врачей был вообще? Они все время втыкают иголки. Это же нормально! Эдвард, кажется, не понял, как неприятное может быть нормальным. Ничего, жизнь тебя еще научит. Хотя… если за сто лет не научила… — И вообще, Эдвард, что это за больница такая, откуда ты так просто ушел? Тут я поняла, что парень выдохся. Или я ему опять про что-то напомнила ненароком, или батарейка села (кстати, что значит «Отец создал меня»?...), но тем не менее Эдвард не ответил. Что ж, решила я, оставим на следующий раз. Прогресс на лицо. Я уже знаю, где он жил, как добрался до Колорадо-Спрингса, — сколько ему лет, в конце концов! Завтра попробую еще раз порасспрашивать. — Ладно, забей на все. Давай-ка закрывай балкон, а то что-то холодом тянет. И спать уже надо ложиться, а то мне завтра на работу. Эдвард кивнул и зашел в комнату, закрывая за собой дверь. *** Я проснулась ночью от невероятного раската грома. Гроза бушевала на всю катушку. Я полежала пару минут с открытыми глазами, слушая бьющийся в стекло дождь. Звуки бушующей природы всегда напоминали мне последний семейный поход с отцом, когда гроза застала нас на берегу озера, где мы остановились на рыбалку. Помню, папа побежал к машине прятать от ливня наши вещи, а я, тогда десятилетняя, ужасно боялась, что молния ударит в палатку, где я сидела. Рик, помогавший отцу, забрался внутрь палатки, стаскивая с себя мокрый дождевик (наверно, услышал мой рев), прижал меня к плечу, гладил по волосам и говорил что-то успокаивающее, пока я не заснула. Кажется, именно после того случая я стала доверять брату даже больше, чем папе с мамой. Но грозы с детства по-прежнему не переношу. Порыв ветра резко дернул балконную дверь. Я, слегка перепугавшись, встала, чтобы закрыть задвижку (Эдвард вечером не сделал этого), заодно пошла, заглянула на кухню – захотелось почувствовать, что я не одна посреди грозы. Эдвард сидел на своем ложе и смотрел в окно. На фоне темного проема выделялся силуэт парня с чуть взъерошенными волосами; правой рукой Эдвард касался рамы, и черные лезвия придавали какую-то готичную сказочность его образу в ту минуту. — Эй… — я окликнула его, чтоб не напугать, и улыбнулась (хотя вряд ли это было видно в темноте). Эдвард обернулся на голос — только глаза блеснули. Но мне почему-то захотелось увидеть его лицо сейчас. Я зажгла свечу – один из декоративных, никому не нужных подарков-отдарков, что стоял у меня на столе с Рождества – и вот, пригодился, наконец! Пламя мягко дернулось и неярко осветило кухню. Я подвинула к окну табуретку и села рядом с Эдвардом. — Тебе нравится гроза? – поинтересовалась я. — Да, — просто ответил он. — А мне – нет, — я отвернулась от окна и посмотрела на Эдварда. Он неподвижно разглядывал потоки воды, сбегавшие по стеклу с той стороны. Может, гроза тоже что-то напоминала ему? — Поэтому я… рада, что ты здесь… — призналась я, подтягивая коленки к подбородку – благо, что была в пижаме. Парень скосил на меня глаза, улыбнулся, чуть шевельнул лезвиями и снова посмотрел за стекло. Теперь я ощущала ребенком себя, а Эдвард был моим хранителем. И это распределение ролей мне нравилось больше. Я тоже улыбнулась, обняла коленки руками, и мы с Эдвардом молча сидели и слушали уже негромкие раскаты грома и дробь дождевых струй по подоконнику. Слушали до тех пор, пока мои глаза не вспомнили, что сейчас ночь, и не стали слипаться в полудреме. Гроза уже стихла, и шел обычный дождь. Я нехотя слезла с табуретки, вздохнула и спросила: — Тебе свечку оставить или погасить? Эдвард посмотрел на меня, на свечу, опять на меня, и кивнул. — Оставить. — Ладно… Спокойной ночи… — Спокойной ночи. Я вернулась в комнату и завалилась обратно на диван. Как хорошо, когда рядом кто-то есть, — это была моя последняя мысль перед уходом в сон… *** Мне снилась моя свадьба. Я стояла на пороге Денверского храма, рядом со мной стоял жених – лица я не видела – перед нами что-то говорил священник, кажется, отец Александр, у него в руках был маленький поднос с обручальными кольцами. Я чувствовала невероятную радость и умиротворение — и ни грамма волнения. И в то же время я как бы видела себя со стороны, словно глазами кого-то из гостей: простое и скромное, но очень нежное белое платье с завышенной талией, наподобие тех, которые носили в Англии в девятнадцатом веке, белые атласные перчатки, волосы красиво убраны под венец фаты… Туфли были, правда, какие-то странные – хоть и белого цвета, но напоминали дешевые балетки, совсем без каблуков. И как это я рискнула при моих ста шестидесяти восьми придти в балетках на собственную свадьбу? Может, у меня жених низенький?! Я перевела мысленный взгляд на парня, стоявшего справа от меня, и опять не смогла разглядеть его лицо. Но, слава Богу, он был сантиметров на десять выше меня. Это меня очень обрадовало. А дальше началось самое интересное. Священник что-то говорил, говорил, и вдруг я смогла разобрать слова: «А теперь обменяйтесь кольцами в знак того, что ваши жизненные пути отныне неразрывно связаны…» Я взяла кольцо с подноса и приготовилась надеть его на безымянный палец суженного, но тут жених поднял свою руку, и я увидела длинные острые лезвия ножниц на месте ладони… «Ну, и как, по-твоему, я должна кольцо тебе надевать?» — недовольно спросила я у жениха и… проснулась. Пять минут я еще полежала, подумала… Потом посмотрела на часы… …И с криком внутри себя «Проспала-а!!!» понеслась в ванную. Утренний туалет занял минут семь, еще три минуты я потратила на натягивание на себя той одежды, что попалась под руку, две – на поиск сумки, одну – на вытаскивание мобильного из-под дивана («Как он туда попал, блин-нафик-сновымгодом?!»), и только после всех этих процедур я вспомнила, что в квартире еще имеется Эдвард. Я залетела на кухню… и резко затормозила, чтобы не врезаться в парня, который стоял почти на пороге. Удалось замереть сантиметрах в пяти от него. Но все равно это было слишком для меня близко. Я подняла голову и встретилась с внимательным взглядом карих глаз… Кажется, я покраснела (к тому же сон этот дурацкий в голову все лезет…) и отступила на шаг. — Ой… Эдвард… Ты… это… я тебя разбудила? – я мучительно вспоминала, что положено говорить с утра, но мысли были частью уже на работе, частью – еще в свадебном сне. — Я не спал, — просто, как всегда, ответил Эдвард. Меня более-менее привела в порядок эта уже такая привычная интонация (точнее, ее практическое отсутствие), и я вспомнила, что нужно сказать: — Ну, тогда – доброе утро! А я вот проспала, представляешь? Все из-за грозы этой, — я решила совместить разговор с дальнейшими сборами, и вернулась обратно в прихожую. – Теперь на автобус бежать, а обычно меня девчонки подбрасывают до места на машине. Если я через двадцать минут не буду на другом конце Колорадо-Спрингса – мне конец! Директор меня в гроб заколотит! — В гроб заколотит? – напрягся Эдвард. — Да нет, не заколотит, это я преувеличиваю для красного словца. Может, замечание влепит, — успокоила я его и себя, зашнуровывая кроссовки, потом взяла сумку и ключи. – Никому не открывай, никуда не ходи, будь паинькой и ешь все, что увидишь съедобного! – с этими словами я вышла в коридор. – Вернусь в шесть вечера! Эдвардово «до встречи» было перекрыто щелканьем ключа в замке. Уфф… На пару секунд я забыла, что опаздываю, и задумчиво посмотрела на дверь, осмысливая новую эмоцию по отношению к гостю. Но почему-то представилось, что Эдвард может наблюдать за мной сейчас в глазок из квартиры, и я пулей понеслась к лестнице… На улице светило солнце и подсыхали лужи. Я шла на повышенной скорости и успела на остановку в тот момент, когда там как раз притормозил автобус. Пройдя через турникет, я упала на сидение рядом с каким-то пожилым афро-американцем. Он недовольно глянул на меня и отвернулся к окну. Что это ему не понравилось? Я же ведь не вышла из дома в пижамной майке, правда? Эта мысль напугала меня, и я как можно незаметнее осмотрела себя. Вроде все в порядке: джинсы, рубашка, обувь, сумка… Ага, накраситься забыла… Но это тоже не причина меня разглядывать. Я вполне даже прилично выгляжу без косметики, не хуже всех. А, ладно. Может, у мужика просто плохое настроение сегодня. В детский садик на Рифл-роуд я прибежала спустя минуту по положенном времени. Директора еще не было; я с облегчением выдохнула и отправилась в свою группу. Моя напарница Джейн стояла перед зеркалом и подводила глаза карандашом. Она обернулась на звук шагов и снова вернулась к прерванному занятию. — Что, на макияже дома время сэкономила? – бросила я вместо приветствия. — На себя посмотри… — протянула она. – Я хоть расчесалась перед выходом… Я тоже подошла к зеркалу и взглянула на себя из-за плеча Джейн. О-о-о! Отлично! Взрыв-на-макаронной-фабрике нервно курит в стороне! Наверно, тот мужик в автобусе принял меня за хиппи… Я вытащила из сумки расческу и попыталась пригладить торчащие во все стороны и спутанные волосы, но они упрямо не хотели лежать, как следует. — Не старайся… — опять лениво произнесла Джейн, с некоторым сочувствием глядя на меня в зеркало. – Они у тебя всегда такие… — Я знала, что ты это скажешь, — парировала я и пошла мочить расческу в воде. Мне все-таки удалось привести стрижку в мало-мальски приличный вид. Потом начали подходить дети с родителями, и мне уже было не до прически. Но все утро меня не оставляли размышления о сегодняшнем сне. Может быть, это мое подсознание так реагирует на мужчину в доме? Или мне нужно расширить круг молодых людей, с которыми я общаюсь? Или я наслушалась вчера Рика с его свадебной новостью? Или все-таки у меня к бедняге Эдварду расцветает скрытое светлое чувство?.. Ой-вэй… К полудню, когда мы с ребятами отправились на прогулку, я поняла, что надо с этими мыслями что-то делать, и повелела себе не думать об Эдварде, свадьбе, кольцах и балетках. Психотерапия повлияла положительно, и мне удалось полностью включиться в рабочий режим. Дети сегодня вели себя на редкость хорошо, почти не дрались и не ругались, и даже с первого раза послушались, когда я попросила всех встать в одну колонну, чтобы идти на обед. По всем признакам, я должна была вернуться домой в хорошем настроении, что бывало не так часто, как хотелось бы. Но… Когда в 17.20 прозвенел звонок, возвещающий, что двери детского сада сейчас будут заперты после рабочего дня, я все еще зависала перед зеркалом. Волосы опять взъерошились, наэлектризовались (остатки грозы, что ли, в воздухе витают?) и выглядели ужасно. Я сбегала к умывальникам, намочила расческу, вернулась в группу и предприняла последнюю попытку привести себя в порядок. И только тогда услышала, как от окна нашей группы со стоянки отъезжает машина завхоза, который обычно и запирает двери здания. Я бросилась бегом к выходу из садика и дернула дверную ручку. Заперто. Саманта, на конкурсе «Тормоз года» ты бы отхватила первенство… Достав трубку мобильного из кармана, я набрала номер Джейн. — Алло-у? – как всегда неторопливо сказала та. — Джейн, слушай, у тебя есть номер телефона мистера Хопкинса, завхоза нашего? — Вряд ли… А может и есть… Но скорее всего нет… — Глянь, пожалуйста. Если есть, скинь эсэмеской, о’кей? – я подождала, пока она лениво выдаст свое «ладно» и положила трубку. Ох, ты… Главное, чтобы Эдвард не сильно волновался и не делал глупостей, пока меня не будет… Я пошла по коридору в надежде успокоиться. Эсэмески все не было. И снова не было. И опять не было. Я не выдержала и перезвонила Джейн сама. — Но ты же сказала, «если есть — скинь», а у меня нет, вот я и не отправляю… — пояснила свое молчание напарница. Иногда она меня раздражает. Я отключилась и поискала в телефонной книжке номер нашего директора. Влетит мне, конечно, но что делать, Эдвард дороже… Конечно, директор выложил, все, что обо мне думает, но телефон завхоза дал. Я быстро поблагодарила (за телефон, не за взбучку), и набрала мистера Хопкинса. — Мистер Хопкинс, простите за беспокойство… Это Сэм Ивейн из третьей труппы. Вы знаете, мне неловко вас тревожить, но вы меня заперли в здании… Да, внутри, где ж еще? Дело в том, что я очень, очень тороплюсь домой… Да, поклонники ждут. С десяток набилось в квартиру и ждут. Вы не могли бы меня отпереть? До какого утра?! До утра меня не устраивает! Но вы же недалеко уехали! А-а… простите. Все, жду вас у входа. Шутник, однако. Посиди, говорит, там до утра. Разве ж можно так человека нервировать? Я уселась к стене прям на пол, сумку поставила рядом. Осталось молиться, чтобы мистер Хопкинс успел за 10 минут… *** Но… мистера Хопкинса угораздило поехать через центр. Я ждала, пока он вылезет из пробки, около получаса. Потом еще двадцать минут парилась на остановке, опоздав на автобус. Полчаса, сжав зубы от досады, терпела назойливые приставания какого-то морально ограниченного парня, севшего со мной на одно сиденье в салоне подошедшего наконец следующего автобуса. К семи вечера, когда я находилась у своей двери, я была уже на взводе. Мне хотелось одного: упасть в прохладную ванну с ароматизированной солью и лежать там до утра. Я зашла в прихожую, бросая сумку на тумбу и скидывая кроссовки. — Эдвард? Я дома… — хватило у меня сил сказать перед тем, как я упала на тахту в кухне. В комнате послышался звук открываемой балконной двери и знакомое шаркание. И почему он так странно ходит?.. Надо будет спросить, подумала я, лежа с закрытыми глазами и пытаясь расслабиться. — Сэм… — нерешительно произнес Эдвард, стоя рядом со мной. — Ммм? — Я… порвал ткань на твоем диване. — Ммм… Держи себя в руках, Сэм, ничего страшного, он не знал, что это новый диван… — Знаешь, это даже неплохо — я всегда хотела увидеть, что они там внутрь запихивают... Но, похоже, исповедь только началась... — А еще разбилась чашка, из которой ты обычно пьешь. — В моей жизни еще будут чашки, Эдвард… — тихое раздражение становилось все труднее сдерживать, и, кажется, мой тон приобрел угрожающую окраску. — А еще… — Сгорел последний телевизор? – я открыла глаза и предупреждающе-сурово взглянула на парня. — Нет. В ванную упала бутылочка с жидким мылом и разбилась. Я собрал крупные осколки, а мелкие не смог... Мне очень жаль, — вид у Эдварда действительно был виноватый, но в тот момент разжалобить меня не мог никто. — Хорошо, что ты мне об этом сказал перед тем, как я туда залезу, — голосом наемного убийцы бросила я, поднимаясь с тахты и направляясь в ванную. Елка-палка! Что здесь творится! Мало того, что вся ванна в мелких прозрачных осколках, так они еще и на полу кое-где! А этот обормот, кстати, босиком по квартире ходит… Ага, и эмаль на ванне покорябалась, отлично! Я пошла в комнату, чтобы сразу оценить размер разрушений, и замерла на пороге. Нет, ну надо же! Мой дорогой диванчик, кто тебя обидел? Кто распорол твой подлокотник на самом видном месте так, что синтепон и нитки флока торчат во все стороны?.. Для укомплектации плохими эмоциями я отправилась обратно в кухню и, обойдя Эдварда, заглянула в контейнер для мусора. Чашка был умело грохнута на несколько частей и восстановлению не подлежала. Что за невезушный день! Виновник стоял и смотрел в пол, не двигаясь с места. — Прости… — тихо проговорил он. Похоже, Эдвард уловил мое настроение. Я применила последнее средство, чтобы справиться с негативом внутри меня, — глубоко вздохнула несколько раз с закрытыми глазами. Вроде помогло. Накопленная за вечер ярость отступила. Я посмотрела на своего жильца. Он тоже глядел на меня, но робко, из-под волос. Горе луковое… — Ладно, проехали. Телевизор цел – и слава Богу! – попыталась пошутить я; получилось мрачновато, но за неимением сейчас лучшего тона в моей коллекции сойдет и так… Эдвард вскинул брови, теперь в его взгляде читалось удивление. — Ты не злишься? Конечно, я злюсь. — Нет, не злюсь. — Я приготовил тебе ужин, — вдруг выдал парень, указывая лезвием на плиту. Э-э-э… Что? Я обалдело обернулась. В раздраженных метаниях я совсем не обратила внимания на стоявшую на плите и укрытую полотенцем кастрюльку. Раскутав ее и приоткрыв крышку, я обнаружила там почищенную и сваренную картошку. — О-о… — только и смогла сказать я. — В холодильнике – рыба из банки, — продолжил удивлять меня Эдвард. Я открыла дверцу холодильника, чтобы уточнить, что такое «рыба из банки» и нашла аккуратно вскрытые консервы из тунца. Выставив их на стол, заметила накрытый салфеткой нарезанный хлеб… Я восхищенно посмотрела на Эдварда. — Ну, ты даешь… Парень расплылся в улыбке. Радуется, что пригодился… Ох, Эдвард… — Схожу в ванную и будем ужинать, — примирительно сообщила я и пошла устранять стеклянный погром. Остаток вечера мы провели за просмотром «Памятной прогулки» — я точно помнила, что в этой киношке есть эпизод со свадьбой, который я обещала Эдварду накануне. У парня, кажется, периодически возникали вопросы по ходу сюжета, но я так увлеклась фильмом, что пару раз отмахнулась от бедняги, и дальше он смотрел без попыток спросить что-либо. Я решила все ему пояснить после окончания кино и тем самым более-менее успокоила свою совесть, которая и так не вполне была довольна моим сегодняшним поведением. Но после фильма, прямо на титрах, Эдвард встал и ушел на кухню. Я подождала минутку, не вернется ли он, но услышала лишь слабый скрип тахты, подтверждающий, что парень покинул мое общество бесповоротно. Обиделся, что ли?.. Блин. Как же я не люблю чувствовать себя виноватой! Голос внутри подсказывал пойти и попросить прощения, но я загнала его поглубже и решила, что процесс зашивания дырки в обивке подлокотника дивана вполне сойдет вместо извинительных слов, и мы с Эдвардом будем квиты. Ведь он сегодня доставил мне гораздо больше проблем, чем я ему… Конечно, совесть на такую сделку не пошла, и, даже пытаясь как следует загнать синтепон под ткань, я чувствовала, что должна, должна, должна поговорить с Эдвардом… Но – увы! — совести в тот день было суждено работать вхолостую, о чем впоследствии я весьма сожалела. Так и не помирившись с Эдвардом, я легла спать. А ночью, собственно, и началась вся заваруха. Я проснулась от щелчка открываемого дверного замка. Кто-то пытался попасть в мою квартиру. За все время, что я здесь живу, у меня не было ни одного повода усомниться в своей безопасности… Внутри похолодело. Судя по звуку шагов, в прихожую зашло несколько человек. Я лежала на диване спиной к входу и от ужаса не смела пошевелиться. И вдруг, как выстрел в голове, — «Эдвард!..» — Кто вы? – тут же услышала я голос парня. Вошедшие не ответили и пошли на кухню. Я сама не понимала, почему я до сих пор лежу и изображаю спящую. Мелькнула мысль вскочить и броситься к Эдварду на помощь, но тело не слушалось, словно скованное. Полная страха и стыда, что не делаю того, что должна, я в полной тишине услышала чужой мужской шепот: — Заткнись. Еще одно твое слово – и она умрет. Пойдешь с нами. И лязг лезвий Эдварда, поднимаемого рывком с тахты. Теперь он молчал. Она – это я? Если не двигаться, я буду жить? Эдвард не скажет ни слова, спасая меня; они спокойно заберут Эдварда, а я буду жить? От этой мысли в голове прояснилось, и оцепенение спало. Если я все равно предназначена в жертвы – смерти или совести – то я выбираю… — Не трогайте его!! – с этим криком я ворвалась в кухню, по пути врубая свет. Я успела увидеть четверых людей в военной форме без нашивок со странными объемными темными очками на лицах и оружием в руках; потом – взгляд карих глаз, умоляюще-страдающий, словно с досадой и словами «Ну, зачем ты…». Двое из пришедших держали Эдварда за локти… Все это промелькнуло за секунду, как вдруг один из военных метнулся ко мне, ударил по лицу так, что я упала, и щелкнул выключателем. — Молчать! – тот же злой шепот. В глазах потемнело не только от снова накатившей ночи. Я сделала попытку встать, и почувствовала, как Эдвард дернулся ко мне, но ни его, ни моим планам было не дано осуществиться. Парня перехватили покрепче, а мое плечо оказалось зажато в тиски накаченной руки того, кто меня ударил. — Пикнешь кому-нибудь – мы его убьем. Завтра – ни шагу из дома, ясно? Мы будем следить за тобой… — слушала я шипящие инструкции мужика. Опять накатила волна ужаса: это происходит здесь, со мной, в моем доме?! — Куда вы его забираете? – дрожащим голосом выдавила из себя я. Мне никто не ответил. Военные протащили Эдварда мимо меня в прихожую. — Сэм… — скорее выдохнул, чем прошептал Эдвард. И это было последнее, что я слышала в ту ночь, потому что в предплечье вонзилась игла шприца, и я погрузилась во тьму окончательно.